Мужчина сел на велосипед и посадил ее на раму. Они поехали в сторону площади Кавура.
— Куда ты меня везешь?
— Туда, где я ночую.
— Это далеко?
— В конце Симплонского проспекта.
Она чувствовала его у себя за плечом и даже отклонилась назад, чтобы быть еще ближе к нему.
— Что такое? — спросил он.
— Я думала…
— О чем думала?
— Эта зима, все остальные зимы… Все то время, что мы с тобой.
— А разве это время не с нами? Ведь оно не прошло для нас даром.
Под полями ее шляпы, над воротником шубы были ее волосы. Он прикусил их зубами. Они миновали уже виа Понтаччо и ехали вдоль Парка, на земле сияла зимняя белизна, оттеняемая унылым одиночеством голых стволов.
— Какая зима! — воскликнул он.
— Она действительно такая, как о ней говорят?
— Да, — ответил он. — С девятьсот восьмого года.
— С того дня, когда я родилась?
— С той зимы, когда ты родилась.
— Откуда ты знаешь, когда я родилась?
— А разве не ты сама сказала мне? Ты сама сказала мне, когда родилась.
— Я жалею, что тебе сказала.
— Не надо жалеть. Почему ты должна об этом жалеть?
— Потому что я себя сегодня чувствую такой.
— А когда сказала, ты чувствовала себя иначе?
— Совсем иначе. Мне было приятно, что я старше тебя.
— Я люблю тебя и за то, что ты старше меня.
— А мне сегодня хочется быть моложе тебя.
— А разве ты не моложе меня? Ты и моложе меня.
— Мне хотелось бы, чтоб я была моложе лет на десять.
— Да разве это не так? Ты еще намного моложе. Ты совсем девочка.
— Мне хотелось бы, чтобы ты был намного старше меня.
— А я и так старше. Намного старше. Я гожусь тебе в отцы и даже в дедушки.
— Ты ни на один день не старше, чем на самом деле.
— Я старше на сто лет.
— Нет, — сказала она.
— Почему? — спросил он. — Я видел зиму, когда ты родилась.
— Нет, — сказала она. — Это ты родился ради меня.
— Но я видел зиму, когда ты родилась!
— Ты родился, потому что я так хотела. Я родилась и сразу захотела, чтобы ты был. Мне не хотелось, чтобы я была на свете, а тебя не было.
— Ты — моя мама, — сказал он.
— А теперь давай побыстрее, — сказала она.
— Ладно, Берта, — сказал он.