Утром Таська убегает раньше обычного. Ей звонят в пять и радуют новостью о том, что в офисе на третьем этаже прорвало стояк и теперь там потоп.
Она вскакивает, как ошпаренная и начинает носиться по квартире, пытаясь собраться в максимально короткий срок. Пока умывается, я делаю кофе и несколько бутербродов, на большее все равно не хватит времени, а отпустить ее голодной я не могу.
— Шпасибо, — шепелявит с набитым ртом, на ходу прихлебывая кофе. Волнуется, хоть и пытается сделать вид, что все в порядке. Я вижу, как мелко подрагивают тонкие бледные пальцы, а и как отчаянно она кусает уже покрасневшую нижнюю губу.
— Иди сюда, — притягиваю к себе, на мгновение останавливая ее бег.
— Макс, мне пора.
— На минуту, — глажу по волосам, с удовольствием вдыхая легкий цветочный аромат, — все будет хорошо.
Она замирает, а потом как-то обреченно обмякает у меня в руках:
— Думаешь?
— Конечно. Ты умница.
Она не просто умница, она самое большое сокровище в моей жизни, которое я почти просрал. Думаю, об этом и сердце екает.
— Хочешь, я с тобой поеду?
— Что? Нет! — отчаянно мотает головой, — у тебя своей работы хватает, еще ты тут с моим болотом возиться будешь.
— Мне не сложно.
— Я знаю, — Тася, наконец, обнимает меня в ответ, — но я должна сделать все сама. Хозяин здания и так считает, что женщины ни на что сами не способны. И что все они, включая меня, на свой бизнес одним местом заработали.
— Мне с ним встретиться? Объяснить, что к чему?
— Не вздумай. Я сама все решу. Это моя война!
Ох уж этот маленький боевой хомяк. Целую ее в нос, она смеется. Но смех длится недолго, потому что я захватываю в плен сладкие губы.
Хочется ухать с ней на необитаемый остров, спрятаться ото всех и просто жить, наслаждаясь каждым моментом.
Таська первая приходит в себя. Мычит, изо всех сил упираясь мне в плечи и отпихивает от себя.
— Макс! Я опоздаю!
Не хочу ее отпускать, без нее душа не на месте, но я знаю, как важен для Таси салон. Это ее детище, которое она с нуля поднимала, ее маленькое царство.
— Ладно, беги. Долго не задерживайся. Если возникнут проблемы – не геройствую, звони.
— Хорошо, — она торопливо натягивает кроссовки, рюкзачок на плечи, и уже тянется к двери, но тормозит и оборачивается, исподлобья глядя на меня, — А что насчёт тебя, Максим? Ты задержишься?
Смотрит так пытливо, что у меня в животе все поджимается.
— Ненадолго, Тась.
Только со стервой вопрос решу, чтобы больше не смела к нам соваться.
— С Седьмовым будешь встречаться?
— Да.
— Точно?
Уже не доверяет. Вроде улыбается, но трещина между нами уже образовалась. И это жена еще не знает всей правды.
— Точно, — я стараюсь говорит как можно увереннее, но в животе все сжимается и дрожит.
Тася кивает и предельно серьезно добавляет:
— Если обманешь…то…
Кишки скручиваются от ее взгляда. Жена криво усмехается, но заканчивает начатую фразу:
— То я буду считать это началом конца.
У меня нет ни единой мысли, что это была шутка. Не шутит. И не простит.
Мы и в самом деле балансируем на линии, за которой начинается наклонная плоскость, ведущая на самое дно. Один неосторожный шаг и все.
Вместо ответа снова целую ее, пытаясь через прикосновение передать то, что чувствую.
— Я тебя люблю, — шепчу ей в губы.
Таська прикрывает глаза и слабо улыбается
— И я.
Потом я стою у окна и наблюдаю за тем, как она аккуратно выезжает со двора. За ребрами щемит. Как бы не повернулась ситуация в дальнейшем – не отпущу. Потому что сдохну без нее.
Перед работой я делаю то, что давно должен был сделать. Звоню в больницу, чтобы узнать, как дела у Веры Андреевны. И чтобы исключить всякую ересь, набираю не ее саму, а главврача, с которым мне уже доводилось пересекаться на одном из благотворительных вечеров.
Я хочу знать, так ли больна сотрудница из Норильска, потому что за ночь, пока лежал без сна и смотрел в потолок, успел много чего надумать. Один из вариантов – ничем она не больна, просто разыграла недомогание, чтобы оставить здесь Алексу. И тогда у меня много вопросов к так называемым «партнерам». Похоже на всемирный заговор, но я уже ни в чем не могу быть уверенным. Судорожно ищу подвох и хвосты, за которые можно зацепиться.
Однако именно этот хвост оказывается ложным.
— Состояние стабильное, но хорошего мало, — сообщает врач, — слишком она себя запустила.
Он перечисляет необходимое лечение и прогнозы, а я рассеяно слушаю, испытывая что-то сродни разочарованию. Болезнь оказалась правдой, и самое простое, очевидное предположение о подставе с ее отъездом идет в утиль. Жаль. С этой стороны Алексу не прижать.
Весь день, я как на иголках жду звонка от Седьмова. Жду, когда он позвонит и скажет, что добрался до этой суки. Время тянется настолько медленно, что я готов на стены бросаться от бессилия. Спасает только одно – общение с Таськой. Она присылает фотки подтеков и вздутого потолка, жалуется, но настроена решительно. Я ни капли не сомневаюсь в том, что она со всем разберется, но на всякий случай держу руку на пульсе и звоню, чтобы подстраховали.
Звонок от Седьмова настигает меня уже в пятом часу вечера.
— Ну что? — спрашиваю без приветствия.
— Достали мы ее. Коза прыткая. Когда приедешь?
Несмотря на то, что у меня подгорает от нетерпения, я заставляю себя притормозить:
— Вечером. Когда стемнеет. А пока пусть посидит, подумает о жизни. Глядишь, станет сговорчивее.
— Как скажешь, — Ромка не из тех, кто будет заморачиваться моральной стороной проблемы. Ему сказали – он делает.
Не тронет, но морда у него такая, что даже Змея посидев с ним пару часов, будет готова на все, лишь бы ее отпустили.