То, что выдавалось за выпускной вечер, мало походило на подобное мероприятие в прошлом. Ни тебе президиума, ни тебе речей, ни тебе ценных подарков и грамот особо отличившимся. У стены громадного зала стояли в цивильных костюмах коротко стриженные выпускники, весьма корявые без привычных кожаных курток, широких в мотне порток и кроссовок до икр.
Ректор еще вручал дипломы, а многочисленные приглашенные расползались по коридорам меж бесконечных аляфуршетных столов — холява!
Сырцов посмеялся недолго с коллегами у преподавательской стойки, незаметно отчалил от нее и пошел себе бродить по залу.
Бродил и размышлял о том, почему он сегодня оказался здесь. Торопился, боялся опоздать, одевался тщательнейшим образом, чтобы бессмысленно и неприкаянно толкаться среди совершенно незнакомых людей.
— Ну, ты хорош, Жора!
Сырцов аж дернулся: прямо в ухо прокричал ему слова одобрения и восхищения Николай Григорьевич Сергеев, Коляша Англичанин. Немыслимый пижон, он с неподдельным интересом рассматривал наряд Сырцова. А посмотреть было на что: экипировкой сыщика занималась изысканная дама дворянского происхождения, жена Деда, Лидия Сергеевна Болошева-Смирнова. Раз в пол года, подкопив деньжонок, они втроем — Лидия Сергеевна, Дед и Сырцов — делали объезд дорогих магазинов. Дед-инфарктник хватался за сердце, а Сырцов только вздыхал при виде ценников, но Лидия Сергеевна была неумолима в стремлении, как она говорила, остановить сползание Деда в старческую неряшливость и простолюдство и выбить из Сырцова провинциала. Судя по Коляшиной реакции, ей это удалось. Коляша нежно погладил рукав фантастически сшитого сырцовского блейзера благородного горчичного цвета, взглядом оценил идеальные брюки, легкие и неброские башмаки, черную фуфаечку под горло, уютно и безукоризненно гладко обхватывающую богатырскую сыщицкую грудь.
— Тянусь. Пример перед глазами. Ты, — насмешливо объяснил свое франтовство Сырцов. Коляша оглядел себя (был в смокинге, лаковых штиблетах, при бабочке, но на официанта все-таки не похож, выручала наглая нуворишская вальяжность хозяина жизни) и критически оценил:
— По-дурацки оделся. Не попал. Сюда бы надо попроще.
— Не скажи. Увидя тебя такого, твои пареньки оробеют, и надолго. Что и требуется тебе, большому боссу.
— Ну, и как тебе мои?
— Как все. Вроде бы в порядке, но насчет извилин в голове…
— Достаточно. Для них — достаточно, — обнародовал свое кредо Коляша. — Сыщику еще туда-сюда, а телохранителю думать много — вредно.
— Не скажи… — начал было Сырцов, но его перебил уверенно грассирующий голос:
— Безмерно, до слез из глаз, рад тебя видеть, Коля.
Коляша и Сырцов мгновенно развернулись на каблуках — школа, профессиональная реакция. На них смотрел и поддато улыбался сравнительно молодой человек в легкой бороде (то ли давно не брит, то ли действительно отращивает бороду), а под руку его держала бывшая цыганка, бывший хорошенький мальчик, ныне светская дама Маша, которая уверенно не узнавала Сырцова.
— Ишь ты, Мишаня! — приветливо и слегка покровительственно удивился Коляша. — Ты-то здесь как?
— Хочу написать об этом заведении. Только почему — Академия?
— Об этом у Жоры спроси. — Коляша кивнул на Сырцова. — Он здесь самый главный инструктор.
— Вы мне нужны, Жора! — бесшабашно обрадовался Мишаня. — Могу я называть вас Жорой?
— Представь меня столь симпатичным молодым людям, Михаил, — вступив в разговор низким влекущим контральто, предложила Маша.
— И то! — понял свою оплошность Мишаня. — Это Николай Сергеев, глава детективного агентства «Блек бокс», это Жора…
— Георгий Сырцов, — расшифровал Жору носитель этого имени.
— Значит, Георгий Сырцов, нужный мне человек, — отнюдь не смутившись, продолжил представление Мишаня. — А это, ребята, Маша, Машенька, великолепная Мария — недостижимая мечта лучшей части мужского населения столицы.
— Ты прав, Мишаня. Недостижимая! — Горько сознавая это, Коляша шустро склонился, чтобы поцеловать протянутую Машину руку. Сырцов же эту руку довольно небрежно пожал.
Мишаня был человеком нетерпеливым и без предрассудков. Он обнял Сырцова за плечи правой рукой (это было трудно: Сырцов был выше его на голову), а левой, порывшись за пазухой, извлек визитку:
— Жора, сегодня я поддатый, и еще поддавать надо, но поговорить мне с тобой позарез необходимо. Сегодня — я понимаю, ты понимаешь — никак не выйдет. Слезно молю: позвони мне завтра, домой ли, в газету-все равно. И когда захочешь.
— Завтра я весь день занят, — граммофонным голосом ответил Сырцов.
— Ну, вырви, вырви минутку! — потребовал Мишаня и, легко ткнув кулаком в сырцовский живот, понял: — Вырвешь! По глазам вижу, вырвешь!
— Вырву, — согласился Сырцов. — Но что и у кого?
— Укажу! — хохоча, пообещал Мишаня. — Ты мне правишься все больше и больше, Жора. Пойдем засадим по малости.
— Я за рулем.
— А ты, Коля? — обратился Мишаня к Англичанину, который нежно шептал в Машино ушко понятное (Маша пусто смотрела прямо перед собой. Не слушала). Услышав свое имя, Коляша оторвался от ушка, спросил недовольно:
— Что — Коля, что — Коля?
— Пойдем врежем для порядка, — предложил ему Мишаня.
— А надо? — не столько у него, сколько у Маши спросил Коляша.
— Для чего же вы сюда приехали? — ответила она.
— Вы, конечно, правы, — солнечно улыбнулся Коляша, — но встреча с вами — редчайший и счастливый случай, который я боюсь упустить.
До чего же навострился с дамами общаться бывший уголовничек! Сырцов неожиданно рассмеялся. Маша никак не отреагировала на этот смешок, она обещающе смотрела на Коляшу.
— Не упустите. Мы с Георгием… Георгий, не ошибаюсь?.. — И, с удовлетворением отметив вынужденный кивок Сырцова, завершила фразу: — Мы с Георгием подождем вас, мило беседуя. Он расскажет мне о том, как удобнее и выгоднее убивать, а я — как быстрее и надежней соблазнять.
— Уже! — отчаянно рявкнул Коляша. — Уже соблазнили!
— Еще и не приступала! — прокричала Маша вслед неохотно удалявшемуся Коляше, которого неотвратимо волок к столам за рукав целеустремленный Мишаня. — Вы неуловимы, — без логических и эмоциональных переходов приступила Маша к приватному разговору с Сырцовым. — Я специально приехала сюда, чтобы встретиться с вами.
— Зачем такая прыть? Вечерами я — дома. Могли и просто позвонить, — равнодушно не одобрил ее действия Сырцов.
— Вероятность того, что после этого междусобойчика вы закатитесь в какую-нибудь чужую постель, была весьма велика. Теперь если закатитесь, то только в мою.
— Мерси за предложение.
— Я еще не предлагала, — возразила она. — Это так, для красного словца. У меня к вам предложение несколько иного порядка.
— Придется выслушать вас.
— Без охоты?
— Без всякой охоты, — признался он.
— Косвенное отношение к этому имеет Ксения, которую вы ищете.
— Придется выслушать вас, — повторил он.
— Не здесь, — окончательно решила она. — Дело запутанное, сложное, и я пока не могу говорить до конца.
— Тогда отложим, — быстро нашел выход Сырцов.
— Нет, нет! — Она совсем не по-светски ударила правым кулачком по левой ладони. — Мы должны поговорить сегодня. Вы когда отсюда уезжаете?
— Сейчас.
— Через час, в крайнем, самом крайнем случае через полтора — я у вас. Препоручу Мишаню вашему дубоватому Дон-Жуану и к вам. Договорились?
— Мне деваться некуда, — понял Сырцов, напряженно и с легкой ностальгической завистью поглядывая на столик, за которым резвились Коляша с Мишаней. — А волосатик — он кто вам?
— Пока компаньон.
— По этому делу?
— Да, на начальном этапе.
— Ох и рискуете вы!
— Но вы его совершенно не знаете.
— Я их знаю, — подчеркнув «их» интонацией, возразил Сырцов.
А Мишаня, полноправный представитель «их», с удовлетворенной и неудовлетворенной полуулыбкой Джоконды на устах вместе с Коляшей возвращался к ним.
— А вот и мы! — с визгливой интонацией коверного объявил Коляша.
— Заждались! — трепетно призналась Маша. Коляша подозрительно поднял брови: где-то рядом бродила подначка с издевательством. Но был он под приличным кайфом и не хотел думать о плохом. И потому сказал:
— За это премного благодарны вам, богиня. — И к ее ручке потянулся, чтобы еще раз лобызнуть. Она милостиво позволила. Он лобызнул.
— Я домой пойду, — вслух решил Сырцов, на что Коляша резонно заметил, не отрывая многообещающего взгляда от Маши:
— А что тебе делать? Водку не пьешь, за дамами не ухаживаешь…
— Разрешите откланяться, — никому не подавая руки, Сырцов сделал шаг назад и действительно слегка склонил голову. Как Лидия Сергеевна учила. Получилось, надо думать, неплохо, потому что оставшаяся компашка притихла в робости от такого обращения. Только когда он отошел от них достаточно далеко, взвился в прощальном слове Мишаня:
— Жорик, так я завтра жду твоего звонка! Весь день жду!
На громадной автостоянке автомобили существовали в своей, без людей, таинственной жизни. Они отдыхали и, казалось, отдохнув, сами по себе двинутся по своим делам. Сырцов открыл «девятку», порылся в бардачке, извлек тяжеленную связку ключей и отправился на поиск бордовенькой «хонды». Две «хонды» попались сразу же, но бордовенькая не давалась в руки. Ишь, шалунья! Ну, куда ты по бабской прихоти притулилась? Конечно же, все передом — на выезд чтоб удобнее, а бордовенькая задом!
Не мигала, не щелкала, не постанывала, не крякала. Если в «хонде» и была сигнализация, то сейчас, скорее всего, она не включена. Завыть может тогда, когда он будет вводить шершавого. Осторожно, не торопясь, он вставил подходящий ключ в дверной замок. Не завыла. Теперь второй опасный этап — поворот ключа. Молчала «хонда», молчала!
Сырцов спокойно, в «хонде» как в своей, уселся за руль. Для начала — осмотр, благо освещение позволяло: чуть в стороне ярко и мертво светила люминесцентная лампа на высоком столбе.
У нашей дамочки в руках ничего не было, а в маленькое полудекольтированное вечернее платье вряд ли можно что-либо спрятать. Итак, где сумка? В бардачке — обычная дамская мелочь, за стеклом заднего обзора — только аптечка. Франтовской женский клифт, брошенный небрежно на соседствующее с водительским сиденье. Ах ты моя хитроумная лапочка! Сырцов переместил пиджачок на спинку и пошарил на полу под капиталистически удобным сиденьем. Вот и сумочка, скорее сумка.
Круглые, квадратные, цилиндрообразные пудреница, общий косметический набор, губная помада, тушь для ресниц, духи. Носовой платок, запасные колготки в комке, ключи. Наконец-то!
Сырцов раскрыл записную книжку. Для начала хотелось посмотреть на букву «С». Но и смотреть не надо было: на нужной страничке алфавита лежала визитная карточка, на которой витиевато отпечатано: «Шеф-директор детективного агентства „Блек бокс“ Николай Григорьевич Сергеев». С угла карточки сквозь условную паутину мишени смотрело на Сырцова отчаянно волевое лицо то ли Шерлока Холмса, то ли Штирлица. Уже не зря решился на мелкую уголовщину.
Вздохнув, Сырцов кинул книжку в сумку и сделал все как было. Пробегать в спешке по рядам Машиных знакомцев — бессмысленно. Эти ряды следовало изучать под микроскопом, но бодливой корове Бог рогов не дает. На всякий случай позаимствовав визитку владелицы сумки, Сырцов вздохнул еще раз и чисто автоматически сунул руку за противосолнечный щиток над баранкой. На ощупь понял: магнитофонная кассета. Сырцов извлек ее и осмотрел. Кассета как кассета. Ее бы послушать. Но в «хонде» не было магнитофона, только радиоприемник. Тем более интересно: не Фреди же Меркури с группой «Куин» на пленочке записан, а нечто более важное, что необходимо иметь под рукой.
Сырцов вздохнул в третий раз, вернул на место кассету, осмотрелся внимательно — все ли в порядке? — вылез, закрыл «хонду» и направился к своей распрекрасной «девятке».
И в «девятке» не было магнитофона. Погоревав по этому поводу, Сырцов включил мотор и, поплутав среди автомобилей, выбрался на Старокалужское шоссе.
Он ни о чем не думал. Полученная информация отложилась в нем до востребования. Он крутил баранку и насвистывал песенку о художнике, который рисует дождь.