Маска Димитриоса

Один француз по имени Шамфор — к сожалению, не обласканный славой — говорил, что под маской случая часто скрывается провидение.

Этот удобный, хотя и спорный афоризм выдуман для того, чтобы опорочить неприятную истину: в человеческих делах случай играет важную, если не определяющую роль. В общем, такую точку зрения можно понять. Ведь случай время от времени действует с такой неуклюжей последовательностью, что его легко можно принять за всевидящее провидение.

История Димитриоса Макропулоса тому подтверждение.

Нелепо уже то, что такой человек, как Латимер, должен был узнать о существовании такого человека, как Димитриос. Что ему довелось воочию увидеть мертвое тело Димитриоса, что ему пришлось потратить целые недели на нелегкое расследование туманной истории этого субъекта и что он должен был в конце концов подвергнуть себя смертельной опасности в доме, украшенном в соответствии со странными вкусами преступника. Все это нелепо до абсурда.

Но, рассматривая все факты этого дела во взаимосвязи, очень сложно не поддаться суеверному страху. Их очевидная бессмысленность не позволяет использовать такие слова, как «случай» и «совпадение».

В утешение скептику остается лишь одно: если и существует какой-нибудь сверхчеловеческий Закон, то контролируется он из рук вон плохо.

А выбрать Латимера в качестве действующего лица мог только идиот.

За первые пятнадцать лет взрослой жизни Чарльз Латимер дорос до преподавателя политической экономии в одном из второстепенных университетов Англии. К тридцати пяти годам он, ко всему прочему, написал три книги. В первой исследовалось влияние Прудона на политическую мысль Италии девятнадцатого века. Вторая называлась «Готская программа 1875». В третьей давалась оценка экономических выводов «Мифов двадцатого века» Розенберга.

В результате кратковременного сближения с философией национал-социализма автор впал в глубокую депрессию. Ее нужно было развеять, и, закончив редактировать последнюю работу, Латимер написал свой первый детектив.

Роман «Умой кровавые руки» сразу понравился публике. За первой книгой последовали «Признание копа» и «Орудие убийства».

Вскоре Латимер отделился от огромной армии университетских профессоров, кропающих в свободное время детективы, и стал одним из немногих везунчиков, которые умудрялись зарабатывать этим деньги.

Рано или поздно он превратился бы в профессионального писателя (не только номинально, но и по существу). И три вещи поспособствовали его эволюции. Первое — принципиальные разногласия с администрацией университета. Второе — болезнь. А третье — тот факт, что он оказался неженат.

Вскоре после публикации «Не вешать на гвоздь» и последующей болезни, которая подорвала резервы его организма, он подал, не сильно переживая, заявление об увольнении и уехал за границу, чтобы на солнышке дописать свой пятый детективный роман.

Завершив литературный труд, Латимер через неделю отправился в Турцию. Перед этим, страстно желая поменять обстановку, он провел год в Афинах. И хотя здоровье заметно улучшилось, перспектива английской осени его не привлекала. В конце концов по предложению одного греческого друга он сел на пароход, идущий из Пирея в Стамбул.

И уже в Стамбуле от полковника Хаки он впервые услышал о Димитриосе.

Рекомендательное письмо не такой уж простой документ. Чаще всего рекомендуемый только шапочно знаком с автором, а тот, в свою очередь, знает о человеке, которому оно адресовано, и того меньше. Надежда на то, что подобное письмо будет иметь положительный эффект для всех трех сторон, очень слаба.

Среди рекомендательных писем у Латимера было одно на имя некой мадам Шавез, которая проживала в особняке на берегу Босфора. Через три дня после приезда он ей написал и в ответ получил приглашение погостить.

Для мадам Шавез дорога из Буэнос-Айреса была так же щедро вымощена золотом, как и дорога туда. Привлекательная турчанка, она удачно вышла замуж за состоятельного торговца мясом из Аргентины, затем развелась и на часть доходов от этих операций приобрела небольшой дворец, в котором когда-то проживали младшие члены турецкой королевской семьи. До него было непросто добраться, и запасов пресной воды явно не хватало для обслуживания даже одной из девяти имеющихся ванных комнат. Зато окна выходили на залив изумительной красоты, а само здание было обставлено в лучшем виде. Единственное, что мешало Латимеру хорошо проводить время, — это турецкая традиция жестоко бить по лицу слуг, когда те раздражали (что бывало довольно часто). Для писателя подобное напыщенное и одновременно неловкое проявление эмоций было в диковинку.

В гостях он встретил очень шумную пару из Марселя, трех итальянцев, двух молодых турецких морских офицеров со своими «подругами» и кучу бизнесменов из Стамбула с женами. Большую часть времени они пили — запасы джина у мадам Шавез, по-видимому, не иссякали — и танцевали. Приставленный к граммофону слуга не обращал особого внимания на происходящее, а просто менял пластинки, вне зависимости от того, танцевали гости или нет.

Латимер, сославшись на слабое здоровье, не участвовал в подобных развлечениях, и все тут же перестали обращать на него внимание.

В последний вечер он спрятался от досаждающих звуков граммофона в конце увитой виноградной лозой веранды. И тут увидел, как на длинную пыльную дорогу, ведущую к особняку, свернул огромный автомобиль. Когда рев мотора раздался уже во внутреннем дворе, задняя дверца распахнулась, и из нее на ходу выпрыгнул пассажир.

Это был высокий человек с выдающимися скулами, чей легкий загар хорошо сочетался с копной седых волос, подстриженных по прусской моде. Узкий лоб, длинный острый нос и тонкие губы придавали ему несколько хищный вид.

Латимер дал бы ему не меньше пятидесяти. Он стал изучать талию под изумительно скроенным офицерским мундиром в надежде обнаружить корсет.

Офицер резким движением вытащил из рукава шелковый платок, смахнул невидимую пыль со своих безупречных лакированных сапог для верховой езды, поправил фуражку и размашистым шагом направился к дому. Где-то в особняке затрезвонил звонок.

Полковник Хаки, а именно так звали этого офицера, произвел настоящий фурор среди гостей.

Спустя четверть часа мадам Шавез провела его на веранду. Смущаясь, она явно хотела показать гостям, что считает себя безнадежно скомпрометированной неожиданным появлением полковника. А тот, сама галантность и учтивость, щелкал каблуками, целовал ручки, отвешивал поклоны, отдавал честь морским офицерам и смотрел влюбленными глазами на жен бизнесменов. Это представление настолько захватило Латимера, что когда пришел его черед быть представленным, он подпрыгнул при звуке своего имени. Полковник тепло пожал ему руку.

— Чертовски рад с вами познакомиться, старина, — поприветствовал он.

— Monsieur le Colonel parle bien anglais,[1] — объяснила мадам Шавез.

— Quelques mots,[2] — сказал полковник Хаки.

Латимер дружелюбно заглянул в светло-серые глаза:

— Как поживаете?

— Просто отлично. Лучше не бывает, — ответил полковник с серьезной учтивостью и пошел дальше целовать ручки.

До конца вечера Латимеру представился еще один шанс пообщаться с полковником. Офицер вдохнул в прием неистовую энергию, отпуская остроты, смеясь во весь голос, шутливо делая наглые предложения замужним дамам и тайные — незамужним. Время от времени он выхватывал глазами Латимера и виновато улыбался. «Вот какого дурака приходится изображать. Людям это нужно, — говорила эта ухмылка. — Хотя на самом деле я не таков».

После ужина, когда гости стали проявлять меньше интереса к танцам и больше — к покеру на раздевание, полковник взял его под руку и вывел на веранду.

— Извините, мистер Латимер, — сказал он по-французски, — я бы очень хотел с вами поговорить. А эти женщины…

Он сунул портсигар Латимеру под нос.

— Сигарету?

— Спасибо.

Полковник Хаки бросил взгляд через плечо.

— С той стороны меньше людей, — сказал он, а потом добавил: — Знаете, я сегодня специально приехал, чтобы с вами увидеться. Мадам сообщила, что вы здесь, и я не смог побороть искушение поговорить с писателем, чьими работами я так восторгаюсь.

Латимер что-то уклончиво пробормотал в ответ на комплимент. Он попал в затруднительное положение, так как понятия не имел, что именно явилось объектом восхищения: политическая экономия или детективы. Однажды он сильно удивил и возмутил одного престарелого преподавателя. Тот проявил интерес к «последней книге», а Латимер спросил у старика, что ему больше по вкусу: когда стреляют или забивают дубинками. Но на этот раз вопрос «Какие книги вы имеете в виду?» прозвучал бы странно.

Однако у полковника Хаки это выяснять не пришлось.

— Мне из Парижа присылают все новые romans policiers,[3] — продолжал он. — Я больше ничего и не читаю, только romans policiers. И хотел бы, чтобы вы взглянули на мою коллекцию. Особенно мне нравятся английские и американские авторы. Все лучшие из них переведены на французский. А вот к французским я не очень благоволю. Ну не может французская культура создать первоклассный roman policier. Я только что добавил в свою библиотеку ваш роман «Умой кровавые руки». Formidable![4] Но смысл названия от меня ускользает.

Какое-то время Латимер пытался по-французски объяснить выражение «умывать руки» и перевести игру слов, которая уже в самом названии давала (читателям, обладающим пытливым умом) необходимый ключ к разгадке личности убийцы.

Хаки внимательно слушал, кивал головой и затем произнес: «Да, теперь мне все ясно» — еще до того, как Латимер дошел до сути объяснения.

— Месье, — сказал полковник, когда Латимер в отчаянии опустил руки, — не откажетесь со мной пообедать на этой неделе? Думаю, — таинственно добавил он, — я смогу вам помочь.

Латимер не понимал, в чем ему сможет помочь полковник Хаки, однако ответил, что будет рад. Они договорились встретиться через три дня в отеле «Пера-палас».

О предстоящем обеде Латимер серьезно задумался только за день до встречи. Он сидел в холле гостиницы с управляющим стамбульского отделения своего банка.

Латимер считал Колинсона приятным парнем, но в его компании всегда скучал. Тот по большей части сплетничал об английских и американских семьях в Стамбуле.

— А вы знаете Фитсвильямсов? Нет? Какая жалость, они бы вам понравились. Вот послушайте, однажды…

Но как источник информации об экономических реформах Кемаля Ататюрка он никуда не годился.

— Кстати, — вмешался Латимер, выслушав отчет о повадках жены-турчанки одного американского продавца машин, — вы знаете полковника Хаки?

— Хаки? А почему вы им заинтересовались?

— Я с ним завтра обедаю.

Брови Колинсона поползли вверх.

— Правда? Ничего себе!.. Ну, кое-что я о нем, конечно, слышал. — Он колебался. — О Хаки здесь говорят предостаточно, хотя никогда не знаешь точно, правду или нет. Он из тех, кто стоит за всем… Понимаете? У него в Анкаре влияния больше, чем у многих других лиц во власти. В 1919 году в Анатолии он был одним из людей Гази, заместителем во Временном правительстве. Тогда о нем много слухов ходило. Кровожадный черт, по всеобщему мнению. Поговаривали о пытках заключенных. Потом обе стороны стали это практиковать, хотя, осмелюсь сказать, начали именно солдаты султана. А еще рассказывают, что он может выпить пару бутылок виски за один присест и остаться трезвым как стеклышко. Мне, честно говоря, не верится… Как вы с ним познакомились?

Латимер объяснил.

— А чем он зарабатывает? Ничего не понимаю в этой форме.

Колинсон пожал плечами:

— Ну, по слухам из достоверных источников, он глава тайной полиции. Впрочем, это уже другая история — худшее из того, что здесь творится. Лично я не доверяю ни единому слову, что говорят в «Клубе». Разве что на днях…

На следующий день Латимер с большим энтузиазмом отправился на встречу. Он уже решил, что полковник Хаки — что-то вроде бандита, и Колинсон со своей расплывчатой информацией только подтвердил эту точку зрения.

Полковник прибыл с двадцатиминутным опозданием, рассыпался в извинениях и потащил гостя прямо в ресторан.

— Нужно выпить виски с содовой. И немедленно, — сказал он и громко попросил бутылку «Джонни».

Почти весь обед он говорил о детективах, которые прочитал, о своих впечатлениях, видении персонажей и о том, что предпочитает убийц, которые стреляют в своих жертв.

Наконец, когда бутылка виски рядом с его локтем почти опустела, а перед ним появился сорбет, полковник наклонился через стол.

— Думаю, мистер Латимер, — снова начал он, — что могу вам помочь.

В этот момент Латимер с ужасом решил, что его собираются вербовать в тайную полицию Турции.

— Очень мило с вашей стороны…

— Я лелеял мечту, — продолжал полковник Хаки, — написать roman policier. И у меня вышло бы, если бы было время. В этом-то и проблема — время. Тем не менее… — Он глубокомысленно замолчал.

Латимер ждал. Ему постоянно попадались люди, которые считали, что в состоянии писать детективы при наличии свободного времени.

— Тем не менее, — повторил полковник, — у меня уже готов сюжет. И я хочу вам его подарить.

Латимер сказал, что это было бы слишком, но полковник отмахнулся от его благодарностей.

— Ваши романы, мистер Латимер, доставили мне невыразимое удовольствие. И я только рад подарить вам идею для новой книги. У меня нет времени воплотить ее самостоятельно, и в любом случае, — великодушно добавил он, — вы найдете для нее лучшее применение, чем я.

Латимер что-то несвязно пробормотал в ответ.

— Место действия, — продолжал Хаки, не сводя серых глаз с собеседника, — английский загородный дом, принадлежащий богатому лорду Робинсону. На выходные к нему приезжают гости и в середине вечера обнаруживают хозяина за столом в библиотеке, с пулей в голове. Кровь пропитала лежащий на столе листок бумаги, который оказывается новым завещанием. Лорд только собирался его подписать. В старом завещании все деньги делились поровну между шестью родственниками, что присутствуют в доме. Согласно новому завещанию, которое помешал подписать убийца, все состояние достанется только одному из них. Таким образом, — полковник обвиняюще потряс ложечкой для мороженого, — виновен только один из пяти родственников. Логично, правда?

Латимер открыл рот, потом снова закрыл его и кивнул. Полковник Хаки торжествующе ухмыльнулся:

— В этом-то и соль.

— Соль?

— Лорда убил не родственник, его убил дворецкий. За то, что тот соблазнил его жену! Ну, как вам сюжет?

— Оригинально.

Полковник удовлетворенно откинулся назад и пригладил мундир.

— Рад, что вам понравилось. Конечно, сюжет уже весь проработан в деталях. Полицейский — верховный комиссар Скотленд-Ярда. Он влюбляется в одну из подозреваемых, симпатичную девушку, и ради нее разгадывает загадку. Все очень художественно. И я уже говорил, что все записал.

— Интересно почитать, — искренне произнес Латимер.

— Я надеялся, что вы так скажете. Как у вас со временем?

— Совершенно свободен.

— Тогда давайте переместимся в мой кабинет, и я покажу вам наброски. Только они на французском.

Латимер недолго раздумывал над предложением. Других дел не намечалось, а в офисе полковника Хаки наверняка можно увидеть много интересного.

— Неплохая идея. Давайте, — кивнул он.

Здание, на верхнем этаже которого располагался кабинет полковника, когда-то могло быть дешевым отелем, но сейчас внутреннее убранство позволяло безошибочно определить государственное учреждение. В конце коридора находилась большая комната. Когда они вошли, над стойкой, согнувшись, стоял секретарь в форме. Он выпрямил спину, щелкнул каблуками и что-то доложил по-турецки. Полковник ему ответил и, кивнув, дал команду «вольно».

Оглядевшись, Латимер заметил за стойкой небольшие стулья и американский кулер для воды. Стены были голые, на полу лежали циновки из кокоса. Длинные зеленые решетки от солнца со стороны улицы почти не пропускали света. По сравнению с жарой в машине, которая их сюда доставила, было прохладно.

Полковник указал на стул, предложил сигарету и стал рыться в ящике стола. Наконец он вытащил пару машинописных страниц и протянул их Латимеру:

— Вот, мистер Латимер. Я назвал книгу «Секрет окровавленного завещания», но не уверен, что это удачное название. Увы, все лучшие названия уже разобраны! Я еще поразмышляю над вариантами. Прочтите и не бойтесь, скажите правду: что вы об этом думаете? Если решите, что нужно что-то переделать, я переделаю.

Латимер стал читать, а полковник сидел на углу стола, качая длинной ногой в блестящем сапоге.

Латимер прочитал рукопись, перечитал ее снова и отложил в сторону. Пару раз он едва удержался от смеха, и ему было очень стыдно. Не стоило приходить. Нужно спасать положение и уйти как можно скорее.

— Сложно так сразу сказать, как усовершенствовать сюжет, — медленно произнес он. — Конечно, надо все обдумать, ведь легко наделать ошибок. Взять, к примеру, вопросы на английском судебном процессе…

— Да-да, вы, безусловно, правы. — Полковник Хаки пересел на стул. — Но как считаете, это можно использовать?

— Ваша щедрость просто не знает границ, — постарался уклониться Латимер.

— Пустяки. Когда выйдет книга, вышлете мне бесплатный экземпляр. — Он повернулся на стуле и взял телефонную трубку. — Сейчас вам сделают копию.

Латимер расслабился. Ну вот и все! Копию ждать недолго. Полковник стал разговаривать с кем-то по телефону, но тут Латимер увидел, что он нахмурился. Хаки положил трубку и повернулся к гостю:

— Простите, нужно уладить небольшое дело. Вы не против?

— Нет, конечно.

Полковник вытащил объемную желто-коричневую папку, пролистал ее, потом выбрал какой-то документ и стал внимательно его читать. В это время, постучав, зашел секретарь с тонкой желтой папкой под мышкой. Полковник положил ее на стол, а секретарю дал «Секрет окровавленного завещания» вместе с указаниями. Щелкнув каблуками, служащий удалился, и в комнате повисла тишина.

Латимер, делая вид, что поглощен сигаретой, бросил взгляд через стол. На лице полковника, медленно перелистывающего страницы в папке, появилось новое выражение: выражение профессионала, знающего свое дело. Этим обманчивым спокойствием он напомнил Латимеру старого и опытного кота, наблюдающего за молодой и неопытной мышью. В тот момент писатель изменил свое мнение о полковнике. Прежде он его немного жалел, как жалеют того, кто неосознанно поставил себя в неловкое положение. Теперь он видел, что полковник в этом не нуждался. Глядя на длинные пожелтевшие пальцы, перелистывающие страницы, Латимер припомнил высказывание Колинсона, что-то связанное с пытками заключенных. И вдруг осознал, что только сейчас Хаки настоящий.

Тут полковник, подняв голову, задумчиво уставился на галстук Латимера. На секунду у писателя возникло неприятное подозрение, что на самом деле человек за столом интересуется не галстуком, а заглядывает в его мозг. Потом полковник отвел взгляд и слегка усмехнулся. Латимеру показалось, что его поймали на краже.

— А вас не интересуют настоящие убийцы, мистер Латимер?