Любви больше нет

Глава 19.2

О как…

— Что с пацаном? — Не факт, что мой, но не спросить не могу, — родственники забрали?

— Нет родственников. Детдомовская она. И он в Дом Малютки угодил, правда почти сразу на него нашлись родители, молодая бездетная пара из другой области. Информации по ним пока нет. Сам понимаешь этические нормы и конфиденциальность. Я не стал ломиться. Захочешь — найду его для тебя. Не захочешь — пусть живут спокойно

Вскидывает брови, ожидая моей реакции. А я не знаю, что сказать, я в ступоре. Торможу дико.

— Искать?

— Не знаю.

— Ладно, думай. Созреешь — скажешь. Тут только тебе решать. Никаких подтверждений, что папаша именно ты — нет.

Рассеянно тру бровь. У меня, кажется, напрочь атрофировалась способность что-то решать. Я как овощ. Икра заморская, баклажанная.

— Какое отношение все это имеет к произошедшему?

— Хороший вопрос, — он снова ныряет в портфель и достает планшет. Включает его. Куда-то тыкает и открывает общую фотографию, — вот твоя Разина. В детдоме, еще до того, как исполнилась восемнадцать, до поступления в универ, до знакомства с тобой…

— Я понял.

Алена в первом ряду в нелепом растянутом свитере в сине-зеленую полоску. Две косички, очки. Классическая замухрышка-нелепица

— Когда мы встречались, она была симпатичнее.

— Изрослась, принарядилась. Но я тебе не ее хотел показать, — он двигает пальцами по экрану и приближает человека со второго ряда.

И с изрядной долей офигевания я узнаю в огненно-рыжей девице Алексу.

— Это же…

— Знакомься, Александра Зайцева.

— Волкова

— Зайцева. Волковой она стала уже позже, когда ушла из приюта. Поэтому и найти ее не могли. Кто-то крайне удачно потерял записи в местном ЗАГСе.

— Не понимаю.

Стеф бесстрастно продолжает:

— Александра Зайцева угодила в приют в семь лет, после того как родители в пьяном угаре подожгли дом и погибли. Она практически не говорила и отказывалась общаться, как с другими воспитанниками, так и со взрослыми. Сидела в углу или смотрела в окно, не реагируя на происходящее.

— Чокнутая?

— Не совсем, — хмыкает он, — но диагноз есть. Психопатия. У Алексы с детства были проблемы с эмпатией и отсутствовал страх.

Я вспоминаю зеленые глаза. Равнодушные как у королевской кобры и такие же холодные. Ей всегда на все было пофиг.

— Вспоминаешь? — подталкивает Стеф, — поэтому и по стройке скакала как коза, и от тебя не пряталась.

— Сука больная.

— Ну, ей этот диагноз не мешал. Училась легко и хорошо, занималась спортом. У нее, кстати, разряд по легкой атлетике. А вот с поведением беда. И дралась, и воровала, и воспитателей в приюте доводила до истерики, и никогда ни о чем не жалела. Ружье без предохранителя. Террористка без страха и упрека.

— Они с Аленой дружили?

— Да. Я лично разговаривал с директором приюта. И она сказала, что Алена при всей своей скромности имела уникальный талант влезать в неприятности. Из тех людей, которых то ворота придавят, то корова обдрищет. Ходячая проблема. Наивная до безобразия и бестолковая. А Зайцева взяла над ней шефство. Выполняла роль старшей сестры, готовой на все, чтобы защитить младшую. И дралась за нее и дичь всякую творила, чтобы защитить подругу.

До меня начинает доходить:

— То есть… Алекса мстила мне за гибель Алены? Она все это сделала только потому, что я когда-то имел мимолетный роман с ее бестолковой подругой?

В голове не укладывается. Если всякие истерички начнут мстить за то, что кто-то когда-то с кем–то, то это полный абзац.

— Я думаю, не за сам роман. А за то, что не стал слушать. За то, что бросил беременную. И за то, что умерла.

Я в ахаре. В диком лютом ахаре и не знаю, что сказать:

— Бред какой-то. Мстить за что-то… не имея даже доказательств того, что я причастен к тому ребенку.

— Мы не знаем, что говорила Алена на твой счет. Можно только гадать. Но, судя по всему, ситуация была преподнесена так, что богатый мужик из столицы попользовался бедной провинциалкой, а потом выкинул за ненадобностью.

— Да ёпта! Мы просто расстались. Без упреков и претензий.

— Похоже, у Аленны как раз были претензии, раз так все обернулось.

Капец. Просто капец. Вот так подцепишь девку, а потом вся жизнь под откос.

— Значит, она перед смертью наговорила про меня хрен пойми чего. И Красноволосая…вернее рыжая дрянь принялась разрабатывать план, как меня достать?

Стеф досадливо цыкает:

— Хуже, Макс, хуже. В детдоме все вешались от них. Алена была ходячей катастрофой и нытиком. Алекса — отбитой на всю голову психопаткой без тормозов, которая не боялась никого и ничего. Но их мозгом, человеком, который строил планы и мастерски воплощал их в жизнь, была…

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​Он сдвигает фотографию влево и на верхний ряд, останавливаясь на блондинке в кепке козырьком назад.

Я смотрю и не понимаю. Мозг отказывается воспринимать информацию:

— Это же…это…

Язык не слушается.

Стеф заканчивает за меня

— Это Тася, Макс. Ты был слишком занят борьбой со змеей, и не заметил, что все это время настоящий дракон был рядом