Мальчик, спящий на заснеженной кровати

Глава вторая

По дороге из школы Юэль купил кровяной пудинг[1].

Продукты он почти всегда покупал сам, потому что Самуэль возвращался из леса слишком поздно. День за днем Юэль готовил еду, мыл посуду и ходил в магазин. А Самуэль убирал в доме и стирал. Обычно он занимался этим в субботу вечером, перед тем, как они садились послушать по радио развлекательную передачу.

Юэль не любил ходить за продуктами. В магазине Энстрёма его всегда толкали тетки, которые никак не могли выбрать, что купить. А если не повезет, можно было даже встретиться с мамашей какого-нибудь одноклассника. Они бросали на него неприятные взгляды, потому что не могли простить ему, что мама Енни сбежала. Если уж она не захотела остаться с ним и Самуэлем, то могла хотя бы позаботиться о том, чтобы купить для них еду. Она могла бы набить едой весь дом снизу доверху. Тогда Юэлю не пришлось бы все время бегать в магазин и толкаться среди теток.

Но год назад он придумал для себя новое правило. Он стал ходить в магазин через день. И покупал одни и те же продукты в одни и те же дни недели. Так выходило быстрее.

По понедельникам Юэль и Самуэль обедали кровяным пудингом с картошкой. К этому подавалась брусника, которую они собирали по осени и из которой варили варенье.

Но в этот понедельник в магазине Энстрёма все шло не так, как обычно.

Юэль заметил это, едва ступив на порог.

Появилась новая продавщица. Обычно торговал сам Энстрём или его жена Клара. А сегодня за прилавком стояла совсем другая тетя. Впрочем, она была не совсем тетя. Она была моложе. Раньше Юэль ее никогда не видел. Он даже немного смутился.

— Кровяной пудинг, — произнес он уверенным голосом, когда подошла его очередь.

Девушка по другую сторону прилавка улыбнулась.

— Сколько? — спросила она.

— На двоих, — как обычно ответил Юэль.

— Подумать только, мальчик живет один со своим папой и сам ведет хозяйство, — произнес кто-то у него за спиной.

Юэль мгновенно обернулся. Это сказала большая толстая тетка. Лицо у нее было потное — оказалось, это мать одной из одноклассниц Юэля. Он сразу же возненавидел и маму, и дочку. Конечно, это она разболтала, что у него нет мамы. И, конечно, ее мамаша будет стоять тут, потеть и болтать с новой продавщицей о том, что ее вовсе не касается.

Юэль почувствовал, что краска прилила у него к лицу. С ним так случалось, когда он злился.

— Правда, он такой умница, — добавила толстуха.

Юэлю захотелось, чтобы она в ту же секунду лопнула.

А продавщица улыбалась. Но ничего не говорила. Она завернула пудинг.

Юэль заплатил. Все время опасаясь, что тетка, которая стояла позади и толкала его своим толстым животом, скажет что-нибудь еще.

Но она не сказала.

Когда Юэль снова оказался на улице, он осознал, что ему стыдно. Он не будет больше ходить в магазин. Он не хочет больше быть сам себе мамой. Но еще ему хотелось отомстить. Конечно, толстуха не упала замертво, как он ей пожелал. Не зря он всегда говорил: взрослые сами не знают, что для них лучше.

Он перешел улицу и встал в тени между двумя фонарями. Руки мерзли, потому что у него не было варежек. Кровяной пудинг в бумажном пакете он сунул за пазуху. По правде говоря, надо было поторапливаться. Когда Самуэль вернется домой, обед должен быть готов. К тому же сегодня наступает Новый год. А до вечера еще нужно сделать много дел.

Но Юэль никак не мог выкинуть из головы тетку, которая опозорила его перед новой продавщицей.

Юэль задумался: кто же такая эта девушка? Может, дочь Энстрёма? Когда он забирал пудинг и расплачивался, он украдкой взглянул на нее. Она оказалась моложе, чем он подумал вначале. Он решил, что ей около двадцати пяти, хотя он всегда плохо определял возраст. Однажды он подумал, что фрекен Недерстрём около девяноста. Но к его великому удивлению кто-то сказал ему, что ей нет и пятидесяти.

Что-то еще, совсем другое интересовало его в новой продавщице. Она говорила как-то иначе. Она была нездешняя. И хотя он не был полностью уверен, он предположил, что она из Стокгольма. Год назад в их город приезжал цирк. Как обычно, Юэль помогал носить стулья и ставить забор, чтобы получить бесплатный билет. Один из цирковых рабочих дал ему поручение. Юэль купил ему кофе. Рабочие были из Стокгольма и говорили на особенном диалекте. Новая продавщица у Энстрёма говорила так же. Если только память ему не изменяет.

Толстуха вышла из магазина и прервала его размышления. Стиснув зубы, Юэль изо всех сил пожелал ей поскользнуться на лестнице и разбиться насмерть. Но этого, конечно, не случилось. Только невинные люди падают и ушибаются. А серьезные преступники — никогда. Такие, как эти толстые тетки, которые болтают о том, что их совершенно не касается.

Юэль смотрел, как она повесила сумку на ручку финских санок. Санки были коричневые с необычно длинными и острыми на концах полозьями.

Юэль запомнил их. Он знал, где жила эта тетка. Как-нибудь вечером, отправившись в одну из своих экспедиций по городу, он написает на эти санки.

Он видел, как толстуха исчезла за углом. Так и не лопнув. Юэль поспешил домой. Он замерз. Руки совсем побелели. Он все думал о новой продавщице Энстрёма.

Но что он о ней думал, он и сам толком не знал.

Придя домой и сняв ботинки, он первым делом поставил на огонь кастрюлю с картошкой. Потом забрался на свою кровать и растер пальцы на ногах. Они болели. Ботинки стали ему действительно малы. Он подумал, не стоит ли ему немного похромать перед Самуэлем, когда тот придет домой. Или пошаркать по полу. Будто ноги у него не гнутся в тесных ботинках. Тогда Самуэлю придется признать, что нужны новые.

Но Юэль решил, что это может подождать. Ботинки будут ему малы и завтра. А сегодня у него много дел куда важнее.

Пока варилась картошка, Юэль пошел в туалет и взглянул на себя в отцовское зеркало для бритья. Эта привычка появилась у него за последний год. Новогодняя клятва, которую он дал себе год назад. Каждый день он будет смотреть на себя в зеркало, чтобы видеть, как он меняется. Но сейчас, год спустя, ему показалось, что он ничуть не изменился. Ведь он не мог увидеть в зеркале, что он вырос, стал выше ростом. И что его ноги выросли из ботинок. Чтобы это заметить, лучше бы он раз в день смотрел на свои ноги. Но никто ведь не будет рассматривать свои ноги в зеркале.

Юэль ткнул картошку вилкой. Еще пять минут. Пока шло время, он накрывал на стол. Иногда он ставил третью тарелку. Так, из интереса. Как будто мама Енни была тут. Он раздумывал, где же она должна сидеть. Между ними? Или на его месте у плиты? Он решил, что все же у плиты. Ведь именно маме положено раскладывать еду.

Когда Юэль все сделал — закрыл поджаренный пудинг крышкой, чтобы не остыл, и достал из чулана брусничное варенье, — ему не оставалось ничего другого, как ждать Самуэля. Юэль поступил по своей старой привычке. Он забрался на подоконник и стал смотреть на улицу. Сколько он себя помнил, он всегда сидел на этом месте. Как раз из этого окна он однажды увидел таинственную собаку. Он забирался туда, когда ему нужно было принять важное решение. Или когда грустилось.

Словно оконная ниша и вправду была его домиком. Как стеклянная бутылка «Целестины».

Для Юэля окно стало его стеклянным домиком. Это был его домик посреди Земли.

Как раз там он начал всерьез понимать, что с ним что-то происходит. Что он на самом деле растет. Ему стало тесно на подоконнике. Раньше здесь всегда было достаточно места. А теперь не вытянешь обе ноги сразу. Особенно, когда болят пальцы.

Юэль — человек, который растет.

«Целестина» — это модель корабля, и она никогда не вырастет. Ее мачтам никогда не будет тесно под стеклом.

Юэль пытался угадать, пойдет ли еще снег. Небо затянули тучи. Тяжелые тучи. Словно брезент, прогнувшийся под тяжестью снега. Когда брезент лопнет, снег станет падать на землю.

Конечно, Юэль знал, что это только его фантазии. Наверху нет никакого брезента. Там просто дождь, который замерзает и превращается в снег.

Теплый дождь идет летом. А холодный — зимой.

Но мысль о брезенте нравилась ему больше. Ее легче представить.

Юэль увидел, что идет Самуэль. Его тень ползла по другой стороне улицы.

Сутулая тень.

После обеда Юэль пошел в свою комнату и закрыл дверь. Он слышал, как Самуэль сварил кофе и сел у радиоприемника слушать новости.

Юэлю нужно было многое подготовить. Новогодние клятвы не следует давать как попало. Это произойдет ровно в полночь.

Поскольку ему предстояло бодрствовать ночью, он лег на кровать и натянул на себя одеяло. Хорошо бы вздремнуть пару часов. На всякий случай он поставил будильник на одиннадцать и положил его под одеяло.

Тут он услышал, как кто-то зашуршал в стене, совсем рядом с его ухом. Он прильнул щекой к холодным обоям. Теперь он четко слышал, что это мышка. Где-то в сантиметре от него. Но она не подозревала, что щека Юэля так близко.

Юэль постучал пальцем по стене. Мышь затихла. Но потом снова взялась за свое.

Юэль лежал и прислушивался. Вскоре он заснул.

Когда под одеялом зазвонил будильник, Юэль долго не мог проснуться. Потом он вспомнил, что ему приснилось, будто он попал внутрь стены и искал надоедливую мышку в запутанных пещерах между деревянными балками.

Но теперь все стихло. Мышки слышно не было. В комнату доносился лишь храп Самуэля.

Юэль встал. Он все еще не совсем проснулся. Чтобы подняться, ему пришлось опереться на руки. Он едва не уснул опять. Но когда глаза закрылись, он вздрогнул, будто обжегся. Подойдя к окну, он открыл его и взял с карниза немного снега. Глубоко вдохнул и растер снегом лицо.

Теперь он проснулся по-настоящему. Посмотрел в окно. Пока он спал, небо совсем расчистилось. Сверкали звезды.

Юэль аккуратно закрыл окно, оделся и крадучись прошел на кухню, держа в руках рюкзачок. Надел куртку, шарф и шапку. Варежки он приготовил еще когда варил картошку. Надев рюкзак и взяв в руки резиновые сапоги, он тихо выскользнул за дверь.

Самуэль спал. Храпел на весь дом. Юэль переступил через скрипучие ступеньки — четвертую, пятую и двенадцатую. Потом прикрыл входную дверь.

Ночь стояла холодная.

Он вышел во двор и посмотрел на звездное небо.

Это была настоящая новогодняя ночь.

Юэль вышел за калитку и направился по заранее продуманному пути.

Он даст свои клятвы на кладбище.