Любить и убивать

Глава 29

Вот этого он никак не ожидал. Ни свет ни заря по московским меркам, а короче — в восемь утра — к нему заявился Валентин Константинович Логунов.

Сырцов, побрившись и приняв душ, еще бродил по квартире, обсыхая перед завтраком, когда зазвонили в дверь.

В глазке маячил солидно, по-банкирски одетый Логунов, бесцельно осматривая лестничную клетку. Сырцов, как был в трусах, не без любопытства открыл дверь.

— Здравствуйте, Георгий Петрович. Я прошу извинить меня за столь ранний визит, но время не терпит… Мы можем сейчас поговорить?

— Отчего же не мочь? Обязательно можем, — ворчливо бормотал Сырцов. — Доброе утро, Валентин Константинович. Проходите.

Голый Сырцов и упакованный в двубортный, темный костюм Логунов — картинка, достойная кисти какого-нибудь бойкого постсоветского сюрреалиста. Устроились по-сырцовски привычно: он сам на тахте, а Логунов в кресле.

Спазматически зевнув (не нарочно), Сырцов начал разговор как положено:

— Слушаю вас, Валентин Константинович.

Логунов сперва, растопырив пальцы, внимательно рассмотрел свои руки (слегка подрагивали. Не с бодуна ли?), потом указательным и большим правой безжалостно подергал себя за нос — недолго. Вздохнув с хлипом, решился:

— Я хочу предложить вам, Георгий Петрович, поработать на меня.

— Я уже работаю на ваше семейство, — быстро ответил Сырцов.

— Не на семейство. На меня лично.

— И в чем же должна заключаться моя новая работа?

— Она будет продолжением старой.

— Не понял. И, пожалуйста, короче и конкретней. У меня мало времени.

— Мне ничего не было сказано, но по некоторым признакам я понял, что вы нашли Ксению и устроили ее свидание с матерью.

«Матерью». Слово аж скрипнуло. Сырцову вдруг стало неудобно оттого, что он не одет. Футболка висела на стуле. Он натянул ее.

— Допустим, я устроил свидание Ксении со Светланой Дмитриевной. И что?

— Судя по всему, Ксения отказалась возвратиться домой. Я прав?

— Прав, прав. Ну и что? — Сырцов потихонечку стал раздражаться.

— Вы можете сделать так, чтобы это решение Ксении было окончательным?

— Это сделает сама Ксения. Или точнее: она сделала это.

— Вы не представляете яростного, агрессивного, истеричного напора ее мамаши…

— Вашей жены? — перебив, поинтересовался Сырцов.

— Моей жены, — подтвердил Логунов. — Она всегда добивается своего.

И про напор, и про то, что Светлана всегда добивается своего. Сырцов знал на собственном опыте. Но все-таки спросил:

— Всегда ли?

— Почти всегда, — пошел на малый компромисс Логунов.

— Я отлично понял, чего вы не хотите. Вы не хотите, чтобы ваша дочь возвратилась в ваш дом, и не хотите, чтобы ваша жена держала под контролем решения и поступки вашей дочери. А чего вы хотите, Валентин Константинович?

— Я рискую, но у меня нет иного выхода. Буду откровенным с вами до конца.

— Ой ли? Лучше скажем так: до допустимого предела.

— Так значит, так. Через неделю я вылетаю в Лондон. Я хочу, чтобы Ксения полетела со мной.

— Насколько мне известно, вы сами предлагали Светлане Дмитриевне уехать за границу вместе с Ксенией. Теперь вы передумали?

— Да.

— Мне нечего и этой ситуации делать, Валентин Константинович. Нет здесь для меня серьезной работы.

— Вы передаете мне паспорт Ксении, чтобы я успел оформить выездные документы, и убеждаете ее встретиться со мной. За это вы получаете три тысячи долларов.

— Не договорились, Валентин Константинович, — сказал Сырцов и встал. Не желая понимать намек, Логунов продолжал сидеть. И вдруг молвил жалко:

— Помогите мне, Георгий Петрович.

— Единственное, что я могу сделать для вас, это подробно информировать Ксению о нашем с вами разговоре.

За последнюю соломинку и ухватился Логунов:

— Сделайте хотя бы это! Гонорар тот же!

— Бесплатно! — рявкнул Сырцов и взглянул на часы. — Мне скоро уходить.

Наконец-то и Логунов встал. Как и лестничную клетку, бесцельно осмотрел сырцовское жилье. Попросил смущенно:

— У вас выпить чего-нибудь не найдется, Георгий Петрович?

— Водки? Коньяку? — предложил скудный ассортимент Сырцов.

— Лучше коньяку. Меньше пахнет.

— «Метакса» подойдет?

— Подойдет, подойдет! Честно признаюсь, с дикого похмелья.

Сырцов принес из кухни бутылку и гладкий стакан. Знал, из какой посуды легче опохмелиться. Не желая лишний раз показывать безобразный тремор рук, Логунов попросил об одолжении:

— Не могли бы вы мне налить, Георгий Петрович? Полета капа.

Сырцов налил, как просили, и вдруг спохватился:

— А закусить-то я вам ничего не предложил. Чем заедите?

— Если найдется кусочек сыра…

— Найдется, — обнадежил Сырцов и пошел на кухню. Когда он вернулся с тарелкой, на которой лежал одинокий кубик сыра, опять сидящий Логунов, сморщившись и тяжело дыша, нюхал собственную ладонь. Пустой стакан стоял на журнальном столике… Быстро маханул, чтобы Сырцов не видел начала унизительного процесса поправки. Поймал сырцовский взгляд, жалко улыбнулся и, схватив с тарелки кубик, передними зубами мелко-мелко зажевал. Сняв алкогольное присутствие в полости рта, широко вдохнул и сказал благодарно:

— Выручили меня, Георгий Петрович. — Прикрыл глаза, посидел так недолго в ожидании улучшения общего состояния, по-видимому, дождался, потому что вспомнил о своем уже нежелательном присутствии здесь, встрепенулся и заверил: — Через две минуты я уйду.

— Можете через пять, — милостиво накинул три минуты Сырцов.

— Можно, я закурю? — обратился к нему с еще одной просьбой Логунов. — Сигарета, жадно выкуренная при опохмелке, — как раз пять минут.

— Вы курите, а я одеваться буду. Вас это не шокирует?

— Ни в коем разе, — поспешно заверил Логунов и судорожно закурил. Что курят российские миллионеры? Естественно, «Житан» без фильтра. В уютное сырцовское гнездышко ворвался махорочный дух. Сырцов тщательно одевался и присматривал за гостем. После трех алчных затяжек Логунов слегка поплыл. Не следовало давать ему растекаться. Сырцов позволил себе поинтересоваться:

— Полегчало?

Логунов опомнился, мигом подсобрался и сломал в пепельнице чинарик. Поднялся и сообщил:

— Теперь я в порядке. Пойду. Еще раз спасибо вам за все, Георгий Петрович, — и пошел в прихожую. Сырцов вежливо проследовал за ним. Не особо помогла опохмелка: у дверей к Логунову вернулась неотвратимая тревога. — Только бы она не вернулась домой!

— Она не вернется, — бесповоротно объявил Сырцов и открыл дверь.

Логунов шагнул на площадку, обернулся и сказал, подвывая:

— Только бы Ксюшу спасти! Одну Ксюшу!

Логунов прав: только бы Ксюшу спасти. Сырцов недолго столбом постоял в размышлении, недолго потому, что зазвонил телефон. Этого звонка он не ждал, и в то же время этот звонок не был для него неожиданностью. Дед все просчитал правильно. Звонил отец Афанасий.

— Здравствуйте, Георгий Петрович. Опять решил обеспокоить вас.

— Здравствуйте, отец Афанасий. Внимательно вас слушаю. Внимательно и с интересом. Знаю, что вы не обеспокоите по пустякам.

— Мне только что по междугороднему позвонила взволнованная донельзя Анастасия Ефимовна. Помните ее?

— Еще как! Позвольте, догадаюсь, по какой причине? Ее навестили родственники Ксении. Так?

— Так. Я поинтересовался подробностями. Двое сокурсников Ксении по поручению ее отца. Но Анастасия Ефимовна, тридцать лег преподававшая в Московском университете, убеждена, что никакие они не студенты.

— Внешность, внешность, отец Афанасий! — не совсем вежливо потребовал Сырцов.

— Стандартный полууголовный подбор: широкие плечи, толстые шеи, в коже и кроссовках, похожи друг на друга, как пятаки, и на тысячи подобных тоже.

— Особенности какие-нибудь, странности, непривычные детали…

— Ничего такого Анастасия Ефимовна не заметила. Я вас огорчил?

— Вы мне очень помогли, отец Афанасий, очень. Спасибо вам.

— Если бы еще и Ксении… Всего вам хорошего, Георгий Петрович.

Повесив трубку. Сырцов остался в праздной задумчивости.

…Никуда он не спешил, а одевался лишь затем, чтобы Логунова побыстрее выпроводить. Но не раздеваться же. В полном параде Сырцов изволил позавтракать и смотреть утренние телевизионные передачи. Так промаялся до одиннадцати. В одиннадцать попил кофейку и лениво отправился в путь.

Без пяти двенадцать он был на Фрунзенской набережной. Выдержал Светлану достаточно — два часа. Из телефона-автомата позвонил и без лишних слов предложил:

— Спускайтесь.

И Светлана не была говорлива: положила трубку. Явилась строго одетой — в черных брючках, темно-бордовой почти мужской рубахе, с сурово неподвижным лицом. Молча кивнула Сырцову, наблюдавшему за ней из оконца казаряновской «восьмерки», и удивленно осведомилась:

— Мы поедем на этой машине?

— А что? — испугался прикинувшийся дурачком Сырцов.

— Да нет, ничего, — успокоила его Светлана и уселась рядом. — Здравствуйте, Георгий Петрович. Как вы себя чувствуете?

— Замечательно. Здравствуйте, Светлана Дмитриевна. Надеюсь, и вы чувствуете себя хорошо.

Она развернулась к нему всем телом и заглянула ему в глаза. Поиграли в гляделки. Она от ярости сдалась и сказала, уже приняв положенную для езды в автомобиле позу:

— Надеюсь, что я почувствую себя лучше после встречи с Ксенией.

Была без радости любовь, разлука будет без печали. Если будет так, то ему, Сырцову, повезет. Но вряд ли. Он включил зажигание, и они отправились в путь. На этот раз Светлана не спрашивала, куда они едут, знала, что ответа не получит.

«Форд», который Сырцов засек у метро «Парк культуры», зацепился за них, когда «восьмерка» с набережной выбралась на бульвары. Вяло текущий транспортный поток заставил водителя «форда», чтобы не потерять их, — приблизиться. Ему казалось, что он ничем не рисковал, — не знал, что уже срисован Сырцовым. Что ж, настало время танцевать.

Сплошные пробки: V Никитских, у площади Пушкина, на Дмитровской, рядом с Петровкой, на Трубе. Во время частых и длительных стоянок у светофоров Светлана со скукой рассматривала лица товарищей по несчастью — граждан и гражданок в окошках соседних лимузинов.

На Рождественском Сырцов перестроился на последнюю левую полосу, обозначая левый поворот на Сретенку. Мотор «восьмерки» заглох у конца ограды Рождественского бульвара. Сзади нервически гудели. Сырцов вылез из машины, повернулся к страждущим движения и беспомощно развел руками: сами спасайтесь, ребятки, как можете. «Форд» бывший сзади «восьмерки» через две машины, начал выбираться первым и преуспел: найдя дырку в соседней справа колонне, он, с риском повредиться, ворвался в нее под клаксонный возмущенный гвалт, миновав Сырцова, вильнул налево и прибился впереди него метрах в тридцати у входа в магазин, что и требовалось доказать.

Сырцов для понта открыл крышку капота, задумчиво склонился над моторными кишками, потрогал кое-что указательным пальцем и, захлопнув крышку, вернулся на водительское место.

— «Жди меня, и я вернусь, только очень жди», — продекламировал Сырцов, выждал самый подходящий момент, включил мотор и рванул «восьмерку» сразу налево — в малозаметный проезд сразу же за оградой — полуофициальное соединение двух односторонних бульварных потоков. Спуск к Трубной был пустынен: на перекрестке со Сретенкой включили красный на бульвар. «Восьмерка» бойко покатилась вниз. Пусть теперь голубок в «форде» пятится. В запарке вряд ли сообразит, что лучший выход — вперед и два поворота налево.

Но все-таки лучше не рисковать. Сырцов нырнул направо, в Трубную улицу. Повиляв по полуметровым переулкам, «восьмерка», нарушая все и вся, по Уланскому выбралась к Садовому и, еще раз нарушив, через Скорняжный, по Большой Спасской, по Большой Переяславской, достигла наконец у Рижского проезда проспекта Мира.

— Что все это значит? — холодно спросила Светлана. Не выдержала подружка. Устроившись как можно комфортнее на второй полосе Крестовского моста, Сырцов, добро улыбнувшись ей, начал издалека: — Помню, как в моем далеком полусельском детстве сосед наш, незабвенный Петр Лукич Малых, в подпитии всегда напевал весьма странную песню: «Ваня едет на „фордзоне“ и ушами шевелит». Вы не заметили, Светлана Дмитриевна, что за нами на «фордзоне», сиречь темно-синем «форде», приглядывает некий Ваня? К сожалению, мне не удалось заметить, шевелит он ушами или нет.

— Вы хотите сказать, что за нами следят?

— Ага. Следили, — слегка подкорректировал ее Сырцов.

— Вы считаете, что оторвались?

— Во всяком случае от «форда».

— Значит, все замечательно? — издевательски поинтересовалась Светлана. И он не менее издевательски ответил. Цитатой из Утесова:

— «Все хорошо, прекрасная маркиза…»

— Какой же ты мерзавец, — тихо констатировала она.

За путепроводом у платформы «Северянин» стало посвободнее. Сырцов прибавил скорость и глянул в зеркальце заднего обзора. Из небытия объявился светлый «джип-чероки» и пристроился ему в хвост так, чтобы вести, не отпуская, и не особо мелькать. И этот голубок тоже не знал, что он у Сырцова на учете. Сырцов даже номер вспомнил: 68–91. Но пусть себя радует тем, что ведет Сырцова незаметно.

А «восьмерка» катила себе и катила. Миновали МКАД, миновали Мытищи, проскочили разъезд на Калининград и, промчавшись по мосту над Ярославской железной дорогой, вырвались на бан. Но погулять по нему не пришлось: через километр Сырцов сделал левый поворот и поехал в обратном направлении. До ворот кардиологического санатория «Подлипки».

У ворот нетерпеливо погудел. На немой вопрос в требовательном взоре цербера в коричневой будке не ответил — распорядился:

— Больного старика забираем! Пропускай!

Цербер начальников уважал, а крик был начальнический. Значит, следовало пропускать. Разъехались ворота, и «восьмерка» медленно пошла по прекрасной аллее. Свернув направо, Сырцов, проскочив мимо санаторных корпусов и модерновой столовой, углубился в парк по неширокому асфальту и, выехав на перекресток, притормозил. Тенистая аллея-просека вела к железнодорожной станции, а асфальт, метрах в ста выходивший из леса, зигзагом вел к подсобному хозяйству санатория.

На границе леса и поля, освободив проезжую часть, вразброс стояли три автомобиля: сырцовская «девятка», «вольво» писателя-кинодраматурга Витьки Кузьминского и новая «Волга» Романа Казаряна.

Его и Светлану компания ждала, сидя в автомобилях. «Восьмерка» поравнялась с ними и остановилась.

Сырцов потянулся через Светлану и открыл дверцу с ее стороны.

— Прошу вас, Светлана Дмитриевна.

— Куда? — выйдя, спросила она.

— К моей машине. В ней Роман Суренович отвезет вас с Ксенией в безопасное место. Там вы и побеседуете.

Спевшаяся команда, как по приказу, одновременно вышла из машин. Из «вольво» Виктор Кузьминский и Александр Спиридонов, из казаряновской «Волги» Александр Смирнов, из сырцовской «девятки» Роман Казарян.

— Роман, где Ксения? — ломким голосом задала ненужный вопрос Светлана.

— В машине. Поехали, Света.

Четверо смотрели вслед «девятке», которая скрылась в лесу ведомой только Казаряну незаметной тропой.

— Сейчас прибудут, — напомнил всем Сырцов.

— По местам, — распорядился Смирнов.

«Вольво» перекрыла асфальт, «Волга» — аллею, а «восьмерка» сползла в траву как раз напротив перекрестка.

«Джип-чероки» объявился через три минуты. Весьма густо населенный. Человечка четыре там. Дальше, ему ехать некуда было, и он остановился. Тотчас прибыл и «форд» с двумя бойцами. В недоумении замер за «чероки». Тихо стало. И, специально нарушая тишину, Сырцов, передернув, клацнул затвором вороненого винчестера, ствол которого специально для обозрения лежал на подоконнике «восьмерки». А из окошек «вольво» и «Волги» смотрели, каждый своим впечатляющим глазком, на «чероки» и «форд» два компактных и удобных автомата «узи». Любимые детища израильской промышленности.

Неподалеку мирно гуляли больные сердечники, ласково шумел ветер, вдруг закуковала кукушка…

Первым попятился «чероки», чуть не ударив задним бампером замешкавшийся «форд». Опомнился и «форд» и задом, задом покатил в обратном направлении. Так и удалились они, шерочка с машерочкой, скрывшись по дуге дороге в зелени парка. Танцы, которые предрек Сырцов, закончились. А что этим дуракам оставалось делать? Они попали в мышеловку, из которой даже при весьма проблематичной победе им никак не удалось бы вырваться: путь отхода только один, две заметные машины — на просвет, Ярославское шоссе перекрывается милицией по первому звонку тревоги в пять минут.

Подождали немного. Потом из «Волги», непроизвольно покряхтывая, выбрался Смирнов и, подойдя к «восьмерке», спросил у Сырцова:

— Судя по всему, автомобильчики тебе знакомые, Жора?

— Именно так, дорогой руководитель.

— А ты понервничал, — догадался Дед.

— Из-за вас, — объяснил Сырцов.

— Тогда похвально, — отметил Смирнов и обернулся к подходившим от «вольво» Кузьминскому и Спиридонову. — Что заметили, бойцы?

— Четверо в «джипе», двое в «форде», — доложил Кузьминский.

— Мало! — рявкнул Дед.

— Двое в «форде» — общероссийский торгово-криминальный стандарт, — покорно продолжил обнаруживать запас своих наблюдений Кузьминский. — Наемники из самых недорогих. Четверо — посерьезнев. Особенно двое на заднем сиденье. По-моему, убийцы, Саня.

— Алик? — обратился дед к Спиридонову.

— Витька прав. Двое в «форде» для слежки, а те, что в «чероки», — профессиональные исполнители.

— И все? — горько разочаровался Дед.

— А что тебе еще надо? — обиделся Спиридонов.

— От тебя — ничего, — отмахнулся Смирнов. — Теперь ты, сыщик.

Сырцов открыл дверцу и, не слезая с сиденья, спустил ноги на траву.

— Я одного из задних в «чероки» узнал, Александр Иванович. Залетный, курганский. Я еще в МУРе служил, когда он в розыск был объявлен. Убийца.

— А я что говорил! — торжествующе возопил Кузьминский.

— Собственно, чему ты радуешься? — резонно понедоумевал Спиридонов.

— Своей сообразительности, — отбрехнулся Виктор.

— Как говорил мудрый еврейский учитель, что мы имеем с гуся? — Смирнов требовательно оглядел свою команду.

— Мы здесь небольшое совещание проведем? — невинно осведомился Спиридонов.

Смирнов вдруг осознал всю неуместность своей ретивости. Нахмурив брови, звучно засопел и отчасти признал ошибку:

— Конечно, надо Ромку дождаться…

— И не здесь, — безжалостно продолжил Спиридонов. — Отсюда надо ноги уносить.

— Где же Ромка? — чтобы не отступать дальше, закричал Смирнов.

И будто на его зов из леса, покачиваясь на колдобинах, появилась сырцовская «девятка» с Казаряном за рулем.

Ксения из машины не вышла — осталась сидеть на месте рядом с водителем. А водитель Казарян и тихо бесновавшаяся Светлана подошли к дружному кружку.

— Что все это значит? — угрожающе спросила Светлана у всех.

— Здравствуйте, Светлана, — лучезарно поздоровался с ней Спиридонов.

— Все уже ничего не значит, — догадалась Светлана и резко повернулась к мирно сидевшему Сырцову. — Вы не могли бы, Георгий Петрович, довезти хотя бы до первого такси?

— Отчего же не довезти? Довезу. — Сырцов убрал ноги в салон и, открыв дальнюю дверцу, предложил: — Садитесь, Светлана Дмитриевна.

Когда они выехали за ворота, слегка успокоившаяся Светлана спросила:

— Это свидание не было нужно ни мне, ни Ксении. Оно было нужно вашей шайке?

— Шайка, она же хевра, она же воровская компания… Я не хочу, чтобы моих лучших друзей так называли, Светлана Дмитриевна.

— Хромой — это Смирнов? — ни с того ни с сего поинтересовалась Светлана.

— Да, Смирнов — хромой, — согласно вспомнил Сырцов.

— Он у вас за главного?

— Он у нас за старшего.

— Что вы намерены делать?

— Постараться не допустить возможных преступлений.

— Возможность преступлений в какой-то степени связана со мной, Ксенией, Валентином?

— Это уж вам лучше знать, Светлана Дмитриевна.

Они проезжали Мытищи. Светлана, поискав, подобрала с пола сумочку и, увидев на обочине похожую на такси «Волгу», приказала:

— Останови здесь.

— Я тебя довезу до дома.

— Останови здесь! — завизжала она.

Предполагаемое такси они давно миновали, но это ее не удержало. Она ступила на пыльный песок обочины и, не закрывая дверцы, призналась:

— С каким удовольствием я бы тебя придушила!

— К сожалению, мне как-то не хочется доставлять тебе этого удовольствия.

Она хлопнула дверцей, а он, бесцеремонно пересекая осевую, развернулся и рванул назад. В зеркальце еще долго была видна черно-красная фигурка.