Маг и нимфа, или неправильное фэнтези

Глава четырнадцатая, в которой Максим ест яичницу и отказывается давать последний концерт

Когда я проснулся, Димеона ещё сладко спала, посапывая во сне и прижимаясь ко мне всем своим изящным трепетным тельцем. Это было донельзя приятно. Дыхание нимфы было ровным, поза — расслабленной, а на лице застыло выражение такого блаженства, что я ещё какое-то время лежал, любуясь этой мордашкой, этой милой девчонкой, и не думал, кажется, ни о чём.

Увы, счастью не дано длиться вечно: тело охотника Даффи посылало сигналы, игнорировать которые я не мог. В животе бурлило — сказывался не то пропущенный ужин, не то раж ночи, не то всё сразу. Кроме того, мне нужно было в туалет. Вздохнув, я осторожно, чтобы не разбудить, поцеловал изящное создание в щёку и начал выбираться из-под одеяла. Сделать это было не так-то просто — наши с Димеоной тела были сплетены в тесный клубок — но, в конце концов, мне удалось справиться и с этой задачей. Прикрыв наготу оказавшейся в комнате чьей-то одеждой (лезть в душную кожанку мне не хотелось, а трико с майкой я рассчитывал в скором времени снова снять), я на цыпочках вышел из комнаты и бегом припустил вниз по лестнице.

Когда я вошёл в кухню, Василиса сидела в продавленном кресле под лампой и читала какой-то роман в цветастой обложке. При моём появлении она подняла голову.

— Сволочь! — сказала она.

— И тебе утро доброе...

Я подошёл к подоконнику, где мы хранили припасы для нимфы, и стал рассеянно выбирать из корзины яблоки поспелее. Моя напарница хмыкнула и даже будто бы вернулась к чтению, но я продолжал то и дело ловить на себе её неприятные, колкие взгляды. Подивившись тому, что за муха её укусила, я лишь пожал плечами и занялся завтраком.

Мытьё фруктов для Димеоны не заняло много времени — выложив их на блюдо, я стал думать, чем же мне попотчевать себя в это прекрасное утро. Свой выбор я остановил на яичнице: кроме собственно яиц, в холодильнике обнаружились ветчина, сыр и треть огурца — всё это вместе обещало сделать мой завтрак воистину королевским. Выудив из горки грязной посуды потемневшую сковороду, я для виду ковырнул покрывавший её дно слой прогоркшего жира, поморщился и поставил посудину на огонь.

Василиса следила за моими манипуляциями с явным неодобрением. Я понятия не имел, за что она на меня взъелась с утра пораньше, однако предпочёл ждать, когда всё выяснится само: настроение было не то, чтобы устраивать сцены, да и мне к тому же не терпелось вернуться наверх, пока малышка не выбралась из кроватки. Моя напарница, кажется, угадала ход моих мыслей: встав с кресла, она зажгла маленькую конфорку и принялась колдовать над туркой, то и дело толкая меня под локоть. В тяжёлом молчании приготовив каждый свой завтрак, мы одновременно сели за стол.

— Максим, — произнесла Василиса, вдохнув густой ароматный пар, что поднимался над её чашкой, стоило мне отправить в рот первую порцию кушанья. — Надеюсь, ты понимаешь, что после этого я ухожу из проекта?

Я поперхнулся:

— Василиса, ты что, с дуба рухнула?

— Ну, а как ты хотел? — волшебница пожала плечами. — Жаловаться Артамону на твоё поведение я, так и быть, уж не стану, но участвовать в этом — увольте!

— В чём? — спросил я.

— В изнасиловании, — не моргнув, ответила чародейка. — Ещё не хватало довести дело до групповухи, извините за мой французский.

Сказать, что я обалдел, — ничего не сказать: от Василисы, женщины умной, пусть порой и несдержанной, я такого не ожидал. У Даффи, лишённого гендерных предрассудков, от таких слов даже зачесались кулаки, но поддаваться на провокацию я, понятное дело, не стал — слишком бредовой была ситуация. Вместо этого я развёл руками и спросил, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно миролюбивее:

— Васёк, ты чего?.. Какое ещё изнасилование?

— Сам знаешь какое! — Василиса, не любившая это прозвище, поморщилась. — Если я тебя вовремя за уд не поймала, это не значит ещё, что у меня глаз нету. Просто думала, что у тебя хоть чуть-чуть совести осталось, животное. Извини, была неправа.

— Василиса! — попробовал я ещё раз. — Ты чего кипятишься — ревнуешь, что ли?

Рука волшебницы дёрнулась, словно она собиралась плеснуть мне в лицо своим кофе, но в последний момент передумала.

— Размечтался, — сказала она, поднося чашку ко рту. — Напомни-ка: ты всегда таким гадом был, или это тебя твой персонаж-увалень поднатаскал?

Мне стало теперь уже в самом деле обидно.

— Василис, ну чего ты ругаешься?.. — спросил я. — Ну, прости, что поставил тебя в неловкое положение — я сам не знал, что всё так сложится, но подробности моей личной жизни тебя, знаешь ли, не касаются.

— «Подробности личной жизни», — передразнила волшебница. — Надо же, как он запел! А о личной жизни туристки кто думать будет — Абу Ахмат ибн Бей?!

— Василиса... — я сокрушённо покачал головой. — Уж не знаю, что ты себе там нафантазировала, но у нас всё сугубо по обоюдному согласию. Если тебе это так важно, можешь спросить Димеону, хотя я бы на твоём месте, всё-таки постеснялся.

Чародейка изобразила на лице некое подобие хищной улыбки, обнажив белоснежные зубы, и потрясла головой совсем уже по-издевательски:

— Уж не знаю, что ты там себе нафантазировал, но только твоя барышня, если ты вдруг этого не заметил, сейчас в режиме полного погружения, так что за весь этот роман и за подгонку сценария под свои желания ответственен ты один. Твоя туристка сейчас — просто ещё один аспект Сказки, ведущий себя в соответствии с твоими же ожиданиями и представлениями. Понятия не имею, с чего ты вдруг решил, что по возвращении ей так приятно будет вспомнить о том, чем вы с ней тут занимались.

Волшебница залпом допила кофе и продолжала:

— Я имею в виду: своей мирской биографии наша дамочка сейчас не помнит. Может быть, у неё кто-то есть, кто ждёт её там? Может, у них всё по-настоящему? Сколько ей лет в миру? Даже этого ты не знаешь! Любовь девочки Димеоны — это, конечно же, замечательно, но, Макс, — Макс! — с какого бодуна ты решил, что... Эй, ты в порядке?

...Я сидел, механически пережёвывая яичницу, смотрел прямо перед собой и боялся дышать. Мысли стаей бешеных птиц носились у меня в голове. Василиса два раза щёлкнула пальцами у меня перед носом, потом встала и молча пошла к раковине. Полилась вода. Вернувшись, волшебница поставила передо мной стакан, а сама снова села напротив.

— Выпей!

Едва чувствуя руки, я поднёс стакан ко рту и выпил безвкусную жидкость. Волшебница улыбнулась первой за это утро дружелюбной улыбкой.

— Макс, я с тебя балдею! — сказала она. — Только что был такой весь из себя альфа-самец — а теперь сдулся, словно я на тебя ушат воды вылила. Тоже мне, мачо выискался... Смотри, в обморок не упади, герой-любовник.

Под её насмешливым взглядом я опустил голову и стал массировать виски пальцами. Есть расхотелось, на душе было гадко.

— Василис, извини... — как сквозь сон, услышал я собственный голос. — Я... Это я не подумал...

Волшебница хмыкнула:

— Я заметила. Артамона на тебя нет! И чему только он тебя учит?..

— И потом... — в голове по-прежнему была каша, и я взялся зачем-то оправдываться. — Ты же видела Димеону: она живая, ей веришь...

Василиса прижала руку к груди:

— Макс, ты два года в Сказке! Два чёртовых года! Пора бы уже понять, что здесь антураж определяется твоим отношением, а ожидания сбываются, как ты думаешь?

— Василиса... — застонал я. — Ну, будь человеком, не трави душу!..

Моя напарница гаденько захихикала, но, видя моё жалкое состояние, смягчилась и даже принесла мне ещё воды.

— Ну, Ромео, что делать будем? — спросила она. — Объясняться али сразу отмазку искать, чтоб ей память подчистить?

Я закрыл лицо руками. Внутри было пусто, телом завладела апатия.

— Эй, я к тебе обращаюсь!

— На час тебя хватит? — не поднимая на волшебницу взгляда, спросил я.

— Что? — вид молодой чародейки сразу же сделался ангельским. — Не понимаю, о чём ты.

— А я-то, дурак, ещё удивлялся, чего это я первым вскочил... На час тебя хватит? Сколько она ещё так проспит?

— ...На час меня хватит, — как-то грустно ответила Василиса. — Только ты, Макс, не забывал бы, с кем ты собрался играться. Мне-то это ещё кое-как с рук сойдёт, а вот тебе...

— Мне успокоиться надо, — сказал я, садясь. — Ну, пойду я к ней так — и что, будет лучше?

Я вытянул перед собой руку — пальцы дрожали. Василиса нахмурилась.

— Ну да, лучше не будет, — признала она с неохотой. — Но, может, сперва лучше подумаешь?

— А я и хочу подумать, — сказал я, поднимаясь. — Прогуляться. Остыть... Один.

Волшебница хмыкнула:

— Артамону привет.

— Я вернусь... — вяло запротестовал я.

Чародейка махнула на меня рукой:

— Иди уже!

Встав из-за стола, она подошла к раковине, включила воду и принялась греметь грязной посудой, собираясь, видимо, её мыть. Я вздохнул и вышел за дверь.

***

Я постучал, сразу распахнул дверь и просунул голову в комнату.

— Аполлон Артамонович, можно?

Аполлон Артамонович стоял у окна, изучая какие-то документы. Очевидно, моё появление сказало ему сразу о многом, поскольку он быстро кивнул, положил бумаги на подоконник, где и так уже скопился целый завал, и пошёл мне навстречу.

— Входите, входите! Доброе утро, Максим Андреевич. Проходите, присаживайтесь. Зачем, позвольте спросить, Вы так рано...

— Аполлон Артамонович, я прошу убрать меня из проекта, — деревянным голосом сказал я, останавливаясь у самой двери. — Я, конечно же, понимаю все осложнения, собственную вину и так далее, но я просто не могу по-другому.

Шеф внимательно смотрел мне в глаза. К моему облегчению, кроме него, в комнате никого больше не было.

— Присаживайтесь, — сказал маг медленно. — Садитесь и рассказывайте всё по порядку.

— Аполлон Артамонович, я присяду! — в каком-то отчаянии воззвал я, оставаясь стоять. — Я правда сяду! Но позвольте, сперва я вам всё расскажу.

Волшебник кивнул, ничего более не спрашивая. Внимательный взгляд его серых глаз за толстыми стёклами окуляров на секунду напомнил мне другой взгляд, тоже серый — я поспешил отвернуться. Потом я сжал кулаки, усилием воли заставил себя открыть рот и начал рассказывать.

Когда кидаешься в пропасть — главное, делать это искренне и с полной самоотдачей, всем своим существом: оставленные на краю конечности или мысли как минимум выглядят несуразно. Я рассказывал так, словно от этого зависела моя жизнь, говорил много и путанно, перебивал сам себя, а там, где мне не хватало слов, помогал себе жестами. Я рассказал обо всём, что произошло между мной и друидкой с самого начала и до сегодняшнего утра, и, смею заверить, нигде не соврал и даже не попытался хоть как-нибудь обелиться. Аполлон Артамонович слушал, не перебивая, не вмешиваясь, но его лицо, весьма подвижное для волшебника его возраста, давало понять, что он следит за повествованием так же внимательно, как и я.

— Одним словом, раскрутить эту историю я уже не могу, — закончил я. — Да и права морального не имею... Я, разумеется, понимаю, что поступаю безответственно и жестоко, но, раз уж я оказался таким идиотом, то прошу снять меня с роли и перевести в любой другой проект по вашему усмотрению, пока я не испоганил здесь всё окончательно.

Я, наконец, опустился в кресло — раскрасневшийся, запыхавшийся, не знающий, гордиться мне теперь собственной откровенностью или плакать. Аполлон Артамонович прошёл через кабинет к своему столу, позвенел там чем-то и вернулся назад со стаканом воды.

— Выпейте, — сказал он. — Успокойтесь.

Я залпом осушил стакан, но никакого облегчения не почувствовал — мысли мои были сейчас далеко.

— Для начала, — медленно сказал шеф, усаживаясь напротив меня. — Я предложил бы вам успокоиться и отвлечённо об этом подумать. Я понимаю, конечно же, вашу горячность и задетые чувства, но всё-таки...

— Аполлон Артамонович! — вскричал я, делая судорожное движение вновь вскочить, но тяжёлый взгляд мага удержал меня в кресле. — Я и так уже чуть не свихнулся от всего этого — шлялся по городу, видения начались — а вы предлагаете мне спокойно подумать? Что, что я могу теперь сделать? Как я ни поступлю, будет плохо!

— Хорошо, — волшебник смотрел на меня, нехорошо хмурясь. — И что же вы предлагаете?

— Ничего я уже не предлагаю! — едва ли не выкрикнул я, положа руку на сердце. — Что может предложить человек, когда он в истерике? А истерика у меня до тех пор, пока я обо всём этом думаю, и выйти из этого круга я уже не могу. Аполлон Артамонович, вы ведь такие умные там, в Магистрате, вы ведь всё придумаете и поправите — так почему не позволить бы мне потихоньку уйти?..

Чудотворец сидел, угрюмо кивая, и вид у него был такой, словно ему только что сообщили, что любимый племянник, которого он содержал с малых лет, состоит в банде, а полученные от дядюшки деньги спускает на девочек и наркотики.

— Что ж... Очень жаль, — сказал он, наконец. — Говоря честно, я очень боялся, что чем-то подобным всё и закончится... Нет-нет, не оправдывайтесь, прошу Вас! Я отлично Вас понимаю: у людей сдают нервы, такое бывает, а то, что Вы решительно ничего не желаете с этим поделать и продолжаете истерично вопить — дело Ваше... Магистрат ситуацию, разумеется, выправит, можете не сомневаться, вот только ведь Вы, по правде сказать, уже сейчас этого не хотите, а потом и вовсе волком будете выть от отчаяния... Ну, а я-то что тут могу сделать? Хотите сбежать — да пожалуйста! Я даже дам Вам отпуск на пару недель, Вы выберетесь куда-нибудь, подлечите нервы... Хотя, что я несу, никуда Вы выбираться не станете, некуда Вам выбираться — ну, по крайней мере, не будете болтаться по Сказке, отдаваясь гнетущим воспоминаниям, и то хорошо. Вас это устраивает?

— Гнетущим?.. — переспросил я с тоской.

— Простите, — примирительно сказал шеф. — Действительно, не самое удачное слово в Вашем контексте... Но сейчас, Максим Андреевич, поскольку Вы уже добровольно сложили с себя всю ответственность, мне придётся собрать совещание — извините, но мы не можем закрыть уникальный проект из-за Вас — и мне бы очень хотелось, чтобы Вы как непосредственный участник событий там лично присутствовали — Вы можете оказать мне такую услугу?

Поскольку шеф, наконец, сдался, я был готов сделать для него что угодно — я с готовностью закивал, показывая, что терять мне уже нечего.

— Спасибо, — маг забрал у меня стакан и, подойдя к столу, сердито нажал кнопку селектора. — Ян?

— Да, Аполлон Артамонович?

— Леа уже в Управлении?

— Да, у себя, — Ян зашелестел страницами. — Здесь. Вызвать к вам?

— Нет, лучше сразу отправь её в Сивелькирию, пусть подменит на час Василису, которую я жду здесь, хорошо?

«Аполлон Артамонович обращается к кому-то на ты?» — с каким-то суеверным ужасом спросил себя я. Это было всё равно что допустить, что наши магистры были когда-то детьми.

— Понял вас, — прошелестел в селекторе голос Яна. — Ещё что-нибудь?

— Да, — волшебник удерживал начинавший белеть палец на кнопке вызова. — Через десять минут в Малом зале собрание — пришли мне весь штаб Опергруппы, весь Магистрат и всех, кто идёт у нас по проекту «Д-Димеона», хорошо?

— Понял вас, — повторил Ян.

— Спасибо, — Аполлон Артамонович дал отбой. — Ну, вот... Надеюсь, надолго мы Вас не задержим — и, кстати!..

Маг подошёл к шкафу, провёл пальцем вдоль верхней полки и, вынув папку, ничем не отличающуюся на вид от прочих, протянул её мне:

— Вот, Вы ведь хотели.

Я автоматически принял предмет — это был картонный скоросшиватель с болтающимися завязками и грифом «Строго для служебного пользования». «Димеона Миянская, — гласил текст по центру обложки. — Образец № 7538». Я поднял на мага вопросительный взгляд.

— Теперь уже можно, — сказал шеф, улыбнувшись слабой улыбкой. — Разумеется, если хотите...

— Я... — у меня в горле встал ком. — Я потом прочитаю... Можно?

Аполлон Артамонович кивнул:

— Конечно.

Пошарив на столе, он извлёк из-под кипы бумаг связку ключей, взял с полки какой-то гроссбух с кучей закладок и бросил недвусмысленный взгляд на дверь. Я торопливо поднялся и первым вышел из кабинета. Маг запер замок на два оборота, и мы отправились в Малый зал.

***

Когда мы вошли в просторную белую комнату, некоторые из магов уже были там, а прочие подтянулись сразу же вслед за нами. Одной из последних вошла Василиса — бросив на меня быстрый взгляд, в котором читались разочарование и обида, она отыскала свободное место и устремилась туда, выскользнув из моего поля зрения. «Вот так, — подумал я почему-то. — Прощайте, шальные деньки!»

Аполлон Артамонович выждал, пока все рассядутся, и поднялся с кресла. Несмотря на достаточно раннее время, зал оказался полон народа, и в нём были даже те маги, которых я никак не ожидал здесь увидеть. «Выходит, мой проект-то достаточно популярен! — подумал я почти с гордостью. — Тот же Налимов ведь точно не в Опергруппе и уж тем более не в Магистрате!»

— Господа! — шеф смотрел сверху вниз на собравшихся за длинным столом. — И, конечно же, дамы. Мне пришлось пригласить Вас на совещание потому, что проект, о котором Вы все прекрасно знаете, остался без руководителя. Коробейникову пришлось уйти, и надо решить, что мы с Вами будем делать дальше.

«Пришлось?..» — подумал я удивлённо. Взгляды присутствующих дёрнулись в мою сторону, но никто ещё ничего толком не знал, так что люди смотрели на меня с искренним интересом, а не с осуждением.

— Ситуация следующая...

Я втянул голову в плечи. Избиения, которого я ожидал, впрочем, не последовало: шеф достаточно сухо изложил факты, причём понять его можно было не просто двояко, а, прежде всего, так, словно я просто не смог удержать положенную дистанцию между собой и объектом и теперь ухожу из соображений служебной этики. Пожалуй, даже для тех, кто более-менее догадывался, в чём тут дело, в пересказе шефа я выглядел более жертвой, нежели виновником инцидента.

— Таким образом, — подвёл черту волшебник, — нам нужно сейчас решить, в каком направлении будет развиваться дальше проект, и, если требуется, выделить на него дополнительные ресурсы.

— Шу-шу-шу...

Волшебники переглядывались и перешёптывались.

— Видения Коробейникова... — подал голос Харламов. — Вопрос, скорей, к вам, Василиса: это действительно было видение?

— Определённо, — Василиса кивнула. — При мне образец физически спальню не покидал.

— Морок, стало быть, — Харламов удовлетворённо откинулся в кресле. — Спасибо!

— Шу-шу-шу...

От этого шушуканья на душе делалось пусто и грустно.

— А я бы... — Ерёмин заговорил так, чтобы перекричать остальных, и немного перестарался — маги испуганно замолчали. — Пардон. Я бы просто закрыл проект сразу, и дело с концом.

— Закрыть сразу? — Харламов даже привстал от возмущения. — И потерять девочку, которая за неделю выучилась насылать мороки?

— При том, что у нас этому учат не раньше четвёртого курса, — тут же вклинилась в спор Игнатьева. — Простите, Борис Эдуардович, но я тоже не согласна — Димеону можно и нужно исследовать, с Коробейниковым или без.

— Шу-шу-шу...

— Коробейников-Даффи слишком важен для нас по сюжету, — ровный голос Осадько моментально заставил других замолчать. — Спасибо. Он не может так просто исчезнуть — это значит, что нам придётся опять шить сценарий. Исходя из этого, такой вопрос к вам, Максим: не согласились бы вы вступить в игру ещё раз, ненадолго, так сказать, закрывая сезон...

— Нет, — сказал я, стараясь, чтоб голос мой не дрожал. — Это исключено.

«Сейчас начнётся... — подумал я про себя. — Долг, наука, честь Управления...»

— Хорошо, — не моргнув глазом, сказала Осадько. — В таком случае нам нужен кто-нибудь, кто отыграет смерть Коробейникова.

Я поперхнулся.

— Вставлять кого-то на его место на долгий срок было бы неэтично, — продолжила Эмма Борисовна. — Стало быть, его придётся убить.

Эта мысль мне показалась смешной, но в зале никто не засмеялся, и от этого стало жутко.

— Она же вам не поверит, — выдавил я из себя. — Она меня знает и узнает из тысячи, она...

— Пошлём Юрия в антураже, — перебил меня Звягинцев. — Образ — «Максим Коробейников в образе охотника Даффи». Сложновато и немного рискованно, но, даже если у девочки способности наших магистров, на десять минут его хватит, а дольше нам и не надо.

— Шу-шу-шу...

Я сидел и боялся вздохнуть.

— Так и поступим, — сказала Осадько, словно бы обсуждала планы исследований на будущий год. — Но кто будет убийцей?

— Шу-шу-шу...

— В Сивелькирии сейчас есть один человек, который может убить Коробейникова, — громко произнесла Василиса.

Последовавший за этим взрыв дружного хохота прозвучал ещё страшнее, чем прежнее гробовое молчание.

— Хорошо, хорошо, — волшебница подняла вверх обе руки. — Я не так выразилась. Я хотела сказать, что в Сивелькирии сейчас лишь один человек, у которого есть готовый персональный мотив убить именно Коробейникова — командир Ларри Гнутт.

— Он что, уже в Сивелькирии? — спросил я раньше, чем понял, что раскрыл рот.

— Да, вчера прибыл, — напарница повернулась в мою сторону. — Я тебе не успела сказать, извини.

— Шу-шу-шу...

— Хорошо, всё срастается, — сказала Осадько. — В таком случае, сценарий простой: они просыпаются...

Я закрыл глаза и уронил голову на ладони. Мысль о том, что сейчас возле мирно посапывающей Димеоны сидит Леа и вяжет крючком, а вскоре под одеяло к ней прокрадётся некто, выглядящий как я, и лишь для того, чтобы картинно погибнуть в следующие десять минут, была невыносимой, а тот, кому это пришло в голову, должен был быть невменяем. Сквернее всего было, однако же, то, что я знал, что именно так и работает Сказка. Истории сплетаются и расплетаются, люди верят в них, искренне думая, что живут свои жизни, а потом выясняется, что за них всё решили маги, собравшиеся даже не на тайную сходку, а на рядовую летучку и сделавшие так, как им проще.

— Таким образом, мы не слишком-то отклоняемся от сказочной этики, а для самого Коробейникова всё заканчивается без лишних эксцессов, — вывел меня из прострации голос Осадько. — Возражения есть?

У меня были возражения, точно были, у меня их была масса, но среди них не было ни одного, которое Магистрат мог бы счесть существенным. «Пустите меня, я сам отыграю?» Глупости! Я слишком хорошо знал, что засыплюсь в первую же минуту. Настаивать, чтобы мою смерть вынесли за скобки? Чепуха, не так шьются сценарии. Умереть самому до пробуждения Димеоны, оставив ей оплакивать моё бездыханное тело? Ну, знаете ли!..

Ещё через пару минут собрание было закрыто: маги вставали и двигались к выходу, и произошедшее было для них делом привычным и абсолютно нормальным. Василиса пыталась остаться, чтобы перекинуться со мной парой ласковых, но к ней пристал Звягинцев с вопросами о роли поддержки, и волшебница ушла с ним, взглянув на меня одновременно беспомощно и недовольно. Шеф вышел вместе с Осадько. Малый зал опустел. Тогда я взял под мышку папку, всё это время лежавшую у меня на коленях, спустился к стойке у входа, взял у верного Яна ключ и направился к себе в кабинет. Там я бросил папку на стол, а сам упал в неудобное кресло, скорчившись на жёстком сиденье и обхватив руками лицо. Думать не хотелось. Жить не хотелось. Хотелось забыться и умереть, и чтобы после этого вновь проснуться в объятиях Димеоны.