Маленькая услуга

Глава 43

Я не стал оглядываться, чтобы проследить, что там с мечом. Я сунул руку за отворот плаща и вытащил обрез. Потом отпустил посох, поднял ружье обеими руками, отвернул лицо, и крикнул «Берегись, огонь!» за секунду до того, как спустил курок.

Когда-то давно я видел, что Кинкейд использовал шары «Дыхание Дракона» против вампиров Красной Коллегии в Ригли Филд. Это было дьявольски внушительно, наблюдать вылетающие из дробовика снопы пламени сорок футов длиной. С тех пор я провел некоторые исследования относительно всяких штучек, которыми можно выстрелить из дробовика, и оказалось, что здесь куча интересного материала. Просто удивительно, нет, в самом деле, какой творческий потенциал вложен в проектирование различных специализированных боеприпасов, доступных сегодня на рынке.

Мой личный фаворит — шар, известный как Файрбол.

Он разбрызгивает перегретые частицы металла — крошечные, крошечные кусочки металла, разогретые выше трех тысяч градусов. Они распространяются огромным конусом огня и освещают все на расстоянии больше чем двести пятьдесят футов, ярче и горячее, чем любой фейерверк. В лесоводствах их применяют, чтобы пустить встречный огонь, а спецподразделения используют их для отвлечения внимания противника.

Я выпустил два файрбола одновременно, прямо в воздух, и на мгновение все вокруг стало залито светом, столь же ярким, как в летний полдень.

Даже отвернувшись от вспышки, с закрытыми глазами я ощутил, как свет ворвался сквозь веки ярко-розовым цветом. Я услышал стрельбу со стороны дома, и еще от группы деревьев слева, но независимо от того, где размещались никодимусовы бандиты, сейчас они были ослеплены вспышкой, и их вечернему видению нужно будет время, чтобы придти в себя.

Это была половина пользы от применения файрболов в темноте. Мы выиграли чуть-чуть времени для действий, не больше, чем несколько секунд, — но несколько секунд совсем не пустяк, если использовать их, как следует.

Я опустил дробовик, схватил посох, и кинулся вперед, крича, как сумасшедший.

Майкл и Саня наступали мне на пятки. Майкл держал Амораккиус в правой руке и Фиделаккиус в левой, и пока он бежал, оба лезвия внезапно засияли несильным мерцающим серебряным светом. Одно из тех животных, что скрывались за башней, хотя и ослепленное вспышкой, выпрыгнуло вперед по команде Никодимуса, но злая фортуна нанесла его прямо на Майкла. Рыцарь Креста ударил справа и слева каждым мечом. Послышались звуки нанесенных ударов, крик боли животного, и Майкл протопал дальше, только слегка замедлив свой широкий шаг, оставив еще дергающееся тело животного на земле за собой.

Потом воздух задрожал от боевого рева Магога, и я бросил пристальный взгляд вокруг, чтобы найти огромного динарианца, который обращался именно ко мне. Я уже мерялся силами с Магогом и знал, что я смогу остановить его, если нужно. Но также я знал, что это потребует больших усилий и оставит меня уязвимым для его компаньонов, так что вместо того, чтобы пытаться остановить его, я призвал свою волю, и когда обезьяноподобное существо выпрыгнуло мне навстречу, качнул свой посох круговым движением, как клюшку для гольфа, и крикнул, «Forzare!»

Невидимая сила моей воли крутнулась, добавилась к импульсу броска Магога и оторвала его от земли. Магог с ревом пролетел над нашими головами и рухнул на крутой, скалистый склон, по которому мы только что поднялись. Рев животного преобразовался в дикие слова на каком-то по-древнему звучащем языке, прерываясь криками ярости и воплями боли, пока огромный динарианец катился вниз по каменному промерзшему склону. Он казался скорее рассерженным, чем травмированным, и я знал, что вывел его из игры всего лишь на несколько моментов.

Хотелось бы надеяться, что этого будет достаточно.

Дейдра спрыгнула с насыпи камней, используя для передвижения руки, ноги и лезвия волос попеременно, она была похожа на какого-то огромного причудливого паука — и тут Саня поднял свой Калашников и начал стрелять в нее. Он тоже не пользовался автоматическим огнем «пали и молись». Русский притормозил и быстро сделал несколько выстрелов. Первый ударил в скалу в дюйме слева от Дейдры, второй попал ей в бедро, а третий поднял облако искр от стальных лезвий ее волос совсем рядом с черепом. Она издала удивленный вопль боли и страха, и стремительно удрала боком в тень, как плотва убегает вглубь, когда до нее добирается солнечный свет.

По нам начали стрелять с двух сторон, пули были все еще слепые и случайные, но от этого не менее смертельные. Пули — дьявольские штучки, летящие рядом. Они не выглядят драматично. Они гудят, как большие жуки в деревне жарким, душным летним днем. Они даже почти не пугают, пока действительно не попадут в цель, и тогда станет ясно, каковы они. Это отчасти удобно, правда-правда, то время, проходящее между моментом, когда чувства говорят тебе, что это смерть беспорядочно щелкает вокруг на расстоянии в несколько футов, и моментом, когда ум осознает, что передвигаться в таких условиях — ужасная идея. Это время, когда можно что-то сделать прежде, чем ты испугаешься настолько, чтобы только найти укрытие и отсидеться там.

— Идем, идем! — призвал я, перезаряжая. Наш единственный шанс состоял в том, чтобы продолжать двигаться вперед, отпугивая по пути Никодимуса и компанию, и войти в единственное убежище на вершине.

— Убейте их! — взревел Никодимус разъяренным голосом, и вверху прошумел ветер. Он, должно быть, поднялся к небу, летя на своей тени, как на огромных крыльях летучей мыши.

Множество животных бросилось к Майклу, и оба Меча заработали снова, нанося удары, серебряный свет от их лезвий стал ярче. Саня издал боевой крик, и еще больше света затопило вершину, моя тень передо мной стала темнее, поскольку Эспераккиус вступил в бой, и множество звериных криков боли сотрясло воздух.

Прямо передо мной Шипастый Намшиэль выл в расстройстве и очевидном ужасе на каком-то языке, которого я не знал, и тут я увидел, что и Тесса и адская девушка Розанна исчезли. Намшиэль протягивал руки в направлении дальней стороны каменного трона, и кричал с отчаянием в голосе, «Вернитесь!»

Потом он повернулся ко мне, услышав мои шаги, хрустящие по влажному снегу. Он все еще держал корону зеленой молнии в своей колючей руке, и когда его глаза сосредоточились на мне, он обнажил свои зубы в гримасе горькой ненависти и швырнул в меня потрескивающий изумрудный электрический шар.

Мой защитный браслет был уже готов, и было достаточно ужаса и гнева, чтобы обеспечить мою обороноспособность. Я наклонил сферу под углом и дал шару безопасно отскочить в небо.

— Щенок, — прорычал Намшиэль, и на кончиках его пальцев снова собрались светло-зеленые искры власти. Он сделал странный маленький жест, щелкнул пальцами, и внезапно пять крошечных нитей зеленого света понеслись ко мне по пяти отдельным, спиральным траекториям.

Я снова подготовил свой щит, чтобы отбить новое нападение — и сообразил в последнюю секунду, что каждая отдельная нить энергии, летящая в меня, имеет немного разную длину волны спектра волшебной энергии, и разные частоты, поэтому мой щит не может сразу приспособиться, чтобы прикрыть меня. Не все в одно и то же время, и на том спасибо. Я отбил три из них, почти поймал четвертую, но она скользнула возле меня, и даже близко не дотянулся до пятой.

Что-то, ощущаемое, как холодная, сальная фортепьянная струна, обернулось вокруг моего горла, и я почувствовал, что не могу дышать.

— Несносная, наглая мелкая обезьяна, — зашипел Намшиэль, — играющая с огнями создания. Связывать с ними свою душу, как будто ты один из нас. Как ты осмелился сделать такое? Как ты смел применить огонь души против меня! Да я лично наблюдал, как твой жалкий вид был слеплен из навоза.

Если б он не придушил меня почти до смерти, я мог бы возразить что-то, или хотя бы прервать этот страдающий манией величия монолог. Мне только было жаль, что я не понимал, о чем, черт возьми, он говорит. Конечно, я хорошенько наподдал ему той серебряной рукой, но воспринимал он это как-то чертовски близко к сердцу.

Я потерял нить того, о чем думал. Моя голова кружилась. Горло было перехвачено. Шипастый Намшиэль еще о чем-то разглагольствовал. И тут Амораккиус сверкнул серебряным огнем, голова Шипастого Намшиэля отскочила от его плеч, дважды перекувыркнулась, и упала в снег.

Внезапно я смог глубоко вздохнуть, и мир снова начал налаживаться.

Майкл вышел вперед, бросил один взгляд на тело Намшиэля, и отрубил кисть его правой руки. Потом он поднял ее и бросил в мешочек, висящий на поясе с ножнами. Тем временем, Саня подхватил свою винтовку и поднял меня на ноги.

— Идем, — я задыхался, с трудом выталкивая слова через свое полусдавленное горло. Я поднялся на ноги и замахал рукой, показывая Сане, что нужно двигаться вперед. — На маяк. Скорее.

Саня перевел взгляд с меня на башню, быстро вложил свой Меч в ножны и снова поднял винтовку. Большой русский взбежал к башне с Калашниковым у плеча, и точными выстрелами начал всаживать пули в головы животных, что были прикованы цепями к стенам внутри, чтобы мучить Иву, которая все еще плавала связанная в пределах большого круга.

Я последовал за Саней так быстро, как только мог, пропуская хрипящее дыхание через мое больное горло. К тому времени, когда Майкл и я вошли в убежище, место, прикрытое кольцом камней башни, стрельба со всех сторон стала точнее, поскольку вечернее видение наших врагов вернулось. Крошечный удобный момент, который создала вспышка файрболов, закончился.

— Откуда ты знал? — спросил Майкл, тяжело дыша. — Откуда ты знал, что они сломаются, если атаковать их?

— Нельзя прожить две тысячи лет, занимаясь такими делами, и не приобрести рефлексов хищника, — ответил я. — А любые хищники в мире одинаково реагируют на громкий шум, яркие вспышки, и шумные неожиданные нападения. Они сматываются. Не могут реально постоять за себя. Привычка, приобретенная за пару тысячелетий, их сломала.

Саня спокойно выстрелил еще в одно животное.

Я пожал плечами.

— Никодимус и компания думали, что они знают, как пойдут дела, и когда дела пошли не так, как они ожидали, они занервничали. Поэтому Никелевые головы смылись. — Я наморщил губы. — Конечно, они собираются вернуться через минуту. И будут очень расстроены. Эй, там, Марконе!

— Дрезден, — сказал Марконе таким тоном, будто мы встретили друг друга у кафе. Он казался немного усталым, но спокойным. Все это, вероятно, может служить показателем того, насколько храбр преступный лорд. — Ты можешь помочь ребенку?

Черт возьми. Это — вещь, за которую я больше всего ненавижу Марконе. Время от времени он говорит или делает что-то, что мешает отмаркировать его «подонок, преступник» и аккуратно зарегистрировать его раз и навсегда где-нибудь в дальнем ящике. Я впился взглядом в него. Он возвратил взгляд, слабо, понимающе улыбаясь. Я пробормотал нечто и повернулся, чтобы изучить искусно сделанный круг, в то время как Саня приканчивал последних животных.

— Я никогда не видел ничего подобного, — сказал Майкл тихо, рассматривая круг.

Я не стал возражать. Даже для профессионала этот круг был внушителен. Здесь было множество люминесцентных, пылающих линий и водоворотов, а это всегда выглядит фантастически, особенно ночью. Золото, серебро и драгоценные камни тоже впечатления не портили. Свет и музыка, издаваемые колокольчиками и кристаллами, добавляли удивительное и немного жуткое обрамление ко всему этому, особенно учитывая искусство гротеска, которое базировалось на волшебной науке о символах.

— Это — работа высшего класса, — сказал я тихо. — Нужно столетие, а может, и два, прежде чем я смогу приблизиться к этому уровню работы. Это тонко. Одна единственная неточность, и все это пошло бы насмарку. Это сильно. Когда это соединяли, если б любой из нескольких дюжин потоков силы промахнулся хотя бы на момент, все это могло выйти из-под контроля и рвануть так, что вершину этого склона просто бы сдуло. Нужен был чертов гений, чтобы соединить все это, Майкл.

Я поднял свой посох.

— К счастью, — сказал я, и двумя руками нанес удар по ближайшей грани тонкого, хрупкого кристалла. Она разлетелась с приятной легкостью, и свет вокруг большего круга начал дрожать и рассеиваться. — Достаточно обезьяны с большой дубинкой, чтобы сломать его.

И я начал пробиваться в круг, орудуя моим посохом. Это было здорово. Бог знает, сколько времени эти гады разрушали тщательную работу чьих-то жизней, когда они отнимали у людей жилье, любимых, и сами жизни. И было ужасно приятно принести небольшую чашу Шивы в их жизнь, просто для разнообразия. Я разрушил кристаллы, которые согнули свет в клетку, чтобы держать Архив в заключении. Я погнул и смял точно настроенные разветвления, которые сосредотачивали звук в цепи. Я сокрушил картину неволи и заключения, что ограничивала саму идею свободы, и оттуда я продолжал ломать прутья из слоновой кости, покрытые рунами, сокрушать драгоценные камни с нанесенными на них символами, сминать в бессмысленные комки золотые пластины с написанными на них символами заключения.

Я не помню, в какой момент я начал кричать от ярости. Настолько поражало меня, что эти люди взяли магию, силы жизни и созидания, силы, означавшие создание и защиту, изучение и сохранение, и они согнули и скрутили все это в богохульство и непотребство. Они использовали это, чтобы заключать в тюрьму и пытать, мучить и калечить в попытке поработить и разрушить. Хуже того, они использовали магию против Архива, против гаранта самого знания непосредственно — и еще хуже того, против ребенка.

Я не останавливался, пока не разрушил их дорогую, сложную, изящную пыточную камеру, пока я не смог протащить свой посох через последний, гладкий золотой круг в самой внутренней точке этого построения, разбивая последнюю оставшуюся структуру колдовства.

Энергии тюрьмы, высвободились с грубым завыванием, уплывая прямо вверх в воздух колонной неистового фиолетового света. Казалось, на мгновение я разглядел крутящиеся в нем лица, но тут свет исчез, и Ива безвольно упала на холодную землю, просто голая маленькая девочка, в синяках, царапинах и полубессознательная от холода.

Майкл уже был рядом, снимая плащ. Я завернул в него Иву. Она издала хныкающие протестующие звуки, но на самом деле она не сознавала, что происходит. Я поднял ее и держал на руках, укрывая ее собственным плащом, насколько мог.

Потом я огляделся и увидел, что Марконе смотрит на меня. Саня освободил его и дал криминальному лорду свой плащ. Марконе, ссутулившись, стоял под мокрым снегом в белом плаще, держа в руках один из химических согревающих пакетов. Он был только немного выше среднего роста и среднего телосложения, так что санин плащ укрывал его, как одеяло.

— С ней все будет в порядке? — спросил Марконе.

— Будет, — сказал я решительно, — будет, черт возьми.

— Вниз! — рявкнул Саня.

Во внутреннюю часть маяка начали залетать пули, они дико грохотали внутри. Все пригнулись. Я удостоверился, что прикрываю Иву своим телом и плащом от выстрелов. Саня высунулся на секунду, сделал несколько выстрелов, и быстро вернулся под прикрытие. Стрельба с внешней стороны становилась сильнее.

— Они поднимают подкрепление с низа холма, — сообщил Саня. — И более тяжелое оружие тоже.

Марконе оглядел невыразительный интерьер разрушенного маяка.

— Если у них есть гранаты, то операция по спасению довольно быстро закончится.

Саня высунулся, сделал еще пару выстрелов и вернулся прежде, чем ответный огонь начал клевать камень, где он только что был. Он что-то тихо пробормотал и сменил магазины на своей винтовке.

Тут вражеский огонь внезапно прекратился. Секунд двадцать или тридцать на вершине стояла тишина. Потом до нас донесся гневный голос Никодимуса.

— Дрезден!

— Что? — откликнулся я.

— Я намерен дать вам один шанс пережить это. Отдайте мне девочку. Отдайте монеты. Отдайте меч. Сделайте это, и я позволю вам уйти живыми.

— Ха! — сказал я. Надеюсь, что мой голос звучал увереннее, чем я себя чувствовал. — А может, я просто сам возьму и уйду.

— Уйдете в Небывальщину оттуда, где вы находитесь? — спросил Никодимус. — Лучше сразу попросите вашего русского пристрелить вас всех. Я знаю, что живет на той стороне.

Учитывая, что они выбрали это местоположение для большего круга именно потому, что здесь был сильный источник темной энергии, вполне можно было предположить, что это место соединялось с некоторыми неприятными областями Небывальщины. Так что, по всей вероятности, Никодимус не врал.

— Откуда мне знать, что ты не убьешь меня, как только получишь, что хочешь? — откликнулся я.

— Гарри! — зашипел Майкл.

Я утихомирил его.

— Мы оба знаем, чего стоит мое слово, — сухо сказал Никодимус. — В самом деле, Дрезден. Если мы не доверяем друг другу, зачем вообще разговаривать?

Хе. Чтобы протянуть время и дождаться второй половины того, что нам должна, как предполагалось, обеспечить та пара файрболов.

Та пара двухсотпятидесятифутовых огней ненадолго ослепила наших врагов, это верно.

Но она сделала кое-что еще.

Марконе на мгновение наклонил голову в сторону, а затем пробормотал,

— Кто-нибудь еще слышит эти звуки?..

— А, — сказал я и взмахнул кулаком в воздухе. — Ах-ха-ха-ха! Вы когда-либо слышали в своей жизни что-нибудь столь же великолепное и торжественное?

Глубокий звон валторн присоединился к струнным, отзываясь эхом по вершине.

— Что это? — пробормотал Саня.

— Это, — крикнул я, — Вагнер, детка!

Никогда не говорите, что Та, Кто Выбирает Убитых,[82] не сможет придти.

Мисс Гард вела переоборудованный Хью от восточной стороны острова, летя в четверти дюйма от верхушек деревьев, в звуках «Полета Валькирий» из громкоговорителей, установленных на нижней стороне вертолета. Ветер, дождь со снегом, и все такое, но тем не менее она безупречно долетела в ночное время, используя в качестве ориентира два файрбола, выпущенных вверх, их было очень далеко видно на фоне черного, как смоль, озера. Хью повернулся бортом к подъему на гору, музыка ревела так громко, что стряхивала снег с верхушек дерева. Боковая дверь вертолета была открыта, и откровенный мистер Хендрикс занимался пулеметом с вращающимися стволами, закрепленным на палубе вертолета, что, конечно, полностью незаконно.

Но в таком случае я считаю, что это — главное преимущество работы с преступниками. Они просто не заботятся о таких вещах.

Стволы завертелись, и язык пламени вырвался с конца оружия. Снег и земля взлетели в воздух в длинной траншее перед ним. Я отважился на быстрый взгляд и увидел мужчин в темной униформе, прыгающих в укрытие, в то время как опустошительный вихрь вращался взад и вперед поперек вершины, и превращал насыпь камней в мелкий щебень.

— Это за нами! — сказал я. — Пошли!

Саня шел впереди, посылая более или менее случайные выстрелы в любого, кто еще не лежал на земле, чтобы избежать огня от оружия на вертолете. Некоторые из солдат Никодимуса были более сумасшедшими, чем другие. Некоторые из них вскакивали и пытались погнаться за нами. Но тот пулемет был разработан, чтобы стрелять по самолетам. Что оставалось от человеческих тел, вряд ли можно было опознать.

Здесь не было места для приземления, но когда вертолет завис над нами, с другой его стороны нам сбросили трос, который управлялся лебедкой. Я смотрел вверх, и видел, как Люччио орудует лебедкой, ее лицо было бледно, а глаза взволнованно блестели. Благодаря ей Гард знала, где искать сигнал, — я дал Анастасии немного своих волос, чтобы использовать их в колдовстве прослеживания, и она следовала за мной с тех пор, как я уехал, чтобы встретиться для обмена с Розанной.

Трос с ремнями безопасности на конце спустился.

— Марконе, — крикнул я сквозь шум моторов и пулемета, который, надо сказать, все это время что-то подчеркнуто излагал. — Вы первый. Такой был договор.

Он покачал головой и указал пальцем на Иву.

Я рыкнул и уложил девочку ему на руки, а потом начал застегивать на нем ремни безопасности. Через пару секунд он вместе с полубессознательной Ивой на руках был полностью упакован. Я дал Люччио знак — большие пальцы вверх — и Марконе с Ивой пошли, изящно проносясь на тросе к вертолету, обернутые в белые плащи с алыми крестами на них, резко выделяясь в зимнем свете. Люччио помогла втянуть их, и секунду спустя пустой ремень безопасности снизился снова.

— Саня! — сказал я.

Русский передал мне Калашников, проскользнул в ремни безопасности и поднялся на борт. Снова пустой ремень безопасности прибыл вниз — но теперь с низа холма время от времени стали раздаваться выстрелы из оружия посеръезней. Его можно было б подавить огнем нашего пулемета, но Гард не могла держать здесь вертолет долгое время.

— Гарри! — сказал Майкл, предлагая мне ремень безопасности.

Я собирался взять его, но случайно глянул вверх и увидел, что Гард смотрит вниз на нас через пузырь плексигласа вокруг пилота, смотрит на Майкла с абсолютно страшным выражением, которое я уже видел на ее лице однажды, и мое сердце заколотилось в ужасе.

Последний раз она так выглядела, когда я стоял в переулке у книжной лавки Бока в Чикаго, и некромант по имени Собиратель Трупов с вампиром по кличке Ли Хань собирались убить меня. Несколько минут спустя Гард сказала Марконе, что она видела мою судьбу, что судьба моя была умереть на том самом месте. Единственная причина, что я пережил этот момент, заключалась в том, что вмешался Марконе.[83]

Но даже если я никогда не видел бы такого ее лица прежде, я думаю, что когда Валькирия, парящая над полем битвы, внезапно возвращается к реальности, заинтересованная конкретным воином, это нехорошо.

А я дал кузнечику обещание. И если дело настолько дрянь, что кого-то зароют в землю, то пусть это будет не отец Молли.

— Сначала ты, — сказал я.

Он начал спорить.

Я толкнул ремни безопасности ему прямо на грудь.

— Черт возьми, Майкл!

Он поморщился, покачал головой, а затем вложил Амораккиус в ножны. Все еще держа Фиделаккиус в руке, он закрепил ремни. Я дал Люччио знак на подъем, и Майкл начал подниматься. Гард слабо хмурилась, и часть моей кричащей напряженности начала ослабляться.

Тесса и Розанна вынырнули из завесы, которая была так же хороша, как те, что делала Молли, и не нужно быть Шерлоком, чтобы понять, кто проделал львиную долю работы над большим кругом, в котором содержали Архив. У меня было полсекунды, чтобы отреагировать, но я запутался в ремне саниного оружия, которое он вручил мне, чтобы я мог защититься в случае, если внезапно подвергнусь нападению. Спасибо, Саня.

Тесса (у нее сейчас было прелестное человеческое лицо, а глаза сияли безумным весельем) когтями богомола вцепилась мне в волосы, и я, по крайней мере, сумел загородиться винтовкой прежде, чем она оторвала мне голову. Но вместо того, чтобы разбить оружие, как я ожидал, она вырвала его из моей руки, так легко, как можно вырвать леденец у ребенка, и далеко от меня отскочила.

Потом она подмигнула мне, послала воздушный поцелуй, и открыла огонь в Майкла из Калашникова на полном автомате на расстоянии не больше десяти футов.

Мой друг не закричал, когда пули попали в него. Он только дернулся один раз в брызгах алого и обмяк.

Фиделаккиус выскользнул из его пальцев и упал на землю.

Искры полетели от Хью, когда пули попали в него, и взрыв дымного пламени появился от вентиля на одной стороне его фюзеляжа. Он резко опустился на одну сторону, и в течение секунды я думал, что он сейчас перевернется и упадет, — но он выправился, пьяно шатаясь, и все еще таща неподвижное тело моего друга на тросе, как крючок с наживкой на конце лески, исчез в темноте.