Маленькая услуга

Глава 44

В то время, пока какая-то часть меня наблюдала все это происшествие, остальная часть просто кричала в нерассуждающем гневе, в муке, в отрицании.

Я был почти уверен, что догадался, кто забрал мой жезл. Я был почти уверен, что знал, почему это было сделано. Я даже думал, что, глядя с определенной точки зрения, это, наверное, была не полностью глупая идея.

Но теперь меня это абсолютно не заботило.

У меня не было с собой жезла, и я не был уверен, что моей сырой власти, независимо от того насколько я разъярен, будет достаточно, чтобы причинить Тессе боль, пробить обороноспособность, которую ей дает Падший. Я никогда не мог достигнуть нужной точности без помощи жезла.

Но прямо сейчас меня это тоже совершенно не беспокоило.

Я сосредоточил свою ярость, сосредоточил мой гнев, сосредоточил мою ненависть, мое неприятие свершившегося, и мою боль. Я выбросил все во всей вселенной очень далеко, кроме мысли об окровавленном теле моего друга, висящем на конце троса, и о пятне в два дюйма шириной в центре груди Тессы.

Потом я глубоко вдохнул, держа руку над головой, и проревел через свое сорванное горло, настолько громко, что почувствовал, что там что-то порвалось,

— Fuego, pyrofuego! — Я нанес удар двумя пальцами правой руки вперед, одновременно развязывая мою ярость и мою волю. — Гори!

Поток сине-белого огня, настолько плотного, что он был почти твердым объектом, стеганул через расстояние от меня до Тессы, и врезался в нее, как огромное копье.

Динарианка-богомол откинула назад свое симпатичное лицо и закричала в муке, когда копье огня пробило ее насквозь, выплавив широкое отверстие, которое горело и еще расширялось. Она падала, воя и дергаясь, сожженная огнем, намного более смертельным и более разрушительным, чем любой, какой я когда-либо вызывал прежде, с жезлом или без него.

Я ощутил, как что-то перемещается ко мне, и откатился в сторону как раз в тот момент, когда одно из раздвоенных копыт Розанны хлестнуло через воздух там, где мое бедро было моментом раньше. Если бы она попала, то достала бы до кости. Я двинул посохом ей в лицо, вынуждая ее отпрыгнуть, сопровождая удар волей и криком, «Forzare!» Это был не лучший мой кинетический удар, но это был удар, достаточно тяжелый, она пролетела дюжину футов по воздуху и упала на землю.

Я подхватил Фиделаккиус с земли. И когда мои пальцы сомкнулись на рукояти оружия, я понял несколько пунктов холодной логики, как будто их объяснил мне спокойный, рациональный, мудрый старик, которого совершенно не волновал мой гнев.

Во-первых, я понял, что остался один на неотмеченном на карте острове в середине озера Мичиган, в компании с сумасшедшими и падшими ангелами.

Во-вторых, что у меня все еще были монеты и Меч, и Никодимусу они все также были нужны.

В-третьих, что теперь, когда я нанес динарианцам реальный урон, они точно были выведены из себя.

В-четвертых…

Земля задрожала, как будто под тяжелыми шагами.

В-четвертых, с тех пор, как я сбил с толку попытку Лета отследить меня через булавку в форме дубового листа, Самый Старший Брат Граффов, по всей вероятности, ждал, когда я использую боевую огненную магию, — то самое волшебство, которое я переплел с властью Летней Леди два года назад в Арктис Тор. Это была самая вероятная причина, почему Мэб (наиболее вероятный подозреваемый, кто мог бы влезть мне в голову) забрала мой жезл и мои воспоминания о том, как использовать боевую огненную магию — чтобы обезопасить меня от нечаянного раскрытия моего положения каждый раз, когда я влезаю в драку.

И теперь, когда я это все-таки сделал, Самый Старший Графф должен был, вероятно, меня посетить.

И пятое, и последнее, я понял, что у меня нет никакого способа выбраться с этого чертового и до дрожи знакомого острова, — если я не смогу пробраться к докам, и сесть в лодку.

Я все еще горел потребностью нанести ответный удар тварям, которые причинили боль моему другу, но суть вопроса была в том, что я не мог нанести им ответный удар и выжить, а если они прикончат меня, то получат оружие, чтобы продолжать войну, а Майкл потратил свою жизнь, чтобы эту войну закончить.

Надо было бежать — другого выбора не было. Рассуждая реалистично, спасение даже не выглядело вероятным, просто это был мой единственный шанс.

Поэтому я задвинул Меч назад в ножны, сориентировался по захудалому небольшому городу, где мы высадились на берегу, и побежал. Быстро.

В самом деле, я не так силен, как по-настоящему большие парни, Майкл и Саня. Я не умею драться на мечах так, как Никодимус или Широ. У меня еще нет такого опыта в волшебстве и искусных ноу-хау, как у действительно опытных колдунов и волшебников, которые бродили вокруг в течение многих столетий, как Привратник или Шипастый Намшиэль.

Но я сделаю любого из этих парней в состязании по бегу. Гарантирую. Я бегаю — и не для того, чтобы быть худым и выглядеть хорошо. Я бегаю для того, чтобы можно было убежать, когда кто-то преследует меня, чтобы убить. И если иметь такие длинные ноги, как у меня, быть таким же худым и тренированным, тогда можно в самом деле хорошо передвигаться. Я несся через лес, как олень, придерживаясь пути, по которому мы шли раньше. Снег помогал не потерять тропу, и хотя через пару часов это все обледенеет, сейчас было совсем не скользко.

Я извлекал выгоду из хаоса, вызванного прибытием Гард. Я мог слышать все виды беспорядка, поскольку люди в лесу кричали и пытались выяснить, что делается, заставить помогать раненым, и следовать тому, что, видимо, находилось в противоречии с порядком, благодаря отверстиям, которые проделал в их цепи команд Хендрикс со своим пулеметом. Радио щелкали, и голоса гудели по ним, функционируя ненадежно, поскольку находились в области, богатой сконцентрированной волшебной энергией.

Факт, что большинству мужчин удалили языки, вероятно, ничему не помогал. Нику следовало бы попросить моего совета и прочитать тот список злого повелителя.[84] Серьезно.

Кто-то в нескольких ярдах справа от меня кричал мне что-то. Получалась полная белиберда. Я ответил ему таким же бессловесным мусором, притворяясь, что у меня тоже нет языка, и добавил грубый жест к тираде. Я не знаю, получилось у меня очень загадочно, или это шокировало его, но в любом случае, он ошеломленно заткнулся. На этом наше общение закончилось, и я отправился дальше.

Когда я достиг руин небольшого города и его главной улицы вдоль береговой линии, я думал, что уже оторвался.

А затем услышал рев Магога, спускающегося с холма вслед за мной, очень быстро спускающегося, раза в два быстрее меня. Такое чертово преимущество имеют демонические типы. Даже при том, что они не тренируются и не практикуются, они все-таки могут двигаться быстрее, чем те, кто посвятил этому занятию жизнь, кто в самом деле потел и напрягался, развивая свои способности буксировать задницу. Сволочи.

Казалось ясным, что Магог преследовал меня, или, по крайней мере, что он направлялся к доку и лодке, чтобы исключить для меня любой шанс спасения с острова. У меня было мало времени, чтобы привередничать, выбирая способы, как избежать встречи с ним, и я нырнул в длинную, темную пещеру здания, которое выглядело, как будто здесь когда-то был консервный завод.

Крыша провалилась в нескольких местах, и снег покрывал около трети пола, обеспечивая нечто, похожее на свет. В большинстве своем стены все еще стояли, но насчет пола у меня были очень серьезные сомнения. Здесь было много мест, где можно сломать ногу, провалившись на гнилых досках. Я старался двигаться вдоль стен и надеялся на лучшее.

На этот раз вражеские трудовые ресурсы сработали мне на пользу. Если бы Никодимус привел сюда только своих товарищей динарианцев, то вокруг на снегу острова были бы только следы раздвоенных копыт, и гигантских богомолов, и обезьян, и такого прочего. Но он притащил сюда множество пехотинцев, и в результате всюду были человеческие следы. Так что мои среди них особо не выделялись. Таким образом, все, что мне нужно было сделать, это войти в здание, исчезнуть из поля зрения, и оставаться там, пока Магог не пройдет мимо.

Едва я присел и начал изображать мышь, как древнее, полусгнившее дерево старого консервного завода задрожало подо мной, я ощутил вибрацию подошвами ног. Потом еще раз, и еще, ритмично, как медленные шаги.

Они сопровождались звуком движения Магога, такое тяжелое, кожистое шарканье по снегу, сопровождаемое равномерным сопением, как кузнечные меха. Затем я услышал, как Магог внезапно остановился в снегу и удивленно фыркнул, а потом издал громкий вызывающий рев.

И голос, очень глубокий, звучный голос, сказал,

— Уйдите отсюда, существо. Моя ссора не с Вами.

Магог с завыванием ответил что-то на языке, которого я не понимал.

— Примите это, как есть, Старший, — сказал сильный голос, мягко и с уважением, — у меня тоже есть обязанность, от которой я не могу отклониться. Этой ночью мы не должны иметь разногласий. Отбудьте с миром, Старший, с Вашим вьючным животным.

Магог снова зарычал на том же иностранном языке.

Глубокий голос стал жестче.

— Я не ищу ссоры с Вами, Падший. Я прошу Вас, не принимайте миролюбивое намерение за слабость. Я не боюсь Вас. Прочь, или я Вас повергну.

Обезьяноподобный динарианец взвыл. Я услышал, как его когти шкрябнули, разрывая землю, и крупное тело помчалось вперед к источнику глубокого голоса.

Магогу, казалось, не хватило слов, чтобы дать достойный ответ.

Я не мог видеть то, что затем случилось. Была вспышка золотого и зеленого света, как солнечный свет, отраженный от новой весенней травы, и детонация в воздухе, звук, который был не то раскатом грома, не то взрывом огня. Это было даже не очень громко, но я ощутил это всей поверхностью моего тела так же, как и барабанными перепонками.

Стена консервного завода рухнула внутрь, и Магог — точнее, то, что осталось от Магога, — влетел внутрь. Он рухнул на пол приблизительно в двадцати футах от меня. Огромные куски отсутствовали спереди гориллоподобного тела, включая его бедра и большую часть передней половины его туловища. Но это не была рана. Отсутствующие куски были как бы нарисованы нежным желто-зеленым жаром, который, казалось, запечатал кровь. Пока я таращился, Магог вздрогнул один раз, а затем обмяк. Крошечные ростки зелени в течение нескольких секунд распространились по трупу, развернулись листья, а затем в изобилии красок расцвели полевые цветы.

Покрытие цветущих растений, казалось, пожирало тело гориллы и проявлялось смертное тело, что было под ним, — мускулистый молодой человек, все еще скромно покрытый завесой цветов. Он был совсем мертв, его глаза были безжизненны и пусты, и цветы росли в отверстии, где было его сердце. На нем был кожаный воротник с висящей небольшой резиновой рамкой, вроде собачьей бирки, в которой чернел знак динария. Он был совсем мальчишка, едва ли старше Молли.

Снаружи раздался глубокий, звучный вздох. Потом тяжелый удар, от которого задрожала земля. И еще один.

Он приближался.

Мое сердце подпрыгнуло прямо мне в зубы. Конечно, я понятия не имел, кто был там, но все признаки кричали, что это был один из Сидхе. Они все использовали архаичные обороты речи — или, возможно, было более справедливо сказать, что они только так и разговаривали. Так или иначе, все указывало на то, что это был Самый Старший Брат Граффов, прибывший, чтобы рассчитаться с чемпионом Зимы в этом деле, и способ, которым он только что поверг одного из динарианцев, как будто тот был нахальным эльфом, не предвещал для меня ничего хорошего.

Я попятился назад, поскольку тот ужасный звук раздался снова, и половица под моей ногой сомнительно заскрипела.

Тут у меня возникла идея. Каждый следующий еще больше, и так далее. Если Самый Старший Графф был еще больше, чем последний, то возможно я мог бы использовать хрупкий настил против него, чтобы выиграть какое-то время, достаточное, чтобы добраться до лодки и отчалить от острова. Открытая вода была другим фантастическим нейтрализатором огромного несоответствия размеров. Установка реальных целей всегда была моим ключом к успеху. Я не мог выиграть борьбу с этим существом. Я только должен был прожить достаточно долго, чтобы убежать.

Я рискнул, выбрал самую твердо-выглядящую половицу, которую мог увидеть, и двинулся через комнату к дальней стороне здания, той, что ближе к воде, а потом повернулся, чтобы стоять лицом к отверстию в стене, через которое тело Магога влетело сюда.

Бум. Бум. Бум.

Я подготовил свою волю и вытащил защитный браслет, на случай, если он понадобится. Я поднял свой посох и направил его туда, где, как я думал, окажется голова Самого Старшего Граффа, когда он войдет, чтобы он сразу понял, что я серьезен.

Бум. Бум. Бум.

Я прицелился посохом немного выше.

Бум. Бум.

Пот просачивался сквозь мои брови.

Бум. Бум.

Сколько еще этот парень будет идти?

Бум. Бум.

Это уже становится смешным.

Бум. Бум.

И Самый Старший Графф появился в проломе.

Он был пять футов высотой. Максимум пять и два дюйма.

Он носил одежду с капюшоном, откинутым так, что я мог ясно видеть его завитые, как у барана, рожки, разные козлиные особенности, длинную белую бороду, желтые глаза со зрачками в форме песочных часов.

В правой руке у него был деревянный посох, покрытый рунами, который выглядел почти как мой собственный.

Он сделал хромающий шаг вперед, опираясь на свой посох, и когда он опускал его на землю, посох замерцал зеленым светом, который прошел через землю и выплеснулся наружу звуковой волной. Бум.

Половицы заскрипели под ним, он осторожно остановился и спокойно встал передо мной, положив обе руки на посох. Его одежда была опоясана старым куском простой веревки. Через пояс было перекинуто три мантии, — фиолетовые, изношенные и полинялые от времени.

Это были мантии, которые носят члены Старшего Совета, лидеры Белого Совета Волшебников. То есть, вообще говоря, самые старые и самые сильные волшебники на планете.

И Самый Старший Брат Граффов, очевидно, убил троих из них в поединках.

— Да, — сказал я, — сегодня точно не мой день.

Графф обратился ко мне торжественно.

— Приветствую тебя, молодой волшебник. — У него был глубокий, звучный голос, слишком огромный и богатый для тела, из которого он исходил. — Вы, конечно, знаете, почему я приехал.

— Чтобы убить меня, по всей вероятности, — сказал я.

— Да, — сказал графф. — По приказу моей Королевы и в защиту чести Лета.

— Почему? — спросил я его. — Почему Лето хотело, чтобы динарианцы захватили Марконе? Почему Лето хотело, чтобы они контролировали Архив?

Графф смотрел на меня довольно долго, и когда он заговорил, я мог поклясться, что его голос был задумчивым. Возможно, даже обеспокоенным.

— Не мое это дело, знать такие вещи — или спрашивать.

— Граффы — чемпионы Лета в этом вопросе, не так ли? — потребовал я. — Если не Вы, тогда кто?

— А что насчет Вас, волшебник? — возразил графф. — Вы спросили, почему злая Королева Зимы пожелала, чтобы Вы препятствовали захвату Марконе слугами самой темной тени? Почему она, кто воплощает разрушение и смерть, желала защитить и сохранить Архив?

— Ну, фактически я спросил, — сказал я.

— И какой ответ Вы получили?

— Графф, — сказал я, — я обычно не в силах понять, почему смертные женщины делают то, что они делают. Нужен куда более мудрый человек, чем я, чтобы понять, что на уме у женщины-фэйри.

Мгновение Самый Старший Графф безучастно смотрел на меня. Потом он откинул назад свою голову и издал звук… хорошо, больше всего это походило на ослиный крик. И-и-а-а. И-и-а-а. И-и-а-а.

Он смеялся.

Я тоже засмеялся. Просто не мог удержаться. Впечатлений сегодняшнего дня было слишком много, и смех ощущался просто отлично. Я смеялся, пока у меня живот не заболел, и когда графф увидел, что я смеюсь, он расхохотался еще сильнее — еще больше похоже на осла — и это заставило меня сильнее расхохотаться в свою очередь.

Это были две или три хорошие минуты до того, как мы успокоились.

— У нас рассказывают детям истории о Ваших парнях, Вы знаете? — сказал я.

— До сих пор? — удивился он.

Я кивнул.

— Истории о маленьких умных козлятах, которые водили за нос больших жадных троллей до тех пор, пока не пришли их большие, более сильные братья и поставили троллей на место.

Графф поворчал. А потом сказал,

— А у нас рассказывают о Вас, молодой волшебник.

Я заморгал.

— Что, мм?

— Нам также нравятся истории о… — Его глаза, казалось, мгновение искали слово в памяти прежде, чем он улыбнулся, довольный. Выражение выглядело приятно ненасильственным на его лице, — неудачниках…

Я фыркнул.

— Хорошо. Я думаю, что это будет еще одна.

Улыбка граффа исчезла.

— Я не люблю бросаться, как тролль.

— Так измените эту роль, — сказал я.

Графф покачал головой.

— Я не могу этого сделать. Я служу Лету. Я служу своей Королеве.

— Но дело сделано, — сказал я. — Марконе уже свободен. И Ива тоже.

— Но Вы все еще здесь, в области конфликта, — мягко сказал графф. — Как и я. И таким образом вопрос не закрыт. И таким образом я должен выполнить свои обязательства, к моему большому сожалению, волшебник. Лично я просто восхищаюсь Вами.

Я наклонил голову и твердо посмотрел на него.

— Вы говорите, что Вы служите Лету и Королеве. В таком порядке?

Граф тоже наклонил голову, в его глазах отобразился вопрос.

Я повозился в своем кармане и достал другую вещь, которую я захватил в моей квартире — небольшую серебряную булавку в форме дубового листа, которую Мистер гонял на всем протяжении Маленького Чикаго. Я полагал, что они прекратили использовать ее для преследования, когда как следует устали от Мистера.

Глаза граффа расширились.

— Сбивающая с толку магия, которую Вы наложили на наше колдовство прослеживания, была очень эффективна. Я хотел спросить Вас, как это было сделано.

— Секрет фирмы, — сказал я. — Но Вы знаете, что это не просто булавка.

— В самом деле, — сказал он. — Вы были пожалованы Эсквайром Лета, и Вам даровано Благо, но… — он покачал своей головой. — Благо — это важный вопрос, но не в данном случае. Вы не можете просить, чтобы я уступил Вам в конфликте между обоими Дворами.

— Я не буду, — сказал я. — Но давайте проясним это дело. Как только мы оба уйдем с этого острова, вопрос будет закрыт?

— Если Вы снова окажетесь в безопасности в Чикаго, да, будет закрыт.

— Тогда я взываю к Лету, что надо уважать его поручительство ко мне, и вернуть то, что оно задолжало мне, когда я нападал на сердце Зимы от своего лица.

Уши граффа встали торчком, он слушал меня.

— Да?

— Я хочу, — сказал я, — получить пончик. Настоящий, подлинный, чикагский пончик. Не какой-то гламурный пончик. Правдашний. Недавно сделанный.

Тут снова показались зубы граффа, это он улыбнулся.

— Конечно, — сказал я, — Вы могли бы отказать мне в благе, которое я законно заработал в крови и огне, и убить меня вместо этого, таким образом Лето изменило бы своему слову долга и никогда не смогло бы это компенсировать. Но я не думаю, что было бы очень хорошо для Лета и его чести. А Вы?

— В самом деле, волшебник, — сказал графф. — Действительно, это не было бы хорошо. — Он наклонил свою голову ко мне. — А в вашем пончике должно быть повидло?

— Нет, но, пожалуйста, пусть вместо этого он будет обрызган белой сахарной глазурью, — сказал я торжественно.

— Понадобится время, чтобы найти такую выпечку, — серьезно сказал графф.

Я склонил к нему свою голову.

— Я полагаю, к чести чемпионов Лета, что он прибудет вовремя.

Он склонил свою голову в ответ.

— Поймите, молодой волшебник, я не смогу помочь Вам далее.

— Вы отстаиваете принцип, этого уже достаточно, — сказал я сухо. — Поверьте мне. Я знаю, как это.

Золотые глаза Самого Старшего Граффа заблестели. Потом он поднял посох и бесшумно ударил им по половице. Опять возникла вспышка зеленого света и волна нежного грома — и он просто исчез.

Так же, как и серебряный дубовый лист. Он пропал из моих пальцев, его больше не было. Надо отдать фэйри должное; они могут провести исчезновение, как никто другой.

Возможно, мне следовало взять несколько уроков. Это, наверное, помогло бы мне выйти из этого беспорядка живым.

Я осторожно пробрался назад по скрипящему полу к телу молодого человека. Он выглядел смягченным в смерти, мирным. Что бы ни сделал ему Самый Старший Графф, это было безболезненно, во всяком случае, у меня было такое впечатление. Это походило на те вещи, которые делают старые фэйри. Я наклонился и одетой в перчатку левой рукой схватил штучку, содержащую почерневший динарий Магога. Я резко дернул ее, отделяя от воротника, и осторожно сунул в карман, не касаясь кожей. Я, кажется, стал несколько равнодушен при обработке этих монет, но трудно пугаться столько раз подряд, особенно учитывая обстоятельства. Риск еще раз подставить под удар мою бессмертную душу некоему жестокому присутствию казался довольно умеренной опасностью, по сравнению с тем, что все еще подкрадывалось в ночи за стенами старого здания.

Разговор с одним из… Я глубоко вздохнул и бесшумно выбрался на улицу. Я все еще слышал крики дальше по склону. Я услышал звук двигателя лодки на дальней стороне острова. Должно быть, здесь были и другие суда, пришвартованные где-то вдоль берега.

Хорошо, я знаю только об одном, и оно уже близко. Я выскользнул из консервного завода и, спеша, спустился по улице так быстро и бесшумно, как только мог.

Внизу, у основания грубой каменной лестницы все еще плавала лодка, привязанная к сломанному остатку старой деревянной колонны. Я подавил желание издать возглас, и спустился вниз по промерзшим камням так быстро, как только мог, не ломая себе шею. Вода была злобно холодной, но я почти не чувствовал этого — что, пожалуй, было не особо хорошо. Когда действие закончится, за это придется заплатить чертовски сильной болью. Но по сравнению с теми проблемами, что я недавно имел, эта была радостью.

Я добрался до лодки, забросил в нее посох и вскарабкался на борт. Я услышал крик на склоне и замер. Прожектор пробежался взад-вперед по деревьям, и удалился в другом направлении. Меня не заметили. Я усмехнулся, как дурак, и дополз до места водителя. Как только я начну двигаться, я привлеку общее внимание, но мне нужно просто двигаться на запад так быстро, как только смогу, пока не достигну земли. Вся западная береговая линия поблизости очень плотно заселена, и я без проблем найду место, где будет достаточно народа, чтобы избежать дальнейшей назойливости.

Я упал на место водителя и потянулся к ключу зажигания.

А его не было.

Я огляделся вокруг. Розанна оставила ключ в зажигании. Я определенно помнил, что она сделала именно так.

Тени, колеблясь, отодвинулись от пассажирского места напротив места водителя, раскрывая Никодимуса. Он спокойно сидел в своей черной шелковой рубашке и темных брюках, с серой петлей, которую он носил, как галстук, вокруг горла, с обнаженным мечом на коленях, левым локтем опершись на левое колено. В кончиках пальцев левой руки он держал брелок, с которого свисал ключ зажигания лодки.

— Добрый вечер, Дрезден, — сказал он. — Это ищешь?