Какое-то время ушло, чтобы согласовать способ передачи сообщения.
Последняя вещь, которую я хотел сделать, это снова лезть в воду, но я все еще мерз, и меня шатало, и как оказалось, есть многие другие неудобные и неприятные побочные эффекты от случайного проглатывания галлонов соленой воды. И такая прочая ерунда вдруг принимает огромное значение.
Потребовалась куча времени, чтобы утихомирить мой организм, принять душ и наконец лечь. К тому времени, когда я сделал это, я так устал, что еле ворочал глазами. К тому времени Молли, подстрекаемая Саней, и при его активном пособничестве, приготовила обед. Сане, казалось, доставляло некоторое мрачное российское удовольствие наблюдать за процессом крушения. Я упал на кушетку, гадая, можно ли рискнуть что-нибудь проглотить, и сон Рип ван Винкля[70] утащил меня.
Я не хотел просыпаться. Я видел сон, где мне не причиняли боль, и никто не швырял меня. Стены были белыми, гладкими и чистыми, освещенными только морозным лунным светом, и кто-то нежным голосом тихо со мной говорил. Но в мою правую руку ворвалось жестокое покалывание, какие-то иголки и булавки, и сон начал отступать. Я медленно стал просыпаться. В комнате бормотали голоса.
— … но она может убедиться? — потребовала Мёрфи горячим шепотом.
— Это не моя область знаний, — прогрохотал Майкл. — А Вы, госпожа?
Тон Люччио был осторожен.
— Это — тонкая область искусства, — сказала она. — Но у девочки действительно есть дар.
— Тогда мы должны что-то сказать.
— Нет, — сказала Молли тихим и грустным тоном, — Это не поможет. Это может даже хуже сделать.
— И ты точно знаешь это? — потребовала Мёрфи. — Это факт?
Я так устал, что, видимо, пропустил предложение или три в разговоре. Я поморгал глазами и неясно подумал: «ребенок знает, о чем она говорит». Я завозился и нашел Мыша лежащим на полу около кушетки, под самой моей рукой. Я решил, что заседание может минутку подождать.
— О чем разговор?
Молли кинула Мёрфи взгляд, который сказал: понимаешь?
Мёрфи покачала головой и сказала,
— Я посмотрю, как там Кинкейд. — И она вышла, ее лицо застыло в каменном неудовольствии.
Мыш принялся усердно облизывать мою правую руку, собачий чистящий ритуал, который он иногда выполнял. Это как-то нейтрализовывало булавки и иглы, и я не стал спорить. Я все еще понятия не имел, что было с моей рукой. Я никогда не слышал ни о чем, похожем на этот случай, — но это не было ужасно неудобно, и этот вопрос не был главным в моем списке приоритетов на текущий момент.
Никто не ответил на мой вопрос.
Тишина стала неуклюжей. Я неловко покашлял.
— Мм. Кто-нибудь знает, сколько времени?
— Почти полночь, — сказала Люччио спокойно.
Я ждал в течение минуты, но очевидно никто не собирался оказать мне услугу и вышибить меня из сознания снова, поэтому я приложил усилия, чтобы проигнорировать все острые и тупые боли, и сел.
— Что сказал Никодимус?
— Он пока не ответил, — сказала Люччио.
— Неудивительно, — пробормотал я, расчесывая пятерней волосы. Я заснул, одетый в старые Майкловы треники и футболку, таким образом мои лодыжки были голые, а треники и футболка болтались на мне, как палатка. — Независимо от того, что они делают, чтобы держать Иву взаперти, не сомневаюсь, что сделать это довольно сложно. Я бы тоже отложил звонок до тех пор, пока не убедился бы, что там все в порядке.
— Я тоже так думаю, — согласилась Люччио.
— Она в самом деле так опасна? — спросил Майкл.
— Да, — сказала Люччио спокойно. — Совет расценивает ее, как значительную власть в ее собственном праве, равную, пожалуй, младшим королевам Дворов Сидхе.
— Если так, я думаю, что характеристика Стражей недооценивает ее, — сказал я спокойно. — У нее было всего ничего для работы, а она делала Тессу с командой похожими на пигмеев, пытающихся захватить слона. Если бы они не отключили ее полностью, я думаю, что она съела бы их живьем.
Люччио встревоженно нахмурилась.
— В самом деле?
— Ты, возможно, видела такое, — сказал я. — Я никогда не видел…
— Если она так сильна, — сказал Майкл спокойно, — смогут ли они ее удержать?
— О, да, — сказал я. — Конечно. Но им понадобится значительный круг и очень мощный ритуал в специально подготовленном месте. И это должно быть чертовски безупречно сделано, иначе она сломает его.
Молли расстроенно сморщила лицо.
— Она не будет … не возьмет монету. Ведь нет? — Она переводила взгляд с Люччио на меня и обратно, а потом немного пожала плечами. — Потому что… это было бы очень плохо, если бы она так сделала.
Я посмотрел на Майкла.
— Падший ведь не может просто вскочить и сокрушить кого-то, не так ли? Просто захватить, без согласия?
— Обычно нет, — ответил Майкл. — Но все же есть обстоятельства, которые могут изменить это. Умственно отсталые люди могут быть восприимчивыми к этому. И другие вещи могут способствовать овладению. Наркотики, причастность к темным ритуалам, развернутый преднамеренный контакт с духами. Некоторые другие вещи.
— Наркотики, — сказал я устало. — Иисусе.
Майкл вздрогнул.
— Извини.
— Даже если душа уязвима для нападения, — сказал Майкл, — разум и воля могут бороться против агрессивного духа. Несомненно, Архив оценивается, как огромный ум и воля.
— Согласен. Но это не обязательно означает, что Ива поступит именно так. Когда она родилась, она уже была Архивом. У нее никогда не было надобности развивать свои собственные способности, свою собственную индивидуальность. — Я встал, качая головой, и начал беспокойно шагать по комнате. — Она сейчас беспомощна, вероятно, впервые в жизни. Одна. Напугана. — Я посмотрел на Майкла. — Ты думаешь, что эти … люди … не знают, как напугать маленькую девочку?
У него перекосило лицо, и он опустил голову.
— А затем появится Падший и скажет ей, что может ей помочь. Что хочет быть ее другом. Что может заставить плохих людей прекратить причинять ей боль. — Я покачал головой и стиснул руки. — Возможно, она будет знать факты. Но эти факты не смогут ее утешить. Они не будут ощущаться как…
Я заморгал и посмотрел на Майкла. Потом на Молли. Потом я рванулся мимо них в кухню и ухватил блокнот Черити для записи покупок, который был прицеплен к холодильнику магнитом. Я нашел карандаш на верху холодильника и сел за кухонный стол, неистово сочиняя.
«Ива,
Ты не одна.
Кинкейд жив. Я в порядке. Мы придем за тобой.
Не слушай их. Держись.
Мы придем.
Ты не одна.
Гарри»
— О, — сказала Молли, читая через мое плечо. — Это умно.
— Если это сработает, — сказал Люччио. — Она должна узнать это?
— Я не знаю, — сказал я. — Но я не знаю, что еще я могу сделать. — Я потер лоб. — Есть что-нибудь съедобное?
— Я приготовила жаркое, — сказала Молли.
— А съедобное что-нибудь?
Она дала мне подзатыльник, но не слишком сильно, и пошла к холодильнику.
Я сделал себе сэндвич. Я — американец. Мы можем съесть что угодно, если положить это между двумя кусками хлеба. С достаточным количеством горчицы я почти не чувствовал вкуса этого жаркого. В течение нескольких минут я был занят едой, я был достаточно голоден, чтобы в самом деле наслаждаться приобретением жизненного опыта, где Моллино жаркое терроризировало мой рычащий живот.
Зазвонил телефон.
Ответил Майкл. Он мгновение слушал и затем сказал мягко,
— Никогда не слишком поздно искать искупления. Даже для Вас.
Кто-то весело засмеялся на другом конце телефона.
— Минутку, — сказал Майкл чуть спустя. Он повернулся, держа трубку в руке, и сказал, — Гарри.
— Он, — сказал я.
Майкл кивнул.
Я пошел к телефону и взял трубку.
— Дрезден.
— Я впечатлен, Дрезден, — сказал Никодимус. — Я, конечно, ожидал, что Адский Пес устроит хорошее представление, но ты меня удивил. Твои способности развиваются весьма быстро. Тесса в ярости.
— Я устал, — ответил я. — Ты собираешься говорить о деле или нет?
— Ну, иначе я не стал бы звонить, — ответил Никодимус. — Но давай сделаем это немного проще, а? Только ты и я. У меня нет никакого желания втягивать преступный мир Чикаго или остальную часть Белого Совета в это небольшое уродливое дело. Безопасный проход взаимно гарантируется, конечно.
— Мы уже сделали это однажды, — сказал я.
— И несмотря на то, что ты предал нейтралитет встречи задолго до того, как я или любой из моих людей предприняли какие-то действия, что я расцениваю, как наиболее многообещающий акт с твоей стороны, хочу оказать тебе доверие еще раз.
Я хохотнул.
— Да. Ты — святой.
— Иногда, — сказал Никодимус. — Иногда. Давай, скажем, сейчас встретимся с глазу на глаз. Поговорим. Только ты и я.
— Чтобы вы налетели на меня всей бандой? Нет, спасибо.
— Приходи сейчас. Как ты сказал, я действительно хочу говорить о деле. Если ты дашь мне свое слово безопасного прохода, встречу можно провести даже на вашей собственной территории.
— О? — спросил я. — И где конкретно?
— Это не имеет значения, лишь бы никто не заметил меня с тобой, пока ты одет в этот смешной заимствованный ансамбль.
Волосы на моей шее поднялись дыбом. Я чуть-чуть повернул голову. На окнах, выходящих на задний двор Карпентеров, были жалюзи и занавески, но ни одни их них не были полностью закрыты. Кухонные огни превращали окна в зеркала. Я ничего не мог за ними увидеть.
— Ну так что, Дрезден? — спросил Никодимус. — Ты даешь мне свое слово безопасного прохода для нашего разговора? Или мне разрешить, чтобы мои люди открыли огонь по прекрасной молодой особе у раковины?
Я обернулся через плечо туда, где Молли вытирала посуду. Она наблюдала за мной уголком глаза, явно заинтересованная разговором, но пытаясь не показать этого.
Наверное, я не смог бы предупредить кого-либо прежде, чем люди Ника могли открыть огонь — и я полагал, что они у него действительно были там. Вероятно, в доме на дереве. Оттуда можно было хорошо разглядеть кухню.
— Хорошо, — сказал я, говоря так, чтобы все там могли услышать меня. — Я даю Вам свое слово безопасного прохода. В течение десяти минут.
— И надежду умереть? — усмехнулся Никодимус.
Я стиснул зубы.
— По крайней мере, мы встретимся.
Он снова засмеялся.
— Держи предмет нашей беседы в секрете, и не надо никого вмешивать.
Телефон разъединился.
Чуть погодя кто-то постучал в переднюю дверь.
Рычание Мыша наполнило весь дом даже при том, что он оставался в гостиной.
— Гарри? — спросил Майкл.
Я нашел свои ботинки и cунул босые ноги в них.
— Я выхожу, чтобы поговорить с ним. Следите за нами, но ничего не делайте, если он не начнет. И берегите спину. Последний раз, когда я говорил с ним, он меня просто отвлекал. — Я встал, надел плащ и подобрал свой посох. Потом встретил глаза Майкла и повторил, — Берегите свою спину.
Майкл слегка наклонил голову. Потом посмотрел мимо меня, на окна на задний двор.
— Будь осторожен.
Я вынул свой защитный браслет из кармана плаща и натянул его на запястье, вздрагивая, потому что тащить пришлось через небольшие ожоги.
— Ты знаешь меня, Майкл. Я всегда осторожен.
Я пошел к передней двери и выглянул из окна.
Огни на улице были погашены, за исключением уличного фонаря перед домом Майкла. Никодимус стоял в центре улицы. Его тень, длинная и темная, растягивалась в сторону от него — в сторону, противоположную той, куда она должна бы падать, учитывая положение света.
Мыш подошел ко мне и встал рядом, как пришитый.
Я положил руку на толстую шею моего пса, ища в темноте снаружи что-нибудь или кого-нибудь еще. Я ничего не видел — но на самом деле это ничего не значило. Там, в темноте, могло быть что угодно.
Но единственное, что на самом деле было важно, это испуганная маленькая девочка.
— Пойдем, — сказал я Мышу, и мы отправились.