Она сказала ему, что устала, только когда они выехали на обитаемые улицы вокруг Северного вокзала, и оттуда они двинулись пешком; они шли и молча глядели друг на друга, пока не добрались до виадука над колеей Северной дороги.
— Пройдем через Парк? — спросила Берта.
— Только по наружной аллее, до Симплонских ворот.
— А не хочешь зайти поглубже?
— Зайдем поглубже.
Они вошли за ограду, где были разрушенные павильоны, теперь Берта вела Эн-2, и они прошли по аллеям, с которых развалины видны были лишь издали.
— Я тебя и здесь искала.
— Здесь, в Парке?
Из развалин, среди высоких деревьев, поднимался дым.
— Ты видишь дым там, в глубине? — спросила Берта.
— Вижу.
— Я здесь уже была сегодня.
— Наверно, это бездомные готовят себе что-нибудь поесть.
— Пойдем, — сказала Берта. — Уведи меня.
— Хочешь, я опять посажу тебя на раму?
— Посади.
Он посадил ее на раму.
— Поедем быстрее, — сказала Берта. — Надо и нам приготовить что-нибудь поесть.
Она опять была такой же, как на площади перед мертвецами, лицо ее сияло от какого-то внутреннего воодушевления, и ему казалось, что у него прибавляется сил и он может быстрее крутить педали оттого, что нужно везти Берту.
— Нам не придется больше ждать?
— Не придется.
— Значит, ты моя жена?
— Жена, если ты согласен взять меня в жены. Ведь ты согласен?
— О, ты всегда была моей женой.
— Я стала твоей женой только с сегодняшнего утра.
— Ты всегда, всегда была моей женой.
— Только с сегодняшнего дня. С этой минуты.