Любить и убивать

Глава 25

Кончался рабочий день. И по времени (восемнадцать двадцать три было на его часах), и по физическому состоянию (раздрызган, раздерган, размазан как мокрая половая тряпка), и головка уже вовсе не варила. Домой, под душ, на тахту.

И вспомнил тахту. Такую, какую увидит, придя домой. Разбросанные в судорогах совокупления простынки, скомканные подушки, раскиданные по полу вокруг майка, трусы, носки. Сырцов аж вслух застонал от отвращения.

А потом птичку-колибри вспомнил. И аккуратную такую — прямо-таки изящная геометрическая фигура — дырку с лучиками в стекле окна. Подсознательно дырка эта и не забывалась вовсе, жила в нем постоянно тревожным звонком поджидающей всюду смертельной опасности.

С появлением этой аккуратной дырочки бытовое его существование осложнилось до невозможности. Ни войти в дом по-человечески, ни выйти.

Сырцов оставил «девятку» у Садового кольца и к дому пробрался не многим известным путем: через подъезд серо-синего дома на Садовой, а далее закрытым двориком, из которого был уже никому не известный выход к его подъезду — подвал, ремонтировавшийся беспечными предпринимателями. Для успокоения Сырцов помочился в подвале на свежештукатуренную стенку и одним броском достиг многолистного и толстого вяза, от которого до дверей было метров пять. Не успеют, если что, не должны успеть!

Меж дверей, подождав недолго, быстро набрал код и, ворвавшись в вестибюль, кинул себя на пол, попутно выдернув из-под мышки родимый «байард». Пол был прохладен, а вестибюль пуст.

Последняя возможная засада — в его квартире. Уходя вчера вечером, он просто захлопнул дверь, так что держал ее сейчас лишь английский замок. Стоя далеко сбоку, Сырцов, медленно повернув ключ, ударом ноги распахнул дверь и сжался в комок в бетонном уголке.

Потом, посвистывая, ходил по пустой квартире, гасил свет (он вчера его нарочно оставил), ликвидировал всяческое безобразие и скромно ликовал: хотя бы сегодня неприятностей не будет.

И ликовал зря, и насчет неприятностей ошибался. Бурно ожил телефон. Поколебавшись, снял трубку. Если Светлана, пошлет подальше.

— У вас что, любовница в Звенигороде живет? — недовольно спросила студентка Люба.

— Почему в Звенигороде? — задал тупой вопрос вышибленный из седла Сырцов.

— Вчера весь вечер и всю ночь звонила, сегодня с утра беспрерывно наяриваю, а вы, несносный ловелас, на лоне природы, как сомовский Маркиз, в любовные игры играете.

Сырцов пришел в себя и оскалился, как щука.

— Фразочку-то долго, наверное, придумывала?

— Долго. Времени-то у меня навалом было.

— Случилось что-нибудь, Люба?

— Случилось. У меня ухажер новый появился.

— Я серьезно, Люба.

— И я серьезно. Сначала незаметно ходил за мной с самого раннего утра, не делая никаких попыток познакомиться, а когда понял, что я его засекла, сразу же пристал как бы от обуревающих его чувств.

— А может, они его и вправду обуревают?

— Я что, обуреваемого от необуреваемого не отличу?

— Я — обуреваемый или необуреваемый?

— Вы — беспечный и легкомысленный. Неужели не понимаете, что за всеми этими подходцами одно — поиск Ксюши.

— Давайте, Любаша, про подходцы.

— Подходцы — элементарные: вроде он меня давно уже заприметил, месяца полтора как, а подойти от застенчивости боялся потому, что я чаще всего с подружкой была, с высокой такой, худенькой брюнеткой. А теперь брюнетки нет, и он подошел. И сразу же поинтересовался, не поссорились ли мы с брюнеткой.

— И долго вы с ним беседовали?

— От памятника Энгельсу до Мансуровского.

— Много успели. Каков он?

— Красавчик. Вроде Ваньки Ряузова. По-моему, не шибко умен.

— Что ж, спасибо за информацию, Люба.

— Ну и ну! Вы думаете, это все? Я специально для вас согласилась на свидание с ним.

— Неужто вам неизвестно, что инициатива наказуема! Когда свидание?

— Через пятьдесят минут. В восемь. Опять же у памятника основоположнику. Вам ведь хочется на него посмотреть?

Не очень-то и хотелось, но придется. Ни душика тебе, ни тахты. Сырцов непроизвольно вздохнул и проинструктировал:

— Вы, Люба, минуток на десять — пятнадцать опоздайте, ладно? Я там без вас немного покручусь, осмотрюсь…

— А потом за нами будете незаметно следить, да? — азартно догадалась Люба.

— Только Бога ради, не старайтесь меня обнаружить! — испугался Сырцов.

— Я — дура, да? — обиделась Люба и повесила трубку.

Машину он оставил в Хрущевском и пешком спустился по Пречистенке к весьма гордому собой Энгельсу. Хорошее место для работы: все просматривается насквозь, масса уголков для неподозрительного пребывания в них.

Сырцов устроился в щеголеватом иностранном прозрачном домике — новой остановке тридцать первого троллейбуса.

Красавчик появился без пяти восемь. Прочитал его Сырцов на втором его круге: перейдя Саймоновский проезд у ресторана «Трен-Мос», красавчик прошел мимо бара, сапожной мастерской, магазина «Книги» и у Сбербанка пересек Остоженку. Постоял у лотка с булочками, купил розанчик, живо сожрал.

Просек его Сырцов, понятно, раньше, когда тот завершал первый круг от Энгельса через Пречистенку, мимо метро, на переход Волхонки, но стопроцентно прочитал вот сейчас: красавчик совсем рядом от него, жадно жуя и не двигая головой, старательно осматривался — ворочал глазами. В пределах первоначального профессионализма, но можно было бы и помастеровитее.

Не знал красавчика Сырцов и не видел никогда, это точно. Подкачан чрезмерно (видимо, помимо культуризма еще и анаболики), голова маловата для искусственно развитых плеч, но лицо миловидное, даже нежное, с прямым носом, пышными губками, четким подбородком, одет классом выше рядовых быков: без особого металла башмаки, хорошие, скорее всего пошитые на заказ темно-серые легкие брюки, маечка-фуфаечка с рукавами. Но розанчик лопал скверно, откусывая и глотая, как гусак.

По первому впечатлению — без связного, но следует окончательно в этом убедиться, когда появится Люба. Красавчик проделал малый круг, окольцевав скамейки у памятника, поднялся на выложенную плитами площадку и уселся наконец. Судя по всему, красавчик не курил — не потянулся после перекуса за сигаретами, и поэтому сейчас ему делать было нечего. Изредка, широко разевая пасть с отменными зубами, зевал. Обуреваемый чувствами-то!

Люба была точна, как караул у Мавзолея: явилась ровно в двадцать пятнадцать. Сырцов сморщил нос от удовольствия: в нахально обнажавшем все, что можно, платьице она была чиста, свежа и невинна, как весенний букет ландышей.

Смеясь, поздоровалась с красавчиком, уселась рядом. Красавчик, скотина, подняться навстречу даже и не подумал. Но и знака никакого условного не подал. Теперь надо ждать, когда парочка встанет и пойдет. Но пока красавчик шевелил пухлыми губами, а Люба даже с некоторым изумлением смотрела на него. А он все говорил, говорил, говорил. Она не выдержала, вскочила на ноги и опять засмеялась. Красавчик тоже встал, и они пошли. Она — впереди, он — сзади. Сигнал не подал, один, значит, на вольной охоте. Теперь говорила и говорила Люба, причем не сбиваясь с явно намеченного маршрута — в сторону своего дома. Говорила, наверное, о том, почему ей нужно быть дома, а не с таким неотразимым красавчиком. Красавчик изредка хватал ее за руки, сукин кот, старался переубедить и увлечь в неведомые, чертоги забвенья и наслаждений. Начистил бы ему рыло Сырцов с большим удовольствием.

Дошли до Мансуровского, встали на углу. Красавчик шариковую ручку достал и бумажку (вроде доллар), на ней Любин телефон записал. Зря, конечно, она ему номер сообщила, но, с другой стороны, иначе не отвяжешься, да и лишние подозрения вызовешь. Ну, прощайся с ним, девочка.

Красавчик подождал, когда Люба скрылась в подъезде, опять зевнул во все хлебало и пошел по Пречистенке. Дело, в принципе, бесперспективное, но в обязанности сыщика эти игры безусловно входят. Кошки-мышки, специфическая игра, в которой кошка при малейшей своей ошибке превращается в мышку.

Красавчик от перегруженности мышцами ходил не быстро, в общем ритме шедших тротуаром, что облегчало Сырцову слежку. Красавчик, не проверяясь, доколдыбал до Зубовской, перешел ее и вдоль сплошного ряда торговых палаток направился к метро «Парк культуры».

По пути трижды останавливал быстрым вопросом троих граждан подходящего возраста и в подходящем прикиде. Выслушав ответ, согласно кивал и шел дальше. На всякий случай сбивал с толку гипотетического преследователя (Сырцов был стопроцентно уверен, что красавчик его не просек). Неплохо, но чуть демонстративно и однообразно.

У метро его ждал темно-синий «форд». Красавчик быстро сел на переднее сиденье рядом с водителем, и «форд», с места взяв под шестьдесят, выскочил на Крымский мост и — с концами. Сырцов водителя не разглядел, но номер «форда» запомнил. Да толку что: его и не прятали.

Много времени отняло возвращение домой: под душ он встал в одиннадцать, а в одиннадцать двадцать позвонила любознательная Люба.

— Выследили его, Георгий?

— А зачем?

— Как — зачем? — страшно удивилась Люба. — Выяснить личность преступника, его связи и, естественно, привлечь к ответственности.

— За что? За то, что с вами познакомился? Лучше скажите мне, Люба, голос нашего красавчика ничем не напоминает тот красивый баритон, что беспокоил вас два дня тому назад?

— Ну что вы! Красавчик — сявый, а тот в пределах допустимого интеллигентен.

— Второй вопрос. О чем он так пылко и долго говорил вам?

— О любви, понятное дело.

— А еще?

— Ахинею нес соответствующую. Что однажды, когда, мол, мы были с Ксенией, его приятель, который его сопровождал, с первого взгляда влюбился в нее и теперь, по мнению красавчика, нам неплохо было бы всем четверым объединиться в теплую компанию, предающуюся простым радостям бытия.

— Жидковато, Люба.

— Так а я о чем говорю!

— И на чем остановились?

— Он завтра позвонит.

— Кстати, как зовут его?

— Противоестественно звучно: Арсений.

— Своего телефона вам не дал?

— Не-а. Говорит, только-только новую квартиру купил. Без телефона пока.

— Ясненько. Чем вы завтра собрались заниматься?

— Послезавтра у меня главный экзамен — латынь.

— Значит, завтра зубрить будете. Если Арсений вам позвонит, сразу же звоните мне.

— А если не позвонит?

— Тогда тем более, Люба, тем более!

— Не разбираюсь я в ваших сыщицких изысках, но все исполню. Кстати, Георгий, а вы почему мне о любви не говорите?

— «О любви не говори, о ней все сказано!» — достаточно фальшиво спел Сырцов.

— Это мне не говорить или вам?

— Мне, мне!

— Тогда я вас нежно целую, Георгий. — И положила трубку.

Спать, спать. Уж был денек! Для того, чтобы быстрее заснуть, Сырцов в картинках представил этапы большого пути: пробуждение на даче у Деда после четырехчасового похмельного сна, полтора часа мучительного въезда в Москву, топтание у подъезда свежеубитого Мишани, отвратительное общение с Англичанином, пентхауз, крыша, любезный Логунов и нелюбезная Светлана Дмитриевна с загадочной горничной Элей, легкая прослушка диалога семейной пары, подхалимская с его стороны беседа с Вовкой Демидовым, вползание в дом родной, выползание, топтание вокруг Любы и красавчика Арсения, снова вползание в дом и телефон, телефон, телефон…

Телефон звонил, а Сырцов крепко спал.

Но уж утром телефон разбудил его. Не снимая трубки, он глянул на наручные часы. Ровно восемь. Воспитанные люди в такое время не звонят. Откликнулся на звон невоспитанного:

— Ну?

— Извините меня, Георгий Петрович. Я понимаю, что я — невоспитанная хамка, но, клянусь, нет никаких сил вот так бессмысленно и безнадежно ждать.

— Здравствуйте, Светлана Дмитриевна, — просипел Сырцов и перевел себя из горизонтального положения в вертикальное. Заговорил звончее: — О возможности вашей встречи с Ксенией я смогу сообщить вам не ранее второй половины дня.

— Еще раз извини меня, Георгий, я не поздоровалась. Но у тебя есть хоть какая-нибудь уверенность в том, что эта встреча может состояться в ближайшее время?

— Уверенности у меня хоть отбавляй, — разозленный переходами с «вы» на «ты» Сырцов закусил удила. — А ближайшее время — понятие весьма растяжимое. Еще раз повторяю: во второй половине дня!

— Мне позвонить вам или вам удобнее звонить мне? — топким голосом осведомилось робкое дитя Светлана Дмитриевна.

— Я — вам. С трех будьте у телефона.

— А может быть, лучше мне? Из автомата позвонить?

— Куда? — раздраженно осведомился Сырцов.

— Вам, вам!

— Что — враг подслушивает? Не беспокойтесь и делайте, как сказал я.

— Ты — единственная моя надежда, Георгий! — в который раз повторила она.

До десяти времени навалом. Можно и человеком себя почувствовать. Не дергаясь, побрился, помылся, сознательно позавтракал и даже за газеткой «Спорт-экспресс» спустился, чтобы кофе пить подобно истинному джентльмену — параллельно знакомясь с новостями. Хотя бы спортивными. Ну что ж, «Спартак» опять выиграл (Деду радость), Шумахер заделал всех в «Формуле-1», наш хоккеист давал интервью, как неплохо он живет и играет в Америке. Сегодняшний номер Сырцов прочитал от корки до корки, а вчерашний и позавчерашний просмотрел: о новостях этих знал, краем уха по радио слышал.

А вот и десять, а вот и Демидов:

— Капитан Демидов.

— Старший лейтенант запаса Сырцов. Здравия желаю, товарищ капитан!

— Здорово. Ну, кое-что я тебе накопал. Записывай.

— Дед научил запоминать.

— Тогда слушай. Элеонора Михайловна Есипова, тысяча Девятьсот семидесятого года рождения, русская, образование незаконченное высшее — курс полностью прошла, но диплом не защитила в бывшем Плехановском, ныне каком-то университете…

— Когда? — перебил Сырцов.

— Что — когда?

— Когда должна была диплом защищать?

— Летом прошлого года.

— А когда к Логуновым в услужение поступила?

— Летом прошлого года, — повторил Демидов и сам удивился: — Любопытная картинка!

— Без сомнения. А что дамочки из РЭУ говорят?

— Ох и говорят! Но пока закончим с анкетными данными. Не замужем…

— А была? — перебил Сырцов.

— Была, была. Год замужем была.

— Есипова — фамилия мужа?

— Нет, родительская. Ты будешь слушать или нет?! Прописана у матери на Нагорной улице…

— Прописана или живет? — опять не Выдержал Сырцов.

— Я трубку брошу, — ласково пригрозил Демидов.

— Ну, извини, извини, — бойким баском (чуял, что виноват) сказал Сырцов. — Но, как я понимаю, с официозом все?

— Все. Теперь неофициальные сведения. — Хотел быть серьезным молодой Демидов, но не выдержал: — Туалеты от Зайцева! Информация от дамочек! Получайте все это и никогда не прогадаете!

— Хочу получать и не прогадывать, — хищно помечтал Сырцов.

— Получай! — великодушно объявил Демидов. — Элеонора Михайловна Есипова — дама высокомерная, нахальная и некультурная уже потому, что другим дамам, дамочкам из РЭУ, при оформлении на работу даже улыбнуться не соизволила ни разу. Но это, с их точки зрения, еще цветочки. Элеонора до Логуновых добирается изредка на городском транспорте, но чаще всего ее подвозят на шикарном «БМВ». Это прислугу-то! И в 19.00 отвозят назад.

— Возит хозяйский шофер? — быстро спросил Сырцов.

— Вот и неправдочка ваша! — кому-то подражая, возразил Демидов. — Посторонний паренек в шикарном прикиде. И живет-то наша Элеонора не там, где прописана, а в шикарном новом доме у Абельмановской заставы. Ты знаешь, Жора, я бы этих дамочек к нам топтунами с удовольствием взял, хотя бы на полставки. Вот ведь работают!

— Еще что-нибудь есть?

— Пока все. Но дамочки обещали еще кое-что подкинуть.

— Вовик, еще одна просьба! — заныл Сырцов. — Позвони в РЭУ на Нагорную и сообщи тамошним дамочкам, что завтра у них будет ваш секретный представитель Сырцов Г.П.

— Ты — как пиявка! — деланно возмутился Демидов. — Вопьешься и не оторвать! А я хочу служить беспорочно.

— Согреши, Вова! — взмолился Сырцов.

— Не согрешишь — не покаешься, — понял Демидов.

К Деду добрался кружным путем: по набережной, на Беговую, Бутырской, Яблочкова, через Отрадное и на Осташковское шоссе. Суетно, зигзагом и нескоро, но зато за МКАД проверка на узком асфальте — лучше некуда. Проверился. Вроде за собой никого не тащил.

Вот и поворот направо, на новую ТЭЦ. Дал как следует и выкатил к Тайнинке. Там повертелся по бывшим дачным улочкам и наконец решился выехать на Ярославское шоссе.