Маугли из Космоса

Глава 26

Внезапные приступы паники и обмороки прекратились, и Аля попросилась домой. Последние два дня она места себе не находила. А вдруг Миша уже приехал из Нижнеярска, вошел в разоренный дом, бросился ее искать! А к кому — бросился? К Пожарной Сирене? К бабе Мане? К участковому? Что они ему наговорят? Испугают еще поди… Нет, жена должна ждать мужа дома, наведя в нем чистоту и наготовив вкусностей. К счастью, лечащий врач пошел ей навстречу, посоветовав впредь избегать волнений. Как будто пациентка их нарочно искала.

Получив выписку, собрав немудрящие пожитки, Аля вышла на залитую утренним светом улицу районного центра и неспеша направилась к автостанции. На часах не было и десяти, а рейсовый автобус отправится в Малые Пихты не раньше полудня. Жаль, с собою совсем мало денег. Не мешало бы пройтись по магазинам. Вдруг попалась бы сгущенка или какая-нибудь колбаса. А на колхозном рынке можно было бы купить хорошего мяса, зелени и огурцов с помидорами. Увы, когда в кошельке сиротливо ютится трешка с мелочью, о таких деликатесах нечего и мечтать.

И все же Аля замечталась, медленно бредя вдоль чисто вымытых магазинных витрин. Мысленно примеряя платья и кофточки, неизящно сидящие на манекенах. Любуясь детскими игрушками, прикидывая, какие она купит будущему Вадику. Аля не сомневалась, что у нее родится именно мальчик, которого она непременно назовет в честь своего отца. А отчество и фамилия будут Мишины. Если все будет хорошо, Вадим Михайлович Скоробогатов родится в феврале будущего года. И хорошо — что зимой. Зимние дети самые крепкие.

Оказавшись в больнице с сильным нервным потрясением, будущая мама очень боялась, что у нее случится выкидыш. Обошлось. Хотя опасность была велика. Потому-то врач и посоветовал не волноваться. И она постарается. Ради сына. Любые треволнения будет встречать с непоколебимым спокойствием. Иначе нельзя, коль уж выбрала себе в мужья пришельца из далекого космоса. Нужно быть готовой ко всему, что бы ни случилось. Такова участь русской женщины — встречать любые невзгоды лицом к лицу. Не теряя себя и сохраняя детей. Как там у Некрасова? И коня на скаку остановит, и в горящую избу войдет. Что ж, надо будет, войдем и остановим…

Скрипнули тормоза. Щелкнула открывшаяся дверца, и смутно знакомый голос окликнул ее:

— Алька! Казарова!

Она обернулась. Возле новенькой черной «Волги» стоял ее бывший одноклассник, Борька Старыгин. Он был совсем такой же, каким уехал из Малых Пихт двенадцать лет назад. Худой, жилистый, большеголовый, лохматый, словно поджарый пес. Добрый и веселый. Разве что одет был щегольски — по-городскому. Алька обрадовалась ему. В школе они крепко дружили, хотя и без влюбленности. В отличие от других одноклассников, Старыгин понимал ее. Может быть, потому, что летние каникулы они проводили вместе, на таежной заимке — Борька был сыном дяди Ильи, лесника и папиного друга.

По окончании школы пути закадычных друзей, Альки и Борьки, разошлись. Она поступила в Нижнеярский педагогический институт. Он ушел в армию, служил в пограничных войсках, а потом учился в высшей школе КГБ. Писал Борька редко, хотя Аля любила его письма — пространные, смешные, полные загадочных умолчаний. Впрочем, Старыгин всегда был мастак разводить таинственность. Потому, видимо, и пошел служить в госбезопасность. Теперь, увидев его счастливую физиономию, Аля вдруг поняла, что Борька тот самый человек, которого ей так не хватало в последнее время. Ему можно рассказать все, не исключая самого сокровенного. Поймет и, если надо, — поддержит.

Они обнялись и целомудренно поцеловались.

— Ну как ты, Алька, живешь? Замуж вышла? Детей нарожала? — забросал ее Борька вопросами. — Отец жалуется, что нынешним летом ты к нему и носу не кажешь.

— Вышла. Ну, почти… — отвечала она. — А к дяде Илье мы с Мишей, мужем моим, нынче собирались, но он в командировку уехал, а я — в больницу угодила…

— Что-то я тебя не очень понял. Почти вышла или все-таки — «с мужем»?

— Мы пока не расписаны…

— Понятно… А почему ты угодила в больницу? Что случилось?

В голосе его была такая искренняя тревога и готовность помочь, что Аля поняла, что не сможет соврать.

— Борька, а ты не очень торопишься?

— Не очень, а что?

— Мне столько нужно тебе рассказать…

— Расскажи. Ну не здесь, конечно… Ты, собственно, куда направляешься?

— На автостанцию. Я домой еду.

— Тогда я тебя подвезу. Видела, какой у меня конь, сестренка?!

Он хлопнул ладонью по лаковой блестящей крыше своего автомобиля.

— Ой, как здорово! — засмеялась она, по-детски захлопав в ладоши. — Слушай, Борька… У тебя рублей десять не найдется?

— Хоть двадцать. Ты что-то купить хотела?

— Да, что-нибудь вкусненького домой. А то у нас в поселке, сам знаешь, кроме «Завтрака туриста» и кильки в томате ничего в магазинах днем с огнем не сыщешь.

— Сейчас организуем! Садись в карету…

— Так вот же они, магазины, рядом!

— А-а, в этих ты тоже ничего не найдешь, — отмахнулся Борька. — Садись, говорю!

Алька с удовольствием подчинилась. Снова, как в далеком детстве, она почувствовала приятную зависимость от этого скорого на решения и поступки парня. Алевтина и сама не подозревала, что давно хотела переложить хотя бы часть своих забот на чужие, желательно мужские, плечи. Конечно, Миша тоже надежен, но только тогда, когда речь идет об относительно простых вещах, не связанных напрямую с хитросплетениями повседневной жизни. Он может защитить ее от любых опасностей, починить, что поломалось, соорудить такое, что даже не снилось самым головастым и рукастым людям на Земле, но остается беззащитным перед любой казенной бумажкой, перед запутанной логикой житейских коллизий. А Борька еще в школе прекрасно разбирался, что и как устроено в самом передовом обществе на планете, и знал, как обойти то, что обходить не полагалось.

Черная, как вороново перо, «Волга» мягко покатила по солнечным улочкам Мирного. Они быстро миновали центральную улицу, автостанцию и колхозный рынок, свернули в неприметный проулок и затормозили у высоких металлических ворот. Борька посигналил. Ворота с механическим скрежетом отошли в сторону. «Волга» въехала во двор, с трех сторон окруженный глухими брандмауэрами. К воротам примыкала одноэтажная постройка. Из нее вышел маленький человек, полное тело которого было туго обтянуто синим сатиновым халатом. Борька вышел ему навстречу, поздоровался за руку и что-то начал говорить. Аля не прислушивалась — ее занимала необычность самого места. Непонятно, зачем нужен этот аккуратно асфальтированный двор, где ничего нет, не считая неказистой постройки? Человек в халате внимательно выслушал владельца «Волги», и снова скрылся. Борька вернулся к машине, открыл дверцу, и придерживая ее рукой, наклонился, заглядывая в салон.

— Придется обождать немного, — сказал он Алевтине.

— Хорошо… А что это за место?

Борька поднес темный от автола палец к губам:

— Тсс… Никому не говори, что была здесь!

— Ладно, — не стала спорить Алька.

Старыгин был в своем репертуаре — наводил тень на ясный день. Вскоре вернулся толстяк, нагруженный ворохом свертков. Завернутые в вощеную бумагу, они лежали у него на сгибе локтя — ни дать ни взять охапка поленьев. Борька открыл заднюю дверцу, помог человеку в халате избавиться от ноши. Сунул ему две красные купюры.

— Спасибо, Вольдемар Данилыч! Запиши на особый отдел.

— Всенепременнейше, Борис Ильич! — пискляво отозвался толстяк с пышным именем.

Ворота вновь отворились. «Волга» обратным ходом выкатила в проулок, развернулась и помчалась прочь из городка. Аля потянула носом — от свертков на заднем сиденье умопомрачительно пахло, сразу слюнки потекли. Поневоле вспомнилось, что в больнице кормили комковатой манной кашей, остывшими макаронами и подгоревшими котлетами, пожаренными на прогорклом масле. В животе у Али немедленно заурчало, и она спросила деланно равнодушным голосом:

— Что же ты такого накупил, Борька? Пахнет — с ума сойти можно!

— Что именно там — не знаю, — отозвался он, — но Данилыч плохого не выдаст.

— А он — кто? Продавец?

— Что-то вроде… Давай лучше о твоих делах поговорим.

Аля кивнула. За окном уже потянулись частные домишки окраины, возделанные огороды, штакетник, колодезные срубы. Прогромыхал под колесами дощатый настил моста, переброшенного через речку с ироничным названием Прорва. Дорога стала забирать в гору, к Мучнистому перевалу Великоярского хребта. Вдоль трассы потянулись скучные серые осыпи. Алевтина все никак не решалась начать. Не привыкла она откровенничать — не с кем было, но Борьке следовало рассказать все как на духу, иначе и не стоило затевать разговор. И она решила начать с самого начала. С момента появления Миши на ее пороге. Поведала о том, что в первые минуты он говорил с трудом, словно ребенок, но быстро научился, что не знал как чистить картошку, пользоваться рукомойником, не понимал элементарных вещей — и при этом отлично разобрался в математических записях отца, запоем проглотил все научные книги в доме и те, что нашлись в поселковых библиотеках, что рассказывал необыкновенные истории о космосе и не просто рассказывал, но и великолепно иллюстрировал, что сделал в подарок ей, Але, метаморфу…

— Прости, не понял… — перебил ее Борька. — Что он сделал?

— Статуэтку такую… Только она все время меняется. У нее нет постоянной формы… Трудно объяснить… Нужно видеть…

— Покажешь?

— Конечно! Приедем — покажу. И рисунки — тоже.

— Хорошо. Рассказывай дальше.

Аля стала рассказывать дальше: о физзарядке, которой Миша изнурял себя по утрам, о справке, выданной участковым милиционером, о нападении на нее, Алевтину, пьяных отморозков, о внезапно налетевшем вихре, что унес их в неизвестность, о том, как, вместо заболевшего Исидора Ивановича Мишу взяли на работу в школу, как он организовал кружок космонавтики и астрономии, как уехал в Нижнеярск, чтобы купить какие-то радиодетали для своего кружка…

— Постой, — сказал Борька. — Как, ты говоришь, зовут твоего мужа?

— Скоробогатов Михаил Васильевич… А что?

— Ничего… Продолжай.

Она продолжала, переходя к самому страшному — к визиту физрука, окончившемуся для того мучительной смертью.

— Если бы ты видел эту гадину, Борька… — содрогаясь от ужаса и отвращения, сказала Аля. — Она как осьминог, но железный… На щупальцах крючки по всей длине, а кончики раскрываются, как цветки. Только каждый лепесток — это острейшее лезвие. Мне кажется, что еще этот острый цветок мог вращаться, как циркулярная пила… — Аля так увлеклась повествованием о неведомой твари, что не заметила, что машина стоит, а ее владелец пристально смотрит на рассказчицу, стараясь не упустить ни слова. — Эта мерзость буквально скрутила Владика Безуглова… Боже, как он кричал… Я, наверное, до конца дней буду слышать этот крик. А тварь волокла его совсем беззвучно, только щупальца лязгали. Она выдернула Владика во двор, а что было дальше, не помню. Отключилась…

— Ты кому-нибудь рассказывала об этом?

— Меня допрашивал следователь прокуратуры. Бо… Болотников, Антон Иванович, но я ему не успела рассказать о гадине, снова в обморок хлопнулась. Я тогда еще совсем слабая была… А почему мы стоим?

— Знаешь, сестренка… — проговорил Борька. — Ты говоришь об очень серьезных вещах. Чрезвычайно! Посиди тихонько, как мышка. Мне нужно срочно позвонить.

Алевтина заозиралась. Машина стояла у обочины, вокруг не было ничего, кроме столбиков ограждения и осыпей.

— Позвонить? — удивленно переспросила она. — Откуда?!

— Как мышка! — напомнил он и несколько раз сомкнул большой и указательный пальцы.

Аля кивнула, с интересом наблюдая за манипуляциями Старыгина, которого вдруг покинула обычная его веселая бесшабашность. Он открыл бардачок, вытащил оттуда громоздкую телефонную трубку в корпусе из серой пластмассы, выудил из нее серебристый шип антенны, заклацал круглыми клавишами с белыми цифрами, потом приложил аппарат к уху. Отчетливо послышались длинные гудки, затем что-то щелкнуло и откликнулся невнятный квакающий голос.

— Внимание! — сказал Борька. — Код омега триста тридцать семь, повторяю — код омега триста тридцать семь… Требуется информация по району поселка Малые Пихты… Да, сводка, имеющая отношение к теме ноль ноль семнадцать… Так… Так… Благодарю вас! Отбой!

Он втолкнул антенну обратно и спрятал телефонный аппарат в бардачок.

— Что тебе сказали? — робко поинтересовалась Аля.

— Извини, Алька, но это государственная тайна.

— Да, конечно…

— Поехали дальше.

Борька вдавил педаль газа. Завизжав покрышками, «Волга» сорвалась с обочины и понеслась по горному серпантину. До Малых Пихт оставалось не больше десяти километров.