Маттерхорн

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

До рассвета Фитч запросил вертолёт. Вертушки не вылетали. Дождь и туман свернули все операции над тактической зоной I Корпуса. Найти в горах роту 'браво' было подобно самоубийству. Приказ взорвать тайник с боеприпасами оставался в силе.

Отделение кинуло на пальцах, кому достанутся еда и боеприпасы Вилльямса. Поллини выпала подстёжка к плащ-палатке. Фредриксон и Басс обмотали тело Вилльямса проводом, чтобы удержать вместе оторванные части. Тело выглядело словно говядина в морозильнике, запёкшаяся кровь вперемежку с бледной кожей и вскрытым мясом. Они связали щиколотки, колени, локти и запястья между собой и завернули туловище в плащ-палатку, оставив руки и ноги не обёрнутыми.

Руки и ноги они привязали к длинной жерди, чтобы под ней нести раскачивающееся тело. Фредриксон прикрутил голову Вилльямся к жерди, чтобы она не болталась в плащ-палатке и не выбивала носильщиков из равновесия.

Взвод сел ждать, когда возглавляющий колонну взвод Кендалла выберется из периметра, а за ним взвод Гудвина; подошёл Хок и тихо сел рядом с Бассом и Мелласом. В колонне замкомроты всегда шёл с последним взводом, замыкающим, тем самым снижая риск того, что их со шкипером убьют в одно и то же время. Все знали, что в коконе защитного цвета лежит тело Вилльямса.

– Почему это не оказался один из бесполезных придурков? – спросил Басс, нижняя челюсть у него задрожала. Он тут же встал и заорал Коротышке поднимать жопу.

Меллас посмотрел на Хока. 'Потому что мир несправедлив', – тихо сказал он.

– Что поделать, – ответил Хок.

Наконец, двинулся и головной первого взвода, пристраиваясь к последней огневой группе Гудвина. Безмолвно отправился и Меллас, благодарный уже за то, что не он отвечает за прокладку пути.

Он прошёл мимо груды продуктов, оставленных для 'дельты'. Потом углубился в джунгли. Вся история их остановки: окопы, что они так усердно рыли, палатки, которые они растягивали, место, где он готовил кружку какао и разговаривал с Хоком и Гамильтоном, укромный уголок, в котором он мочился – была поглощена так безвозвратно, что, казалось, память хранила череду сновидений, а не действительность. Рота оставляла за собой в джунглях не больше следов, чем оставляет за собой корабль в море.

Ко второму дню тело стало чем-то большим, чем простое неудобство. Живот раздуло, временами то из одного конца, то из другого отходили газы. Появилось трупное окоченение. Спотыкаясь и скользя, парни тихонько проклинали его: 'Мать твою, Вилльямс, жирный бездельник. Ты всегда слишком много жрал!'

Как только рота вступала в относительно открытое пространство, Фитч тут же запрашивал, чтобы прилетела вертушка и спустила крюк, чтобы избавить их от тела. И всегда получал один и тот же ответ – 'нет', хотя причины бывали различны. То другие приоритеты. То плохая погода. Один раз они расчистили место для 'Хьюи', но при низкой облачности и хлещущем по деревьям ливне маленький вертолёт не смог определить их местоположением, не говоря уже о том, чтобы снизиться и опустить трос.

Носильщики ругались, поднимали Вилльямса, и он, словно мёртвый олень, раскачивался из стороны в сторону на тропе, и бледные опухшие руки выпирали между витками провода. Кожа уже отделялась от мышц, стала съезжать с пальцев и ладоней и собираться там, где пальцы соединялись с ладонями и на сгибах локтей, полупрозрачная и сморщенная, как сброшенные хирургические перчатки.

В темноте под дождём они укладывали его внутри периметра в секторе третьего отделения. Стоя в карауле, Кортелл тихонько разговаривал с трупом, помня, как мама Луиза однажды сказала ему там, в Фор-Корнерсе, что перед тем, как отлететь, душа остаётся с телом три или четыре дня, привыкая к мысли, что оно уже мертво.

На третью ночь Кортелл подполз к телу и положил руки на выступ, который был головой: 'Вилльямс, прости меня. Я должен был что-то делать, а не бежать. Я не знал, что. Я так испугался. Ты же знаешь, как можно испугаться. Мы с тобой так уже боялись. Ты же знаешь. Проси меня, Вилльямс. О господи, прости меня', – зарыдал Кортелл.

Джексон выбрался из соседнего окопчика, подполз к Кортеллу и мягко повёл его от трупа, молча подталкивая к 'лисьей норе' и заставляя прекратить плач. Рыдания слышались слишком ясно, обозначая местоположение периметра.

И в самом деле, на четвёртый день то, что свисало с жердины, уже не имело души. Оно смердело.

В тот же день роту остановили. Все уселись, выставив оружие вправо и влево, и устало привалились к рюкзакам. Парни прихлёбывали из фляжек воду со вкусом пластмассы и снимали с себя пиявок. Кто-то задремал. Из радиопереговоров скоро стало ясно, что лейтенант Кендалл опять заблудился.

Меллас достал карту. Нечего было выбрать в качестве ориентиров. Тучи скрыли то, что не скрыли джунгли. Произведя счисление пути, Меллас аккуратно восстановил пройденный путь. Наконец, не выдержав, он освободился от рюкзака и пошёл вдоль колонны усталых морпехов, разыскивая Хока и Басса.

Гамильтон не встал, чтобы пойти с ним. Он закрыл глаза и уснул.

Меллас нашёл Хока и Басса уже варящими кофе в старой банке из-под груш, которую Хок привязывал к рюкзаку снаружи, чтоб долго не рыться. Хок, сидевший по-вьетнамски на корточках рядом с горящим пластитом С-4, глянул вверх: 'Не суди меня строго, Меллас. – Хок повернулся к Бассу. – Не думаю, чтоб он учуял кофе у себя там впереди'.

– Смешно у него выходит, – сказал Басс. – Я никогда не видел, чтоб он сам варил кофе, но он всегда знает, где кофе варят другие.

Меллас рассмеялся и уселся рядом с ними в грязь. Он начал разворачивать карту. В тот же миг из трубки, подвешенной к лямке рюкзака Коротышки, раздался смешанный с помехами голос. Это был Кендалл: 'Насколько я могу судить, 'браво-шесть', мы находимся у… – пауза, – от 'шевроле' вверх на один точка два и вправо на три точка четыре. Приём'.

В ответ раздался звенящий голос Фитча: 'Вас понял'. Фитч уже на целые сутки опаздывал к очередной контрольной точке, назначенной подполковником Симпсоном.

Меллас подвинул карту так, чтобы видели Басс и Хок. В тот день в качестве радиопозывных для сообщений о местоположении использовались названия автомобилей. Он нашёл заранее установленные координаты для точки 'шевроле' и начертил линию до только что сообщённой Кендаллом позиции. 'Он сошёл с ума. Мы б уже перевалили через вот этот хребет. А мы возле этого речного русла, хоть и не видим его. Чувствуете, как земля опускается?'

Хок посмотрел на карту, одобрительно крякнул и занялся завершающими пассами над кофе.

Снова ожила рация: кто-то нажал кнопку на своей трубке. В тишине джунглей они все ясно различили чьё-то дыхание. 'Я так не думаю, 'браво-три'. – Это был Фитч. – Я вижу, что мы на километр южнее оттуда, у голубой линии. Приём'.

Последовало долгое молчание. Ошибка могла обрушить на голову собственную артиллерию. Хуже того, она могла означать целые часы лишнего похода.

– Какой болван, – сказал Меллас.

Хок сделал глоток кофе и передал кружку Бассу, который сделал большой глоток и передал её Мелласу, который сделал то же самое и передал её Коротышке. Кофе восхитительно прогрел пищевод Мелласа вплоть до желудка, и он почувствовал, как оттуда тепло распространяется по всему телу. Хорошо разделить кружку кофе. Словно передаёшь по кругу косячок.

Хок сделал новый глоток, поставил дымящуюся кружку в грязь и взял трубку: ' 'Браво-шесть, это 'браво-пять'. Приём'.

– Слушаю, 'пятый', – ответил Фитч.

– Мы с командиром 'браво-раз' здесь возле помощника 'браво-раз', и мы считаем, что вы оба обмишурились. Мы находимся вниз на ноль точка три и вправо на четыре точка пять. Приём.

В эфире протрещал голос Дэниелса: 'Подтверждаю, Шкипер'.

Короткая пауза, и снова голос Фитча: 'Хорошо, принимается. Ты понял, 'браво-три'? Приём'.

– Принято, вас понял, – сказал Кендалл. – Но если это там, где мы находимся, то мне нужно немного вернуться назад, так как мы ушли не в ту сторону. Приём.

– Господи боже, – буркнул Басс.

– 'Браво-два', это 'браво-шесть'. Ты понял нашу позицию? Приём.

– Блядь, так точно, Джек. Приём.

– Слушай, Шрам, знаю, до завтрашнего дня ты не должен идти головным, но не мог бы ты встать сегодня в голове, чтобы 'третий' мог пристроиться к нам в хвост, когда мы пойдём мимо? Приём.

Последовала короткая пауза, во время которой Гудвин взвешивал дополнительные опасности просьбы.

– Ладно, Джек. 'Браво-два' – конец связи.

Меллас оставил Хока с Бассом и вернулся к Гамильтону, который передал ему трубку. 'Шкипер хочет поговорить с вами', – сказал Гамильтон. По тону его голоса Меллас понял: что-то пошло не так.

– 'Браво-шесть', командир 'браво-раз' слушает. Приём.

– 'Браво-раз', где, нахрен, ты шляешься? Никуда не выходить без рации. Ясно? Ты понял? Приём.

Меллас покраснел и сердито глянул на Гамильтона, который отводил взгляд и поудобней пристраивал тяжёлую рацию на спине.

– Принято, вас понял. – Меллас понял, что теперь каждому в радиосети известно о его ошибке. Он отдал трубку Гамильтону и ничего не сказал.

– Мне нужно было пойти с вами, – промямлил Гамимльтон. – Простите, сэр. Я вас больше не подведу.

– Извинениями делу не поможешь, – огрызнулся Меллас. Он нагнулся к тяжёлому рюкзаку и забросил его себе на спину. Пристроил бандольеры с патронами и сделал большой глоток противной воды с галазоном. – А чёрт! Самому нужно было знать, – сказал он. И передал Гамильтону открытую фляжку.

С Гудвином во главе рота 'браво' двинулась в путь. Вскоре они прошли мимо неважно выглядевших морпехов из взвода Кендалла, которые сидели в низком кустарнике с винтовками наготове и наблюдали, как остальная рота струится мимо. Со взводом Гудвина впереди продвижение пошло быстрее, но всё-таки недостаточно быстро для подполковника Симпсона и майора Блейкли, которые начали запрашивать у Фитча местоположение почти ежечасно.

К ночи рота была всё ещё в четырёх километрах от склада боеприпасов. Полковник радировал, что боеприпасы нужно взорвать к полудню следующего дня, иначе он снимет Фитча с должности. Это поставило Фитча перед выбором, которого он боялся больше всего: вести роту вниз в речную долину и следовать по тропе, на которой 'альфа' напоролась на засаду.

Проверяя той ночью 'норы', Меллас почувствовал слабые изменения в атмосфере. Очаг тёплого воздуха, изолированный муссоном, медленно сдвигался в сторону Китайского моря. К тому времени, когда следующим утром они начали движение, направляясь вниз с высокого хребта, дававшего на высоте хоть немного ветра и прохлады, воздух стал уже подобен шерстяному одеялу, наброшенному на голову.

Чтобы спуститься на тропу, пришлось разматывать верёвки. Обжигались руки и вскрывались волдыри, когда с тяжёлой поклажей на спине они зависали на крутых утёсах. Пот заливал глаза. Страсти накалялись. Меллас чувствовал себя так, словно в душном автомобиле у него случился приступ астмы.

Через два часа они достигли тропы, бегущей по дну долины. Она образовывала узкий, полный грязи туннель в густых зарослях. Свет едва проникал через нависающую растительность. Гудвин махнул двум Китам Карсонам занять место в голове, и рота толчками двинулась вперёд. Теперь скорость продвижение почти удвоилась по сравнению с движением по целине, – однако удвоилась и опасность.

Больше не было нужды прорубаться через лес и бамбук, но страх засады делал темп мучительно медленным. Меллас злился, не понимая, почему взорвать склад к полудню важнее, чем взорвать его к вечеру. Он жалел, что они не на хребте, где было прохладней и безопасней и продвижение было не таким уж медленным.

Ещё через два часа взвод Гудвина сошёл с тропы, уступая Мелласу место в голове. Когда он увидел Гудвина, Меллас был так перегрет и так устал, что смог только закатить глаза и вывалить язык. 'Ты чертовски прав, Джек', – сказал Гудвин почти нормальным голосом. Он показался очень громким. Те, кто слышал его, улыбнулись.

Час спустя вся колонна остановилась. На жаре парни тупо остановились, потея, воняя, не желая идти вперёд и желая лишь, чтобы кончился, наконец, этот день. Некоторые сели. Скоро вся колонна уселась на перерыв, хоть никто и не приказывал.

Фитч выступил вперёд. 'Какого чёрта происходит?'

Меллас не знал. Но понимал, что должен знать. Он полез вперёд, полный решимости вернуться и отдаться на милость Фитча. Он добрался до Джексона. Джексон не знал. Меллас полез дальше, Гамильтон по пятам. Открылась небольшая полянка. Два Кита Карсона готовили еду и слушали транзистор.

Меллас вспыхнул от ярости. Ведущий морпех должен был видеть, что скауты остановились, но ему никто не приказывал становиться в голове. Стоять в голове было непрухой самих Карсонов. Морпех не собирался добровольно протискиваться мимо них с риском погибнуть, в особенности потому, что это означало пересечение открытого пространства. Если Карсноны не должны были готовить свою еду, значит, вероятней всего, офицер заинтересуется, почему остановилась целая колонна, и придёт разобраться, – что фактически и произошло.

Меллас шагнул из-под лесного навеса на крохотный клочок света. 'Чёрт бы вас побрал, грёбаных азиатских говнюков! – Он пнул котелок с водой, разбросал горящий С-4. – Прочь с глаз моих долой! – Один схватился за котелок, другой за винтовку. Меллас был настолько зол, что не почувствовал угрозы. – Валите отсюда нахрен! – орал он, выталкивая их к тылу колонны. – Назад. Валите на КП, тупые ублюдки. Назад. Мне вы не нужны. Вы намба тен! – Он радировал Фитчу, что отправляет скаутов назад и что видеть их впереди не желает. – Не хочу, чтобы вонючие дезертиры портили моих парней', – орал он по рации.

Фитч вздохнул: 'Давай мы уже двинемся, ладно? Конец связи'.

В Мелласе росло презрение ко всему вьетнамскому.

Фитч выслал Аррана с Пэтом вперёд, надеясь, что нюх Пэта поможет ускорить ситуацию. Не помог.

Через час Меллас увидел Мэллори, сидящим на краю тропы: положив пулемёт на колени, он обхватил голову руками и мычал от боли. 'Давай, Мэллори, – сказал Меллас. – Нам осталось всего-то несколько часов, взорвём хрень и выберёмся отсюда'. Колонно устало шагала мимо.

– У меня болит голова, лейтенант, – сказал Мэллори, почти выкрикнул.

– Знаю. Мы попробуем отправить тебя к психологу. Может, он сможет помочь.

У Мэллори вырвался громкий стон, он не смог его сдержать: 'Психолог? Что за херня, чувак. Говорю же: она болит. Я не псих'.

Меллас подал руку, и Мэллори кое-как поднялся на ноги и побрёл по тропе, разыскивая своё место в строю.

Прошло несколько минут, они снова встали как вкопанные. Никто не понял, почему. Мелласу хотелось сесть и выпить воды. К нему прокладывала путь пиявка, один её конец цеплялся за почву, а другой выгибался дугой, вслепую принюхиваясь. Меллас стал мучить её репеллентом. Опротивев себе самому, он раздавил её ботинком. Подошёл Гамильтон и подал Мелласу трубку. 'Это шкипер', – сказал он.

Голос Фитча звучал сварливо: 'Что за блядская заминка на сей раз? Приём'. 'Я выясняю', – солгал Меллас.

– Ну, так поторопись, твою мать!

Меллас застонал и поднялся на ноги. Гамильтон за ним. Они добрались до Джейкобса, чьё отделение шло ведущим. 'В чём дело?' – прошептал Меллас.

– П-пэт принял стойку.

– А ты никогда не передаёшь долбаных сообщений?

– П-простите, сэр. – Он бросил Гамильтону быстрый понимающий взгляд, тот ответил. Меллас перехватил этот обмен. Дескать, ещё один придирчивый лейтенантик.

Он успокоился и двинулся вперёд, Гамильтон полз за ним по пятам и потел под весом рации. Они подошли к собаке и Аррану. Арран присел возле пса и держал его за холку, выставив ружьё. Пэт вывалил язык. Собачьи лёгкие усиленно работали, стараясь удалить тепло. Одно красноватое ухо наполовину опустилось, словно увяло.

– Небольшая тревога, сэр, – прошептал Арран. – Робертсон и Джермейн проверяют. – Наступила двусмысленная пауза. – Пэт выдохся. Мы уже два часа идём в голове.

Меллас только кивнул и прошёл дальше, с каждым шагом ощущая себя всё более незащищённым. Он добрался до Джермейна, гранатомётчика с М-79, который ничком лежал на тропе и всматривался в окружающий их густой бамбук. Меллас с Гамильтоном подползли к нему. 'Где Робертсон?' – прошептал Меллас. Робертсон был командиром первой огневой группы у Джейкобса.

Джермейн обратил красное от жары и возбуждения лицо к Мелласу и махнул рукой, очерчивая широкую дугу. Робертсон решил обойти и зайти с тыла возможному противнику.

– Он сам решил пойти? – прошептал Меллас. Джермейн кивнул и пожал плечами, всё так же глядя вперёд. Меллас поразился храбрости Робертсона.

Зашипела рация. Гамильтон быстро прижал трубку к рубашке, но слова он слышал. Он постучал по ботинку Мелласа: 'Это шкипер. Спрашивает, что за грёбаная задержка'.

Меллас схватил трубку: ' 'Браво-шесть', мы выясняем, чёрт возьми. Приём'. Он еле-еле сдерживал свой голос.

– Принято, 'браво-раз'. На мою задницу наседает 'Большой Джон' с подрывом тайника. Даю тебе ещё пять минут. Приём.

– Вас понял. Конец связи. – Меллас отдал трубку Гамильтону. – Полковник торопится, – едко сказал он Гамильтону. – Двигай вперёд, Джермейн.

Джермейн с удивлением посмотрел на него. 'Мы же должны прикрыть Робертсона, – сказал он возмущённо. – Кто-то должен этим озаботиться'.

Меллас пополз было мимо Джермейна, но тот вздохнул и пополз впереди, страдая, ибо чести его бросили вызов.

– Джермейн? – прошептал голос из джунглей перед ними.

– Да. Мы здесь, – шёпотом ответил Джермейн.

В зарослях зашуршало, и появилось мокрое от пота лицо Робертсона. Он передвигался по-утиному. 'А, лейтенант, здрасьте', – сказал он и улыбнулся. Он остался сидеть на корточках, его маленькому телу, казалось, было очень удобно в такой складной позиции.

Меллас обернулся к Гамильтону: 'Он говорит 'Здрасьте, лейтенант!'' Покачав головой, он обратился к Робертсону: 'Что-нибудь заметил?' – спросил он.

Робертсон покачал головой, совсем не задетый саркастическим тоном Мелласа. 'Хотя у меня такое ощущение, что они притаились где-то впереди'.

Меллас посерьёзнел: 'Откуда ты это знаешь?'

– Не знаю. По каким-то мелочам. Просто чувствую.

Меллас потянулся к трубке: ''Браво-шесть', это командир 'браво-раз'. Мы выявили негативный фактор. Я поменяю взводы, и двинемся дальше. Высылаю Аррана назад. Пэт устал, в любом случае большой Виктор, – он имел в виду Ванкувера, – станет ведущим. Приём. – Фитч подтвердил, и Меллас поднялся во весь рост. – Передайте приказ отделению Шулера выдвигаться вперёд. Вы, парни, уходите в хвост, – сказал он Джейку. – Скажите Аррану, чтобы держался в группе КП'.

Очень скоро на тропе появилось большое тело Ванкувера, его модифицированный М-60 висел на шее. Коннолли следовал за ним через два человека. Меллас обрисовал ведущей огневой группе и Коннолли ситуацию и напомнил о необходимости спешить. 'Но не двигайся быстрее, чем нужно, Ванкувер, – добавил он. – Меня не заботит, насколько сильно торопится полковник, чтобы воткнуть булавку в карту'.

– Понял вас, сэр.

Ванкувер пристально вглядывался в тропу, высматривая так, что глаза дёргались от напряжения. Он понимал, что идти по тропе, чтобы выиграть время, означало приглашение к засаде. К тому же Робертсон что-то учуял. Он хороший командир огневой группы и кое-что уже повидал. Если Робертсон осторожничает, значит, на то есть причина. Но стоять ведущим всегда предполагает добрые причины быть настороже, даже если спешки нет. Головной всегда один. И без разницы, огневая ли группа за спиной или целый батальон. Он не видит никого – только тени. За каждым поворотом таится засада, – а ведущий дозорный идёт впереди. Или же, если сидящим в засаде особенно везёт, они пропускают ведущего и отрезают его, открывая огонь по лейтенанту и радисту. Словно идёшь по узкой прогибающейся доске, а со всех сторон беспорядочно треплет ветер. Ни помощи. Ни троса. Ни товарищей, чтобы опереться. Джунгли застилают глаза ведущему. Слух сбивают с толку малейшие звуки позади него, заглушая один-единственный звук, могущий спасти его. Хочется прокричать всему свету, чтобы тот заткнулся. Ладони потеют так, что заставляют терзаться мыслью, сможет ли он нажать на спусковой крючок. Ему хочется отлить, пусть даже отливал пять минут назад. Сердце, обрываясь, бухает в горле и груди. Он ждёт целую вечность, пока командир отделения не скажет, что пора сменяться и уходить в хвост, в безопасность.

Ванкувер перестал думать. Страх и уязвимость вытеснили мысли из головы. Оставили одно выживание.

Это был странно изогнутый ствол бамбука примерно в десяти метрах по тропе, который вызвал прилив ужаса и спас его. Ванкувер упал на колени и открыл огонь. Рёв пулемёта и извержение горячих гильз перевернули безмолвный мир джунглей вверх тормашками. Всё пришло в движение: морпехи покатились с тропы, ища укрытия в листве; продирались, молились, расползались. Ванкувер видел только тени, но тени кричали ему в ответ автоматами АК-47. Вокруг закружили пули, ударяли в грязь, вспенивали место, где за миг до того стояли морпехи. Коннолли откатился с лес и, лёжа на спине и не отрывая взгляда от тропы, прижал к груди М-16. Он сдерживал свой огонь, как оговаривалось много раз.

Обрезанный М-60 прекратил стрелять. Кончилась лента. Ванкувер нырнул в сторону, и на его место выкатился Коннолли и залёг. Он выпустил очередь, как только из стены джунглей показался солдат СВА, чтобы прикончить Ванкувера. Пули Коннолли ударили солдату в грудь и лицо. Затылок солдата разнесло. Коннолли снова откатился, бешено шаря другой магазин. Заработала М-16 справа от Ванкувера, почти что над ним, пули завизжали мимо правого уха. Почти сразу же слева заработала другая М-16. Ванкувер, минуя Коннолли, торопливо отползал назад. Коннолли вставлял второй магазин и орал Кроту: 'Пулемёт! Пулемёт сюда! Крот! Твою мать!'

Ванкувер достал новую патронную ленту из металлической коробки на груди и вставил её в приёмник пулемёта. Он слышал, как Коннолли зовёт гранатомётчика Гамбаччини и Райдера, командира своей первой огневой группы. Он видел лейтенанта, который двигался вперёд, что-то кричал Гамильтону и вставлял обойму в винтовку. Потом над головой Ванкувера бухнул Гамбаччини, выпустив гранату. Слева в лесу раздался грохот. Он чуть было сам не выстрелил, но Райдер повёл свою группуу вперёд; все четверо шли в шеренгу в джунглях слева от тропы. Они повели упорядоченный огонь, поливая пулями невидимого врага.

Для Мелласа всё произошло так быстро, что он даже не вспомнил подумать. Раздалась внезапная очередь пулемёта Ванкувера, Меллас упал на землю и тут же пополз вперёд выяснять, в чём дело. Автоматически он крикнул Кроту выдвинуть пулемёт вперёд и слышал, как команду передали по цепочке. Взволнованный голос Фитча кричал по рации. Меллас крикнул Гамильтону – 'Скажи ему, что я не знаю! Я не знаю!' – и что есть силы пополз вперёд.

Он только-только миновал изгиб тропы, как пулемёт Ванкувера умолк, и он увидел, как выкатился Коннолли, стреляя перед собой, а Ванкувер пятится назад. Меллас плюхнулся лицом в слякоть сразу возле правого колена Ванкувера, вслепую выставил винтовку на тропу и открыл огонь прямо поверх головы Ванкувера. Почти одновременно, показалось, гранатомёт М-79 сделал веский выстрел и послал по тропе заряд стреловидных поражающих элементов. Затем огневая группа вломилась в джунгли слева и открыла автоматический огонь. В это время Коннолли, отползая, уже вызывал Крота с пулемётом.

Крот, колыхая в руках пулемёт, пробился вперёд, подползая неуклюже, как краб, но очень быстро. Его второй номер Янг, единственный белый парень в пулемётных расчётах, если не считать Хиппи, полз за ним и тащил тяжёлые стальные коробки с пулемётными лентами. Крот установил пулемёт на сошку возле тропы и немедленно начал посылать короткие очереди огня в тёмно-зелёный коридор. Трассирующие пули полетели по туннелю, подобно задним огням удаляющихся автомобилей. Янг, выпучив глаза от страха, подвалил к стволу со свежей лентой в руке, готовый её вставить. Меллас откатился назад и, ловя ртом воздух, выхватил трубку из рук Гамильтона: 'Засада! Я знал эту блядскую тропу. Смертельная ловушка. Ванкувер их заметил. До того как мы вошли в сектор поражения. Думаю, они удрали. Приём'.

– Потери? Приём.

– Без потерь. Приём.

– Хвала господу! – ответил Фитч, забыв о порядке радиосвязи.

Меллас весь дрожал от возбуждения и чуть не ликовал, словно его команда только что выиграла чемпионат по футболу. Потерь нет. Он действовал как надо. Хотя всё закончилось слишком быстро. А должно было продлиться как-нибудь подольше. Ему хотелось обо всём поведать Фитчу и Хоку. Хотелось бежать вдоль длинной цепочки взбудораженных морпехов и каждому рассказывать о деле, снова и снова. Они накрыли западню. Его взвод. Убито двое, может быть, трое врагов, а у самих ни царапины. Прекрасная работа.

– 'Браво-шесть', это 'браво-раз'. Приём.

– На связи 'браво-шесть', – ответил Фитч.

– Нужна артиллерия, – взволнованно попросил Меллас. – Чёртовы азиаты сейчас улепётывают из грёбаного района. Где хреновы миномёты? Давай запросим.

– Понял тебя, 'браво-раз'. Литера 'дельта' как раз вызывает огонь. Миномётному расчёту слегка трудновато будет пускать мины на три лимба выше своих голов. Ты понял? Приём. – Меллас был слишком взволнован, чтобы заметить сарказм Фитча.

Он пополз туда, где возле Крота лежал Коннолли, всматриваясь в тенистую тропу. Коннолли тоже дрожал и тяжело дышал. Ванкувер находился слева от Коннолли, а огневая группа Райдера, отведённая теперь назад уступами, – слева от Ванкувера, образуя левую сторону клина. Остальное отделение без приказа образовало правую сторону клина в голове колонны, чтобы обеспечить максимальный огонь в направлении засады, но при этом иметь возможность вести огонь в стороны для защиты флангов.

– Я думаю, они утащили тело, сэр, – сказал Коннолли. – Как раз тогда, как мы отползали, мне показалось, я заметил какое-то движение. Вы их видели?

– Да, – солгал Меллас без всякого намерения. – Ты прав. – В своём воображении, питаемом возбуждением, упоминания о солдате СВА, утаскивающем труп под прикрытие джунглей, было достаточно, чтобы убедить себя в том, что он действительно видел, как это случилось. – Почему шкипер не посылает взвод в обход? – спросил он, вглядываясь в тропу.

Коннолли посмотрел на Мелласа: 'В это дерьмо?'

Меллас оторвал взгляд от тропы и посмотрел на Коннолли. Почему-то это замечание расстроило его. Ещё раз он посмотрел на запутанные джунгли по обеим сторонам узкой заболоченной тропки. 'Да, на это ушла бы целая вечность. Они б стали лёгкой мишенью. Их бы услышали за милю'.

– Вот именно, сэр.

– Может, с артиллерией мы сдвинем их с места. – Мелласу хотелось продолжать разговор о происшествии. – Ты точно попал тому гуку в голову? – спросил он.

– Я видел, как пропала его грёбаная морда, – мрачно сказал Коннолли.

– Назовём его подтверждённым, пусть даже у нас не будет тела. То есть в любом случае азиату не выжить. Ванкувер, должно быть, вмазал одному или двум. – Меллас повернулся к Ванкуверу. – Эй, Ванкувер, скольких, по-твоему, ты прищучил?

Ванкувер посмотрел на дымящееся оружие. 'Господи, сэр, я видел только грёбаный лес и что всё это дерьмо летит в меня. Хотя, наверное, парочку я подстрелил'.

– После артобстрела поищем следы крови. Но у нас должен быть как минимум один подтверждённый и два вероятных.

Он вернулся туда, где лежал Гамильтон, вдавленный в грязь тяжёлой рацией, небольшая антенна дугой раскачивалась в тихом воздухе. Он гордо доложил счёт: ' 'Браво', это 'первый'. У нас тут один подтверждённый и два вероятных. Приём'.

– Принято, один подтверждённый и два вероятных, – ответил голос Поллака. – Пригните головы. Я только что слышал, как литера 'дельта' скомандовал 'выстрел'. Класть он будет близко. Приём.

– Ложись! – во весь голос закричал Меллас. – Свой огонь!

Он оглянулся убедиться, что его люди в достаточной безопасности. Тут до него дошло, что каждый и так уже пригнул голову и застыл в таком положении последние три минуты. Он сам прижался головой к земле, и с Эйгера долетел первый страдальческий визг 105-миллиметровок.

Снова подошла очередь третьему отделению становиться ведущим. Они передали тело Вилльямса второму отделению и тихо прошли вперёд. Кортелл то снимал, то надевал каску и тёр свой высокий поблёскивающий лоб. Каждый торопился миновать потенциальный сектор поражения, каждым вдохом благодаря глаза и реакцию Ванкувера.

Джексон нашёл две рисовых лепёшки на окровавленном тесьмяном ремне, который бросили возле тропы. Счастливый, он засунул их в большие карманы штанов, потому что у всего его отделения продукты уже кончились. Он быстро срезал с ремня пряжку с красной звездой, зная, что охотники за сувенирами в Дананге дадут за неё хорошие деньги, и передал её назад для Ванкувера. Немного дальше по тропе нашлось окровавленное кепи. Его тоже передали назад Ванкуверу, который молча отдал его Коннолли. Коннолли спрятал его в карман.

Всё тело Мелласа звенело. Руки дрожали. Он вздрагивал от каждого шороха и слишком быстро и много разговаривал по рации. В мозгу он вновь и вновь проигрывал всю сцену и прикидывал, смог бы он отреагировать быстрее и убить больше; понимал ли Коннолли, что в то время, когда он менял магазин, Меллас спас его своим огнём. Он размышлял, как люди за пределами роты узнают о его действиях и о том, как взвод его преуспел там, где рота 'альфа' потеряла столь многих при сходной засаде. Весь день он оставался как заведённый, пока они не достигли склада боеприпасов, когда свет на сером небе уже начал увядать.

У склада Меллас был горько разочарован.

Он не мог поверить, что во всех сообщениях, в которых ему доводилось читать о том, как ВВС и ВМС разрушают блиндажи, речь шла о том, что он видел перед собой: три большие норы, вырытые в сырой земле и укрытые брёвнами и дёрном.

В трёх блиндажах нашлось десять 120-миллиметровых реактивных снарядов, несколько сотен 82-миллиметровых миномётных мин, восемьдесят небольших 61-миллимитровых миномётных мин, патроны к АК-47 в количестве, достаточном для одного боя целого взвода, и немного медикаментов, предоставленных английским 'Красным Крестом'.

Хок казался странно счастливым. Он бросился отплясывать ястребиный танец, а потом забрался на верхушку одного из блиндажей и подбрасывал в воздух бинты как серпантин, надрываясь при этом во все лёгкие: 'Грёбаные англичане! Так я и знал, что за войной стоят вонючие англичане!' Он ржал и бросался бинтами, развешивая их по деревьям. На фоне тёмной растительности белизна их смотрелась как-то не к месту.

Рота в целом лишь пожимала плечами на выходки Джейхока. Кэссиди организовал работы, и вскоре боеприпасы сволокли в яму, в которой он, Сэммс, Басс и Ридлоу радостно скооперировались над их подрывом.

Все вжались в землю, когда они подорвали заряд. Раздался мощный взрыв, но едва ли четверть боеприпасов взорвалась. Остатки взвились, кувыркаясь, в небо и рассыпались по окрестности. Ребята неодобрительно засвистели. Кэссиди рассмеялся и тут же заставил свистунов собирать разлетевшиеся боеприпасы. Морпехи рабочей команды ворчали: 'Нам, должно быть, достались единственные грёбаные контрактники во всей Промежности, которые не в состоянии взорвать хренов склад боеприпасов'. Они ждали час, чтобы удостовериться, что в яме не случится самовоспламенения, и ещё раз заложили заряды. На сей раз они забросали яму камнями и землёй, чтобы локализовать взрыв.

Взводные сержанты сами посмеивались над нелепостью ситуации. Ведь многие думали, что они не могут и спички зажечь возле склада без того, чтобы не пустить его на воздух. В целом же, все были счастливы. Завтра утром они, скорей всего, расчистят посадочную площадку и уберутся отсюда уже к полудню, выполнив задачу без потерь, если не брать в расчёт Вилльямса.

Меллас, однако, чувствовал странное беспокойство, тревогу и пустоту, не связанную с голодом – пять дней он был на половинном рационе, а сегодня не ел вовсе. Четыре мысли не давали ему покоя. Во-первых, как англичане, на первый взгляд самые цивилизованные из людей, народ, с которым они сражались бок о бок с нацистами, могли помогать их врагу, Северовьетнамской армии? Каждый пенни, сэкономленный северными вьетнамцами при получении пожертвований, мог быть потрачен на патроны, которые могли убить его. Кроме того, каждая спасённая жизнь была жизнью, которая могла убить его. Меллас чувствовал себя преданным. Во-вторых, он всё ещё пытался примирить эти крошечные, крытые брёвнами ямы, называемые блиндажами, с представлениями, которые угнездились в его мозгу: с бомбами, крушащими бетон и сталь, с 'Линией Зигфрида', с 'Пушками острова Наварон'. В-третьих, какого чёрта они тащились весь этот путь, потеряли Вилльямса и чуть не угробили всё первое отделение, если б не чрезвычайная бдительность Ванкувера, ради такого незначительного количества боеприпасов, которое можно было вывезти парой грузовиков?

Эти мысли не давали покоя, пока он рыл себе окоп на ночь. Закончив, он сел, чтобы обдумать четвёртый вопрос. Сварить ли ему последнюю чашку кофе сейчас или оставить до утра? У взвода почти кончилась провизия. Он решил обождать. Он отправился искать Хока и Фитча, чтобы поговорить о медалях за этот бой, втайне надеясь, что сам тоже получит медаль, и в то же время понимая, что он лишь заявился на вечеринку. Ещё он надеялся, что Хок с Фитчем организуют кофе.

Фитч зависал на трубе с Третьим, у которого имелись свои вопросы, – на которые у Фитча были неправильные ответы.

– Мне докладывали, что в этом комплексе три склада боеприпасов. Цифры, которые ты нам сообщаешь, просто не соответствуют. Приём.

Фитч набрал в лёгкие воздуха и посмотрел на Мелласа, прежде чем ответить. Поллак закатил глаза.

– Так точно. Три блиндажа. Мы нашли все. Цифры, которыми вы располагаете, – это всё, что в них находится. Это небольшие склады. Приём.

– Понял тебя. – Раздался треск помех, когда Блейкли отпустил кнопку передачи. Фитч нервно ждал. Снова раздался треск. – 'Браво-шесть', будь на связи, жди частного боевого приказа. Приём.

– Сообщение принято. 'Браво-шесть' – конец связи.

– Частный боевой приказ к первоначальному? – спросил Меллас, тревожась о любых переменах. – Значит ли это, что завтра мы не улетаем?

Фитч пожал плечами: 'Наверное, что-то делать за хребтом совместно с ротой 'дельта'. Чёрт, далеко нам не уйти, еда кончилась у всех'.

– Не у всех, – сказал Хок и полез в карман штанов и вытащил банку абрикосов. Все с вожделением воззрились на неё. – И я её не открою. – Хок сунул её назад в карман. – У меня плохие предчувствия насчёт частного приказа.

В тот же день на полковом совещании майор Адамс был особенно энергичен. Хоп. 'И в координатах 768671 бойцы роты 'браво' первого батальона двадцать четвёртого полка уничтожили склад боеприпасов, обнаруженный ротой 'альфа' и предположительно являющийся одним из источников снабжения для солдат триста двенадцатой стальной дивизии, действующей, как теперь известно, в нашем тактическом районе ответственности. Было уничтожено приблизительно пять тонн боеприпасов, состоящих из стодвадцатимиллиметровых реактивных снарядов, патронов для стрелкового оружия и миномётных мин, а также около тысячи фунтов медикаментов'.

– Медикаменты из отчёта лучше исключить, – сказал Малвейни. – Нет смысла заводить людей по поводу уничтожения медикаментов. – Почему-то общественность считала, что убивать людей пулями со смещённым центром тяжести и напалмом – это нормально, но убивать их, отказывая в медикаментах, идёт в разрез с общественными понятиями о порядочности.

– Слушаюсь, сэр, – ответил Адамс.

Малвейни круто повернулся на стуле и посмотрел на полковника Симпсона и майора Блейкли, которых посадили сразу за его спиной: 'Наверное, у вас точно имеются там гуки, Симпсон', – сказал он.

Блейкли улыбнулся и бросил взгляд на Адамса, чьё лицо исказила гримаса ревности. Малвейни развернулся назад, чтобы лицезреть докладчика. Он старался представить, сколько людей и времени понадобилось, чтобы доставить пять тонн в тот отдалённый район. По такой местности это стало настоящим свершением. Он не мог не восхищаться Северовьетнамской армией. Но зачем они складировали боеприпасы там? Или это промежуточная станция для продвижения боеприпасов дальше на юг? Они могут опять ударить по Хюэ. Сейчас это обернулось бы пропагандистским бедствием. Пусть политики немного посмакуют. И потом, они могут готовиться к переброске сил прямо через хребет Маттера, там захватить контроль над шоссе 9 и взять измором ВБВ. Теперь, когда Маттерхорн оставлен, чтоб иметь достаточно войск для проведения тупой грёбаной политической операции под Камло, это было бы как раз то, чем бы занялся он сам, окажись он гуком. Вдруг где-то в спине он почувствовал беспокойство, которое столько раз спасало его и в Корее, и на Тихом океане. Затем, заметив, что майор Адамс ждёт и нервничает, чтобы продолжить, он вздохнул и кивнул большой головой. Он не мог поспевать всюду.

Хоп. Указка сдвинулась налево на три четверти дюйма, на дистанцию, покрыть которую у роты 'браво' ушло полдня. 'Как известно господину полковнику, сегодня утром рота 'браво' вступила в прямой контакт с подразделением неустановленной численности северовьетнамской пехоты в координатах 735649. Два подтверждённых убитых и три вероятных при отсутствии потерь со стороны роты 'браво'. После проведения поисков обнаружить тела не удалось'.

Малвейни повернулся к Блейкли и Симпсону: 'Кто-то действительно был там начеку, – сказал он. – Это был контакт лоб в лоб или засада?' – На самом деле Малвейни и так уже знал, что засаду развалил большой канадский блондин с обрезанным М-60. Шофёр его джипа добыл эту новость от одного из радистов первого батальона. Шкипер 'браво', должно быть, страшно торопился проскочить тропу, на которой уже попалась другая рота. Этот молодой лейтенантик определённо счастливчик. Наверное, ещё не выучил, когда атаковать, а когда нет. Малвейни должен поговорить с ним об этом, когда представится случай.

Симпсон прочистил горло, лицо его раскраснелось. 'Отвечая на ваш вопрос, сэр, сообщаю, что головной дозорный роты 'браво', несомненно, выстрелил первым, и ведущее отделение откатилось и залегло. Мы назвали контакт прямым, потому что это, кажется, самый осторожный термин'.

Малвейни хмыкнул и отвернулся, чтобы выдержать остаток совещания. Какого хрена Симпсон должен переживать по поводу взлома засады, ему было невдомёк.

Терпеливо выслушав доклад военврача о том, сколько морпехов пропустил через себя его лазарет, сообщение офицера по запросам Конгресса о том, сколько писем ему передали от обеспокоенных конгрессменов, отвечающих обеспокоенным матерям и жёнам, и данные офицера по связям с 'Красным Крестом' об иждивенцах, не получивших денежного содержания, Малвейни смог, наконец, подняться со стула, чтобы обратиться к своим офицерам.

– Как вы уже знаете, господа, пятая дивизия КМП продолжает участвовать в операции по оцеплению района и поиску противника совместно с первой дивизией АРВ. Нашей главной целью, как вам также известно, остаётся Камло.

Малвейни обернулся к большой карте и начал излагать касающийся предстоящей операции план на следующий день, всё время ощущая, что всё-таки подвёл свой полк. Работа с грёбаными гуками – не его идея, как вести войну, особенно если учесть, что всё, что произойдёт в Камло, скорей всего, окажется сведением старых политических счётов. Некоторые диверсионные группы действуют в деревнях уже несколько лет, уничтожая 'известных главарей Вьетконга', но откуда, мать его, берётся эта информация? Предположительно, от ЦРУ, но в таком случае никто из этих секретных агентов носа не показывал в деревнях. Господи, ведь все они белые парни под шесть футов два дюйма с Йельским образованием. Следовательно, откуда секретные агенты черпают свою информацию? Вероятно, от одной из чёртовых спецслужб, которая просто-напросто обвиняет главаря другой спецслужбы в контроле над торговлей наркотиками и проворачивает свои грязные делишки с любезного согласия ВМС США. Любое руководство Вьетконга, если Вьетконг вообще остаётся ещё в силе после того, как его кореша с севера подставили его на уничтожение под американскую огневую мощь во время Тэта, давно бы уже смылось к тому времени, когда от АРВ просочилась бы утечка информации. Да, размышлял Малвейни, после Камло власть в спецслужбах определённо переменится, секретные агенты останутся в дураках, и за всё заплатят его морпехи. Ему хотелось дать под зад и ЦРУ, и свернуть цыплячью шею вонючей АРВ.

– Симпсон, – сказал он, – хочу вас расстроить. Нам придётся покинуть район Маттерхорна навсегда. Я не могу позволить себе отдать хоть часть хребта Маттера. 'Лукаут' и 'Шерпа' прикрывают меня в районе Кхесани. В дивизии хотят развернуть новую базу огневой поддержки на высоте 1609, сразу под Тигриным Клыком. Нам нужно будет задействовать те две роты в районе Маттерхорна и подвести одну из них как можно ближе, чтоб развернуть 1609.

– Но, сэр, – взволнованный Симпсон встал, уже веря цифрам, которые он 'прикинул' для своего доклада. – Мы только сейчас начинаем понимать, что там происходит на самом деле. – Он посмотрел на Блейкли, ища поддержки.

Блейкли не пропустил своей реплики. 'Я уверен, что командование полка понимает, – начал Блейкли, – что, принимая во внимание последние данные роты 'браво', подкреплённые разведывательными сведениями дивизии, существует высокая вероятность того, что СВА весьма активизируется на дальнем северо-западном направлении. Было бы настоящим позором после отправки в дивизию такого донесения не развить успех'.

Малвейни чуть не взорвался. Последней треклятой мыслью в его голове было бы контролировать исполнение какого-то грёбаного отчёта, который он отстукал в дивизию. Тут он вспомнил жену. И досчитал до пяти. Потом досчитал до пяти ещё раз.

Вспомнился тот вечер в Кэмп-Лежене – кажется, в 1954-м или 1955-м году; в любом случае, он был ещё капитаном и командовал ротой 'альфа' второй дивизия МП. Мейзи вернулась с бриджа с женой Найтцеля Дороти и другими подружками. Найтцель тогда уже был майором, нацеливался на школу морских десантных сил и большую штабную работу. Малвейни красил гостиную, маленький Джеймс висел у него на шее в пляжном полотенце.

– Господи боже, – сказала Мейзи. – Ты его всего раскрасил, а эти пары! Спальня девочек, должно быть, полна ими! – Она улыбалась и качала головой, снимая безупречно белые перчатки и пряча их туда, где они обитали всегда, – в бабушкину хрустальную вазу, единственный предмет, доставшийся ей по наследству. Она взяла передник, всегда висевший на крюке на двери в кухню, и накинула себе на плечо, чтоб уберечь свой единственный костюм. Она взяла у него ребёнка. – Опят не засыпал? – спросила она.

– Аха.

– Девочки вовремя легли?

– Аха.

– Нельзя ли опустить валик?

– Ого! Серьёзные слухи! – Он положил валик в корытце и смотрел, как она глядит на маленького Джеймса, чтобы не смотреть ему в глаза. Он знал, что она всегда старается не задевать его самолюбие, но также знал, что она никогда не уклонится от сообщения плохих новостей, если это сулит лучшую жизнь для её детей. То же самое побуждение заставляло её зазубривать правила торгов, чтобы 'не выглядеть полной дурой перед другими жёнами', и он по книжке инспектировал её, пока она гладила одежду. То же самое рвение заставляло её на рождество мучиться на пару со своей сестрой по поводу того, какой костюм купить, когда её впервые пригласили к столу для бриджа, словно сестра больше самой Мейзи смыслила в костюмах, оттого что работала в настоящем офисе.

– Дороти Найтцель сделала это из любезности. Поэтому я не хочу, чтобы ты это неправильно истолковал. Она действительно старается помочь.

Он заметил, как она быстро взглянула на него и снова уставилась на Джеймса. 'Помочь – как?' Давай уже выкладывай.

– Ты же знаешь то, что вы, парни, называете неофициальным каналом связи.

– Сплетни.

Она засмеялась. 'Это мы так называем. – Она строго посмотрела на него. – О, Майки, – сказала она с мольбой в глазах. – Дороти сказала, что ты заступился за этого ужасного алкоголика первого сержанта Хэнфорда, который попался на том, что хотел перенаправить воду базы во что-то вроде… вроде ямы для купания – или как там её – в то, что он вырыл бульдозером, который он, как вы говорите, реквизировал у инженерного батальона, не получив от них на то согласия. Мы называем это воровством'.

– В казармах становится чертовски жарко, так что ребятам затея понравилась. Я говорил полковнику, что Хэнфорда нужно было только пропесочить в частном порядке. Вместо этого его разжаловали. А у него четверо детей. Он всего лишь заботился о войсках. Ты знаешь, что я говорил тебе в тот день, когда ты забирала меня из госпиталя.

– Да, я знаю. Что ты всегда примешь сторону боевого морпеха. – Она вздохнула. – Майки, ты конечно прав, но в тот же самый день, в 'шевроле' моего отца – я была за рулём, потому что твоя нога после Окинавы ещё не работала – я сказала тебе, что могут быть случаи, когда бы ты мог быть чуточку осмотрительнее. Ты можешь сделать гораздо больше добра своим боевым морпехам, будучи полковником, а не капитаном.

Он бросил в потолок взгляд 'помогай мне, боже'. 'Хэнфорд сделал правильную вещь неправильным способом. Нет ущерба – нет нарушения'.

– Ущербом, Майкл, было заявить полковнику, что если б он когда-нибудь вытаскивал свою задницу из кабинета с воздушным кондиционером, то понял бы, что собирался сделать Хэнфорд.

Малвейни сжал губы и сложил руки на груди.

– Не упрямься, Майкл Малвейни. Ты поступил неправильно. Разве не можешь ты хоть раз подумать о своей семье, о своих детях?

– Это несправедливо.

Она, смягчившись, вздохнула. 'Да, всё так. – Она коснулась его руки. – Но, Майки, пожалуйста, сдерживай свой норов. – Его норов стал пунктиком с тех самых пор, как он вернулся с Тихого океана. – Она опять положила руку на Джеймса. – Хочешь знать, что ещё мне сказала Дороти?'

– Жду не дождусь.

– Она оказывает нам любезность, Майки, ради всего святого!

Малвейни сел на обтянутую парусиной кушетку и посмотрел на неё: 'Приступай. На линии огня всё готово'.

Она села, прошуршав, бочком рядом, узкая юбка слегка задралась, открыв борт чулка, что всегда смущало Малвейни. Она безуспешно попробовала одёрнуть юбку правой рукой, левой удерживая Джеймса на плече, а Малвейни – за живое. Она решила обе задачи, уложив ребёнка в переднике на колени. Она погрозила ему пальцем, весело прищурясь: 'Ты всегда возбуждённый'.

– Итак? Всё равно я на рубеже огня. Стреляй.

– Погоди, – она улыбнулась ребёнку и тихонько пропела. – Папочка хочет сделать тебе сестрёнку. – Она подняла взгляд на Малвейни, большие зелёные глаза вдруг посерьёзнели. – Дороти говорит, что все считают, что ты… – Она заколебалась.

– Продолжай.

– Что ты в какой-то мере пережиток Второй мировой. Говорят, что Малвейни никогда не выйдет из джунглей, но воюет он хорошо.

– Это плохо?

– О, Майки, не будь таким нарочно непонятливым. Ты знаешь, так же как и я, что преуспевает тот, кто планирует, а не тот, кто сражается.

– И политиканы.

– Да! – Она притопнула чёрной туфелькой по полу и поднялась на ноги. Вернув дитя на плечо, она, двухдюймовыми каблучками отстукивая каждый шаг, быстро прошла в их спальню, где рядом с кроватью стояла колыбель.

Он смотрел, как узкая шерстяная юбка красиво облегает её зад.

Зал совещаний снова вплыл в сознание, накрыл пластом память о доме и жене. Боже, как же ему не хватало её сейчас. Он видел, что все ждут от него каких-то слов.

Он понимал, что Блейкли прав. С многообещающими сведениями, поступающими от роты 'браво', глупо было бы не довести дело до конца. 'Но откуда, чёрт возьми, я возьму людей, чтоб следовать вашим грёбаным сообщениям?' – спросил он. Ему было неуютно сознавать, что из-за придушенного гнева на Блейкли и на АРВ его голос звучит жидковато и жалобно.

Блейкли нашёлся быстро: 'Почему бы не позволить роте 'браво' зачистить район и добраться до высоты 1609 пешим строем, сэр?'

Малвейни посмотрел на карту. По прямой казалось чуть больше двадцати километров, но маленькие клеточки были почти полностью окрашены коричневым цветом от многочисленных изолиний двадцатиметровых интервалов. Они подходили друг к другу почти вплотную и всё-таки были различимы. Он вспомнил, что некоторые районы Кореи выглядели точно так же, и вздрогнул – там не было джунглей. 'Каково их состояние? – спросил он у Симпсона. – Они в лесу, должно быть, уже довольно долго, насколько я помню'.

– Превосходное, сэр. Они будут на месте через четыре дня.

Если Симпсон сказал четыре дня, значит, это займёт, скорей всего, все восемь. 'Продовольствие? Элементы питания для раций? Боеприпасы? С этой операцией у Камло, вы же знаете, у меня не хватает птичек для пополнений'.

– Без проблем, сэр, – ответил Симпсон, довольный возможностью показать другим комбатам, насколько подготовлен его батальон.

Блейкли побледнел и сглотнул. Он не удосужился доложить Симпсону, что почти неделю назад 'браво' отдала половину съестных припасов 'дельте', чтобы скрыть, как по недосмотру 'дельта' отчалила без должного снабжения.

– А вы что думаете, майор Блейкли? – спросил Малвейни.

Блейкли не колебался. 'Первый батальон двадцать четвёртого полка выполнит задание, сэр. Вы же знаете, как говорят о невозможном'.

– Да, – тихо сказал Малвейни, возвращаясь к карте. – Это займёт несколько больше времени. – Больные, обмороженные морпехи толпились в памяти: они лезли на мёрзлые горы, сгибали спины под миномётами и снарядами; раненые, размещённые по джипам и грузовикам, уложенные на подстилки и привязанные к крыльям машин, сжимали зубы при каждом болезненном толчке. Затем мозг сменил видение на одно из тех тощих изъязвлённых тел, в которых еле-еле оставалось энергии, чтобы бороться с джунглями, не говоря уже о борьбе с японцами. Он заставил мозг вернуться в ярко освещённый зал для совещаний и к карте перед собой. Он прикинул, что это будет знатный марш-бросок. Ну, да как-нибудь переживёт. У них есть десять дней до того, как 1609 должен быть обустроен. Это давало 'браво' два полных дня для манёвра. Тем не менее, что-то беспокоило его. Словно бугор в спальном мешке, который всё никак не расправлялся. Но с таким количеством боеприпасов в том тайнике, если б он не покончил с ними, как предлагал Блейкли… Он знал, что у него репутация слишком стремительного командира. К этому новому корпусу морской пехоты, с его осторожной штабной работой и обкладыванием жопы бумажками, она уже подходила не совсем. Вот его старый дружок Найтцель правильно влился в новый корпус; поэтому под Найтцелем дивизия, а под Малвейни – нет. Если они достигнут цели, это точно не навредит его шансам стать генералом. Он улыбнулся, представив, как жена прикалывает его звёздочки. 'А, чёрт', – проворчал он под нос.

– Сэр? – ответил майор Адамс.

– Ничего, Адамс. Хорошо, Симпсон, действуйте. Не подведите меня.

Частный приказ, дополняющий первоначальный приказ по уничтожению склада боеприпасов, достиг роты 'браво' через час после того, как закончилось совещание в полку. Он состоял из серии контрольных точек и сроков прибытия, ничего более; одни точки лежали в глубоких долинах, другие – на высоких хребтах. Маршрут следования не учитывал первобытной местности.

Хок начал совещание командиров так: 'Господа, хотел бы представить вам нашего нового командира, капитана Мериуэзера Льюиса. Меня же зовут Кларк, но вы для краткости можете называть меня Вильям. Мы, на секундочку, не улетаем'.

Фитч разъяснил частный приказ. 'У нас осталось примерно три часа светлого времени, поэтому пару часов мы могли бы потратить на дорогу. Иначе у нас нет шанса достичь контрольной точки 'альфа''.

– Блядь, – сказал Меллас. – Мы только окопались. От трупа вонища, мой взвод без еды.

– Меллас, ты не Одинокий рейнджер, – сказал Хок, – но мог бы стать Сакаджавеей. Ты улавливаешь суть.

Меллас стиснул зубы и вытащил из кармана карту, но шутке Хока всё-таки улыбнулся. 'А я не вижу в этом никакой сути, вот и всё, – сказал он. Люди заворчали, и Мелласу стало легче. – Что если выбрать вот этот смешной треугольный холм как позицию на ночь? – сказал он. – Мы могли бы занять его до темноты. Хотя, чёрт, речка выглядит так, словно бежит по грёбаному ущелью'.

Они быстро посовещались, и Фитч дал добро. Он приказал перераспределить еду, но позволил каждому оставить себе по одной банке с сухпайком, если таковая ещё имеется, смягчая тем самым негодование со стороны тех, кто сберёг свои пайки.

Почти все парни, как и Меллас, уже съели все свои продукты. Взводные сержанты собрали то, что ещё оставалось. Вся провизия, сложенная вместе, составила по три четверти банки на человека. Через двадцать минут после распределения рота покинула склад боеприпасов, ведущим встало отделение Джейкобса. Отделению Джексона досталось мучиться с телом Вилльямса.

Они медленно двинулись на северо-восток, следуя по течению стремительной речки, вверх в горы, навстречу ДМЗ. Дикая местность открывалась во всей красе, с крутыми, поросшими джунглями пиками вершин и быстрыми водными потоками, наполненными муссонными дождями. Время от времени кто-нибудь оскальзывался на гладком, мокром камне, и тело полностью погружалось в быструю белую воду, которая тут же заливала рюкзак и пропитывала в нём подстёжку к плащ-палатке. В мощном потоке из-за тяжести поклажи не хватало сил подняться на ноги, и смеющиеся товарищи помогали несчастному подняться. Промокшие, однако, понимали, что ночью придётся бороться с холодом и теплом тела сушить и одежду, и подстёжку.

По мере того как они поднимались на высоту, деревья росли всё выше, а лес становился всё темней. В одном месте большое и плоское обнажение скальной породы раздвинуло джунгли и позволило охватить взглядом всю их колонну на марше. Прямо впереди открывалась тёмная узкая долина, полная туч, которые повисли на голых каменных пиках. Пики охраняли узкую извилистую речушку. Каждый морпех, минуя открывшуюся картину, делал какое-нибудь нервное движение: кто подтягивал снаряжение, кто останавливался, чтобы брызнуть репеллентом на пиявок, кто громко присвистывал. Дождь, который до сего момента еле моросил из высоких туч, вдруг усилился. Он хлынул на землю и принёс с собой потоки холодного воздуха.

Ко времени, когда они достигли треугольного холма, у Мелласа разыгралась сильная головная боль из-за снижения уровня сахара в крови. Тело было истощено приступами адреналина, голода и постоянным сосущим холодом сырой одежды.

Чувствуя себя больным животным, он тянул себя дальше только силой воли.

Холм поднимался невероятно высоко и терялся во мраке.

Джейкобс посмотрел вверх: 'Какой х-хрен его выбрал?' Вода из ручья, бегущего у подножия холма, капала с его штанов.

Меллас прикрыл глаза. 'Я выбрал, засранец'.

Головной дозорный вздохнул и полез вверх по склону, опираясь на винтовку, хватаясь за корни и камни. На полпути Меллас услышал какой-то переполох за спиной. Обернувшись, он увидел, как Хиппи, беспомощно глядя вверх на холм, съезжает вниз, держа перед собой тяжёлый пулемёт. Он сбивал шедших за ним парней, а те в свою очередь тоже скользили вниз и сшибали следующих. Вся сцена в замедленном действии остановилась у дерева, и ребята, проклиная Хиппи, стали выбираться из кучи. Они снова поползли вверх.

Взводу Мелласа понадобился час, чтобы забраться на вершину; остальная рота, пока свет не угас совсем, ждала в стремительной речке и дрогла, открытая любой атаке. Меллас, как первый поднявшийся офицер, отвечал за организацию обороны для роты и развод морпехов по позициям по мере их прибытия. Очерчивая периметр, он прорубался с мачете сквозь тёмные джунгли. Это было всё, что он мог сделать, чтобы не свалиться на землю и никогда больше не вставать. Спутанная растительность хлестала по лицу, царапала открытую кожу, скрывала местность от глаз. Он никак не мог вспомнить правила установки пулемётов. Его шанцевый инструмент, маленькая складная лопатка, притороченная к рюкзаку, зацепился за ветку, и внезапный рывок громадной массы рюкзака чуть не опрокинул его навзничь. Он ударил по ветке и сломал её, при этом повредив руку, потому что сорвал струп от тропической язвы. Как безумный, он выхватил боевой нож и стал кромсать растения в клочья. Лицо раскраснелось и пылало, но спина оставалась мокрой и мёрзла. Руки опухли, пальцы не хотели шевелиться. Он спустил штаны и освободился от водянистых фекалий, которые забрызгали ему голые ноги и ботинки. От вони потянуло на рвоту, но выблевать что-нибудь не получилось, потому что желудок был пуст.

Он спустился чуть назад по холму, чтобы направить свой измученный взвод. Всей остальной роте потребовался час, чтобы подняться на вершину, потому что тропа после первого взвода превратилась в скользкую от слякоти горку. Когда Меллас смог, наконец, вернуться на свою собственную позицию, он нашёл, что Гамильтон над только-только начатым окопом содрогается в болезненных рвотных спазмах, вызванных изнурением и отсутствием пищи.

Меллас смотрел на него и понимал, что окоп придётся рыть самому. 'Подай-ка мне вон ту штуку, – резко сказал Меллас, берясь за лопатку. – Почему б тебе не прикинуть, можно ли из наших плащ-палаток смастерить какое-нибудь укрытие?' – добавил он уже мягче.

Гамильтон попробовал улыбнуться, но его снова стошнило. 'Ещё чуть-чуть, и я буду в норме, – с трудом выдохнул он. – Не беспокойтесь, я помогу вам с окопом'.

– Забудь, – сказал Меллас. Он начал копать. Когда Гамильтон отвернулся, Меллас, в бессильной ярости врубаясь в сырую землю, беззвучно заплакал.

Фитч говорил, что ночью будет полнолуние, и верно: муссонные облака раздвинулись настолько, что, когда Меллас пошёл в первый обход по позициям, над деревьями зависло зловещее свечение. Он обнаружил Хиппи сидящим на краю своего окопчика. Тот опустил босые ноги в темноту под собой, а потрёпанные, потерявшие цвет ботинки выставил возле окопа. 'Лучше тебе прикрыть ботинки, – прошептал Меллас. – Я шёл на них прицельно, как на аэродромный маячок'.

– Спасибо, сэр, – ответил Хиппи. Он сбросил ботинки в окоп. – Просто хотел их немножко проветрить. Подумал, может, они отгонят гуков, если они вдруг окажутся в подветренной стороны.

Меллас засмеялся и сел рядом с Хиппи. 'Что вообще происходит?' – прошептал он.

– Здесь? Вы подкалываете меня, лейтенант?

Меллас улыбнулся. Стараясь усесться поудобней, он дрыгнул ботинком и задел ногу Хиппи. Хиппи вздрогнул. 'Эй, да у тебя проблемы с ногами, Хиппи?'

– Не-е. Ничего серьёзного, сэр.

– Дай-ка посмотрю.

– Ничего там нет, сэр. Всего-то несколько волдырей.

– Угу, – ответил Меллас. – Вот и посмотрим, Хиппи.

Хиппы поставил левую ногу на край окопа. Даже при призрачном свете Меллас видел, как она бесформенно раздута и бледна. Она вызвала в нём отвращение. Он сделал глубокий вдох. Другая нога был не лучше. 'Санитар это видел?'

– Нет, сэр.

Мелласа взорвало: 'Какого хрена-то нет?'

Хиппи опустил голову.

– Хиппи, ты грёбаный калека. Твою мать!

– Я справлюсь, лейтенант, – ответил он.

– Вот жопа. – Меллас встал. – Конечно, справишься, если продлишь свой срок ещё на полгода. – Меллас глубоко вдохнул и постарался успокоиться. Где ему нахрен найти такого же, как Хиппи, командира пулемётного отделения? – Ведь должен быть какой-то способ заполучить птичку, чтобы вытащить отсюда твою задницу.

– Простите, сэр, – сказал Хиппи.

– На 'простите' далеко не уедешь, – огрызнулся Меллас, тут же пожалев об этом. – Кого бы ты хотел на своё место принять пулемётное отделение?

Хиппи потрогал приклад пулемёта. 'Долго я таскался с этим ублюдком, сэр. Хочу таскать его и дальше. У него хорошая карма'.

– Хиппи, тебе ампутируют ноги нахрен. Ты слышал когда-нибудь о гангрене?

Хиппи посмотрел на ноги и хихикнул: 'А им совсем хреново, да, лейтенант?'

– Ага, совсем хреново. – Меллас помолчал. – Так кого же, Хиппи?

– Крота. И пусть Янг таскает мой пулемёт. – Хиппи потеребил висевший на шее серебряный медальон мира. – Это моя последняя операция, сэр. Через девять дней кончатся мои 'двенадцать и двадцать', и меня заберут из леса. Через десять дней после этого я полечу домой. Остаётся-то совсем немного, так что уже слышно, как играет магнитофон.

– Мы вывезем тебя. Им же надо будет когда-нибудь закинуть нам херовы продукты и забрать Вилльямса.

В черноте ночи перед палаткой Фитча разговор тоже шёл о вертолётах и пище. Фитч висел на трубе с дежурным офицером батальона.

– Что говорят о пополнении запасов? – хмуро спросил Фитч. – Мы уже используем запасные аккумуляторы и чертовски голодны. Приём.

– Мы стараемся, но 'виски-оскар' из МАГ-тридцать девять (тридцать девятая авиагруппа МП, MAG-39, marine aircraft group. – Прим.пер.) сообщает, что все птицы задействованы в большой шумихе на равнинах, а все начальники уже спят, поэтому мы не можем поменять приоритеты. Можете подождать пару дней? Приём.

Хок, сидевший напротив Фитча, сморщился от такого нарушения режима секретности в отношении предстоящей операции.

– Ждать пару дней? Чёрт возьми, мы уже пару дней не ели, а до того мы здесь всё время сидели на половинном рационе, потому что какой-то тупой сукин сын, просиживая жирную жопу на 'виктор-чарли-браво' (VCB, ВБВ – Прим.пер.), забыл выделить 'дельте' время на сборы. Теперь я требую сюда грёбаную вертушку с едой, иначе, клянусь богом, вы поплатитесь, когда я вернусь. Немедленно. Я не шучу, Стивенс.

– Не называй меня по имени в эфире, 'браво-шесть', – ответил Стивенс. – Ты же знаешь, что азиаты прослушивают наши переговоры. Я не хочу, чтобы они поминали моё имя, расписывая ненормальную чушь домой моей жене. Приём.

– Прости, литера 'сьерра', – ответил Фитч, понимая, что если заспорить со Стивенсом, шансы получить пополнения лишь ухудшатся. – Слушай, помоги нам. Мы умираем от голода. По крайней мере, хоть скажи, какого хрена мы здесь вообще будем делать. Приём.

– Не знаю, что и делать с этими птицами, 'браво-шесть'. Честное слово. Судя по тому, что вы там делали, я думал, что всё будет очевидно. Если вы нашли боеприпасы, значит, где-то поблизости их должно быть ещё больше. Чёрт, дивизионный отдел по связям с общественностью уже выпустил сообщение о том, как 'альфа' сражалась за них и всё такое прочее. Приём.

– Сражалась за них? Да они вляпались в засаду. – Фитч отключил трубку и посмотрел на Хока с Кэссиди. – Как вам сюжет? – сказал он. В животе его заурчало.

– Ну, я слышал, всё было иначе, – начал было Стивенс, но его оборвали.

– Заткнись, мать твою, и дай мне подумать, чёрт тебя дери, – заорал в трубку Фитч, прерывая сообщение Стивенса и полагая, что его, наверное, не услышат полностью. Стивенс же, несомненно, услышал достаточно, чтобы уловить смысл.

– Нам нужна еда, Джим, – сказал Хок. Он машинально вычерчивал в грязи пятиконечную звузду. – Даже Льюис и Кларк могли охотиться на бизонов на своём пути.

– Да, сэр, – сказал Кэссиди, – и я заметил, что пара парней хромает. Я думаю, что мы имеем дело со случаями траншейной стопы, и мы должны их эвакуировать. Иначе покалечим хороших морпехов.

– Хорошо, – сказал Фитч. Он прижал трубку к уху и включил её. – 'Большой Джон', это 'браво-шесть'. Сделай запрос на вертушку приоритетом, и если я не получу её завтра, то доложи им, что послезавтра это будет уже чрезвычайная ситуация. У меня несколько тяжёлых случаев траншейной стопы, о которых нужно позаботиться как можно скорее. Приём.

– О! 'Шестому' это не понравится. Ты же знаешь, что он думает о траншейной стопе. Приём.

– Я сам позабочусь о 'Большом Джоне-шесть'. Ты позаботься о выделении нам грёбаной вертушки. При-о-ри-тетом, – отчеканил он. – Завтра к полудню мы расчистим площадку. Приём.

– К полудню? А как ты собираешься выйти завтра на точку 'альфа'?

– Выдели нам грёбаную птицу, – процедил Фитч сквозь зубы. – 'Браво-шесть' – конец связи.

Наступила тишина, затем рация снова зашипела: 'Не злись, 'браво-шесть'. Я просто пытался дать тебе весь расклад, вот и всё. Приём'.

Фитч смотрел в темноту, держа трубку подальше ото рта. После долгого ожидания рация зашипела снова: 'Окей, 'браво-шесть'. Я посмотрю, что можно сделать. Не надо злиться. 'Большой Джон' – конец связи'.

На следующее утро тянули соломинки, кому расчищать джунгли под посадочную площадку. Выпало Мелласу. Трясясь от сырости и холода, он удручённо поплёлся ко взводу. Кендалл и Гудвин пошли готовиться к выходу в охраняющий дозор.

Единственным возможным местом для площадки был уступ сразу возле гребня холма. Однако он был покрыт внушительной массой спутанных между собой бамбука и слоновой травы. Всё тело Мелласа ныло. Его боевой нож и затупившаяся лопатка казались никчемными перед лицом этого густого плотного куска растительной жизни. Он посмотрел на ладони, их покрывали ранки от тропической язвы. Он посмотрел на Джексона, понимая, что мог бы приказать Джексону начать расчистку, а сам бы вернулся посидеть рядом с Бассом и следить за единственной рацией, которую теперь делили на всех. Он бы приказал другому радисту отключиться, чтобы сохранить энергию. Тем не менее, он понимал, что не смог бы бросить этих парней и завоевать их уважение. Как бы то ни было, он не знал, что делать с этой непреодолимой зелёной стеной. Он чувствовал, как Джексон рядом с ним сходит с ума. Меллас просто уставился на невыполнимую задачу. Его мозг не мог сосредоточиться. Зачистить джунгли – без инструментов и пищи. Он закрыл глаза.

Тут он услышал, как завопил Джексон.

– Что за грёбаная хрень! – Джексон, ощеряясь, пробежал мимо Мелласа. Меллас тупо посмотрел на него, думая, что Джексон спятил. Джексон, как футболист, бросился поперечным блоком на стену бамбука и травы. Масса слегка подалась. Джексон отскочил назад к группе, гикнул и снова кинулся на спутанную массу. Она прогнулась. Он отбежал и с проклятиями прыгнул в неё ногами вперёд. Он стал скакать по ней, ликуя во всё горло. Бамбук сломался. Трава склонилась и опала. Бройер, прикрывая ладонями очки, издал клич и бросился сломя голову в проделанную Джексоном выбоину.

Мелласу хватило секунды, чтобы понять, что ему только что преподали первый урок настоящего лидерства. Он тут же кинулся в атаку, головой вперёд, словно уклоняясь от нападающего. Растительная масса пропустила его голову, но задержала плечи. За ним последовал гранатомётчик Тилман, затем Паркер и Кортелл. Меллас отбежал, развернулся, зарычал и проделал всё сначала. Отделения Джейкобса и Коннолли, заразившись азартом игры, тоже вломились в траву. Ванкувер вообще поднял Коннолли и бросил его в кучу, словно бревно. Форма стала чёрной от влажной травяной гнили. Руки покрылись кровью от порезов об острую траву. Но посадочная площадка расширялась.

К одиннадцати часам утра площадка была расчищена. Парни, выдохшись, лежали на спине и смотрели на серые клубящиеся облака. Через час облака коснулись земли. И посадочная площадка, и ждущие морпехи стали вдруг призрачны и нереальны. Под вечер все они, подавленные, притихшие, тряслись от холода и всё так же ждали вертушку. Еда кончилась совсем. За последние сорок восемь часов многие съели только по три четверти банки консервов. Туман лежал повсюду. Даже Джексон не мог сокрушить его пелену.

Чтобы обеспечить безопасность посадочной площадки, Фитч на всякий случай отправил Кендалла и Гудвина в дозор.

Кендалл заблудился и был вынужден выпустить сигнальную ракету, чтобы Дэниелс и Фитч смогли определить его пеленг. Ребята ворчали, что ракета выдаст СВА, где находятся морпехи, и между собой прозвали Кендалла 'Подскоком'. Взводный сержант Кендалла Сэммс уселся возле Басса и битый час костерил Кендалла и ту политику, согласно которой каждый офицер обязан иметь опыт командования стрелковым взводом. Гудвин радировал, что кое-что нашёл и что это пока сюрприз. Фитч предложил Хоку двадцать долларов за банку персиков. Хок отказался.

В полдень Кортелл и Джексон направились к Хоку обсудить очередь отправки в отпуск. Дойдя до центра периметра, они обнаружили, что лейтенант Гудвин, всё ещё обвешанный гранатами и патронами, играет с двумя тигрятами. Старший санитар и Релсник смотрели, как сержант Кэссиди с улыбкой на лице игриво дразнит слепых котят.

Кортелл, который делил окоп с Вилльямсом с тех самых пор, как они приехали в страну восемь месяцев назад, смотрел на тигрят по-другому. Он отстал от Джексона и подошёл к группе.

– Я не думаю, что им следует здесь находиться, – сказал он. Сердце его заколотилось, но он дал себе слово сделать что-нибудь для Вилльямса – хоть что-нибудь, чтобы облегчить чувство вины за то, что подвёл Вилльямса.

– Итить меня колотить, – поднимаясь, сказал Кэссиди. – Так ты, значит, не думаешь, что им следует здесь находиться, да? А ты помнишь, чтобы я спрашивал твоего мнения?

Кортелл ничего не сказал, желая, чтобы сказал своё слово Джексон.

– Ты вот всё время так подходишь к своим начальникам и сообщаешь, что думаешь? – спросил Кэссиди.

– Никак нет, сэр, – сказал Кортелл. Вернулись старые страхи Дальнего Юга, в коленках появилась слабость.

– В таком случае предлагаю тебе заняться своими делами. Я-то думал, тебе, твою мать, понравятся звери из джунглей.

Ноздри Кортелла раздулись, лицо побледнело. Руки и ноги зачесались. Он почувствовал, как Джексон взял его за локоть и мягко потянул назад, прочь от Кэссиди, прочь от пропасти внутри. Кортелл тяжело дышал и глядел в упор на Кэссиди, который в упор глядел на него. 'Я прибью ублюдков', – сказал Кортелл.

– Только через мой труп, – сказал Кэссиди.

– Ты так этого хочешь?

– Ты грозишься убить меня, Кортелл? – спросил Кэссиди.

– Пошли, Кортелл, – сказал Джексон. Кортелл слышал его словно из глубокого туннеля. Джексон обернулся к Кэссиди и тихо прибавил: 'Он не грозится убить тебя, Комендор. Это всё из-за его грёбаного дружка Вилльямса'.

Кортелл сердито шлёпнул Джексона по руке, освобождаясь от его хватки.

– Пойдём, Кортелл, – зашипел Джексон. – Смотри, упрячут твою задницу. – Джексон развернул его; Кортелл рвался назад, Джексон тащил его вперёд. Как бы отстраняясь от самого себя, Кортеллу удалось обуздать свою ярость. Он сам уже сознавал, что разозлился. До сознания дошло, что они с Джексоном тянут друг друга в разные стороны. В мозгу его пролетели, завихряясь, образы Иисуса и менял, Петра, отсекающего ухо раба, Иисуса, висящего на кресте, и господа, оплакивающего потерянного сына. Он вспомнил, кто он есть и где он есть, и позволил Джексону взять себя за локоть и увести вниз по холму, оставляя Кэссиди стоять перед безмолвной группой. Потом он вспомнил Фор-Корнерс, штат Миссисипи, и Галаад в четырёх милях от него по грунтовой дороге, в котором жили белые люди. Вспомнил, как ехал по усаженным деревьями улицам, стараясь выглядеть незаметным в дедушкином стареньком 'форде' 1947-го года, тщательно протёртом от пыли. Вспомнил, как бабушка проверяла, бела ли и отутюжена ли его рубашка. Потом вспомнил, как старшая кузина Луэлла, горя желанием облегчить свою грудь и своё сердце, возвращалась домой по пыльной дороге из Галаада, распаренная и измученная в форме горничной, чтобы покормить ребёнка, который целые четырнадцать часов её отсутствия оставался с матерью Луэллы. Ещё он вспомнил, как часами сдерживал желание помочиться и белых школьников, глазевших на него стеклянными глазами, когда он приходил к хлопковому сараю без 'надлежащего дела', желая лишь передать записку дяде, который работал за сараем, на заднем дворе. В его памяти они все теперь выглядели как Кэссиди.

Кортелл побежал к окопам. Джексон смотрел ему вслед. Потом закричал: 'Кортелл, ты глупая мамашка!' Добежав до своей 'норы', Кортелл схватил М-16 и, передёрнув затвор, вогнал патрон в ствол. Крутанувшись, с диким взглядом он побежал на вершину холма. Джексон перехватил его сверху и отбросил винтовку.

– Я прибью ублюдков! – орал Кортел. – Я прибью ублюдков! – Он брыкался и извивался под Джексоном, царапал ему глаза и всё старался дотянуться до оружия. Джексон держал его крепко.

Меллас следил, как Басс заваривает кружку кофе из последнего пакетика во взводе, когда послышался крик Кортелла. Они немедленно помчались на крик. Меллас прыгнул сверху на Джексона и Кортелла и стащил Джексона прочь. Кортелл попробовал подняться на ноги, но на него упал Басс и прижал к земле. Широкое и обычно симпатичное лицо Кортелла исказили боль и ярость.

Джексон, лучше державший себя в руках, не стал бороться с Мелласом. 'Со мной всё нормально, – сказал он. – Это всё Кортелл'. Меллас посмотрел ему в глаза и скатился с него. Джексон встал и начал отряхиваться, посматривая на Кортелла, прижатого крепким телом Басса.

– Что за херня с тобой происходит? – спросил Меллас у Кортелла.

– Это Комендор, – сказал Кортелл. – Я убью его. – Однако он уже взял себя в руки, и было очевидно, что он вовсе не имел в виду сказанного. Басс, видя, что Кортелл пришёл в норму, поднялся, подал руку и помог ему встать с земли. – И что же сделал Кэссиди? – спросил Басс.

Заговорил Джексон: 'Шрам принёс двух тигрят, и Комендор наверху забавляется с ними'.

– Что из того? – спросил Басс.

– Я сказал ему убрать их отсюда, – сказал Кортелл. – Тигр убил Вилльямса, или вы тоже не помните? – На лице Басса отразилась боль от упрёка, но он не сказал ничего.

Вмешался Меллас: 'Ты не можешь просто так подойти и заявить Комендору делать то, что ты хочешь. Я понимаю, что ты чувствуешь. Но ты же должен знать, как он на это реагирует. Может быть, он вообще не знает, как это на тебя подействовало'.

– Он сказал Кортеллу, что ему следует любить зверей из джунглей, – тихо сказал Джексон.

Голова Мелласа опустилась, он тут же отвернулся. Басс что-то буркнул себе под нос и направился к КП.

Меллас остановил его. 'Это моя забота, – сказал он. – Давай досконально разберёмся в этой истории, и тогда я пойду наверх и переговорю со Шрамом. Так будет проще, чем говорить с Кэссиди'.

Джексон и Кортелл рассказали свою версию случившегося. Когда они закончили, Меллас посмотрел на Кортелла: 'Ты по-прежнему рассчитываешь убить старика Кэссиди?' – спросил он, улыбаясь.

Кортелл улыбнулся в ответ, из его носа бежала кровь: 'Нет, думаю, я отпущу его домой. Какой-нибудь тупица наверняка его там дожидается'. Он неуверенно рассмеялся, и Меллас его поддержал.

*****

Меллас нашёл Гудвина в его взводе. 'Это всего лишь парочка малюсеньких тигрят. Эй, глянь-ка на них. – Он опустился на колени и дал одному лизнуть палец. – Никому вреда не будет. Чёрт, Джек, я не могу убить их'.

Меллас смотрел на двух крошечных котят. 'Господи, нет же, не убивай их, – мрачно сказал он. – Через секунду к окопам заявится их мамаша. Тебе надо отнести их туда, где нашёл'.

– Да вот хрен там, Джек. Это в двух долбаных километрах отсюда.

– Тогда отнесу я, – сказал Меллас.

– Ладно, так и быть, я сам, Джек. Ты же ведь не знаешь, куда идти, правда? – Гудвин улыбнулся, наслаждаясь минутной потерей Мелласом самообладания.

– Нет, не знаю.

– Ну вот, мать их так, – Гудвин взял одного котёнка. – Я отнесу их назад. – Он немного помолчал, размышляя. – Всё равно вонючие гуки не такие тупые, чтоб здесь ошиваться.

– Спасибо, Шрам, – сказал Меллас с искренней благодарностью. – Я твой должник.

– Ничуть не бывало. Ничего другого и не остаётся. Во-первых, я не должен был приносить их. Я как-то не подумал о вашем парне, которого сожрали.

Ванкувер вызвался пойти с Гудвином и его парнями, и они оставили тигрят прямо у входа в пещеру, где их и нашли. Тихо и согнувшись от усталости группа вернулась в целости уже после полуночи, задержавшись из-за темноты.

Пока Гудвин отсутствовал, Меллас, полный праведного гнева, схлестнулся с Кэссиди на командирском совещании. Кэссиди, вновь выставленный на роль злодея, ответил на нападки Мелласа собственным гневом: 'Я сказал тупому мудаку, что ему следует любить сраных животных, потому что и те и другие в первую очередь сами из грёбаных джунглей. Или не так? Они, сука, так гордятся этой хренью от власти чёрных; но если они считают себя большими и страшными африканскими воинами, то должны гордиться тем, откуда явились'.

Меллас не ответил.

– Корпус морской пехоты по уши засел в дерьме на этой грёбаной войне, – продолжал Кэссиди. – Может быть, я перегнул палку. Но сраный рядовой первого класса не имеет никакого права припереться к офицеру и штаб-сержанту и выкладывать им своё никчемное мнение. Никакой блядской дисциплины. Никакой блядской гордости. Нас, профессионалов, дрюкают как хотят и посылают в лес в миллионный раз, в то время как жирные жопы и вонючие шаркуны могут отказаться от выхода в джунгли в любой момент, как только пожелают. Нет, я, нахрен, брошу всё.

Повисла неловкая тишина. Мелласу вдруг стало жаль этого человека, для которого мир менялся слишком быстро. 'Я думаю, что я тоже немного поторопился, сержант Кэссиди, – сказал Меллас. – Что если б ты просто сказал Кортеллу, что тебе жаль'.

– Ни хрена мне не жаль, лейтенант.

– Кэссиди, всё может обернуться к худшему. Они уже бузили по поводу стрижки Паркера. На такой верхушке не очень-то усидишь.

– Если они захотят испробовать эту хрень чёрной власти на мне, лейтенант, я так отчерню их чёрные жопы, мало не покажется. Им меня не запугать. Я имел дело со шпаной.

Меллас оставил попытки, взглядом сообщая об этом Фитчу. Фитч быстро повёл совещание дальше. Единственная новость, которую он сообщил, была та, что аккумуляторы разрядились настолько, что вдобавок к отключению всех вторых раций рации командиров будут включаться только на время перемещений роты и ночью. Последний приказ из батальона предписывал наверстать упущенное время; достичь сегодняшней контрольной точки 'альфа' завтра до полудня; пройти контрольную точку 'браво' во второй половине дня и по графику выйти на точку 'чарли' к завтрашнему вечеру. Пополнений не ожидается. Посадочная площадка готовилась напрасно.