Люди и нелюди

LVIII

Грузовичок с солдатскими пайками проехал по проспекту и по Ларго Аугусто, и люди с черепами на беретах принялись есть — и в тени, и на солнечной стороне, на всех тротуарах, где они несли караул.

Прохожие смотрели на них, и двое парней, которые тоже смотрели на них, переглянулись с улыбкой.

— Вкусно, а? — спросил один из них.

— Недурно, — ответил человек с черепом на берете.

— Что у вас там? Мясо?

— Ну да, мясо.

— И кости?

— Кости? Какие кости?

Безбородый юнец, совсем еще молокосос, подошел ближе к парням и показал им котелок:

— Вот мясо, грудинка, фасоль, картошка…

— Вижу, — сказал тот парень, что заговорил первым.

— Нас хорошо кормят. Утром дают хлеб с маслом и джем. — Рот у юнца был полный, но ему хотелось поговорить. — И на полдник тоже — хлеб с маслом и джем.

Парень отворачивался, всматриваясь в глаза внимательно прислушивающейся толпы. А тот, с черепом, продолжал:

— А вечером — макароны и еще какое-нибудь блюдо.

— Из сырого мяса?

— Из сырого мяса? Нет, из вареного… И фрукты. И еще сыр. И вино тоже.

— А эта стряпня сейчас?

— Эта стряпня? Это немецкое блюдо. Оно как-то зовется по-ихнему, да я не знаю, как сказать. А… вот здесь еще сосиска.

— Ишь ты!

— Таким, как мы, есть за что бога благодарить. А что бы нам оставалось в такие времена? Голодать, что ли?

— Конечно.

Человек с черепом на берете, не переставая жевать, мотнул подбородком в сторону толпы, указывая на маячившие перед ним лица.

— Вот они что делают? Кроме тех, у кого денег куры не клюют, все голодают.

Парень снова оглянулся.

— А ну-ка! — толкнул его локтем молокосос.

— Что тебе?

— Служишь родине и живешь при этом, как у Христа за пазухой.

— Что ты говоришь? — спросил парень.

— Если хочешь записаться к нам, я дам тебе рекомендацию.

— Спасибо.

Сержант окликнул юнца.

— Эй, ты!

— Иду, — откликнулся молокосос.

Он хитро ухмыльнулся и протянул парню полную ложку стряпни из котелка.

— Попробуй, — произнес он с набитым ртом.

— Чтоб я попробовал? — воскликнул парень. Потом поглядел на своего приятеля и сказал, словно бы обращаясь к нему, а не к молокососу: — Ведь я же не людоед!

Молокосос с черепом на берете разразился смехом, хотя рот у него все еще был набит.

— Ого! Ого! — кричал он.

— Что с тобой, болван? — спросил сержант со своего места.

— Ого! — еще раз крикнул молокосос. — Вот этот сказал, что он не людоед.

Он хохотал, и люди с черепами, стоявшие поодаль, тоже захохотали.

— Что такое? — переспросил сержант.

— Он говорит, что не станет этого есть. Потому что он не людоед.

Сержант встал и подошел к толпе.

— Кто тут не людоед?

Он выкрикнул свой вопрос в толпу, сделал еще шаг вперед, не переставая жевать. Казалось, он был уверен, что толпа подастся назад. Но толпа стояла как вкопанная.