Маттерхорн

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Вертолёт перенёс Мелласа в реальность, на тридцать миль от госпитального судна, и оставил его на земле взлётного поля в Донгха. Здесь он поймал машину – армейский грузовик – на тринадцать километров на юг, через безотрадную пустыню брошенных рисовых ферм, в Куангчи, расположение административного тыла дивизии. Меллас мог поклясться, что водителя разбирало любопытство, кто он такой. Ведь у Мелласа была повязка на глазу, несколько коробок сигар в руках и меч, висящий на плече на хитроумной перевязи.

Наконец, шофёр не выдержал. 'Где вы достали меч?' – спросил он.

Меллас был доволен. 'В лесу', – сказал он.

– А…

Были вещи, о которых он не мог говорить с непосвящёнными. Для них лес должен и будет оставаться загадкой.

В некрашеной фанерной канцелярии роты 'браво' писарь стучал на пишущей машинке. Он снял рубаху, и пот поблёскивал на широкой спине, которая тоже имела шрам от выходного пулевого ранения. Сигаретный дым лениво клубился во влажном прибрежном воздухе. Над писарем, покрывая всю заднюю стену, висел увеличенный снимок смазливой модели, рекламирующей пояс для чулок и бюстгальтер. На большом плакате красивым круглым почерком от руки было написано 'Бойцам роты 'браво' первого батальона двадцать четвёртого полка МП. Вы делаете великое дело. С любовью, Синди'. Стояла дата – февраль 1967-го – всего-то два года назад, но в некотором смысле с той поры прошла целая эпоха.

Писарь рассказал Мелласу, что Фитч в полдень уезжает на Окинаву; вывалил на него и подстроенный взрыв полковника, и записку, в которую завернули гранату, и разоружение роты Симпсоном. Ещё он сказал, что Кэссиди приехал в тыл под предлогом попрощаться с Фитчем, но скорее всего с целью напиться до беспамятства после того, как оказался единственным, кто забирал оружие. Ещё писарь сообщил, что завтра рота вылетает на Эйгер и что командование доверили Хоку. По слухам, сам Малвейни поручил работу Хоку. Меллас сказал, что рад. И пошёл к снабженцам за новым снаряжением для джунглей. Там ему предложили подписаться под вычетом из жалованья, чтобы покрыть стоимость старой винтовки, перед тем как выдать новую.

– Проклятая штуковина осталась у грёбаных ВМС.

– Простите, лейтенант, но не мне же платить за 'проклятую штуковину'. Если вы когда-нибудь хотите вернуться домой, то лучше оплатить все грёбаные счета. Счета не оплачены – и мы не подпишем ваш приказ. И мне всё равно, застрянете ли вы здесь на всю оставшуюся жизнь.

Меллас заплатил 127 долларов.

Он ушёл с новой винтовкой и поплёлся к следующей палатке снабжения искать свой рюкзак. Найдя его, он просмотрел содержимое, отбирая то, что могло бы пригодиться в лесу. Он улыбнулся, вытащив зелёные футболки и пару трусов, которые подкрашивала мать, и вспомнил, как расспрашивал Гудвина, стоит ли в джунглях носить нижнее бельё. Он выбросил бельё в мусорный бак и отправился в клуб для личного состава, чтобы забыть, где он окажется через двадцать четыре часа.

Клуб заметно улучшился с тех пор, когда они с Гудвином останавливались здесь в последний раз и заливали свои страхи. На стойке стоял модный магнитофон 'Акаи'. Сама стойка была приятно инкрустирована, и несколько новых марок пива переливались и искрились во мраке, рекламируя небесно-голубые воды. Высоко на стене над стойкой красовался обрезанный пулемёт Ванкувера. По бокам от него висели трофейные русские пулемёты.

За столиком одиноко сидел штаб-сержант Кэссиди, перед ним стояла чёрная бутылка 'Джека Дэниелса'. В клубе никого больше не было. Комендор Кламп, администратор, ушёл по делам, взвалив на Кэссиди свои обязанности. Меллас сказал, что выпил бы пивка, и Кэссиди исчез за стойкой. Он вернулся с полными руками холодных влажных банок, которые он церемонно выставил на столик перед Мелласом. 'Подскакивать лишний раз не нужно, разве только отлить', – сказал он. Сам он уже хорошо поддал.

Меллас взял одну из банок, проделал в ней две дырки и выпил пиво. Открыл вторую и откинулся на стуле. На фанерной стене он заметил кондиционер. 'Кондишка, – пробормотал он. – Тоже неплохо'.

– Угу, – буркнул Кэссиди. – Кламп решил, что к нему попрут люди из других батальонов, как только ударит весенняя жара. Это, мол, поможет увеличить доходы.

– За грёбаные доходы, – сказал Меллас, поднимая банку. Он проглотил пиво, думая о Гамильтоне и о 127 долларах.

– Надеюсь, вы слышали про шкипера, – сказал Кэссиди.

– Я уверен, что всё выглядело красиво и добровольно.

– Военных хрен обдуришь, – буркнул Кэссиди. Он взялся за новую порцию виски и так сжал стакан, что костяшки побелели сквозь шрамы от тропической язвы. – Я должен был быть там с вами. Тогда я был нужен вам больше всего.

Мелласа так и подмывало рассказать Кэссиди, кто позаботился о его переводе, чтобы ему не было так плохо. Он заметил, что Кэссиди смотрит на пулемёт Ванкувера, очищенный и смазанный, закреплённый чуть ниже большой геральдической лилии на скрещенных винтовках, эмблеме двадцать четвёртого полка МП: Смельчаки из леса Белло.

– В Корпусе мне пришлось делать много грязной работы, сэр, – сказал Кэссиди. Он перевёл взгляд на Мелласа. – Но самое плохое, что мне приходилось делать, это ходить от бойца к бойцу и собирать винтовки. Лет двадцать назад только попробуй забрать винтовку у морпеха – получил бы пистон. Блин, да хоть пять лет назад.

– Времена меняются, – пробормотал Меллас. Он думал о девушке с рекламы пояса и лифчика.

– Я должен был ходить от бойца к бойцу. С некоторыми из них я был на операции 'Винд Ривер', и на операции у Ко-Рока, и на ДМЗ. И я должен был обыскивать их как грёбаных заключённых. – Кэссиди вперил светло-голубые глаза в Мелласа. – Что ж, я это сделал, потому что такова была моя работа. Но мне это не понравилось, лейтенант. Я чувствовал, что они меня возненавидели. – Он остановился, заметив, что сжимает кулаки, и медленно разжал пальцы. – Думаю, что именно поэтому я и должен был оттуда убраться нахрен.

Меллас и Кэссиди напились.

Было уже за полдень, когда Меллас оставил вырубившегося Кэссиди за столиком и притащился в канцелярию роты. Он устало поднялся по задней лестнице туда, где две койки отделялись от остальной канцелярии развешенным шерстяным одеялом. Он знал, что у него разболелась бы голова, если б он продолжил пить. А мог бы он пить вечность? Он бросился на койку. Жаркая жёсткая шерсть одеяла приникла к мокрой от пота щеке. Глова ходила ходуном вместе с полом под ногами. Снова он чувствовал себя словно на конвейере, идущем к обрыву. С каждой минутой завтра становилось всё ближе и ближе, и завтра он вернётся в лес. Мозг, не желая оставаться с этой мыслью один на один, отключился.

Не ВБВ напряжение новичков по поводу отправки в дело уже вполне ощущалось. Тёртые калачи, такие как Китаец и Крот, тихо переговаривались друг с другом или просто снова чистили винтовки и пулемёты: они научились держать беспокойные чувства в узде. Они ели. Пили пиво. Продуманно заваривали кофе. Они старались попасть в наряд по камбузу. Курили марихуану. Они шутили. Думали об оставленных дома девчонках. Дрочили.

Новых чёрных ребят особенно тянуло к двум чёрным пулемётчикам, немногословным лесным богам с тёмно-зелёными петлями на шеях. Китаец их собирал, развлекал, немного болтал о политике, высмеивал их страхи. Крот же разговаривал только с Китайцем и другими 'стариками'. В его личной повестке дня не было пункта заводить новых друзей.

Китаец и Крот чистили пулемёты, расположившись у широкого входа в большую десятиместную палатку с утоптанным глиняным полом, которую они делили с восемнадцатью другими чернокожими морпехами. В передней части палатки, где крылья входа были полностью откинуты назад, у них было достаточно света, чтобы видеть, что делаешь, и в то же время не попасть под дождь. Хоть дожди становились уже не столь постоянны. Наступала вьетнамская весна, за которой последует неумолимый сухой сезон.

Они полностью разобрали пулемёты и придирчиво драили каждую деталь. В воздухе носился запах растворителя для удаления порохового нагара 'Хоппс ?9', присланного из дома в ответ на многочисленные страстные просьбы и смешанного с дизтопливом, дерьмом из уборных и нафталином для палаточного брезента. Крот посмотрел в ствол своего пулемёта и тихонько хихикнул: 'Будь я проклят, Китаец. Посмотри, кто у нас идёт по дороге'.

Китаец улыбнулся, увидев Аррана и Пэта. Пэт шёл рядом, как всегда, мягко ступая и слегка высунув язык, словно на воскресной прогулке. Его красные уши прянули вперёд, когда он услышал голос Крота. Арран, заметив движение ушей, но ничего ещё не слыша, посмотрел в обозначенную ушами сторону. Он заметил Китайца с Кротом и, ухмыляясь, высоко поднял своё ружьё.

Арран стукнулся кулаками с Китайцем и Кротом. Пэт присел у его ног.

– Я думал, ты в грёбаной Ашау или в какой-нибудь херне вроде неё, – сказал Китаец.

Арран хмыкнул: 'Там всё кончилось. Возвращаюсь к вам, ребята. Слышал, завтра вылетаем'.

Пулемётчики кивнули, но ничего не сказали.

Пэт заскулил, желая отойти в сторону. Он взял стойку на идущую по дороге фигуру. Это был Хок. Пэт опять заскулил. Арран засмеялся и отпустил его. Пэт помчался по дороге приветствовать Хока. И вот эти двое уже шалят друг с другом, Хок обнимает пса за сильную шею, обхватывает его голову руками и двигает ею взад и вперёд, а Пэт старается зарыться носом в его промежности и по-кошачьи трётся боками о бёдра Хока.

Хок, смеясь озорству Пэта, приблизился к морпехам. Он махнул Китайцу и Кроту, чтобы не вставали.

– Ну, всё, хватит, хватит, – сказал Арран собаке. – Прояви уважение к шкиперу. – Затем тон его чуть-чуть изменился. – Сидеть. – Пэт тут же сел, счастливо дыша. – Он чертовски вас любит, Шкипер, – сказал Арран. – Никого больше так не встречает.

Хок ерошил холку и уши Пэта. Он посмотрел на трёх морпехов. 'Да. Я очень рад, что вы двое вернулись, – сказал Хок. – Там без вас мы были слепы'. Он положил руку Китайцу на плечо и, ни слова не говоря, просунув голову внутрь, втиснулся между Кротом и Китайцем. Он откинул голову и обратился к пулемётчикам: 'Мне доложили, что вы выгнали белых из палатки'.

– Я пошёл, – сказал Арран, ухмыльнувшись. Он щёлкнул пальцами, и Пэт поднялся.

– В четыре-тридцать в палатке снабжения, – сказал Хок.

– Слушаюсь, сэр. Как хорошо вернуться назад. – Арран ушёл; Пэт, как обычно, трусил слева от него.

Все трое смотрели вслед, пока пёс и вожатый не скрылись из вида.

– Итак? – спросил Хок.

– Никто никого не выгонял, Шкипер, – сказал Китаец.

Хок посмотрел на него. 'Ага'.

– Нет, сэр, честное слово. Они сами ушли.

Хок на секунду задумался. 'Знаешь, Китаец, мне нет никакого дела до собраний. И никогда не было. Когда завтра мы поднимемся на борт вертушек, все станут зелёными. – Он непроизвольно посмотрел на небо. – Готовы, парни?'

Оба склонили головы набок, Крот пожал плечами.

– Вы мне нужны, чтобы поддержать новичков. Идёт?

– Это можно, сэр, – сказал Китаец.

Хок посмотрел на них и почти незаметно кивнул. 'Хорошо. Спасибо'.

Два пулемётчика смотрели, как он уходит по дороге. 'Он порядочный', – сказал Крот.

– Угу, – сказал Китаец. – Порядочный. В этот раз нам повезло.

– Китаец, как думаешь, стоит ему сказать? – шёпотом сказал Крот.

Китаец просиял улыбкой товарищу. 'Сказать – что? О чём сказать?'

– Спустись на землю, Китаец. О том, что Генри собирается укокошить Кэссиди.

– Это старая херня. Они ничего не сделают.

– Ну, не знаю, – сказал Крот.

– Эй, чувак. Ничего не выйдет, братишка. Я разговаривал с этими ребятами, и они знают, что я думаю о братстве 'Пантер'. Мы начнём здесь, в Наме, и принесём верное зерно домой. Нас проверяли и в огне, и под огнём…

Крот оборвал его: 'Остановись, Китаец. Хоть раз обойдись без говна революционной проповеди. Генри класть хотел на твои фигли-мигли с 'Чёрными пантерами'. Ему просто нужно, чтобы братишки толкали в розницу, пока сам он толкает оптом. И если ему понадобится пришить Кэссиди, чтобы стоять во главе, он сделает это'.

Китаец смотрел на разложенные по плащ-палатке Крота детали. 'Он этого не получит', – тихо сказал он.

– Ты этого не получишь.

Меллас проснулся от лёгкого скрипа ботинок по фанерному полу. Сердце его колотилось. Он был весь в поту, голова болела. Фитч, с грустным лицом глядящий на Мелласа, намеренно заскрипел ботинками, чтобы не ввергнуть его в боевой трепет слишком резким пробуждением.

– Привет, Джим, – сказал Меллас.

Фитч сел на соседнюю койку. 'Ты что, укушался, Меллас?'

– Нет. Просто пивка немножко попили с Кэссиди, вот и всё. Который час?

Фитч посмотрел на часы. 'Один час'.

– У тебя уже гражданское время.

– Всегда в нём оставался, – сказал Фитч.

Меллас опустил ноги на пол. Голова горела и раскалывалась. Он сунул пальцы в волосы – они были влажны от пота. Он вытер руки о новые негнущиеся штаны. 'Мне удалось спасти свои грёбаные ботинки', – сказал он, рассматривая их знакомую блеклость.

Наступило неловкое молчание. 'Я думаю, ты слышал, что я уезжаю', – наконец, сказал Фитч.

– Угу. – Меллас не знал, как продолжить разговор об этом. Он заметил, что Фитч чуть порозовел, вероятно, принимая молчание за осуждение, поэтому сказал: 'На самом деле я рад, что ты уезжаешь'.

– Я тоже. – Фитч скривил улыбку; снова наступила неловкая тишина.

– Когда уезжаешь? – спросил Меллас.

– В шесть часов. На большой птице из Донгха. Буду на Оки послезавтра.

– Офицером прачечного обслуживания, а? – улыбнулся Меллас.

– Отдел носков и маек.

– Мог бы сходить к Малвейни. Дело-то нечисто.

– Мне бы пришлось пройти через Симпсона.

– Чёрт возьми, Шкипер. А обходные пути? Тебе ли не знать, как это делается?

Знакомым отрешённым взглядом Фитч смотрел в сторону, в фанерную стену. Меллас догадывался, что всё кино сейчас прокручивается в мозгу Фитча. Наконец, Фитч повернулся и посмотрел в здоровый глаз Мелласа: 'Я не хочу возвращаться в лес. И сделаю всё, чтобы остаться живым'.

Он стал запихивать снаряжение в и без того набитый рюкзак. Он причесал волосы, слегка наклонившись к стальному зеркалу, прибитому к деревянному брусу. Затем аккуратно надел накрахмаленную форменную кепи. Недавно начищенная, блеснула одинокая серебряная лейтенантская планка.

– Элегантен, как рояль, – сказал Меллас.

– В Дананге есть местечко, называется 'Белый слон', – сказал Фитч, снимая кепи и приглаживая тёмные волосы, – и там есть круглоглазые цыпочки. Сестрички 'Красного креста', стюардессы. Есть воздушные кондиционеры. Есть даже чёртова немка, которая продаёт 'мерседесы' важным шишкам из армейской разведки. И примерно через три часа я буду там закладывать за воротник и забуду, что когда-то видел это место.

Он закинул рюкзак на плечо. Меллас, пошатываясь, встал. В горле вдруг запершило. Он видел, как скривились губы Фитча и как потом плотно сжались, чтобы скрыть чувства; обычно так Фитч скрывал их от остальной роты.

– Береги себя, Меллас, – сказал Фитч. – Я напишу вам, ребята, дам знать, что со мной и как.

– Будем рады.

– Скажи всем, пусть приходят ко мне по возвращении на родину. И не важно, если они рядовые.

– Они это знают.

Они стояли и смотрели друг на друга. Меллас был невероятно счастлив, что Фитч выбрался живым.

До наступления ночи Меллас купил бутылку 'Джека Дэниелса' у комендор-сержанта Клампа и автостопом добрался до 39-й авиагруппы МП, где сел на одну из последних вертушек, вылетающих на ВБВ. Под ним внизу катилась пустая темнеющая земля. Он думал о напуганном и заливающем страх в сумрачном клубе Кэссиди. Если всё сложилось так плохо, то ему следовало бы посоветоваться с Джейхоком. Потом он представил себе Фитча в ярко освещённом ночном клубе 'Белый слон', где американские девушки флиртуют с располневшим персоналом из разведки и из 'Цепочки' (CORDS – Civil Operations and Revolutionary Development Support – программа обеспечения гражданских операций и революционного развития. – Прим.пер.). После стал думать о себе, летящем в покрытые тёмными джунглями горы. Впереди ещё целых десять месяцев, размышлял он. Это пять таких операций, как 'Тропа слёз'. Пять Маттерхорнов. Меллас знал теперь, что ничего особенного нет ни в Маттерхорне, ни в 'Тропе слёз'. И то, и другое – обычная война.

Через десять минут вертолёт достиг гор, и море джунглей покатилось более крупными волнами вослед за первыми предгорьями. Меллас достал карту – это уже превратилось в навязчивую привычку – и определил свои координаты по высокой вершине, мелькнувшей внизу, и по S-образной излучине реки вокруг вершины. Затем они подлетели к следующему горному поднятию, на сей раз более высокому и изрезанному.

Меллас отвязал от рюкзака меч Ванкувера и отправился к открытому бортовому выходу, протискиваясь мимо стрелка, который наблюдал за ним и в то же время лениво просматривал вперёд и назад местность внизу. У выхода Мелласу порывом ветра чуть не сорвало с глаза повязку. Он плотнее натянул её на лоб, потом встал на колени и, держа меч перед собой, наклонился к потоку воздуха. Почти полминуты Меллас смотрел на него и вспоминал. А затем бросил меч в сумерки.

Он смотрел, как меч падает, кувыркаясь и пуская блики света, пока не исчез в необъятной сплошной серо-зелёной массе внизу. Меллас развернул карту и аккуратно отметил точку падения крестиком и буквами МВ, 'Меч Ванкувера', рядом с ним.

Стрелок покачал головой. 'Вот вы грёбаные ворчуны, чувак, – крикнул он. – Чокнутые говнюки'.

Возвращаясь в сумерках на ВБВ, Меллас испытывал ностальгию, которую испытывают люди, возвращаясь домой, и не важно, насколько убога обстановка. Внизу несколько огоньков, нимало не заботясь о снарядах СВА, блеснули из-под штор затемнения.

Когда он выходил из вертолёта, на полосе ждала отправки небольшая группа старших офицеров из штаба дивизии с папками в руках и пистолетами 45-го калибра в блестящих чёрных кобурах. Меллас молча пошёл по тёмной дороге в расположение батальона, проходя мимо палаток, в которых он ожидал начала операции 'Белоголовый орлан'. В них теперь расположилась рота из девятнадцатого полка МП; морские пехотинцы вырезали, писали письма, чистили винтовки и играли в карты, чтобы хоть как-то свести на нет скуку и страх. Воздух был заметно теплее, чем в последний раз, когда он был на ВБВ. Он подошёл к палатке снабжения роты 'браво'. Кто-то сделал попытку выправить её провисшую наружность. Внутри всё было в порядке, вещмешки аккуратно выставлены вдоль задней стенки на деревянных поддонах, чтобы уберечь их от грязи. Старый письменный стол стоял на месте, на нём горели две свечи. За столом сидели три незнакомца.

– Чем можем помочь, морпех? – резко спросил один из них, пухлый и явно только что прибывший с родины. У него за ботинком торчал нож. Меллас чуть не застонал.

– Блядь, – сказал Меллас. – Это рота 'браво' или что? Я лейтенант Меллас. Где Хок и Шрам?

Незнакомцы вскочили.

Меллас снял рюкзак, расстегнул наплечные ремни и с глухим стуком скинул всё на металлический настил под ногами.

– С возвращением, сэр, – сказал один из них. – Мы много о вас слышали. Я штаб-сержант Ирвин, это штаб-сержант Бентам, а это – лейтенант Лавэлли, сэр. – Он немного поколебался. – Мы слышали, что вы потеряли глаз.

– Все это слышали, – сказал Меллас.

Меллас за руку поздоровался с каждым, играя роль немногословного раненого героя. Он видел, что новый лейтенант в восторге от него, как и сам он был в восторге от ветеранов пару месяцев назад. Теперь их реакция ничего для него не значила, если не считать, что сказки о Маттерхорне, скорее всего, преувеличены гораздо сильнее того, что он сам мог бы сочинить, и что новые ребята будут нервничать до невозможности.

Меллас полез в рюкзак и вытащил бутылку 'Джека Дэниелса'. 'Рассказывайте, что нового'.

Лейтенант-новичок рассказал, что они выдвигаются на Эйгер и примерно неделю проведут там, прикрывая артиллерийскую батарею. Роту 'чарли' в то же время забросят в речную долину к северу от Эйгера, и она двинется на север. Спустя неделю две роты сменятся. 'Альфа' уже сидела на Скай-Кэпе, совместно с ротой 'дельта' зачищала долину реки Шуой-Тьен-Хьен непосредственно к востоку от себя.

– Когда отправляемся? – спросил Меллас.

– Завтра в шесть ноль-ноль.

Меллас буркнул: 'Значит, думаю, у меня есть время, чтоб нализаться. – Он поднял бутылку, предлагая её новому лейтенантику и двум штаб-сержантам. – Кто хочет? Это ваш последний шанс'.

Они плеснули себе по чуть-чуть по кофейным кружкам и чашкам, чтобы показать Мелласу свой дружеский настрой.

– Вы думаете, в зоне будет горячо, когда по ней ударит Чарли? – спросил лейтенант, сунув кружку между ног и подавшись вперёд.

– Разве я похож на цыганку? – сострил Меллас. – Нет, не думаю. – Он посмотрел на янтарную жидкость, отражающую свет свечей. – Как рота?

– У нас много новобранцев, лейтенант. – Это заговорил второй штаб-сержант, Бентам. Меллас с удивлением посмотрел на него. Тот говорил так, будто раньше бывал в бою. Меллас был благодарен за это. Наверняка он получил сержанта на последнем месте службы, затем на родине его повысили до штаб-сержанта, а потом, по истечении двух лет благодати, отправили сюда.

– Какой взвод ты получил?

– У меня третий взвод. Буду им командовать, пока не получим ещё одного лейтенанта.

– А вы двое? – спросил Меллас остальных.

– Я буду рулить вторым взводом вместе с лейтенантом Гудвином, – ответил штаб-сержант с ножом в ботинке.

– А я получил ваш старый взвод, – улыбаясь, сказал Лавэлли.

– Они не мои, – со смехом сказал Меллас. – Все претензии можешь возлагать на парня по имени Фракассо. Конечно, за всё, что они сделают хорошего, я возьму ответственность на себя.

– Судя по тому, что я слышал, у них было мало времени почувствовать себя отрядом лейтенанта Фракассо, – сказал Лавэлли.

Меллас всколыхнул виски. 'Нет. Он был чертовски хорошим парнем. Они точно были его взводом. – Он посмотрел на Лавэлли, чувствуя волну грусти. Затем опрокинул виски и ухмыльнулся, несмотря на пустоту внутри, которую нельзя заполнить виски. – Не переживай об этом. Моргнуть не успеешь, они станут твоими. Побудешь здесь немножко – научишься отличать победителей от побеждённых в одну секунду. Тебе не о чем беспокоиться'.

Говоря, Меллас старался обращаться ко всем сразу и был уверен, что никто не остался непричастным. Но он понимал, что Джейхок тоже может отличать победителя от побеждённого. Парень с грёбаным ножом в ботинке был назначен Шраму, чтобы Шрам мог удержать его от слишком грубых ошибок.

– Что касается меня, – прибавил Меллас, – то я собираюсь разыскать пару друзей и накушаться с ними до положения риз. И если я в этом преуспею, то завтра вы сможете немного покомандовать ротой, пока шкипер и его зам не восстановят своё сознание.

Они засмеялись, а он вышел наружу искать Хока и Гудвина. Он увидел, как по дороге одиноко шагает морпех с полотенцем на шее и мыльницей в руке. Наверняка он шёл принять последний душ перед операцией.

– Лейтенант Меллас, – воскликнул парень, – мы слышали, что вы вернулись.

Это был Фишер.

– Господи, Фишер! Я думал, ты вернулся в Штаты. Что ещё нам сделать, чтобы убраться из этого грёбаного места?

– Понятия не имею, сэр. Думаю, нас должны убить.

Обмениваясь фразами, они приостановились, потом рассмеялись.

Они пожали друг другу руки, широко улыбаясь.

– У тебя всё нормально? Я имею в виду там, внизу. – Меллас кивнул на промежность Фишера.

Фишер вкратце поведал ему об операции и лечении после пиявки.

– Хочешь сказать, что всё работает? – спросил Меллас.

– Я не вру, лейтенант, – сказал Фишер. – По крайней мере, в Японии всё точно работало. Будь я проклят, но я люблю японских женщин. Они к тебе очень прилично относятся, сэр.

– И я это слышал, – ответил Меллас. – Рад, что у тебя всё хорошо. В самом деле, Фишер. Очень рад.

– Да-а. Спасибо, сэр, – сказал Фишер. Затем тон его изменился. – Я слышал, вы с ребятами попали-таки в оборот.

Мелласу не хотелось говорить о Маттерхорне. 'Ты получил назад своё отделение?' – спросил он.

Фишер понял. 'То, что от него осталось, – сказал он. – Но это по-прежнему второе отделение, надеюсь. – Он поддел ботинком кусок глины. – Блин. Ещё шестьдесят семь дней службы. Я уже двузначный шибздик-дембель. – Он улыбнулся Мелласу. – Я уже так мал, что могу болтать ножками, сидя на бронежилете. В самом деле, я так мал, что когда его надеваю, он тащится по земле. А вам ещё сколько, лейтенант?'

– Триста три с хвостиком. – Он погрозил пальцем в лицо Фишеру. – И не вешай мне тут лапшу!

– Чёрт, лейтенант, вам ещё месяцами считать приходится.

Меллас рассмеялся, искренне радуясь, что Фишеру оставалось немного. Он протянул Фишеру несколько коробок с сигарами для раздачи в роте и пошёл по дороге дальше. Добравшись до офицерской палатки, он нашёл там Маккарти, Мэрфи, Гудвина и Хока: те ржали вокруг рундучка с тремя початыми бутылками на нём.

– Загляни к нам на волшебный загадочный тур! – пропел он. – Я пришёл, чтобы взять вас с собо-о-ой!

Застонали два офицера, которых он не знал. Один из них пытался заснуть. 'Боже праведный, ещё один!'

– Э-гей! – крикнул Маккарти. – Да это же Меллас! С грёбаной повязкой! – Мэрфи обнял Мелласа и, пока Меллас удерживал виски над головой, приподнял его над землёй. Мэрфи опустил Мелласа, и Маккарти выхватил виски у него из рук. – Благословен будь господь, – сказал Маккарти, поднося бутылку к свету. – За всё хорошее для нас и для Корпуса. – Меллас показал ему средний палец.

– Шрам и Повязка, – сказал Хок. – У меня не рота. У меня какая-то сраная труппа с животными.

– Ну, так и сунь свою грёбаную труппу куда-нибудь, – недовольно сказал старающийся уснуть офицер. – Мне в три часа на вахту вставать.

– Никакой, мать его, выдержки, – парировал Хок. Он встал и аккуратно надел форменную кепи перед стальным зеркалом, висящем на одной из стоек палатки. – Пошли, – сказал он. – Кэссиди в Куангчи. Давайте пойдём к нему и дадим этим прекрасным офицерам выспаться.

Кэссиди ночевал в аккуратной маленькой комнатке с собственным входом в задней части интендантской палатки. Было темно. Хок кое-как отыскал свечу и зажёг её. Он сел на койку Кэссиди.

– Кстати, Хок, – сказал Меллас, – мои поздравления по поводу получения роты. – Он протянул руку. – Чертовски круто, как я понимаю.

– Спасибо, Мэл. – Хок откинулся на койке. – Хотя смешно. Словно получил другую роту.

– Понимаю, что ты имеешь в виду.

Маккарти сунул Мелласу и Гудвину кружки с виски. 'Хватит ныть о своей грёбаной потерянной роте, – сказал он. – Вы тратите моё драгоценное время'.

– Тогда давайте перенесём загадочный тур на дорогу, в джип моей роты, – сказал Хок. – Кто ещё трезв, чтобы везти нас в офицерский клуб?

Меллас оглядел присутствующих. 'Полагаю, я почти трезв', – сказал он.

– Хорошо, – сказал Маккарти. – Садись сзади и догоняй нас. Поведу, блин, я.

Вскоре все пятеро сидели за столиком в наспех сколоченном полковом офицерском клубе. В поспешно возведённой баррикаде против реальности. Ровно гудел маленький генератор, обеспечивая мерцающий свет. На голых фанерных стенах ещё виднелись марочные клейма. Обнажённые сучки сочились смолой. К одной из стен была прибита потрёпанная мишень для игры в дартс.

Они приклеили свечи прямо к столику, накапав лужицами воск. Заказали по пять порций выпивки на брата, чтобы избежать споров по поводу того, кому платить за последнюю партию. Маккарти и Мэрфи стояли у барной стойки, пока бармен отмеривал двадцать пять порций виски и выстраивал их на двух больших разносах. Держа разносы перед собой, Маккарти и Мэрфи проделали путь между столиками. В зубах Маккарти сжимал пачку крекеров 'Ритц'. Пока стаканы выставлялись на столик, Хок взял крекеры и вскрыл пачку. Маккарти вернулся за двумя кувшинами с водой и пятью большими кружками, которые он поставил перед Хоком.

Хок пересчитал крекеры в пачке. 'Вот, – сказал он. – Каждому по семь штук. А мне восемь, потому что я командир роты'. Он передал пачку Мелласу, который взял себе семь штук и передал Гудвину. Хок взял кувшин и молча, взглядом осведомился у каждого о предпочитаемом количестве воды в виски – на один, два или три пальца. Когда всё было налито и роздано, он поднял стакан, сказал 'Semper Fi, засранцы' и опрокинул в рот первую порцию.

Скоро Меллас сделался восхитительно пьян; прохладный бурбон шёл мягко и в то же время согревал желудок. Получался волшебный контраст. Несмотря на бурбон, он хорошо сознавал момент. И понимал, что они пятеро разделяют такой опыт, которого ни у кого не было и не будет. Он понимал, что вряд ли все они выживут, чтобы снова разделить между собой подобный момент. И правда, он сам мог стать недостающим. Всё веселье мира – эти возгласы, это заглушающее боль пьянство – не могло скрыть эту сокровенную мысль. Но именно эта тайная мысль заставляла его чувствовать всю ценность момента.

– Эй, Мэл, – сказал Хок, – когда вернёмся в Мир, нам придётся заняться бизнесом или чем-то ещё. Чёрт, нам всем пятерым. Не заняться ли бензином?

– Как я понимаю, всё, что мы можем, – только конкурировать с мафией, – сказал Мэрфи.

– Единственное дело, которым ты мог бы заниматься, это держать грёбаный бар, – сказал Маккарти. – Но я бы с тобой поработал.

– Я за это выпью, – сказал Хок, поднимая стакан. – Вот так. За грёбаный бар. – Он икнул. – За особый грёбаный бар. – Он хихикнул. – Назовём его 'Блиндаж'.

– Не-ет, – сказал Меллас. – Так не очень заманчиво. Назовём его 'Элсворт'.

– Иди в задницу со своей заманчивостью, Джек, – сказал Гудвин. – Нам нужен грёбаный бар, а не сказочная дискотека.

– Вот именно, – сказал Маккарти, – а чтобы отыскать его и там выпить, надо будет парковаться за четыреста метров оттуда да продираться с мачете сквозь густой бамбук и слоновую траву.

Меллас на минуту задумался: 'Только не давайте посетителям сраных карт, – сказал он. – Никаких карт! – На каждом слове он захлопал ладонью по столу. – Никаких вонючих карт!'

– Но можно одну дымовую шашку, – сказал Хок. – Так хоть, если сломаешься, вертушка бесплатно тебя вернёт на парковку.

– Никаких 'бесплатно' для грёбаных ублюдков, Джейхок, – сказал Маккарти. – Господи. Прямо не знаю, как ты собираешься вести бизнес. Будешь растяпой – не сделаешь денег.

Шутки по поводу 'Блиндажа' становись всё громче и развязней. Пусть посетители бросают еду крысам и давят пиявок на столиках. Пусть наполняют песком сотни мешков в качестве платы за вход. Пусть сидят на корточках или вообще на мокром полу. Если нужна вода, пусть слизывают её с труб трубопровода. Пусть отливают в углах. Вернувшись на парковку, пусть обнаруживают, что машину угнали. Вскоре все пятеро стояли, топали ногами и орали: 'Никаких пополнений! Никакой эвакуации! Никаких карт!'

Наконец, Хок сел. Все за ним. 'Ничего не выйдет', – сказал Хок, выпивая.

– Почему нет, Джек? – спросил Гудвин.

– Правительство не даст нам лицензии на отстрел половины посетителей.

Наступила тишина. Тогда Мэрфи поднял стакан: 'За 'Блиндаж'!', – сказал он. Голова его дёрнулась в направлении вознесённого стакана.

– И за посетителей, – сказал Хок.

Снова воцарилось молчание, все занялись своими стаканами. 'Эх, мать вашу так, ребята, – сказал Мэрфи. – Вам досталось хорошее время, а вы не понимаете'.

– Типичный ты кадровый, Мэрфи, – сказал Меллас. – Для вас, парни, любое дерьмо – хорошее время. Вот потому-то правительство всегда сваливает на вас делать за него дерьмовую работу. – Меллас опрокинул остатки алкоголя и поставил стакан на стол. – Грёбаные вы дураки.

Все притихли. Маккарти явно вымучивал улыбку. Он поймал взгляд Хока, а затем посмотрел на Мэрфи. Меллас не уловил того факта, что пустился вплавь по коварным водам.

– Кто-то должен делась грязную работу, Мэл, – сказал Мэрфи, обхватывая ладонями пустой стакан.

– Что ж, я уже сделал всю грязную работу, которую меня заставили делать. Я убираюсь отсюда нахрен. Если вы настолько тупы, чтобы оставаться, то хер и на вас, и на ваше правительство.

– Ну, и как же, блин, по-твоему, корпус МП настроит свою херню на нужный лад, если вы, ссыклявые мудаки, свалите и бросите его, потому что считаете, что можно заработать больше денег в другом месте?

– Отсоси, Мэрф. Все вонючие деньги на свете не удержат мою жопу в Промежности.

– Тогда почему уезжаешь?

– Я ненавижу её, мать твою, вот почему, – сказал Меллас. – Я сыт по горло враньём и той кровью, которая это враньё покрывает.

– Я за это выпью, – сказал Маккарти и отрыгнул.

– Это, блядь, не ответ, – сказал Мэрфи. Его крепкие руки лежали в лужицах пролитого бурбона. Остальные сидели, отвалившись на стульях, и с глупыми ухмылками на лицах наблюдали, как перепихиваются Меллас и Мэрфи, заяц и медведь. – Вы, ребята, снимаетесь и бросаете всё на лгунов и жополизов, а войскам от этого приходится ещё хуже. Вы просто ссыте появляться на людях с грёбаной короткой стрижкой, потому что боитесь, что вам никто не даст.

Вместо того чтобы признать, как больно уколола насмешка своей правдивостью, Меллас вышел из себя. 'Вставай, мать твою', – сказал он, поднимаясь со стула. Кулаки его сжались.

Маккарти усадил его назад, дёрнув за куртку. 'Господи, Меллас, да Мэрфи убьёт тебя. Оттого что он попал в больное место, вовсе не значит, что ты должен принести себя за это в жертву'.

– Мэрфи прав, – сказал Хок. – С тех пор как ты в Корпусе, Меллас, скольких ты закадрил женщин, которые бы и колледж окончили и были б не южанки?

– Ни хрена, вот сколько, – ответил Маккарти за него.

– Правильно, – сказал Хок. – Поезжай в округ Колумбия, там полно выпускниц колледжей, они работают во всяких правительственных учреждениях; но вот ты встанешь там со своей грёбаной короткой стрижкой и окажешься как ниггер в Джорджтауне, если в нём когда-нибудь бывал хоть один ниггер.

– Благодарю вас, Теодор Джей. Хок, – сказал Меллас. – Ещё один доморощенный философ. – Он подумал о Карен Элскид – и почувствовал пустоту.

Хок откинулся на стуле. 'Думаешь, я вру? Через полгода вы двое, – он показал на Мелласа и Маккарти, – через полгода, когда вы покинете Корпус, если только останетесь живы, вы станете проклятыми длинноволосыми коммуняками-интеллектуалами и будете всем и каждому расписывать, какая сдвинутая по фазе эта война и что вы всегда об этом знали. И знаете что? Вы будете врать. Врать, чтобы преуспеть в том мире. Вы отрастите волосы до самой жопы, будете покуривать траву, будете ходить демонстрациями и протестовать, будете носить сраные бусы и сандалии, как все остальные. И всё это вы сделаете по одной лишь причине – соблазнять девчонок, себе подобных'.

– Отвали, Хок, – сказал Маккарти.

– Не отвалю, – Хок облокотился на стол. – Вы оба будете бояться возвращения в Мир, вам будет страшно поведать всем тем придуркам, что вы, блин, были хорошими морпехами. Да, вы не были легендами морской пехоты. Вы даже не были лучшими. Но вы были хорошими. А вы будете стараться доказать каждому, что были плохи и как вам жаль, только чтобы не объясняться, как оно есть на самом деле. Как бывает здорово совершить что-нибудь очень дурное.

– Ты, нахрен, наклюкался, – сказал Маккарти, – но я за это выпью. – Он опустошил стакан и брякнул им по столу. – Я, блин, пришёл добровольцем!

– А мы все разве нет? – сказал Меллас. Он встал и поднял стакан, который чуть не падал у него из рук. – Пью за грёбаных добровольцев. – Все торжественно поднялись. Хок неуверенно покачивался. Мэрфи с Гудвином подпирали друг друга. Они чокнулись и выпили. Потом Меллас повернулся и посмотрел прямо на Хока. Он поднял пустой стакан перед лицом и, глядя здоровым глазом поверх него на Хока, тихо сказал, – 'Браво' погибла. 'Браво' возродилась. 'Браво' снова будет драться. – Затем поднял стакан над головой. – Mea culpa, – прибавил он.

Глаза Хока на миг сфокусировались, и он изобразил крестное знамение. 'Отпускаю тебе', – сказал он заплетающимся языком. Глаза его снова разбежались. Меллас поблагодарил улыбкой, и они с Хоком чокнулись. Меллас секунду смотрел в пустой стакан, а потом уронил его на пол. Стакан разлетелся на куски. Он взял полный стакан и, подняв его над головой, сделал полный оборот. Потом, окунув три пальца в виски, он начал торжественно и церемонно смазывать им товарищей, распевая: 'Dulce et decorum est pro patria mor-r-i. Dulce et decorum est pro patria mor-r-i'.

Хок встал на колени и высунул язык. Маккарти торжественно возложил на него кусочек крекера. Он взял обеими руками стакан с виски и стал медленно поливать голову Хока. Виски заструилось по лицу Хока. Маккарти перекрестил голову Хока и пропел: 'Во имя полковника, и Третьего, и праздного Кон-н-нгресса!'

Хок стоял на коленях, высунув язык, и ловил янтарную жидкость, капавшую с лица. Маккарти сложил пальцы в знаке V – знаке мира – и, высоко подняв руки над головой, медленно повернулся. Он произнёс молчаливой толпе: 'Мир. Мир мой даю вам'. Затем, соединив большой и два соседних пальца, держа руки над головой, он сделал полный оборот, говоря: 'Избавь нас от всякого зла и даруй нам мир во всякий день'. После этого он взял пустой стакан, посмотрел на него секунду и – шваркнул им о стену. Хок, заваливаясь назад, растянулся на полу, разбросал ноги и пьяно уставился в потолок.

– Эй, Джек, – сказал Гудвин, – вечеринка становится слишком, мать её, благочестивой.

В комнатке Кэссиди они пустили по кругу пиво. Они ощущали близость, которая возникает от разделённости, как при передаче трубки мира. Хок рассказывал о своей прекрасной скво. Она написала ему письмо и сказала, что у неё новый парень и что она больше не может ему писать, потому что она против того, что он делает. Вся пятёрка выпила за её крепкое здоровье и нравственный стержень. Меллас определённо мог утверждать, что Хок невероятно страдает, но Хок не подавал вида и пил наравне со всеми, как бы подтрунивая над окончанием отношений.

Наконец, пиво кончилось; Гудвин, Мэрфи и Маккарти ушли, чтобы поспать пару часов перед выходом на задание. Хок с Мелласом остались одни. Меллас сильно устал, голова кружилась. Он хотел спать, но понимал, что это последний вечер перед тем, как новые формальные отношения добавят свой пласт осложнений. Завтра Хок станет шкипером, а Меллас – его заместителем.

Они катали пустые пивные банки в смущённом молчании. Наконец, Меллас легонько кинул банку в Хока и сказал: 'Страшно тебе возвращаться в лес?'

– Почему ты решил, что я, блин, пьян?

Немного помолчали.

– Я рад, что ты получил роту, Тэд. Если б я её получил, случилась бы катастрофа.

Хок улыбнулся и покачал головой: 'Меллас, тупица, у тебя не было шанса её получить. Ты всё такой же салага'.

Меллас улыбнулся и согласно кивнул головой: 'Угу, но всё равно это была бы катастрофа'.

– Чёрт побери, Меллас. Где-то через месяц ты станешь первым лейтенантом, через несколько месяцев после этого ты станешь дембелем и всё, чего тебе захочется, это отправиться домой. То есть вот тогда тебе и предложат роту, когда ты больше не будешь её хотеть. Но лучшего выбора не будет, поэтому ты её примешь. И ты станешь лучшим выбором.

Меллас рассмеялся, довольный и смущённый похвалой. 'В любом случае, мне будет приятно работать с тобой. Как бы то ни было, я бы всерьёз задумался об открытии грёбаного бара вместе с тобой, если нам удастся вернуться в Мир. – Он фыркнул. – 'Блиндаж'. Я бы разрешил ветеранам смотреть на посетителей через односторонние зеркала'.

Хок откинулся и улыбнулся в потолок палатки. Потом, вдруг протрезвев, выпрямился: 'Это глупая фантазия, Меллас. По крайней мере, на восемнадцать лет'.

– О чём ты говоришь?

– Я записался в кадровые.

– Нет.

– Да, – сказал Хок. Он старался казаться беспечным. – Обернулся в пурпур и золото Корпуса морской пехоты.

Меллас промолчал.

Хок подыскивал верные слова, глядя на смятую пивную банку, а не на Мелласа. 'Знаешь? Чёрт. Я не знаю, каким хером заниматься, если вернусь на родину. Ты другой. Ты поступишь в юридический колледж или ещё куда и поднимешься на самый верх. А я? Чёрт. Здесь хорошие люди. Малвейни, Коутс, Кэссиди. Даже Стивенс. Он старается. – Он посмотрел на Мелласа. – Добрые ребята. Хорошие офицеры'.

– Если б не бросил в тебя сраной банкой, предложил бы за тебя тост. – Меллас лёг на койку и уставился в складки палатки над собой, наблюдая за игрой теней от одинокой свечки. – Мэрфи прав. Войскам приходится ещё хуже, если хорошие парни не остаются.

В тишине Меллас думал о прежней роте 'браво', ныне не существующей, разбросанной по госпиталям Японии и Филиппин, летящей домой через Тихой океан коммерческими авиарейсами в прорезиненных мешках для трупов.

– Скажи мне, Хок, – сказал Меллас, не глядя на него, но наблюдая тени на потолке. – Пока ты не стал 'браво-шесть', – он не удержался от шпильки, – и кадровым, – Хок выставил ему средний палец, – зачем полковник послал нас на херову гору во второй раз? – Голос Мелласа задрожал. Это застало его врасплох. – Гуки не бежали. Рота 'дельта' могла всё сделать сама.

Хок ответил не сразу. 'Потому что вы сами вызвались. Он бы отменил приказ на штурм, но в последнюю минуту он сказал Фитчу, что он подключит 'дельту', если Фитч не хочет делать эту работу'.

Меллас сел. Слёзы, которые навернулись было, когда он заговорил о штурме, высохли, но сжалось горло. 'Что?'

– Симпсон сказал Фитчу, что у него два варианта: либо вернуть гордость роте за оставление Маттерхорна, отчего должен состояться штурм, либо оказаться малодушным псом и позволить роте 'дельта' убрать говно за ротой 'браво'. – Он помолчал. – И принять всё, что за этим последует. Ты же знаешь, как невелик Корпус морской пехоты.

– Если б я знал, что Фитч вызвался, мне б точно захотелось его убить, – тихо и задумчиво сказал Меллас.

– И если б тебя поставили перед таким выбором, ты бы тоже вызвался, как Фитч, – сказал Хок.

– Я знаю, – ответил Меллас.

– Ты по-прежнему жаждешь убить Симпсона?

– Нет. Знаешь, там, наверху, я слетел с катушек. Он просто делал свою работу. – Меллас снова лёг на койку. – Просто я бы хотел, чтобы он делал её трезвым. – Он засмеялся, и Хок присоединился к нему. Потом они замолчали.

– Самое смешное, – сказал Меллас, – мне Фитч нравится всё так же. Я бы пошёл с ним на гору, даже если б знал.

– До того или после, как убил бы его?

– И то и другое.

Оба опять притихли. Алкоголь туманил взор Мелласа и грозил увлечь его в сон. Затем он снова всплыл: 'Он пожертвовал нами, бедный маленький ублюдок. Это останется за ним гораздо дольше, чем просто плохая характеристика. А вот я уже неважно себя чувствую, потому что мне нравится убивать людей'.

Хок тихонько рассмеялся. 'По крайней мере, ты через это уже прошёл. Люди же, которые этого не знают, вот кто опасен. Таких на родине как минимум двести миллионов. Учебка не делает из нас убийц. Она просто сраный пансион для благородных девиц. – Он с горечью хмыкнул. – Я помню, как моя бывшая скво сказала мне, что это непостижимо – это её словечко, непостижимо, – чтобы она когда-нибудь отправилась во Вьетнам, как сделал я, независимо от того, каковы были бы последствия. Это случилось как раз перед тем, как она уехала в Европу на третий курс и встретила там нового парня'.

Хок смял банку, которую держал. Он начал скручивать банку, сгибать вперёд и назад. Меллас ничего не говорил. 'Никто из них никогда не встречал бешеную обезьяну внутри себя, – прибавил Хок, – а мы встречали'.

– Вот именно, – сказал Меллас.

Голос Хока становился всё глуше и глуше. 'Наверное, можно было бы организовать парк развлечений через улицу с аттракционом 'Бешеная обезьяна''. Он устроился поперёк койки, опустив ноги на пол, и закрыл глаза.

– Ты вот-вот отключишься, Джейхок, – мягко сказал Меллас.

– Вот и хрен, – промямлил Хок. – Просто глаза устали.

Оба рассмеялись старой шутке. Потом дыхание Хока сделалось медленным и ровным.

– Эй, – позвал Меллас. – Джейхок!

– Хмм…

Меллас поднял ноги Хока на койку, накрыл его подстёжкой от плащ-палатки и задул свечу. Палатка погрузилась во тьму. Меллас пошёл сквозь дождь и темноту к палатке снабжения роты 'браво' и завернулся в свою плащ-палатку. Он уснул прямо на металлическом настиле пола, прислушиваясь к хрипам и бормотанию спящих незнакомцев, которые скоро до мельчайших подробностей разделят с ним его жизнь.

Кто-то тряс его за плечо.

– Что за херня? – прошептал он; голова страшно гудела.

– Это я, сэр, Китаец.

– Чёрт возьми, Китаец, какого хера тебе надо? – Меллас отвернулся. Раненый глаз болел даже сильнее, чем голова. Наверное, что сделал что-нибудь с повязкой, может быть, даже потерял её. Затем он нашёл её на макушке.

– Лейтенант Меллас, вы должны помочь. Сегодня ночью случится беда.

– О чём ты говоришь?

– О том, я думаю, что собираются кого-то убить, – прошептал Китаец.

Меллас услышал чиркающий звук снаружи палатки за спиной Китайца. Загорелась спичка, и он увидел, как Крот зажигает свечу. Лицо Крота, как и у Китайца, было хмурым и озабоченным.

Меллас сказал: 'А, блядь, мне надо отлить. Дай мне секунду'. Меллас встал у входа в палатку и отлил в темноту и холод. Когда он вернулся, Китаец и Крот тихо перешёптывались. Остальные все спали за исключение нового лейтенанта, который смотрел на троицу, широко открыв глаза, но не вмешивался. Меллас вывел пару наружу.

– Так что за хрень происходит? – прошептал Меллас. Он был полностью одет, потому что, завалясь на пол, не удосужился раздеться.

– Это про Кэссиди, сэр, – сказал Китаец. – Я думаю, сегодня ночью его собираются взорвать. Я хотел просто подбросить ему пукалку, ну, знаете, чтобы дать понять, но они вместо этого собираются его убить. Они говорят, что вонючая шашка ничего не изменит.

– Но Кэссиди в сраном Куангчи, – сказал Меллас. – Что я могу сделать?

– Нет, сэр, нет. Он вернулся. Мы видели огни у него сегодня вечером.

Слова Китайца словно в спину ударили. 'Господи боже, – прошептал он. – Там Джейхок'.

Крот вздрогнул и посмотрел на Китайца. 'Вот почему мы не могли его найти'.

Меллас побежал. Он думал только о том, чтобы вытащить Хока из койки Кэссиди. Он чувствовал себя больным, хотелось всё бросить, но он бежал.

Мелласа обогнал Крот, его более длинные ноги двигались быстрее, он мчался словно наперегонки со всем, чем можно, только чтобы добраться до Хока. Более увесистый Китаец поспешал следом. Всех троих наполнял ужас, он словно толкал в спину, подгоняя, и стелющийся по земле туман взвихривался за их ногами.

Взрыв разорвал воздух, заставив Мелласа припустить так, как никогда раньше, и наполнив отчаянием.

Тёмные тени метнулись прочь. Меллас вбежал в палатку сразу за Кротом. Он ничего не видел. Чувствовалась тошнотворная, удушающая вонь ТНТ. Спотыкаясь, Меллас добрался до койки, на которую укладывал Хока. Граната взорвалась прямо под ним. Частицы матрасной набивки ещё кружили в воздухе. То, что осталось от матраса, было липким от крови. Он попробовал прощупать, откуда течёт кровь, пробежав руками по обмякшему телу. 'Свет! – крикнул он. – Дайте свет, вашу мать!' Хок лежал лицом вниз. Меллас нашёл его голову и пощупал пульс на шее. Пульса не было. Он сунул руки под тело, к груди, и обнаружил только тёплое месиво. Хок лежал лицом вниз, когда под ним взорвалась граната.

Мелласу послышались шаги снаружи, затем на входе загорелся фонарик. Свет осветил лицо Хока. Глаза были открыты. Должно быть, он услышал, как граната звякнула об пол перед разрывом.

Китаец стоял у входа в палатку, и его трясло. Крот что-то тихо ему говорил, положив руку на плечо. Оба с ужасом смотрели на Мелласа.

Мелласа заколотило. Не в силах унять дрожь, он присел на корточки, ухватился за койку и заглянул Хоку в глаза. В них больше не было Хока.

– Прощай, Джейхок, – сказал он и опустил ему веки.

Он поднялся и посмотрел на Крота и Китайца. Ему хотелось избить их до бесчувствия, вырезать им языки за то, что молчали, пока не стало слишком поздно. Ему хотелось выкрикивать обвинения в убийстве и отправить их в тюрьму. В то же время он понимал, что этим ничего не добиться кроме ещё большего ожесточения. Справедливость посреди войны была подобна клочку бумаги на ветру. Если он тронет Генри, то впутает Китайца и Крота, а он этого делать не хотел. Единственный их грех заключался в том же, в чём он сам себя слишком часто обвинял втихомолку. Кроме того, они ему нравились, и рота не могла себе позволить потери двух своих лучших пулемётчиков. Он вдруг понял, что размышляет как командир роты. У него 200 морпехов, о которых нужно заботиться. И каждый имел дело со своей совестью. В самом деле, Мелласа больше не заботили справедливость и наказание – по крайней мере, они его больше не заботили в том виде, в каком преподносят их суды. Месть ничего не исправит. У мести нет прошлого. Она только запускает дело. Она создаёт ещё больше ущерба, ещё больше потерь, и он понимал, что ущерб и потери этой ночи не восполнятся никогда. Бреши смерти ничем не заполнить. С годами пустоту могли бы заполнить другие вещи: новые друзья, дети, новые задачи, – но бреши останутся всё равно.

Меллас заметил, что на спинке стула висят наплечные ремни Хока, а на них его кружка из консервной банки. Он отцепил кружку и сунул её в карман. 'Вам двоим лучше отсюда убраться', – тихо сказал он Кроту и Китайцу, проходя мимо них на выход.

Меллас дождался неизбежной кутерьмы. Рота 'браво', вся до единого, хранила молчание, как и он. Он знал только, что спал, когда взорвалась граната. Разные следователи пусть подбираются к Генри самостоятельно. Не смогут, значит, так тому и быть. Получится, достаточных улик для судебного разбирательства всё равно не наберётся, ещё меньше для вынесения обвинения. Кроме того, идёт война, на которой нужно сражаться, и никто не выиграет от отнимающего массу времени расследования убийства.

Когда суматоха закончилась, Меллас пошёл в конец пустой посадочной полосы и лёг в грязь. Он плакал до тех пор, пока плакать не осталось сил. Потом он просто лежал там, опустошённый, одинокий под неторопливо сереющим небом.

Наконец, его нашёл Гудвин и помог подняться. Они пошли к оперативному блиндажу, где Блейкли сообщил им, что Меллас назначается новым командиром роты до тех пор, пока не прибудет капитан. Если Меллас справится с работой, то, наверное, получит собственную роту – быть может, даже роту 'браво'. Тем не менее, его первая задача, так как Эйгер уже укреплён, будет заключаться в том, чтобы помочь отделу ЛС подробно описать расследование случайной смерти.