Любить и убивать

Глава 4

Звонок раздался ровно в четырнадцать ноль-ноль, в два часа. По дамским понятиям, как раз середина дня. Сырцов снял трубку после первой же трели.

— Слушаю вас, — сказал он строго.

— Я звоню, — сообщила Светлана Дмитриевна робко.

— Откуда? — поинтересовался Сырцов.

— Из автомата.

— Вы — молодец. Нам надо встретиться и поговорить. Только не у вас дома.

— Господи! — облегченно и расслабленно произнесла она. — Вы согласны!

— Не в этом дело… — озабоченно прервал ее Сырцов.

— Именно в этом, — радостно сказала она.

Она выбрала китайский ресторан у Никитских ворот. Когда он подъехал со стороны Пушкинской площади, то краем правого глаза просек ее «мерседес» на Малой Бронной. И неприметную «семерку» просек. Его «девятка» свернула направо, на Спиридоновку, прокатилась переулками, у Патриарших прудов выбралась на Малую Бронную и, завершив круг, встала сзади «семерки». Сырцов тщательно закрыл свою «девятку», подошел к незаметному «Жигуленку» и, наклонившись, заглянул в салон. Один человек за рулем, и все. Не таясь, Сырцов разглядывал его терпеливо, нагло и долго. Человек сидел не шевелясь и, положив руки на рулевое колесо, настойчиво смотрел перед собой.

Молод, накачан, коротко стрижен. Профиль невыразителен. И весь неинтересен, за исключением больших оттопыренных ушей, которые от напряжения окрасились в цвет пролетарского флага. Что делать ему сейчас — не знает. Сырцов садистски нависал над ним и молчал до тех пор, пока уши водителя не приобрели цвет любимого сырцовского вина «мукузани».

— Езжай отсюда, паренек, — после этого посоветовал Сырцов. Паренек панически молчал. — Дело ты свое сделал, узнал, что я встречаюсь в ресторане со Светланой Дмитриевной. А потом она поедет к себе домой, я поеду к себе домой. Так и доложишь своему бугру. Езжай, а?

«Семерка» вдруг взревела и рванула с места. Паренек так и не взглянул ни разу на Сырцова, который посмеялся и пошел в ресторан.

Опять удивился он тому, как может быть хороша сорокапятилетняя женщина. Порывисто, как девочка, и в то же время изящно поднялась ему навстречу из-за стола царица зала. Все тутошние мужчины (даже китайцы) украдкой смотрели на нее.

— До чего же я рада… — Она нежно улыбнулась и протянула ему руку. Для рукопожатия? Поцелуя? Он пожал ей руку и даже потряс. — Шокинг — ваше главное оружие?

— Мое главное оружие — десятизарядный пистолет «байярд».

— И еще игра в глуповатого простака, — добавила она. — Присаживайтесь, Бога ради.

Ее здесь хорошо знали. От желания угодить постоянной клиентке официант зверски щерился, считая, вероятно, что таким образом он улыбается. Расставив по столу емкости с побегами бамбука, черными яйцами, серыми акульими плавниками, лапшой, рисом и едкими до ядовитости соусами, он сипло и тихо (очень хотел угодить) сообщил:

— Все ваше любимое, Светлана Дмитриевна.

И осторожно, на носках двинулся за ресторанные кулисы.

Глядя на его удаляющийся толстый зад, Сырцов спросил, утверждая:

— Вы ему на чай «зелеными» отстегиваете?

— Зондируете почву насчет того, в какой валюте я намерена расплачиваться с вами? — вопросом на вопрос ответила она. Молодец дамочка. Но что-то слишком быстро решила овладеть командными высотами. Сырцов тухло посмотрел на нее, откинулся на стуле, вытянул ноги, засунул руки в карманы и, переведя взгляд на собственный скрытый рубашкой пуп, сказал без выражения:

— Мадам, если я соглашусь работать на вас, то все условия, я подчеркиваю — все — буду диктовать я. В том числе и условия оплаты. Так что зондировать, намекать, выторговывать, просить и те де, и те пе я не собираюсь. Но это если я соглашусь.

Она смертельно испугалась первых же его слов. А когда он после своего короткого монолога поднял на нее глаза, она была в панике. Потянулась через стол, коснулась долгой ладонью его предплечья, по-собачьи виновато попыталась заглянуть ему в глаза. Не сумела заглянуть, убрала руку, опустила очи к полу и залепетала сбивчиво:

— Очень, очень прошу вас простить меня. Вы неправильно меня поняли, я пошутила, попыталась пошутить и пошутила неудачно.

— Пошутили вы весьма удачно, — не согласился Сырцов. — Но на будущее советую осторожнее выбирать темы для ваших шуток. Я горд, как Конек-Горбунок.

— И так же всесильны, как он, — поспешно добавила Светлана Дмитриевна.

Что ж, бунт подавлен, теперь можно и поблагодушествовать.

— Вот такие шутки мне нравятся. — Он подобрал ноги, придвинул стул поближе к столу, принюхался. — Китайцы все это сами едят или на нас, русских, проводят полевые испытания?

Она не слушала его ахинею, она лишь видела его добродушное лицо и радовалась, что все обошлось. Поняв, что он кончил говорить, быстро-быстро стала выстреливать короткими вопросами:

— Значит, вы не отказываетесь, да? Чем я могу помочь на первых порах? Что вам для начала необходимо? И с чего вам удобнее начать?

— Стоп, — приказал он, и она тотчас умолкла. — На первых порах вы должны внимательно выслушать меня. Начну с вопросов. Вы сегодня звонили мне из телефона-автомата. Считаете, что ваш телефон прослушивается?

— Да, — твердо сказала она.

— Вообще или конкретно ваши разговоры?

— Вообще. Вероятнее всего, кто-то весьма интересуется деловыми контактами мужа. Но мне тоже не нравится, что мои приватные разговоры слушает непрошеный третий.

— Вы заметили, что за вашим «мерседесом» следует хвост?

— Хвост — это когда следят? — нервно догадалась она. — Нет, не замечала. За мной следят? Но зачем?

— Вот это я и хотел бы знать в первую очередь. И узнаю. Теперь вот что: мне необходимо осмотреть комнату Ксении. В связи с этим еще вопросы. Хотите вы или не хотите, чтобы о моей работе знал ваш муж?

— Не хочу.

— Почему?

— Потому что они два года уже как кошка с собакой. И потому, что он махнул на нее рукой.

— Так плоха?

— С его точки зрения.

— Завтра утром он будет дома?

— Его и сегодня не будет. Вчера он на три дня улетел в Женеву по делам.

— Ксения внешне — хороша?

— По-моему, да. Но я мать. Судите сами. — Она раскрыла сумочку и, не глядя, нашла (заранее приготовленную) фотографию девять на двенадцать. Протянула ему. Вопрошающий взгляд, невеселая полуулыбка. Нос и рот материнские, а брови, видимо, отцовские: резко вскинутые, с надменным переломом.

— Худенькая? — поинтересовался он, продолжая рассматривать снимок.

— Былинка, — тоскливо подтвердила она.

— Завтра с утра я у вас. Постараюсь появиться со стороны: мне тоже не хочется, чтобы непрошеный третий знал о нашей встрече. Так что не удивляйтесь, если обнаружите меня, незваного, в вашей квартире. О связях Ксении, ее подружках, дружках, приятелях и приятельницах поговорим завтра же: может быть, где-нибудь — у нее, у вас — обнаружатся перспективные фотографии. Ведь кроме этого портрета при вас никаких снимков нет?

— Фотография мужа, — призналась она.

— Покажите, — неожиданно предложил Сырцов.

Она покорно порылась в сумочке и извлекла цветную фотку. Сырцов думал, что банкир Логунов значительно старше. Именно на него презрительно смотрел сорокалетний красавец в смокинге и с бокалом в руке. На презентации, значит. Что ж, они со Светланой Дмитриевной идеальная пара. Сырцов вернул фотографию и сказал:

— Теперь об оплате. Мой рабочий день стоит сто пятьдесят долларов. Непредвиденные расходы в эту сумму не входят.

— Я принесла с собой тысячу долларов. Этого пока хватит? — робко спросила она.

— Вполне. К завтрашнему дню я приготовлю расписку.

Она вручила ему конверт, проследила за тем, как он прячет деньги во внутренний карман, и облегченно рассмеялась.

— А теперь давайте немного выпьем и поедим, Георгий Петрович!

— Товар закуплен, можно и расслабиться, да?

— Зачем вы так? — низким голосом спросила она, ибо хорошее настроение покинуло ее.

Действительно, зачем он так? Затем, что она богата, хороша собой и у нее красивый, уверенный в себе муж, хозяин жизни? Затем, что они — идеальная пара? Затем, что его, Сырцова, наняли, как носильщика на вокзале? Затем, что он взял тысячу долларов?

— Затем, что я — полный идиот, Светлана Дмитриевна. Простите меня.

Она мелко покивала — прощала — и тихо заплакала. Поплакала недолго, вздохнула прерывисто, промокнула платочком Глаза и попыталась улыбнуться.

— Светлана Дмитриевна, вот вы плачете, — нарочито бойко начал он, — а ресницы у вас не текут. Ведь должны же течь, тушью крашенные! А не текут. Почему?

Слава Богу: улыбнулась по-настоящему. Ответила:

— Есть тушь, которая не течет от слез. Надеюсь, вы не обидитесь, если я скажу, что она очень дорогая?

Все-таки дамочка — молодец. И об этом ей надо сказать:

— А вы молодец, дамочка.

— Иногда, — частично согласилась она, быстро разлила из графина по рюмкам и предложила: — За то, чтобы все хорошо кончилось.

— Нельзя пить за несделанное, — строго возразил он.

— За что же тогда нам с вами пить?

— За удачу. Она не зависит от работы. Она приходит или не приходит.

— За удачу! — возгласила она, и они чокнулись.

Только они приступили к кофе, как раздалось разухабистое и громкое:

— Светка!

Светлана Дмитриевна посмотрела перед собой (сидели напротив входа), на мгновение ожесточилась лицом и, отчетливо выговаривая слова, прошептала:

— …твою мать!

Сырцов обернулся. В дверях, эффектно задранной рукой касаясь косяка, вольно стояла гражданка в широких, почти цыганских одеждах. Светлана Дмитриевна обнажила зубы в лучезарной улыбке, призывая:

— Иди к нам, Машка!

Сырцов опять посмотрел через плечо: интересно же было. Почти в «цыганочке» шла к их столу жизнерадостная Машка. Подплыла, уперлась указательным пальцем в стол, не скрываясь, оглядела Сырцова и сообщила: Ну, где может быть Светка? Конечно же у китайцев, дерьмо вонючее жует, нравится ей, понимаете ли, это! И я, естественно, уже здесь!

— А зачем? — вдруг спросил Сырцов.

— Что — зачем? — не поняла удивленная Машка.

— Здесь-то вы зачем? Судя по всему, вам не нравится вонючее дерьмо, которое именно здесь подают.

— Какой суровый мужичок! — не сбившись со своего ритма, восхищенно удивилась еще раз Машка и, плюхнувшись на стул, требовательно спросила: — Кто таков?

Настало время удивляться Сырцову:

— Как — кто? Мужичок!

— А ФИО?

— В анкетах.

— Перестань, Маша, — попросила-приказала Светлана Дмитриевна.

— А за ним последнее слово, да?

— Я охотно выслушаю ваше, — великодушно разрешил Сырцов.

— Я буду называть вас Федором, — решила в своем последнем слове Маша.

Сырцов подавил в себе желание задать вопрос «Почему?», отвалился от стола, к которому во время разговора в плебейской расслабке прижимался грудью, встал и как бы извинился перед Машей:

— К сожалению, в следующий раз. Я спешу. Всего вам хорошего. Светлана Дмитриевна, мы договорились.

Поклонившись, он быстро вышел из ресторана.

До своего автомобиля бежал. Добежал, уселся, из бардачка извлек наушники (вроде плейеровских, но изящнее), подкрутил колесико у правого уха и прислушался. Хамски упираясь грудью в край стола, успел-таки прилепить микрофон-пуговицу к столешнице. В наушниках потрескивало. Тогда он включил мотор, нахально загнал «девятку» на тротуар и медленно-медленно покатил, уходя от треска. Стоп, приехали. Голоса звучали отчетливо.

Маша. А он — здоровый лось! Интересно, каков он в койке?

Светлана. Ни о чем другом ты говорить уже не можешь?

Маша. Могу. Сколько ты ему заплатила?

Светлана. И об этом не надо.

Маша. О чем же тогда говорить? О том, что вся эта затея не имеет смысла, мы уже говорили не раз.

Светлана. Ты говорила. Раз нам говорить с тобою не о чем, закономерен вопрос: зачем ты меня искала?

Маша. Честно?

Светлана. Честно.

Маша. Если честно, то паренька этого хотела увидеть.

Светлана. Зачем?

Маша. На всякий случай. Может, и мне когда-нибудь детектив понадобится.

Светлана. Все-то ты врешь, Машка! Ну, и как он тебе показался?

Маша. Думала — хуже.

Светлана. Но все-таки?

Маша. Не из качков, из ментов, что уже хорошо. Неглуп, самоуверен, осторожен, что тоже неплохо. На баб внешне не реагирует — ни на тебя, ни на меня, — но это не значит, что вовсе не желает нас, просто выучка настоящая…

Официант. Счет, Светлана Дмитриевна.

Светлана. Спасибо, Гарик.

Официант. Это вам спасибо, Светлана Дмитриевна.

Маша. Расплатилась? Тогда пошли отсюда.

Светлана. Ты не договорила.

Маша. Он что, тебе нравится?

Светлана. Он — единственная моя надежда.

Маша. Надейся, надейся. Пошли.

Никчемный разговор дал только одно: Маша ненужно в курсе. Сырцов снял наушники, включил мотор и задом откатился за «мерседес». Дамы вышли парочкой, но потом разошлись: Светлана к «мерседесу», а Маша к маленькому японцу — «хонде».

Они поехали к Светлане Дмитриевне на Фрунзенскую. Сырцов держал их на длинном поводке, проверяя наличие хвоста. Хвост, во всяком случае активный, отсутствовал. Правда, это еще ничего не доказывало: могли определиться и по точкам, если просчитали возможные маршруты банкирши Логуновой. Посмотрел, как они парковались у дома с пентхаузом. Что ж, развернул пустышку — тоже результат. Возвратился в ресторан, снял микрофон и поехал к себе.