Мастерская подделок

Д. А. Ф. де Сад

УМИРАЮЩИЙ: Предлагая нам в качестве выхода преступление, эта натура, которую ты называешь развращенной, позволяет нам избежать тех пагубных бредней, коих ты считаешь себя представителем.

СВЯЩЕННИК: Иными словами, сударь, она предлагает вам путь греха, если вы не противопоставляете ему силу благодати и достоинства Искупления.

УМИРАЮЩИЙ: Что за вздор? Разве ты не видишь, что так называемая жертва Христа, осужденного за нарушение римского порядка и внесение смуты в государственные дела, вовсе не покончила с несправедливостью, рабством и смертью, а, напротив, убеждает нас в своей бесполезности? Ты бы понял это без труда, если бы твое зрение не было помрачено неразумием.

СВЯЩЕННИК: Разум был дан человеку лишь для того, чтобы он мог восхищаться всемогуществом Божьим.

УМИРАЮЩИЙ: Цель его, безусловно, заключается не в этом, ведь если бы ты понаблюдал за животными внимательно и даже доброжелательно, то увидел бы, что они вовсе не лишены разума. Они пользуются им, дабы удовлетворять свои естественные наклонности, извлекая из этого максимальную выгоду. Ты думаешь, когда дрозд подлетает к ручью, он не знает, что должен тут же напиться, а не то он еще нескоро найдет другой ручей? Ты полагаешь, что лиса не чует ловушку и что ворона, видя, как люди готовят оружие, не усматривает в этом предвестия обильной поживы? Поверь мне, хотя разум этих бедных полевых зверей не может сравниться с нашим по силе и охвату, они хорошо умеют им пользоваться для того, чтобы обеспечить себе благоприятное будущее, тогда как твои богомольцы, напротив, строят собственное будущее, исходя из весьма туманных перспектив.

СВЯЩЕННИК: Как же вы объясните, сударь, что те особы, чье разумение нередко может сравниться с вашим, твердо верят в Бога, которого гордыня заставляет вас отрицать?

УМИРАЮЩИЙ: Хотя они полагают, что верят в него своим духом, на самом деле они верят в него лишь своей бедной смертной душой, напуганной тем небытием, что приведет к их окончательному уничтожению. Эта мысль оскорбляет их и претит им, потому они и прибегают к построениям, лишенным здравого смысла, и сказкам матушки Гусыни. Если бы я не подозревал, что древнегреческий ты знаешь еще хуже латыни, то посоветовал бы тебе почитать Эпикура. Хотя в своих дивных сочинениях он так и не набрался смелости открыто отрицать существование богов, тем не менее он подводит к этому выводу в своих силлогизмах о душе. Между прочим он учит нас, что, пока мы живы, смерти не существует, а как только наступает смерть, нас уже больше нет. Разве эта поистине утешительная мысль не способна прогнать все пустые страхи и утвердить нас в покое и атараксии, без которых счастье невозможно? Душа, рассудок и всё, что составляет наше нематериальное бытие, растворяются в небытии, тогда как наш несчастный труп послужит кормом для каких-нибудь личинок и насекомых, и лишь это можно, пожалуй, назвать жизнью вечной «по доверенности». Но, поскольку эти останки не заслуживают погребальных обрядов и прочих ребячеств, я желаю, чтобы моя могила была оставлена в запустении и предана забвению.

СВЯЩЕННИК: Если бы наше общество не опиралось на то, что вы богохульным тоном назвали «ребячествами» и если бы человек не ощущал поддержку обрядов, связанных с божественной благодатью, как бы он мог упражняться в добродетели?

УМИРАЮЩИЙ: Мы должны упражняться в ней только в том случае, если наши наклонности и желания нас к этому склоняют, что бывает весьма редко. Отчего и почему человек должен быть более добродетельным, нежели дикие твари, разрывающие друг друга на части?

СВЯЩЕННИК: Увы, свет веры не озарил вас, и ваша грешная душа, умершая для благодати, блуждает во тьме софизмов.

УМИРАЮЩИЙ: Умершая? Не ты ли без конца твердишь, что она бессмертна? Ты и сам не знаешь, что говоришь. Давеча ты твердил о свете, который невозможно вернуть слепым. Так вот, друг мой, эту максиму я могу применить и к твоей собственной слепоте. Я бы предпочел, чтобы ты рассуждал честнее, но хорошо понимаю, что ты безнадежен. Вместо того чтобы мыслить, не кривя душой, ты блуждаешь в безвыходных схоластических лабиринтах. Откуда бы ни проистекала твоя вера, здравый смысл причудливо спотыкается на каждом шагу, тем самым унижая достоинство мыслящего существа. Начиная с самых истоков, история грехопадения оскорбляет разум, ибо, как я тебе говорил, раз уж твой бог всеведущ и ему известны все тайны грядущего, он вполне мог бы создать вселенную, из которой устранил бы всякую возможность зла и греха. Не свидетельствует ли сама идея подобной возможности, если только она когда-нибудь возникала у какого-либо божества, о неслыханной извращенности и безграничной злобе? Ты хорошо понимаешь, друг мой, что разум предлагает всего два варианта. Либо божество, не обладающее верховной властью ни над законами естества, ни над характером человека, весьма далеко от всемогущества, либо всемогущее божество глубоко погрязло во зле. Стало быть, либо слабак, либо злодей. Однако ни тот ни другой образ не соответствует образу бога, существование которого ты всячески пытаешься доказать. Достаточно было создать счастливого и доброго человека, иными словами, человека, пребывающего в гармонии с естеством — пусть несовершенным, поскольку это невозможно, но, быть может, более милосердным, чем то, которое нам знакомо. Твой бог вовсе не создавал человека — напротив, человек сам придумал бога, наделив его мыслями и чувствами сельского педанта.

СВЯЩЕННИК: Вы забываете, сударь, о вмешательстве Сатаны, ибо вся вина лежит как раз на нем.

УМИРАЮЩИЙ: Ты вынуждаешь меня сотню раз повторять одно и то же. Разве твой всемогущий, наперед зная о том, как все обернется, не мог создать Сатану сам? Или, вместо того чтобы низвергать его в адские бездны, покончить с ним в самом начале? Твой бог отнюдь не деликатничал, покрывая человечество волнами потопа, когда был не в духе и мир ему разонравился. Ты видел когда-нибудь, как мальчуган в приступе ярости разбивает свою игрушку? Именно так и обстояли дела, если бы мы могли доверять тем писаниям, подлинность которых ты защищаешь. На самом же деле сильные дожди, вызванные сгущением и последующим выпадением вод, затопили Землю, нанеся при этом такой огромный ущерб, что это навсегда запечатлелось в памяти людской. Выходит, твой бог вовсе не такой добряк, каким ты его описываешь.

СВЯЩЕННИК: Вы не признаете безграничного милосердия Бога, который ради нашего искупления послал на Землю собственного сына. Евангелие изобилует благодеяниями Господа, исцеляющего больных, воскрешающего мертвых, насыщающего толпы.

УМИРАЮЩИЙ: Разве не благоразумнее было бы для твоего всемогущего искоренить рабство, голод и смерть? Почему твой Христос исцелял больных, тогда как, раз уж все происходит исключительно по божественной воле, это он сам наслал на них болезни, да к тому же твоя религия превозносит страдание как наилучшее средство спасения? Славное достижение, нечего сказать! Хорошенько вывозиться в грязи, чтобы затем пришлось отмываться. Разрушать одной рукой то, что делает другая, — значит, не ведать, что творишь, как это демонстрируют нам идиоты и старики. Потому разум и не принимает идею христианского врача, отнимающего у больного заслугу страданий, посланных небесами. Китайские и индийские маги хотя бы не противоречат самим себе и не столь неразумны в собственной нелепости.

СВЯЩЕННИК: Христианский врач стремится исправить расстройства естества, испорченного первородным грехом.

УМИРАЮЩИЙ: Не ссылайся на естество, ведь ты глубоко ошибаешься насчет его сущности! Ему присуща возвышенная мощь, и, являясь собственной движущей силой, оно никогда не нуждалось в том, чтобы какой-то небесный лакей крутил его рукоятку. Оно состоит из атомов, которые встречаются, соединяются и разъединяются в пустоте вовсе не под влиянием какого-то божества, а согласно правилам, превосходящим наше разумение и чуждым всякой морали. Хотя оно может показаться нам диковатым, естество просто следует своим тайным законам, и если мы порой наблюдаем его кровожадность, зато оно лишено той жестокости, что отличает человека.

СВЯЩЕННИК: Науки, к которым вы прибегаете за поддержкой, сударь, уверенно приближаются ныне к опровержению того, о чем вы говорите.

УМИРАЮЩИЙ: Науки развиваются таким образом, что нечто, кажущееся хорошим сегодня, может перестать быть таковым завтра. Как некогда была эпоха Птолемея, так ныне наступила эпоха Коперника, который, скорее всего, окажется прав, ведь здравый смысл и способность правильного суждения сохраняются сквозь века и исчезнут лишь с гибелью свободного человека. Ты бы немного лучше ознакомился с благодеяниями здравого смысла и не предавался пустым фантазиям, если бы изучил сочинения господина Гольбаха и господина Ламетри, которые сообщают нам полезные и естественные истины. Вот книги, задуманные ради счастия человеческого, а не для того, чтобы запугивать химерами вроде тех, что предлагают религии. Вот уж воистину пагубная политика, состоящая в том, чтобы навести ужас на раба, дабы еще сильнее его закабалить. Если мы хотим заслужить имя человека, давайте следовать советам, диктуемым тем самым естеством, что вызывает у тебя отвращение. Поверь мне, друг мой, не существует никакой иной жизни, кроме той, какой мы живем, пусть даже для тебя она заключается в том, чтобы питаться объедками, пить прокисшее вино, а еться лишь в мечтах. Будь ты хотя бы магометанином, ты питал бы иллюзию, что восполнишь эти невзгоды в загробной жизни, исполненной утех, но ты уповаешь на то, что будешь слушать кошачьи концерты в компании омерзительных мучеников и девственниц, идеально подходящих разве лишь для каторжников. Но оставим эти разговоры, которые отнимают у меня скудный остаток времени.

СВЯЩЕННИК: Увы, сударь, я вижу, ваши мысли настолько глубоко укоренены в заблуждении, что одно лишь чудо могло бы вас от него отвратить. В надежде на это я каждый день буду обращаться к небу с мольбами.

УМИРАЮЩИЙ: Я уже подробно растолковал тебе, что думаю о чудесах, которые противоречат законам естества и потому не могут происходить ради кого бы то ни было. Я объяснил тебе, что они вызваны махинациями плутов и легковерностью дураков. Но ежели молитвы доставляют тебе удовольствие, тогда старательно их читай. Только попроси своего поставщика чудес, чтобы он поторопился, поскольку я чувствую, что скоро уйду навсегда. С тем чтобы после смерти вызывать ничуть не больше меланхолии, чем можно было наблюдать при моей жизни, я собираюсь покончить с нею тем безмятежным способом, что рекомендует господин Деланд[10]. Посему не тревожься о моих мыслях и моей грядущей участи, ибо душа моя достаточно тверда и готова без страха встретить собственное уничтожение, ну и, поскольку мозга после смерти больше нет, у меня не будет никакой возможности думать, равно как и наслаждаться или страдать.