Глава 31

То, что в дачных поселках называлось пятачком, составляли пять улиц (одна из которых — центральная, соединяющая с главной магистралью, а потому и в асфальте), с пяти сторон вливавшиеся в развеселую, бурно заросшую травой с большими песчаными проплешинами площадь. Площадь Звезды, или лучше по-французски с нижегородским: пляс Этуаль.

Хотя и хорошо знал эти места — улицы, переулки, проезжие тропы — Смирнов, но знал как обыватель, обитавший в данном пространстве. Проводив Спиридонова, Лидию и Ксюшу и приспособив к делу Казаряна, Сырцова и Кузьминского, он взгромоздился на велосипед, который нежно попискивал под его тушей, и отправился на рекогносцировку; всерьез изучать оптимальные автомобильные подходы и отходы к их даче и от нее.

Смирновская дача по нынешним временам стояла, как теперь принято говорить, в зоне повышенного риска: в конце широкого, с грунтовой колеей проулка, выходившего в довольно приличный лесок.

Вернулся в сумерки. Троица сидела за столом и ответственно играла в покер. И думать не думали, чтобы выпить. Понимали, что к ночи надо быть энергичными, как индейцы на тропе войны. Увидев Смирнова, Кузьминский отложил карты и задал всеобъемлющий вопрос:

— Ну?

— Проигрался, да? — догадался Смирнов. — И крупно?

— Тысячу шестьсот граммов «Смирновской», — признался Кузьминский.

— Как так? — не понял Смирнов.

— У нас фишка — сто граммов «Смирновской». В твою честь, — объяснил Казарян. — И договоренность: игра до твоего возвращения.

— Не за то отец сына бил, что играл, — грустно констатировал Кузьминский, — а за то, что отыгрывался. Отца у меня, к сожалению, уже нет.

— А я на что? — возразил Смирнов.

— Ты — батька. Как Махно, — не согласился проигравший и повторил: — Ну?

— Скорее всего, тихо подъедут по тропке через лес, — ответил Смирнов.

— Почему? — быстро спросил Сырцов.

— Дважды мазаться на пятачке, въезжая в наш проулок и выезжая из него — не то чтобы очень для них опасно, но, во всяком случае, крайне нежелательно: кто-нибудь да обратит внимание. Ночных влюбленных парочек здесь как собак бездомных. Вероятность того, что они по тропе вырвутся из леса, почти стопроцентная. А уходить будут по проулку на пятачок и далее как положено.


Сырцов сразу все понял, а Казарян, в связи с отсутствием в последнее и весьма длительное время сыскного опыта, — нет.

— Обратно лесом им безопаснее, — возразил он, поморгав армянскими выразительными глазами. За Смирнова ответил Сырцов:

— В ночи, по лесной тропке… Вы видели ее извивы? На скорости и в мандраже — это же наверняка остаться без машины.

— Понятно, — сказал Казарян. — Что делаем, Саня?

— Ждем, — ответил Смирнов. — А как окончательно стемнеет, я вас разведу по точкам. Оружие проверили? Я за тебя, Витя, беспокоюсь.

— Иваныч, обижаешь, — действительно обиделся Кузьминский.

— Они уже изготовились, они уже где-то рядом! — с восторженной яростью воскликнул Сырцов и наконец, бросив карты, поднялся из-за соломенного стола. — Вот теперь-то и начнется настоящий покер!


Настоящий покер начался в два часа ночи. Слепя все и вся перед собой мощными включенными на дальний свет фарами, из леса вылетел до слез знакомый Сырцову рузановский «БМВ». Осветив уснувшие окна смирновской дачи, он нырнул в проулок, а вслед за ним выскочил из-за деревьев еще один старый знакомец — могучий «джип-чероки». Смирнов предполагал, что полоснут из двух-трех «Калашниковых», но из «джипа» ударил бесконечной очередью хороший современный пулемет-стационар. Весело зазвенели, разбиваясь, стекла смирновской дачи…

Но зазвучал «узи» Кузьминского, бившего по уходившему «БМВ», но пошла прямо в лоб «джипу» очередь из «Калашникова» Смирнова, но скоростно загавкал мощный винчестер Сырцова, поражавший скаты «джипа».

«БМВ», скособочившись, помчался к пятаку, а «джип», крутанувшись на месте, замолчал и, только суетливо подергавшись, смог последовать за своим напарником.

Последним, кого увидел экипаж «джипа» (если еще он что-то мог видеть) был вставший во весь рост кинорежиссер Роман Казарян, презрительно паливший в них с одной руки из удобной и легкой штучки под названием «узи».

Начисто проигравшая автомобильная пара натужно уходила от страшного для них теперь места, уходила, чтобы только уйти, в жалкой надежде, что погони не будет.

А погоню и не собирались организовывать. Вылезший из кювета Смирнов страшно заорал:

— Я тебе, Ромка, рыло начищу!

— За что, родненький ты мой командир? — дурашливо вопросил Казарян, все еще находясь в состоянии эйфории. Смирнов завял (пар вышел) и объяснил устало:

— За то, что ты, старый армянский дед, почувствовал себя молодым.

— И зря? — заносчиво спросил армянский дед.

— И зря, — совсем грустно подтвердил дед русский.

— Они, по сути, на дисках ушли. Где-то неподалеку машины обязательно бросят, — сказал Сырцов, подойдя. Он опирался о винчестер, как Клинт Иствуд. — Что делать будем?

— Ничего, — решил Смирнов. — Бросят они свое железо у Клязьмы. И там у них наверняка дополнительная подстава. Уйдут, если уже не ушли.

— Мы кого-нибудь из них задели? — осторожно поинтересовался объявившийся рядом со всеми Кузьминский. — Я, как велено, только по колесам…

— Задели, — без сомнения ответил Смирнов. — Я достал двоих, что сзади за пулеметом. От этого сразу и замолкли.

— Раненые? Трупы? — тихо спросил Кузьминский.

— Их заботы, — безжалостно откликнулся Смирнов и предложил: — Давайте же в дом, пацаны. Посмотрим, что теперь там.

А в доме оказалось все и не так плохо, как думалось. Слава Богу, проводку не повредили, и они при ярком электрическом свете увидели картину весьма малых разрушений. Конечно, средний ряд ажурного остекления террасы выскочил начисто, под ногами хрустело битое стекло, да и в крашеных бревнах сруба отчетливо читалась длинная строчка, произведенная смертоносной швейной машинкой. Морща крупный, нечетких славянских форм нос, Смирнов с нескрываемым любопытством осмотрел свои владения и выкинул лозунг:

— За работу, дорогие товарищи!

За работу так за работу. Сырцов и Кузьминский осторожно — один домашним веником, другой дворовой метлой — сметали в кучу стеклянные осколки. Смирнов, неизвестно откуда приволокший банку с краской, приступил к замазыванию пробоин. Ворчливо отдал распоряжение подметальщикам, не прекращая ювелирной работы:

— Из рам осколки не забудьте вынуть. И все за ограду. Там справа у соседнего участка мусорная куча.

— А соседей-то будто и нет! — восхитился Казарян. Он единственный восседал на диване, ничего не делая. Только ноги поднимал, когда Кузьминский веником выметал осколки из-под дивана. — А ведь в двенадцать еще все окна вокруг светились!

— Осуждаешь их, что ли? — злобно спросил Смирнов.

— Не осуждаю — изумляюсь.

— Ну, это ты один у нас такой храбрец — в стоячку и с «узи» в руках. А у людей ни «узи», ни друзей с «Калашниковым» и винчестером. — Смирнов обернулся к Казаряну и протянул ему банку и кисть.

— И нечего тебе здесь гордым барином сидеть. Ну-ка, поработай!

Поработали. Вчетвером уселись за стол, некоторое время с легким удивлением разглядывая друг друга. Наконец Казарян, предварительно всей пятерней почесав уже буйно заросшую колючую свою щеку, спросил, как обычно:

— Что это было, Саня?

— Что это было? — как бы для разгона переспросил Смирнов. — А была это, пацаны, операция на устрашение…

— По идее они же могли убить столь необходимую им Ксению! — возражая, перебил Кузьминский.

— Они никого не хотели убивать, Витя. Неужели ты думаешь, что после встречи в санатории «Подлипки» они не дотюмкали о наших предохранительных действиях? Они были уверены, что на даче, которая ими сегодня или, скорее, вчера, просчитана, давным-давно нет никого. Они хотели одного: чтобы мы вернулись на некое подобие развалин.

— Ну, а все-таки в чем смысл? — не унимался Кузьминский.

— Мы слегка пугаемся и начинаем сильно и беспорядочно суетиться, делая при этом массу демаскирующих ошибок.

— Нам что-нибудь дала эта их акция? — задал завершающий вопрос Казарян.

За Смирнова ответил Сырцов.

— Дала. Сэкономила нам время. Уже можно не искать рузановские связи. Задействованный в операции «БМВ» — его.

— Тогда самое время водки выпить! — понял Казарян.

— Выпьем, — согласился Смирнов и взглянул на часы. Было четверть четвертого. Перевел жалеющий взгляд с часов на Сырцова. — Только втроем. Жоре предстоит еще одна грязная работенка.

— В связи с провалом операции устрашения локальная операция возмездия? — мгновенно понял четкий сыскарь Сырцов. — Перехват?

— Ты — молодец, Жора, — искренне похвалил его Дед. — Сколько их, по-твоему, будет? Разумно подсчитай, без охотничьего запала.

— Скорее всего один, — подумав, решил Сырцов. — С укороченным «Калашниковым». Пальнуть и ужом уйти. Наименьший риск.

— Теперь думай — откуда?

— Из леса — опасный повтор, со стороны улицы — не идиоты же они! Два соседних участка. Вероятней всего — с того, который справа, где художник обитает. Полгектара, никаких культурных насаждений, кусты, и собаки нет.

— Возьмешь его, Жора? — нежно любя сейчас Сырцова, спросил Смирнов.

— Возьму, — без паузы ответил Сырцов.

— Тогда собирайся, — решил Смирнов.

— Мой любимый «байард» великоват для пластунских передвижений, а ваш парабеллум подойдет. Дубинку бы покороче и поухвастистей. Ну и, естественно, наручники. Эх, где мой камуфляж и милая жилетка!

— Пойдем ко мне, там все подберем, — решил Смирнов, и они удалились во внутренние, так сказать, покои.

— Господи, какой я старый! — в озарении огорчился Казарян.

— Рома, а мне тогда о чем вздыхать? — издевательски поинтересовался Кузьминский.

— О том, что ты ничего не можешь! — разозлился Казарян.

Обиделись друг на друга, замолчали ненадолго, потому что вернулись Сырцов со Смирновым. Был Сырцов в смирновском хэ/бэ бэ/у, но жилеточка на нем — фирменная, целевая. Не утерпел, надо полагать, Дед, приобрел. В дополнение к перечисленному к жилеточке Сырцов прикрепил и десантный нож. На всякий случай.

— Мы здесь, на террасе, и вправду водку будем пить, Жора, — сказал Смирнов.

— Как подсадные утки, — тотчас догадался Сырцов.

Смирнов, не отвечая, еще раз ласково осмотрел его, поворачивая вокруг оси, а потом дал легкий подзатыльник и признал:

— Ты стал мастером, пацан.

— Спасибо, Дед, — первый раз при Смирнове и вслух назвал его Сырцов. Смирнов все понял и приказал без металла в голосе:

— Топай, внучок.

— Вот как раз топать-то мне и не следует, — полувозразил Сырцов, шагнул к двери и исчез во тьме.

Лаз, тайный лаз в заборе существовал. Его в большом секрете проделали художник и Смирнов, которые иногда, томимые жаждой и таясь от жен, пользовались им для свидания втроем: художник, полковник и бутылочка. Проникнув на чужой участок, Сырцов, найдя оптимальное для возможного обзора место, замер, умер и осмотрелся. Уже заметно светился восток, и стали видны если не предметы, то силуэты их. Заросли, высокие деревья, непонятные сооружения и, главное, забор. Откуда пойдет? Откуда пошел бы ты, Сырцов, таким, каким ты был лет пять-шесть тому назад? Первое: подальше от участка Смирнова. Второе: там, где как можно больше затемнено. Третье: со стороны глухой стены хозяйской дачи. И последнее: где бы меньше звучал, когда через него полезут, забор. Прикинув все, Сырцов окончательно выбрал позицию.

Но зазвучал при перелазе забор — пискнул, покряхтел. Силуэт мелькнул над штакетником и вдруг исчез. Залег ненадолго, значит, паренек. А потом совсем рядом возникла рослая и широкая фигура, совсем рядом — в трех шагах.

Мощный человек шагал почти бесшумно, а Сырцов просто бесшумно. Через участок художника шагали к даче Смирнова. Шагали шаг в шаг. Когда увиделась освещенная смирновская терраса и человек снял с плеча короткий автомат, Сырцов двумя широкими беззвучными шагами приблизился к человеку с автоматом и с несдерживаемой силой ударил его тяжелой дубинкой туда, куда надо: точно над правым ухом.

Не зашатался, не поплыл, не сполз — как колода, рухнул вперед лицом вниз. Очень удобно: Сырцов сел автоматчику на задницу, завел безвольные руки за спину и защелкнул наручники. Поднялся, посмотрел, прислушался. Клиент пока отсутствовал в реальном мире. Тогда Сырцов ухватил его за ворог камуфлированного комбинезона и поволок к заповедному мужскому лазу. Тут понял, что один не справится, и позвал открыто громким голосом:

— Витя, помоги!

Выскочивший из света во тьму ни хрена не видевший Кузьминский спросил:

— Ты где, Жора?

— Здесь. Здесь. Здесь, — раздельно трижды произнес Сырцов, чтобы Кузьминский шел на голос. Виктор радостно подбежал.

Умаялись сильно, пропихивая могучее бескостное тело через лаз! Далее пошло как у детишек с саночками: втроем с присоединившимся любопытным Казаряном домчали человечка до террасы как по льду. Не особо церемонясь, протащили по ступенькам и бросили на пол перед сидевшим в качалке Смирновым. Но не умер бедный раб у ног непобедимого владыки: когда гражданина в камуфляже перевернули на спину, веки на размалеванном по всем правилам лице дернулись. Глянув на это ужасающее личико, эмоциональный Сырцов хлопнул себя по бедрам и матери о ахнул:

— …твою мать!

— Ведите себя культурно, молодой человек! — картинно потребовал запыхавшийся Казарян, а Смирнов тихо попросил:

— А теперь в подробностях, Жора.

— Разрешите вам представить лучшего моего ученика на курсах подготовки детективов и охранников. Леха, Алексей Решетов. В последний день занятий он страстно желал выиграть у меня приближенный к боевой обстановке поединок без ограничений. И проиграл. Как и сейчас.

Алексей Решетов уже очнулся настолько, чтобы с ненавистью посмотреть на Сырцова снизу вверх дурными глазами.

— Посадите его на стул, — распорядился Смирнов.

Напрягаясь (объект им старательно не помогал), Сырцов и Кузьминский пристроили страдальца на стул.

— А где его пугач? — строго спросил Смирнов.

— Виноват, гражданин начальник! — рявкнул Сырцов. — Он его выронил, когда я дубинкой приложился, а потом как-то из головы выскочило. Сей момент!

И вновь растворился во тьме. Все молча ждали его возвращения, и он вернулся тотчас, кинув укороченный «Калашников» на старческие колени Смирнова.

— Осторожнее, балбес! — от внезапности разозлился Дед.

— Я его на предохранитель поставил, — невинно объяснил Сырцов.

— Все равно балбес! — не принял оправданий Смирнов. — Считаю, что на правах близкого знакомства ты его трепать начнешь.

— С нашим удовольствием! — бодро согласился Сырцов и начал от печки: — Как жизнь молодая, Леха?

Леха мало еще чего понимал и поэтому ответил, хотя отвечать на такой вопрос и не стоило:

— Вашими молитвами.

— Ну, моими молитвами долго не проживешь. Еще раз приложусь, помолясь, и придется твоим новым сослуживцам тебе гроб покупать. Знаешь, какие теперь твои коллеги любят? Заграничные, лакированные под красное дерево, с бронзовыми ручками…

— Это еще неизвестно, кому первому гроб закажут, — непринужденно ощетинился Леха. Оклемался, сволочь.

— Ну, не хочешь гроб, получишь срок к десятке поближе. Устроит?

— Не пугайте меня, Георгий Петрович. Я ведь не боюсь.

— Видали, какие у меня ученики? — похвастался Сырцов перед компанией и, вновь сосредоточась, объяснил Лехе: — Ты еще в дури после отключки и не можешь понять, что пугать тебя мы и не начинали. А возможностей напугать тебя до поноса у нас предостаточно. Вариант первый: ты молчишь, и мы понимаем, что ты будешь молчать до конца. Сам понимаешь, что отпустить тебя просто так мы не имеем права ради собственной безопасности. Тогда единственный и абсолютно беспроигрышный для нас выход: имея на то полное моральное право (ведь ты собирался убить нас четверых, так?), мы тихо кончаем тебя и быстро, но не торопясь, закапываем твое тело под заброшенным сортиром-скворечником. Твои тебя искать не будут — себе дороже. А больше никто и не хватится: насколько мне известно, ты сирота.

— Вы так не сможете, — попытался не поверить Леха.

— Ты-то смог! — жестко сказал Сырцов. — Если бы мы тебя не повязали, завалил бы всех и не поморщился. На вопросы будешь отвечать, скотина?!

— Это смотря на какие. — Нет, еще не понимал до конца боец Леха, во что он вляпался. За это и получил: на неуловимо коротком замахе Сырцов с правой врезал ему в подбородок. Леха вместе со стулом рухнул на пол, да еще и затылком вдобавок. Казарян и Кузьминский, покряхтывая, восстановили статус кво. Леха вяло помотал башкой и с трудом, разбитым в кровь ртом выговорил:

— Закованного, да? Закованного, да?

— Да, закованного, — вступил в диалог Смирнов. — Ну, а теперь расстегни его, Жора.

Сырцов без слов щелкнул ключом, снял наручники, потрепал Леху ладошкой по щеке и по-домашнему повторил:

— Будешь отвечать на вопросы, засранец?

— Буду, — принял наконец правильное решение Леха.

— Александр Иванович, я его слегка размял, теперь ваша очередь, — уступил Смирнову место вполне удовлетворенный Сырцов.

Смирнов качался в креслице. Не переставая качаться, задал первый вопрос:

— Сколько вас сегодня было в двух машинах?

Подвоха вроде бы не было, и Леха ответил быстро:

— Восемь. Трое в «БМВ», пятеро в «джипе».

— Ты в «джипе»?

— Да. На переднем сиденье с шофером.

— Значит, за старшего у боевиков. А кто главный? В «БМВ»?

— Который за рулем. Ростислав.

— Высокий блондин, накачан с избытком, правая бровь рассечена шрамом, носом слегка подергивает, в шикарном прикиде. Он? — быстро спросил Сырцов.

Леха посмотрел на него с уважением и подтвердил:

— Он. Точно он.

Ай да Сырцов! Ай да сыскарь! Атлет без мозгов, который водилой у Эли служит и которых тысячами на конвейере производят, — это про того, кто напрямую с Рузановым контактирует! Это не атлет без мозгов, это он. Сырцов, без мозгов. А его еще только что Дед похвалил. Смиренно предложил Деду:

— Александр Иванович, продолжайте.

— Каковы потери в операции? — как ни в чем не бывало продолжал задавать вопросы Смирнов. Только качаться перестал.

— Двое раненых и один вроде того… с концами.

— Убитый — пулеметчик?

— Да.

— Ты был за пассажира. Значит, и водитель ранен?

— Да. Но я руль успел перехватить.

— Где встретились с подставой?

— За Старыми Горками прямой выход на Клязьму. Там нас ждали на двух машинах.

— Кто?

— Не знаю. В пустой «рафик» уложили убитого и раненых. А Ростислав пошел к «форду» и с кем-то там разговаривал. Потом вернулся и приказал мне наказать вас.

Дед Смирнов вздохнул протяжно, подсосал нечто в зубах, которых не было (обе челюсти — вставные) и спросил непонятно:

— За что же ты должен наказывать нас?

— Вы в нас стреляли и убили одного, — быстро сообразил Леха.

— Господи, и такой за старшего! — печально удивился Смирнов. — Жора, он — дурак или прикидывается?

— Прикидывается, — безжалостно определил Сырцов.

Смирнов шмыгнул носом, кося под маразматика, достал носовой платок, утер слезящиеся глаза и взрывно высморкался. После этого аккуратно сложил платок, возвратил его в карман и поинтересовался:

— Ты будешь нам служить, Леха?

— Это что, — вспомнив уроки Сырцова, встрепенулся Леха, — вы меня перевербовываете? Перевертыша из меня делаете?

— Нет, Жора, ты его не доучил, — укорил Смирнов. — Я тебе что — деньги собираюсь платить, в жопу целовать за доставленные сведения? Не надейся. Я свистну — ты прибежишь и доложишь нам все, что знаешь. Кто ты, Алексей Решетов, есть сейчас? Ответь мне.

— На этот глупый вопрос не желаю отвечать.

— Чему же ты его учил, Жора? — страдальчески полюбопытствовал Смирнов. — Бездарно отбрехиваться? Ложиться под первого попавшегося квалифицированного волкодава?

— Не под первого попавшегося волкодава, Александр Иванович, а под хорошего инструктора. Под меня, — возразил Сырцов.

— Помнишь, что Жуковский Пушкину написал? — спросил Смирнов и выбрался из кресла-качалки. Выбрался и стал напротив стула, на котором мирно сидел Леха. Леха увидел смирновские глаза и впервые в жизни испугался по-настоящему. Смирнов поморгал часто и процитировал Жуковского: — «Победителю ученику от побежденного учителя».

— Что-что, а Леха — не Пушкин, — убежденно заявил Сырцов.

— Об этом я догадался, — сказал Смирнов. — После того, как ты его заломал.

— Саня, — попросил Казарян, — может, хватит?

— Пока нет. — И Дед попросил Сырцова: — Жора!

Сырцов левой рукой поднял за грудки Леху и правым коленом ударил его по яйцам. Очень больно было Лехе. Он прижал локти к паху и немужественно застонал. Он стонал в скверной позе и туго соображал. Смирнов, слегка модифицировав, повторил давний и самый главный вопрос:

— Теперь ты работаешь на нас, Леха?

Леха не отвечал.

— Пока у тебя отсюда два выхода, Решетов. Первый: мы сдаем тебя ментам. Отломят тебе срок или не отломят — жизнь твоя как наемника кончилась.

— А с чем вы меня ментам сдать можете? — попытался Коньком-Горбунком выступить Леха. Видимо, боль в яйцах поутихла.

— Нигде не зарегистрированный «Калашников» и показания четверых свидетелей, неудачный ты мой питомец, — популярно объяснил положение дел все тот же Сырцов. — Выход второй: мы тебя отпускаем и — есть у нас такие возможности — даем знать твоим работодателям, что тебя словили, как клопа на подушке. В этом случае тебе тоже конец, и конец окончательный — смерть.

— Жора, — распорядился Смирнов, — возьми его игрушку и постреляй с участка художника. А я из «узи» отвечу. Их слухач, я думаю, в лесу.

— Понял, шеф, — сказал Сырцов и удалился.

Через три минуты раздалась дьявольская очередь. Вышедший во двор Смирнов пострелял из «узи» в воздух. Пострелял и вернулся на террасу.

Террорист Леха сидел как гость.

— Леша, — добро сказал Смирнов, — сейчас вернется мой друг Георгий Петрович Сырцов, и он обо всем с тобой договорится.

Вернулся Сырцов, глянул на Смирнова, глянул на Леху и приказал:

— Пошли, стрелок.

Они ушли, Сырцов и Леха. Казарян, противу кавказских обычаев, налил себе стакан водки и выпил. Кузьминский, укоризненно глянув на него, налил себе и тоже выпил. Восстановил справедливость. Смирнов, приводя в исходное еврейский автомат и вроде бы не глядя на них, спросил:

— На кого обижаетесь?

— На тебя, — тут же ответил Казарян.

— За что?

— Не говоришь. — Казарян плеснул себе еще граммов семьдесят, но не стал их выпивать, поболтал только. — Кто они?

— Догадываюсь, Рома, но не знаю. — Смирнов подошел к столу, налил и себе, выпил. Понюхал ладонь. — Главный теперь у нас — Жора. Мы старые, мы к делу не особо годные. Мы только для того, чтобы он был не один.

Загрузка...