Орацио то и дело нажимал на клаксон, посылая один воющий гудок за другим.
— Не отвечает, — сказал рабочий.
— Чтоб его! — сказал Орацио. — Остановился, наверное.
— Нет. Он сильно отстал, но догоняет нас.
— Зовет?
— Зовет!
Они различили вдали гудки — короткие и длинные.
— Вернемся!
Они снова промчались мимо мотоцикла и подъехали к Метастазио. Когда они разворачивались рядом с ним, Метастазио подал сигнал.
— Опять мотоцикл! — сказал рабочий.
— Чтоб его! — сказал Орацио. — С сайд-каром?
— Нет, простой.
— Но ихний?
— Ихний.
Рабочий снова взял автомат.
— Не промахнешься?
— Не промахнусь.
— Если хочешь, садись за баранку, а я сам займусь им.
— Зачем? Мне надо учиться.
Мотоцикл обогнал их и вдруг резко свернул с дороги, седок повадился назад, раскинув руки, шлем его слетел.
— Здорово! Раз за разом все лучше! — сказал Орацио.
— Ну что, хороший я ученик? — спросил рабочий.
Метастазио сзади радостно гудел, как перед этим гудел Орацио.
— Не производит даже никакого впечатления, — добавил рабочий, — если бьешь их так, на ходу.
Орацио ответил Метастазио такими же ликующими гудками. Они доехали вдоль канала до перекрестка, потом свернули с асфальта на гравиевую дорогу.
— Поехали на то шоссе, что ведет к Комо, — предложил Орацио.
Он заглушил мотор. Метастазио тоже остановился, все трое вышли на дорогу, пустую и голую, рассекавшую заснеженные поля, позолоченные пробивавшимися сквозь дымку лучами солнца.
— Тесс! — сказал Орацио.
Изо рта у них шел пар. Они прислушались.
— Ничего, — сказал рабочий.
Не было слышно ни звука — ни рева приближающейся машины, ни шагов. Все трое сели в грузовики.