Маугли из Космоса

Глава 30

— Знаешь, лучше бы это оказались не пришельцы, — сказал Старыгин, сонно поглядывая на стеллажи с приборами, которые перемигивались разноцветными огоньками.

— Ты хотел сказать, лучше бы это оказались пришельцы? — переспросил Берестов.

— Нет, Гелий свет Аркадьевич, я сказал то, что хотел сказать…

Старыгин широко зевнул.

— То есть если все же выяснится, что это внесистемный астероид, ты будешь только рад?

— Да. Именно. А ты — нет?

Берестов сладко потянулся, сполз с вращающегося табурета, принял стойку, и нанес несколько стремительных ударов невидимому противнику. Они не спали всю ночь, не в силах оторваться от приборов, что должны были зафиксировать подтверждение сигнала, первый раз посланного ими вчера, ровно в девять часов тридцать минут по Гринвичу, и теперь повторяемого каждые тридцать секунд. Реакции не было, хотя прошло уже более семи часов. Берестов все еще не терял надежды, пусть она с каждой минутой становилась все более призрачной. Поэтому его удивила странная реакция Борьки Старыгина, который, оказывается, рассчитывает, что вся эта история с частотой и кодом окажется всего лишь бредом душевнобольного малопихтинского учителя.

— Я — нет! — наконец сказал сэнээс. — Если окажется, что это не бред сумасшедшего, а чистая правда, лично я буду непомерно счастлив.

— Слушай, а нельзя у вас где-нибудь испить кофе?

Берестов посмотрел на часы, сказал:

— Можно, наверное… Во всяком случае, буфет уже должен работать. Пойдем, заправимся?

— А как же эти твои пришельцы? — Старыгин кивнул подбородком на стеллажи. — Пока ты будешь заправляться, они фьють — и просвистели мимо…

— Не просвистят. Думаешь, мы одни бодрствуем? Как же… Эфир сейчас слушает все Ожерелье.

— Тогда пошли.

Они покинули тесную, пропахшую озоном комнату, спустились по широкой лестнице на первый этаж, где за стеклянной дверью призывно сияли огни буфета. Старшего научного сотрудника Берестова в буфете узнавали, как-никак — начальство. Не успели они со Старыгиным расположиться за высоким круглым столиком, а к ним уже спешила буфетчица Клава, гордо неся перед собой выдающийся бюст, о коем в Сырых Ключах слагали баллады. Правда, малопристойные.

— Клавочка, звездочка ты моя первой величины, нам бы кофию с бутербродами, — воззвал к ней астрофизик.

— Кофе черный? С молоком? С сахаром? — немедля осведомилась обладательница баснословного декольте.

Берестов вопросительно посмотрел на приятеля.

— Мне с молоком и с сахаром, — отозвался тот. — А бутерброды — с сыром.

— Ну а мне — как всегда.

Клава кивнула, развернулась, величественная, словно каравелла, и, чуть кренясь на правый борт, отправилась к стойке.

— Понимаешь, Гелька, — сказал Старыгин. — Тебе как ученому все эти внеземные цивилизации, пришельцы, контакты — только в радость. Еще бы! Расширение познания, возможность взглянуть на себя со стороны, и тому подобное…

— А тебе не в радость?

— Нет! — отрезал госбезопасник. — Никому из людей ответственных не в радость.

— По-твоему, я человек безответственный и не понимаю всей сложности проблемы Контакта?

— Не цепляйся к словам. Выслушай!

— Мальчики, не ссорьтесь, — проворковала Клава, возвращаясь с подносом, уставленным кофейными приборами и тарелками со снедью. — Приятного аппетита!

«Мальчики» благодарно буркнули, прожигая друг дружку взглядами. Сонливость с них как рукой сняло и без всякого кофе.

— Ладно, давай свою теодицею.

— Сложность сложности рознь, — сказал Старыгин. — Для тебя сложность в физиологических, психических, интеллектуальных различиях между нами и пришельцами, а для меня в том, что они технологически превосходят нас на несколько порядков…

— Опасаешься развития сценария по господину Уэллсу? Борьба миров и прочее…

— Во всяком случае, не могу исключить такую возможность, — не принял его сарказма госбезопасник. — Даже если намерения у них сугубо мирные, а на борту нет никакого вооружения, сам факт, что пришельцы способны преодолеть как минимум несколько парсек, несет в себе немалую угрозу для нас.

— Какую же? Поясни!

— Я не знаю, какой тип двигателя они используют, но, допустим, фотонный, о котором сейчас много пишут. Представь, что мы им чем-то не понравились и они решили нас наказать, а оружия у них, как мы условились, нет. Так вот, разворачиваются они к нам фотонным своим отражателем и стартуют прямехонько с круговой орбиты. Что тогда произойдет, товарищ астрофизик?

— Сказать трудно, но в лучшем случае мы получим чрезвычайно опасное радиоактивное загрязнение атмосферы…

— А в худшем?

— А в худшем — атмосферу нашу попросту сдует…

— Вот видишь!

— А вас, я погляжу, неплохо готовят в школе КГБ…

— Школа здесь ни при чем, — отмахнулся Старыгин. — Это я сам готовлюсь, коль уж работаю с вами, академиками.

— Я пока даже — не членкор.

— Не о тебе речь… И потом, шутками не отделаешься.

— Я и не думал. Понимаешь, вряд ли они используют фотонный двигатель, который, скорее всего, нерентабелен, слишком энергозатратная штука. По-настоящему для межзвездной навигации пригоден только гравитационный, если он в принципе возможен.

— Ну пусть — гравитационный… — проговорил Старыгин. — Дело не в конкретном типе двигателя. Представь себе, что царь Дарий пустил бы на македонцев бульдозер. Помогла бы тогда Александру вся его хваленая фаланга?

— Да откуда у тебя эта презумпция агрессивности пришельцев?! — возмутился Берестов. — Высокоразвитая цивилизация не может не изжить в себе все эти пещерные инстинкты, иначе, она просто не дорастет до межзвездных полетов.

— Цивилизация — может быть, но мы-то будем иметь место не со всей цивилизацией сразу, а с отдельными ее представителями.

— Не вижу разницы.

— Тогда вот тебе еще один пример. Вообрази… В ночь на девятое мая сорок пятого года, когда представители вермахта подписали акт о безоговорочной капитуляции, командиру немецкой субмарины, отправленной на свободную охоту куда-нибудь в Северное море, об этом забыли сообщить, и вот его гидроакустик слышит шум винтов мирного транспорта, на борту которого уже празднуют победу, и отдает команды: «Товсь» и «Пли»…

— М-да, пример, конечно, мрачноватый…

— Так вот, дружище, — продолжал Старыгин. — В том и разница между подходом к этой самой пресловутой проблеме Контакта у вас, ученых, и у нас, отвечающих за безопасность страны, да и всей планеты в целом. Вы допускаете, что будете иметь дело с представителями высокоразвитой цивилизации, этакими космическими Эйнштейнами, а мы просто обязаны допустить, что придется столкнуться с капитаном боевой субмарины, лишенного, скажем, радиосвязи с базой.

— Рациональное зерно в твоих рассуждениях есть, — нехотя согласился Берестов. — Я только одного не пойму: зачем тогда ты мне помогаешь в этой авантюре? Перед генералом заступился. Сидишь тут со мною сутки напролет… Не проще ли было все взять и запретить?

— Нет, не проще. — покачал головой Старыгин. — Прятать голову в песок — страусовая политика. Это во-первых. Во-вторых, если уж они вступят с землянами в Контакт, то уж пусть лучше с нами, чем — с американцами.

— Пришельцы — это шило, которое в мешке не утаишь, — быстро вставил сэнээс.

— Верно, но если мы успеем первыми, у нас будет весомое преимущество. Руководить процессом Контакта будете вы, наши советские ученые, ну и мы, государственная безопасность. А коли уж придется выносить сор из избы на международную арену, мы успеем дать рекомендации нашим дипломатам.

— Ох, и красноречив же ты, Борька! — восхитился Берестов. — И раз уж ты заговорил о рекомендациях, что мы будем делать, если они все же откликнутся?

— Прежде всего возьмем за жабры этого твоего знакомца, учителя из Малых Пихт. Уж коли он знает частоту и код, то, следовательно, знает многое другое. Например, язык, пригодный для общения с пришельцами.

— "Я мог бы помочь вам обрести речь…" — пробормотал Берестов, вспомнив слова своего ночного собеседника. — Да, это было бы колоссальным подспорьем. Думаешь, он все-таки пришелец?

— Или — человек, страдающий чрезвычайно редким психическим заболеванием.

— Хм… Не таким уж и редким. Знаешь, сколько таких отиралось в кулуарах Бюраканского симпозиума? Мы их «тарелочниками» называем.

— И что, все они умели читать мысли и размазываться в пространстве? — насмешливо уточнил госбезопасник.

— Нет, но вдруг Скоробогатов чрезвычайно одаренный гипнотизер? Способность к гипнозу вполне укладывается в образ редкого психа.

— Не хотелось бы тебя огорчать, товарищ пока не членкор, но о способностях гражданина Скоробогатова у меня имеются дополнительные сведения.

— И ты молчал! — не на шутку возмутился Берестов. — А ведь я тебе выложил все как на духу.

— Ну так это ваша гражданская обязанность, товарищ старший научный сотрудник…

— А вот я тебя сейчас вздую, товарищ капитан государственной безопасности! Тем паче что вы сейчас не в форме…

— Но-но, полегче, гражданин! Я не в форме, но при исполнении.

Они расхохотались. Буфетчица Клава посмотрела на них с интересом.

— Ладно, Борька, колись, раз уж начал.

— Заглянем ко мне в номер, я тебе кое-что покажу…

Допив кофе, дожевав бутерброды, они оставили Клаве щедрые чаевые и двинули прочь из буфета. Прежде чем отправиться в гостиницу, где останавливались командированные сотрудники, Берестов позвонил в радио-обсерваторию.

— Ну что, новости есть?

«Все по-прежнему, Гелий Аркадьевич!» — ответили ему.

— Ладно, — разочарованно буркнул он. — Чуть что — звоните! Я в «Пульсаре» у Старыгина.

Идти было недалеко. В научном городке Сырые Ключи все было рядом. Поднялись в номер Старыгина. Он спешно собрал раскиданные вещи, освободив единственное кресло, усадил гостя. Задумчиво посмотрел на него и предложил:

— Холодненькой минералки хочешь?

— Не откажусь.

— Тогда возьми сам. Там, на кухоньке, маленький холодильник.

— Да у тебя почти люкс — кухонька, холодильник…

— Почти.

Пока Берестов на «кухоньке» копался в холодильнике, звенел стаканами, булькал минералкой, Старыгин открыл замаскированный репродукцией «Утро в сосновом лесу» небольшой встроенный сейф, извлек из него кожаную папку и компактный импортный кинопроектор. Когда астрофизик вернулся в единственную комнату номера с бутылкой «Боржоми» и полным стаканом, Старыгин уже пристраивал проектор на тумбочке.

— Ого, кино смотреть будем?

— Что-то вроде этого, — откликнулся госбезопасник. — Пока я вожусь с этим чудом вражеской техники, ты полюбопытствуй вот этой папочкой…

Берестов отхлебнул минералки, положил папку на колени, расстегнул клапан. Полистал.

— Что это?

— Рисунки твоего знакомого пришельца. Фотокопии, конечно. Оригиналы в управлении. Кстати, пришлось изъять их у ментов. Прыткие оказались…

— У ментов? — переспросил не сведущий в уголовной терминологии сэнээс. — У милиционеров, что ли?

— Угу. Ты смотри, смотри…

— Знатно рисует, — отозвался Берестов. — Американские фантастические журналы с руками оторвали бы.

— Им только дай… Ты обрати внимание, там еще расчеты какие-то, формулы, чертежи. Сдается мне, это по твоей части.

Астрофизик отыскал нужные фотокопии. Всмотрелся, задумчиво поскреб в подбородке с трехдневной щетиной.

— Ну что? — нетерпеливо спросил Старыгин. — Эти почеркушки имеют какой-нибудь научный смысл? Учти, я тебя привлекаю как ученого эксперта, иначе ты бы ничего этого не увидел.

— Учту-учту, — пробурчал Берестов. — Что касается твоего вопроса… Мне кажется, я уже видел где-то эти расчеты… Вернее, не сами расчеты, а математическую логику, положенную в их основу. Пока могу только сказать, что выглядит это все очень любопытно, но чтобы ответить более развернуто, мне нужно будет посидеть с этими, как ты выражаешься, почеркушками, денек-другой.

— Разрешаю взять с собой, товарищ эксперт, при условии соблюдения строжайшей секретности, но заключение придется составить по всей форме.

— Бюрократ…

— Кстати, товарищ эксперт, не будете ли любезны задернуть вон те шторы… которые поплотнее.

Шторы были задернуты. Застрекотал проекционный препарат. Над кроватью на белой стене замелькали кадры оперативной съемки.

Предметный столик вроде того, что используется в лабораториях. На столике статуэтка, изображающая… изображающая… Вот бы еще понять, что именно. Берестов попытался уловить момент перехода одного изображения в другое, но ему никак не удавалось это сделать, настолько плавно все происходило. Аппарат стрекотал, время шло, картинка менялась, вернее — оставалась неизменной в своих непрерывных превращениях. Ни одно изображение не повторялось. Воистину, фантазия ее создателя была беспредельной, а мастерство — сверхъестественным.

— Сколько минут длилась съемка? — спросил астрофизик.

— Минут… — хмыкнул госбезопасник. — А двадцать часов не хочешь, товарищ ученый?

— Двадцать?!

— Да, потом пришлось прервать съемку, она и так сожрала месячный запас пленки.

— И что, ни одно изображение ни разу не повторилось?

— Ни разу.

— Это прямо какие-то «Метаморфозы» Овидия.

— Вот-вот, и она назвала ее похожим словом… Метаморфа, кажется…

— Ты о ком?

— Об Альке… Пардон, о Казаровой Алевтине Вадимовне, владелице этой статуэтки.

— Откуда же она у нее?

— Казарова утверждает, что эту самую метаморфу изготовил ее муж… — Старыгин выдержал мелодраматическую паузу… — Михаил Васильевич Скоробогатов.

— Вот черт!

— Так что только твои «гости» помогут нам ответить на вопрос: пришелец ли гражданин Скоробогатов или гениальный психопат.

Дребезг телефонного звонка ворвался в монотонное стрекотание кинопроектора. Старыгин взял трубку, выслушал и протянул ее другу.

— Это тебя!

Он схватил трубку.

— Берестов!

«Гелий Аркадьевич! — закричали в наушнике юным, девичьим срывающимся голосом. — Есть ответный сигнал!..»

— Что?!

«На заданной частоте! Тем же кодом, но в зеркальном отображении… Мы ждем вас!»

Старший научный сотрудник уронил трубку. Обитатель номера едва успел ее подхватить, спросил настороженно:

— Неужели?..

Берестов схватил бутылку «Боржоми», запрокинул ее над мгновенно пересохшим ртом и, лишь напившись, ответил:

— Пока что-либо определенное утверждать нельзя, но… черт побери, Борька, ответ-то получен!