Маленькая услуга

Глава 26

Майкл остановился, увидев зияющее отверстие в полу там, где графф Крошка покинул Юнион Стэйшн.

— Боже милосердный, — выдохнул он. — Гарри, что тут случилось?

— Небольшая проблема, — откликнулся я.

— Ты ничего не сказал мне.

— Ты был занят, — объяснил я ему, — и у тебя там было довольно много плохих парней. — Я кивнул на отверстие. — А у меня тут только один.

Майкл ошеломленно покачал головой, а я увидел, что и Люччио смотрит на отверстие вроде бы с умеренной тревогой.

— И ты справился? — спросил Майкл.

Люччио повернула голову к Майклу, пока он говорил, а затем резко посмотрела на меня.

Я вернул Майклу спокойный взгляд и ответил:

— Очевидно. — Потом я развернулся на пятках и резко свистнул. — Мыш!

Мой пес, мокрый, но все еще восторженный, примчался к нам по покрытым водой мраморным этажам. Он, скользя, остановился, подняв небольшую волну, которая расплескалась по моим ногам. Архив пристально всмотрелась в Мыша, когда он прибыл, и шагнула было к нему — но Кинкейд, опустив руку на ее тонкое плечо, не дал ей подойти ближе.

Майкл, нахмурившись, поглядел на девочку и затем на пса.

— Ребята, — сказал он, — у нас проблема.

Да, нас было слишком много, чтобы поместиться в кабине грузовика Майкла.

Все мы были насквозь промокшие, и совершенно не было времени, чтобы обсушиться прежде, чем прибудут власти. Может, это не особо справедливо, что я получил много не слишком дружественных взглядов, после того, как объяснил, что это я задействовал противопожарную систему, но по крайней мере никто не стал утверждать, что я не желал перенести последствия наряду со всеми.

Возможно, Архив была жутким созданием Сумеречной Зоны, но все-таки она была ребенком. Все согласились, что она сядет в кабину. Майкл должен был вести машину.

— Я не позволю ей сидеть там одной, — заявил Кинкейд.

— Ой, успокойся, — сказал я. — Он — Рыцарь Креста, черт возьми. Он не собирается ее обижать.

— Дело не в том, — сказал Кинкейд. — Что, если по дороге кто-то начнет стрелять в нее? Он прикроет ее своим телом, чтобы с ней ничего не случилось?

— Я, — начал Майкл.

— Да уж, черт возьми, он прикроет, — прорычал я.

— Гарри, — сказал Майкл умиротворяющим тоном, — я буду рад защитить ребенка. Но было бы несколько проблематично делать это и одновременно вести машину.

Мыш издал низкий, несчастный звук, который привлек мое внимание к тому факту, что Архив была необычно тихая. Она стояла около Кинкейда, дрожа, ее глаза закатывались под лоб.

— Черт возьми, — сказал я. — Сажайте ее в машину. Пошли, Кинкейд, Майкл.

Кинкейд подхватил ее на руки, и они с Майклом залезли в кабину грузовика.

— В-ваш д-дом далеко отсюда, Страж? — спросила Люччио меня.

Она тоже не очень хорошо выглядела. То есть, она выглядела хорошо в данных обстоятельствах. Но также она выглядела мокрой и полузамороженной, она стояла на коленях, обнимая Мыша, протирая его мех, чтобы помочь высушить его и распушить. Я видел Люччио в действии, как капитана Стражей Белого Совета, и у меня было свое мнение относительно нее. Когда я смотрел на женщину, которая, не моргнув, встала перед сподвижниками Кеммлера, которая стояла под автоматным огнем, защищая учащихся, как-то забывалось, что она женщина, а она была женщина весом в сто тридцать или сорок насквозь промокших фунтов.

Она была женщина.

В середине снежной бури.

— Это недалеко, — сказал я. Потом я подошел к двери, где сидел Кинкейд и сказал, — Возьми ребенка на колени.

— Она пристегнута ремнем безопасности, — возразил Кинкейд. — Она и так подвергается опасности.

— Люччио весит не намного больше, чем Ива, — сказал я ровным тоном. — И она находится почти в такой же опасности, как ребенок. Поэтому ты возьмешь Иву на колени и позволишь капитану ехать в кабине, как джентльмен.

Кинкейд подарил мне ледяной взгляд своих бледных глаз.

— Или что? — спросил он.

— Я вооружен, — объяснил я. — А ты нет.

Он посмотрел на меня, затем на мои руки. Одна из них была у меня в кармане пальто. Тогда он сказал,

— Ты думаешь, я поверю, что ты можешь убить меня?

— Если ты заставишь меня выбирать между тобой и Люччио, — сказал я с ломкой улыбкой, — я совершенно уверен, кого я выберу.

Его зубы вспыхнули во внезапной волчьей улыбке. И он отодвинулся, привлекая замерзшего ребенка к себе на колени.

К тому времени, когда я возвратился к Люччио, она не падала только потому, что Мыш сидел спокойно, поддерживая ее. Она пробормотала какой-то протест слабым командным тоном, но так как она сказала это по-итальянски, я заявил, что ее мозг совсем заморожен, и я принимаю командование на себя. Я засунул ее в кабину грузовика и пристегнул ремнем около Кинкейда. Он помог с этим — мои пальцы были слишком холодными и жесткими, чтобы справиться быстро.

— Гарри, — позвал Майкл. Он сдвинулся назад, вытянул из-за водительского сиденья скатанное теплое одеяло и бросил его мне. Я поймал его и кивком поблагодарил, от холода в животе уже начинались какие-то спазмы.

И мы с Мышом остались в кузове грузовика, оба насквозь промокшие, в середине зимы, в середине снежной бури. Холод перемещался от моего живота к груди, и я свернулся в комок, потому что у меня не было большого выбора. Волшебство не могло помочь мне. Я не мог вызвать шар пламени, потому что и грузовик трясло, и меня трясло еще больше. И вообще я хотел бы согреться, а не поджечь себя.

— П-п-п-пошла эта г-г-г-галантность н-н-н-нафиг, — проворчал я Мышу, стуча зубами.

Мой пес, от толстой шубы которого сейчас не было особой пользы, потому что она вся промокла, прижался ко мне так же тесно, как я прижимался к нему, под грубым одеялом, в то время, как в кабине грузовика, небось, было тепло, его окна запотели. Я чувствовал себя героем Диккенса. Я было подумал объяснить это Мышу, только чтобы занять чем-то мои мысли, но он и так уже достаточно страдал, Диккенса он мог и не вынести. Таким образом, мы ехали в несчастной, общительной тишине. Возможно, за нами следовали какие-то чрезвычайные непредвиденные огни. Я был слишком занят, наслаждаясь ненамеренными ритмичными сокращениями каждой мышечной клетки в моем чертовом теле, чтобы это замечать.

Раз тридцать за поездку, я был вполне уверен, что сейчас потеряю сознание и проснусь через пятьсот лет в будущем, но все-таки оказалось, что я должен был вынести всего лишь несчастные двадцать минут до того, как Майкл добрался до моей квартиры.

Обе двери кабины открылись, и прозвучал утомленный, но авторитетный голос Люччио.

— Подведите его к двери, он должен позволить нам пройти через его защиту.

— Все хорошо, — сказал я, вставая. Звук, правда, получился такой: «Ввввхрр», а когда я попытался встать, то почти выпал из грузовика. Майкл поймал меня, и Кинкейд, быстро подскочив, помог ему поставить меня на землю.

Я смутно почувствовал, что одна из рук Кинкейда вошла в мой карман и вышла оттуда пустой.

— Сукин сын, — сказал он, усмехаясь. — Я так и знал.

Люччио появилась из кабины грузовика, неся на руках Архив, задрапированную во что-то. Руки и ноги девочки свисали свободно, ее рот открылся во сне, а щеки пылали, как гвоздика.

— Поднимайся, Дрезден, — заявила она. Ее голос был устойчив, но хотя она и была согрета поездкой, все равно она была вся влажная, и холод снова погружал в нее свои зубы. — Поспеши.

Я начал неопределенно перетасовывать ноги, вспоминая где-то на заднем плане, что, когда идешь, надо перемещать их поочередно. Это значительно улучшило наше продвижение. Мы достигли двери, и кто-то сказал что-то об опасной защите.

— Ну прямо! — подумал я. — У меня просто нормальная защита, максимум, на что она способна, это поджарить вас до состояния сальных пятен на бетоне. Видели бы вы, что Гард вытворяет.

Люччио тоже что-то сказала о моей защите, и я подумал, что она выглядит замерзшей. А у меня дома был огонь, который она, вероятно, могла бы использовать. Я попытался открыть дверь перед ней так, как открывают двери перед леди, но проклятая штука застряла, пока Майкл не открыл ее, пихнув плечом и бормоча что-то осуждающее о непрофессиональной работе.

Потом все запуталось, а мои руки и ноги здорово болели.

Потом всплыла мысль: Парень, какая отличная кушетка.

Мыш сопел у моего лица, и затем почти раздавил меня, положив на меня свою голову и верхнюю часть туловища. Я подумал, что надо устроить ему разнос за это, но решил лучше поспать на моей замечательной кушетке.

Дальше чернота.

Я проснулся в комнате, освещенной только светом от моего камина. Я был слегка поджарен, а пальцы на руках и ногах неловко пульсировали. Какой-то нежный вес нажимал на меня, и при ближайшем рассмотрении оказался буквально всеми моими одеялами. Глубокий, медленный, устойчивый звук дыхания моего пса доносился от коврика перед кушеткой, а одна моя рука лежала на теплой сухой спине Мыша.

Где-то рядом журчала вода.

Люччио сидела на скамеечке для ног перед огнем, глядя на пламя. Мой чайник висел над огнем. Таз с водой, над которой поднимался пар, стоял на очаге. Пока я смотрел, она опустила ткань в горячую воду и водила ею по плечу и вниз по руке, ее лицо было повернуто ко мне в профиль. Глаза были закрыты в выражении простого удовольствия. Свет огня создавал прекрасные, изящно женские тени вдоль тонких линий ее голой спины вниз к поясу джинсов. Когда она двигалась, мускулы перемещались под мягкой кожей, которая мерцала, как золотая, в свете камина еще целую секунду после того, как теплая ткань проходила по ней, оставляя небольшие завитки пара на своем пути.

Происходило что-то, чего я никогда не ощущал прежде.

Люччио была красива.

О, она не была фотомоделью, хотя я подозревал, что при небольшой подготовке она была бы не хуже. Черты ее лица привлекательны, особенно рот, изогнутый, как лук Купидона, с ямочками на щеках, он контрастирует с твердым подбородком, и как бы устанавливает границу между застенчивостью и мужеством. У нее темные глаза, которые вспыхивают, когда она сердита или удивлена, а ее каштановые волосы длинные, кудрявые и блестящие. Она явно о них заботилась, но в её лице была слишком большая сила, чтобы быть просто симпатичной.

Красота — это глубже.

В ней была невыразимая женственность, в которой сплелись нежные линии, тихое изящество, и податливая сила, и которые, как я только в эту секунду понял, проживали в том же самом месте, где и глава Стражей. И, возможно, что более важно, я знал качество личности под кожей. Я знал Люччио в течение многих лет, бывал с нею в разных напряженных ситуациях, и считал, что она одна из тех старых Стражей, кого я и любил, и уважал.

Она перекинула свои волосы на другую сторону спины и вымыла другое плечо и руку так же медленно, и так же очевидно получая удовольствие при этом.

Прошло некоторое время, пока я рассматривал голую спину и плечи женщины. Это случается значительно более редко, чем рассматривать различные кошмары, которые моя работа предоставляет мне в избытке. Но даже среди всех кошмаров, рано или поздно должна же человеку выпасть удача — мельком увидеть красивую мечту. И несмотря на неприятности, в которых я сидел по горло, в течение этого момента, сейчас, под всеми этими одеялами, я смотрел на что-то красивое. Это заставило меня пожалеть, что у меня нет таланта запечатлеть этот вид углем, или чернилами, или маслом, — но у меня никогда не было такого дара. Все, что я мог сделать, — впитывать этот простой вид: красавица, умывающаяся в свете от камина.

Я совершенно не замечал, что Люччио повернула голову и видит меня. А потом внезапно понял, что она пристально смотрит на меня своими темными спокойными глазами. Я сглотнул. Не знаю, чего я ожидал. Крика, возможно, или резкого замечания, или по крайней мере румянца. Люччио ничего такого не сделала. Она только возвращала мне взгляд, спокойная и сбалансированная, или прекрасная, если хотите, одна рука прикрывает груди, а другая так и забыта опущенной в таз с зажатой в ней тканью.

— Извини, — сказал я наконец, опуская глаза. Я, вероятно, покраснел. Черт возьми. Может, выдать это за небольшое обморожение, героически перенесенное во имя ее.

Она издала тихий звук, который был слишком мягок, чтобы быть смешком.

— Тебе это неприятно?

— Нет, — сказал я сразу. — Бог мой, нет, конечно, нет.

— Тогда почему ты извиняешься? — спросила она.

— Ну, мм… — я кашлянул. — Я просто полагал, что девочка, которая достигла совершеннолетия во времена правления королевы Виктории, будет немного более консервативна.

Люччио издала короткий смешок.

— Виктория была британка, — сказала она. — Я итальянка.

— Это разница, да? — спросил я.

— Да, немного, — ответила она. — Знаешь, когда я была молода, я позировала многим живописцам и скульпторам. — Она отвернулась и стала мыть шею, продолжая говорить. — Ммм. Хотя это было в моем настоящем теле, конечно.

Ну, да. В том, которое было украдено безумным некромантом, оставив ум Люччио надолго пойманным в ловушку нового тела. Кстати, в самом деле прекрасного, здорового, молодого тела.

— Я не вижу, почему бы тебе не сделать то же самое в теле, в котором ты находишься теперь. Ну, для сравнения.

Она широко открыла глаза и осветила меня улыбкой, которая была радостной и совершенно девичьей.

— Спасибо. Я не хотела бы, чтоб ты меня неправильно понял. Я хотела воспользоваться твоим душем, после того, как нас облили этой грязной водой, но Архив спит на твоей кровати, и Кинкейд закрыл дверь. Он тоже отдыхает, и мне не хотелось бы, чтобы он вцепился мне в горло прежде, чем проснется. А ты спал, таким образом… — Она слегка пожала плечами.

Тени, которые огонь бросал на ее кожу, сложились в действительно интересную картинку, и я внезапно обрадовался всем одеялам, что навалили на меня.

— Как ты себя чувствуешь, ты в порядке? — спросила меня Люччио.

— Жить буду, — сказал я.

— Было очень галантно с твоей стороны осадить Кинкейда.

— Никаких проблем. Он — задница.

— И очень опасен, — сказала Люччио. — Я не полетела бы с ним, если б не видела, что он прошел через контрольно-пропускной пункт безопасности в Бостоне. — Она поднялась, уронила ткань в таз, и натянула свою рубашку, давая мне интригующее представление силуэта ее спины и талии на фоне света от камина.

Я вздохнул. Мгновение закончилось. Возвращаемся к делам.

— Почему ты приехала с ними? — спросил я.

— Для переговоров, — ответила она.

— Переговоров?

— Архив связалась с Никодимусом Архлеоне по поводу наших обвинений. Он согласился встретиться с нами здесь, в Чикаго, и обсудить вопрос. Ты — вызывающая сторона в этом случае, и я буду твоим секундантом.

Я заморгал.

— Ты? Моим секундантом?

Она закончила застегивать рубашку, повернулась ко мне и слабо улыбнулась.

— Обязанности выше самомнения. Относительно немногие из Стражей с достаточными способностями желали выступить в этой роли. Я подумала, что будет лучше, если ты будешь работать со мной, а не с Морганом.

— Именно поэтому тебе платят большие деньги, Кэп. Такая острая способность проникновения в суть людей.

— Да, и еще я очень хорошо умею уничтожать разные штуки, — сказала Люччио, кивая. Она повернулась к камину и взяла в руки небольшую деревянную коробку Гард с каминной доски. — Дрезден …

— Адские колокола, — выдохнул я, садясь. — Капитан, эта вещь опасна. Поставь ее. — Я спохватился, что говорю тоном чистой власти, к чему привык, работая с Молли и различными людьми, которых я встречал через Парасеть.

Она замерла и выгнула бровь, но только на долю секунды. Потом она аккуратно поставила коробку и отступила подальше от нее.

— Понимаю. Ты держал эту штуку, когда мы тащили тебя сюда. Видимо, ты не мог позволить ее потерять.

— Ну, да, — сказал я, — не мог.

— Я думаю, это объясняет, что ты делал на станции.

— Ну, да, — сказал я, — объясняет.

— Настоящее совпадение, — сказала она.

Я покачал своей головой.

— По моему опыту, рядом с Рыцарем Креста не существует такой вещи, как совпадение.

Она, нахмурившись, глядела на меня.

— Я очень долгое время принадлежу к конфессии. Больше столетия, фактически. Но не думаю, что Всемогущий задолжал мне какую-либо услугу.

— Неисповедимые пути! — заявил я самодовольно.

Она засмеялась.

— Я так понимаю, что ты с этим уже сталкивался?

— Постоянно, — сказал я.

— Хороший человек, — сказала она. — Тебе повезло, что у тебя такой друг.

Я нахмурился и тихо согласился:

— Да. Повезло, — и покачал головой. — Когда переговоры?

— Завтра в полдень. — Она кивнула на каминную доску. — Ты можешь сказать мне, что находится там?

— Вариант, — сказал я. — Если переговоры потерпят неудачу.

— Не думай об этом, Дрезден, — сказала она.

Я покачал головой.

Она уперла кулак в бедро.

— Почему нет?

— Дал слово.

Она мгновение рассматривала это. Потом кивнула и сказала,

— Как хочешь. Отдохни еще. Тебе нужно, — тут она прошла к моему диванчику, устало улеглась, и без слов свернулась под одеялом. Через несколько секунд она уже спала.

Я подумал, что надо хорошенько обдумать, что делать с коробкой Гард, и что, возможно, надо позвонить Майклу и Мёрфи, но усталость, которая внезапно меня сковала, сделала такой звонок невозможно трудным. Я поворочался немного, устраиваясь поудобнее, и опять стремительно упал в сон.

Последнее, что я заметил прежде, чем уснул, было то, что под всеми одеялами я полностью раздет.

И я был чистый.