Любви больше нет

Глава 18

Максим

Это конец.

С каждой секундой все страшнее. Отказываюсь принимать, что между нами все закончилось. Еще надеюсь что-то исправить, как-то уговорить ее дать шанс, простить.

Но головой понимаю, что какие на хрен шансы? Какое прощение?

Все, что мог я в щепы разодрал, запав на Красноволосую, а потом добил остатки своим враньем, попытками выкрутиться, покупкой машины.

Какая дура простит такое? А Тася не дура. Она – лучшее, что со мной случалось, и самая большая потеря в жизни.

Сколько бы я ни дергался, сколько бы ни пытался найти нужные слова, чтобы смягчить ее, факт остается фактом.

Предатель. И причины не важны. Точка.

Я пытаюсь ее перехватить, но выскочив из моего кабинета, она словно проваливается сквозь землю. На звонки не отвечает. На письма тем более.

Нет ее. Больше нет.

Зато мне приходит уведомление от онлайн-портала услуг. Заявление о разводе, которое я должен подтвердить.

Удаляю. Но спустя минуту приходит новое.

А еще сообщение:

Не мучай меня, Кирсанов. Не заставляй бороться с тобой. Ты противен мне.

Я противен сам себе и не знаю, что делать дальше.

Сердце рвется к ней, усталые вздрюченные мозги обреченно твердят, что уже поздно. Она не из тех, кто прощает, и никогда не скрывала этого. И я, дурак, никогда не парился по этому поводу, потому что был уверен в нас, в себе. А потом случилась Красноволосая Змея и все пошло по одному месту. Так стремительно и метко, что я ничего не понял и не смог остановиться.

Снова ей звоню, но Тася больше недоступна. Механический голос сообщает о том, что она не в сети.

Я не знаю куда бежать и что делать. Все, что мог уже просрал.

На ночь она тоже не приходит. Ограничивается лишь скупым посланием:

Останусь у Марины. Не лезь ко мне!

И я один слоняюсь по пустой квартире. Хочу сорваться к ней, но понимаю, что она даже не выйдет. Не станет говорить, не станет смотреть. Я понимаю, что ей больно находится рядом со мной, но разве у меня есть право отступить?

Она ведь уйдет. Исчезнет из моей жизни, словно ее и не было.

Поэтому еду на другой конец города, к Марининому дому, и полночи смотрю на окна. Тася здесь, я ее чувствую, и одновременно с этим подыхаю от невозможности приблизиться.

Она меня больше не подпустит. Никогда.

Уезжай, Кирсанов. Я не хочу тебя видеть. — приходит после того, как я снова пытаюсь дозвониться.

Тась, скажи, что я могу сделать?

Подпиши заявление и оставь меня в покое.

Нет

Значит, до встречи в суде.

Я не сомневаюсь в серьезности ее слов, сопротивляюсь всеми силами, но уже понимаю, что она не останется со мной. Шансов нет.

Утро встречает меня все там же. Под окнами чужого дома.

Я чувствую себя, как вареный кусок говна. Сил нет. Очередная бессонная ночь, состоящая из обрывков беспамятства.

Разобран, разломлен, обесточен.

Мне больше некуда идти и не к кому. Я ничего не хочу.

Поэтому продолжаю сидеть, сложив руки на руле и, уставившись угрюмым взглядом, на парадную дверь.

Где-то там моя пока еще жена. Ей плохо, больно и в этом виноват только я.

Моя вина! И от этого хочется сдохнуть. Только кому от этого лучше станет? Никому…

Я уже собираюсь уехать. Завожу двигатель и плавно жму на педаль газа, скатываясь с удобного места, но в этот момент на крыльцо выходит Тася.

Бью по тормозам, дернувшись так, что едва не втыкаюсь носом в руль. Ремни безопасности недовольно щелкают, с силой вдавливаясь в грудь.

— Тась, — шепчу.

Она останавливается, будто слышит мой убогий писк. Оборачивается. Лицо закрывают большие солнечные очки, но взгляд пробивает насквозь, и в нем нет того тепла, что было прежде.

Опускаю боковое:

— Садись. Подвезу.

— Не стоит, Кирсанов.

— Садись.

Жена почему-то сдается, раздраженно дергает плечами, и идет к машине.

Я не дышу, наблюдая за тем, как она пристегивается. Худенькие пальчики ходят ходуном, и никак не получается попасть в крепление.

— Давай помогу…

— Иди к черту! — неожиданно громко огрызается она и со щелчком застегивает ремень.

Потом сдергивает с лица очки и я, наконец, могу нормально рассмотреть красные, опухшие глаза и пятна на щеках.

Ревела…

— Любуешься? — хмыкает жена.

— Тась…

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​Будто шипы под ребра вбиваются. Невыносимо.

— Не надо, Кирсанов. Давай обойдемся без лишних слов. Просто отвези меня домой, раз уж оказался поблизости.

— Ты вернешься?

Хмыкает и горько качает головой:

— Мне надо собрать вещи.

— Погоди, давай попробуем…

— А давай без давай? — жестко припечатывает она, — ты уже напробовался. Дальше моя очередь.

— Прости меня, — пытаюсь взять ее за руку, но жена выдергивает дрожащие пальцы из моей ладони.

— Прощаю. Вези.

— Тась, пожалуйста. Не руби. Дай шанс.

— Еще слово, и я выйду из машины.

Ее голос сиплый, и в глаза снова собираются слезы.

Я затыкаюсь и вдавливаю педаль газа в пол.

Как так-то? Как? Почему мы теперь словно чужие? Это же неправильно. Она – моя. Я -ее. А остальное…остальное просто ошибка.

В голове тут же раздается ленивый, полный ядовитого сарказма смех Алексы.

Не помню, как мы доезжаем до дома.

— Подпиши заявление, — снова просит жена.

— Нет.

— Тебе нравится мучить меня? Нравится унижать? Принуждать?

— Да нет же! Я просто хочу быть с тобой.

— Я не хочу, — она прикрывает глаза, и из-под ресниц срывается крупная капля, прочерчивая дорожку по щеке, — и не буду.

— Дай шанс, — повторяю, как заведенный, — прошу тебя.

— Какие шансы, Кирсанов? О чем ты? Я видеть тебя не могу. Слышать не могу. А от одной мысли, что ты прикасался ко мне после того, как…хочется содрать с себя кожу.

— Только один шанс, — твержу, как тупой попугай.

— На что ты рассчитываешь? Думаешь, меня перестанет передергивать от твоих прикосновений? Или я перестану видеть призрак другой женщины за твоей спиной? Или я забуду о том, что ты сделал и прощу, лишь бы не оставаться одной?

Я не знаю, на что рассчитываю. Просто хочу удержать ее рядом.

— Я тебя люблю, — хриплю слова, которые уже ничего не значат.

— Странная у тебя любовь, Кирсанов. Признаешься одной, а трахаешься и одариваешь подарками другу.

— Я хотел от нее откупиться.

— Да какая разница, — она снова надевает очки, прячась от меня за темными стеклами, — Не ходи за мной. Я хочу собраться спокойно. Без лживых взглядов и пустых разговоров.

— Но…

— Оставь меня в покое, — цедит сквозь зубы, — и подпиши заявление. Хоть в этом поступи как мужчина, а не как капризный мальчик. Не мучай меня больше. Я никогда не прощу тебя. Не прощу, что по твоей вине мы…вот так…

Голос у нее ломается. Она шмыгает носом, проводит рукавом по мокрым щекам и, не оглядываясь, уходит домой. В наш дом! А я сижу в машине и не могу пошевелиться. Глаза печет, сердце в хлам.

Это конец. Что бы я ни делал, как бы ни дергался. Конец