Любви больше нет

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​Глава 5.2

Кишки скручивает от дурных предчувствий, я будто стою на рубеже, на развилке, после которой дорога разделяется на две. И не угадаешь, какой из путей будет правильным.

Я не могу удержаться, поэтому подрываюсь с пола, и бегу следом за ним на кухню. Но не вхожу. Останавливаюсь за углом, судорожно вцепившись в стену, и вся превращаюсь в слух.

Макс отвечает не сразу. Проходит несколько секунд перед тем, как раздается его недовольное:

— Да!

На другом конце кто-то что-то говорит, я не могу разобрать ни слова, но одно знаю наверняка – голос женский. По спине острыми когтями царапает внезапный страх.

Это оно, да? То самое?

Меня аж ведет, но я только плотнее вжимаю ладонь в стену, продолжая слушать.

— Что за звонки на ночь глядя? — говорит Кирсанов, и его голос точно нельзя назвать радостным. Он полон стали и холода.

Снова женский писк в трубке, и мне до одури хочется разобрать слова, но не выходит.

— Это не могло потерпеть до завтра? — чеканит муж, — почему я должен заниматься рабочими вопросами в свой законный выходной?... Срочно? … Настолько, что не могло подождать меньше двенадцати часов, до начала рабочей недели…Чего-о-о? Включить удаленку прямо сейчас? Что за бред? Все завтра.

Не знаю, что ему там говорят, но в ответ он бреет очень строго и жестко.

Он выбирает меня.

Меня трясет. Я прижимаюсь лбом к стене и прикрываю глаза.

Он выбирает меня…

Я победила.

Тем временем Макс продолжает:

— Вариант договора на корпоративной почте. У тебя доступ есть, вот и занимайся…

Дальше идет скупое обсуждение каких-то чисел, сроков и наименований, ни слова на отвлеченные темы. Кирсанов немногословен, проговаривает быстро, по делу, и в каждой фразе явно слышится желание поскорее завершить этот разговор.

Когда он, наконец, замолкает, я аккуратно выглядываю из-за угла. Он стоит у окна, уперевшись ладонями в подоконник и смотрит в ночь. Я даже на расстоянии чувствую, как он напряжен.

— Кто это был? — тихо выскальзываю из своего укрытия.

Услышав мой голос Макс, дергается так явно, будто я его испугала, выдернув из тяжелых мыслей. Замирает на мгновение. Я слышу сиплый вдох, но когда оборачивается на губах кривая улыбка:

— Коллега.

Я подхожу ближе и заглядываю в темные глаза. Они в отличие от губ не улыбаются.

— Коллега?

— Да…Карьеристка, мать ее, готовая ночами напролет работать.

— Надо же, — поджимаю губы, — А эта твоя коллега не знает про правила двух восьмерок? Все звонки по рабочим вопросам не раньше восьми утра, и не позже восьми вечера. В остальное время человек имеет право заниматься личными делами и не думать о том, что происходит на какой-то там работе.

Я злюсь. Сама себя не понимаю, но градус внутри растет.

— Не ты ли требовала, чтобы я ответил?

— Я думала, что-то важное. Пожар, землетрясение, потоп и падение метеорита.

— Нет. Просто расширенный договор с подрядчиками, — Макс отходит от меня, достает кружку и наливает воды, но я отнимаю ее, и сама в три глотка осушаю до дна.

Меня мучает жажда. Внутри пересохло все, пустыня ширится.

У меня есть вопросы, которые я должна задать. Но так не хочется. Я бы с радостью вернулась к телевизору, продолжила смотреть фильм, и забыла бы обо всем, но разве это возможно, когда в груди так давит.

— Я не знала, что у тебя на работе есть такие карьеристки.

— На самом деле она не у меня. Это сотрудница партнеров, — Макс морщится так, будто ему неприятно об этом говорить.

— И как давно появилась эта сотрудница? До того, как ты устроил шоу с чулками в сетку? Или после?

Он дергается, будто я ему пощечину отвесила. Взгляд становится растерянным:

— Тась! Опять ты…

Я примирительно поднимаю руки:

— Признаю, шутка вышла неудачной.

Он смотрит на меня, не отрываясь, а я наблюдаю, как судорожно бьется жилка у него на виске. Нервничает, но быстро берет себя в руки:

— Она приехала с Елецким из Норильска, а теперь осталась, потому что пришлось заменять другого сотрудника.

— Имя у этой самоотверженной работницы имеется?

— Господи, — он закатывает глаза и отворачивается, — зачем тебе эта информация?

— Должна же я знать, что за карьеристка названивает тебе по ночам.

— Она просто узнавала по договорам.

— Да-да, я уже поняла, — отмахиваюсь, — и все-таки, как ее зовут.

Кирсанов шумно втягивает воздух, потом цедит через зубы:

— Александра Волкова.

— Ты зовешь ее Сашенькой? — не могу удержаться от шпильки, чем еще больше довожу мужа.

— Ее все зовут Алексой.

— Ммм, Алекса, — пробую имя на вкус, — солидно. Мне нравится.

— Так! — он уже рычит, — я не хочу тратить вечер на обсуждение этой фигни.

— А что это мы так сердимся? — с ехидной улыбкой подначиваю его, — так обычно реагируют те, у кого совесть не чиста.

— Ну все, сама напросилась, — бросается ко мне, а я, громко смеясь, несусь прочь.

Хочу спрятаться в спальне, но не успеваю, Кирсанов перехватывает меня буквально через пару шагов и отрывает от пола.

— Попалась!

В шутку вырываюсь, выкручиваюсь, но, когда разворачиваюсь к нему лицом, наши взгляды схлёстываются, и мне становится больно дышать.

— Макс, — шепчу, едва различая свой собственный голос, — я тебя так люблю…

Взгляд становится волчьим, голос жестким:

— И я тебя. Больше жизни.

Мы срываемся. Нас обоих кроет по страшному, до одури, до искр из глаз и истерики. Этой ночью между нами секс, много секса. Слишком острого и жадного, чтобы быть нормальным.