Мечты марионеток

Глава 5.2

«Вот козел!», – думала Аня, сидя вечером в комнате, которую ей выделили.

Комнатка была так себе: и маленькая, и не настолько чистая, как она любила, да и мебель была старой и плоховатой, но сейчас всё это её совершенно не заботило, потому что все мысли девушки были о Романове.

Что это было? Что между ними произошло? Почему он повёл себя, как последний дурак?

Все эти вопросы не давали ей покоя с того момента, как она рассталась с Андреем. Её обуревали злость и обида, но выход они нашли только когда она вошла в эту убогую комнату. Как только дверь за ней закрылась, Аня упала на кровать, зарылась лицом в подушку и заплакала, высвобождая сковавшее её напряжение.

Но почему? Человеку постороннему могло бы показаться, что дело в её взаимоотношениях с парнем, но на деле всё было совершенно иначе. Её мир рушился у неё на глазах, и происходило это уже давно.

Полтора месяца назад, когда она проводила очередной вечер в обществе Тани Ткаченко и ещё одной их подруги, вечером домой вернулся Саша. Внешне, казалось, он был спокоен, по крайней мере, поначалу, но в действительности это было не так, и Таня, быстро заметив его состояние, попросила подружек уйти. Но Саша неожиданно вызвался проводить их и был так настойчив, что даже не постеснялся спровоцировать семейный скандал, что было само по себе невероятно.

Оставив взбешенную Таню дома, они отправились в путь. Саша был нервным, не отвечал на вопросы и создавал сильнейшее напряжение. Первой они провели домой Инну, и только когда отошли от её дома достаточно далеко, он заговорил с Аней, и тогда ситуация начала понемногу проясняться.

– У меня проблемы.

Он говорил упавшим голосом, а взгляд был потухшим, словно у затравленного, загнанного в угол зверька.

– Не поняла?

– Моего информатора нет.

– Что это значит? – Аня не могла понять, что происходит.

– Значит, что его нет, – нервно выдавил Саша. – Нет, понимаешь? Он исчез.

Только сейчас Аня заметила, что у Саши трясутся руки. Наконец, более менее собрав в голове картину происходящего с ним, Аня заволновалась. Никогда ещё она не видела, чтобы с Сашей Ткаченко происходило нечто подобное. Для неё он всегда был эталоном сдержанности и умения контролировать свои эмоции.

– И что? Ты можешь нормально объяснить?

– Что объяснять? Что тут непонятного, мать твою? Его загребли! – Саша чуть не закричал, но вовремя спохватился, и тихо добавил. – СБ-эшники.

– Это контрразведка, что ли?

– Да, бл. ть, она самая, – с ноткой истерики ответил он. – С минуты на минуту они придут и за мной.

– Саша, успокойся, пожалуйста, – вкрадчиво проговорила Аня и, перебарывая страх, попыталась дотронуться до Ткаченко.

– Убери от меня руки, – злобно зарычал он, и Аня отпрянула от него, как от прокаженного. – Это всё ты, твои игры… Мразь, как же я тебя ненавижу.

Аня молчала, пытаясь подавить волну негодования, которая росла в ней, грозя затопить все вокруг. Видя, в каком состоянии находится Саша, она просто боялась выпустить это негодование. Ткаченко же в бессилии нервно выкручивал себе руки. Он не сомневался в своих выводах, но не знал, что теперь делать.

– Послушай меня, – твердо сказала Аня, с трудом сумев справиться с эмоциями и упрятав их подальше. – Не спеши с выводами. Всё может быть совсем не так, как ты думаешь.

В скудном свете далекого прожектора, Аня увидела взгляд Саши и, несмотря на всю свою смелость, невольно сделала ещё шаг назад: это не был взгляд вменяемого человека.

– Закрой свой рот, – выдавил он. – И слушай сюда. Мы сейчас пойдём к нам, и ты заберёшь Таню с собой, закроешься с ней у себя и будешь сидеть там, пока не вернётся твой отец. А потом ты будешь валяться у его ног, облизывать его обувь, я не знаю, что ты будешь делать, но ты должна сделать всё, чтобы её не забрали СБ-эшники, ты поняла?

Это был вопрос, но он не дал ей даже открыть рот, чтобы ответить.

– Отвечай! – крикнул он. – Ты обещала, что защитишь её! Ты сделаешь это?

В руках у него что-то блеснуло, и Аня с ужасом поняла, что это пистолет. Она оцепенела от страха и прежде, чем смогла хотя бы выдавить короткое «да», Саша был уже у неё за спиной, а пистолет уперся ей в бок. К горлу девушки подскочил комок, а тело затрясло. Ощущение было похоже на то, которое преследовало её в ту памятную ночь в Ольховке.

– Иди вперёд, к нашему дому, – прошипел Саша и больно ткнул её дулом пистолета в ребро.

Девушка слегка застонала, но безропотно подчинилась его требованиям. Она настолько испугалась, что просто не могла сопротивляться ему.

Они шли быстро. Саша все время подгонял её, а Аня молчала, не в силах сбросить с себя оцепенение. В какой-то момент ей это почти удалось, но на смену ему пришло новое, ещё худшее чувство – отчаяние. Она предала своих друзей и теперь понимала, что всё, что происходит с ними – её вина. В тот момент она ещё не знала, что главная беда ждёт её впереди.

На подходе к дому, они услышали крики и сразу узнали в них голос Тани. Саша буквально взбесился и толкнул Аню так, что она чуть не упала. Но прежде, чем она успела наладить равновесие и пройти хотя бы несколько шагов, она заметила, как что-то метнулось в темноте. Отшатнувшись, Аня обернулась и увидела, как кто-то мощным ударом свалил Ткаченко на землю. В отблесках света, льющегося из окон, она видела две мощные фигуры, заламывающие Саше руки, и услышала щелканье наручников. Её разум, и так находящийся на грани полного помутнения, прорвался, чтобы различить вопли Тани, которые теперь дополнялись проклятиями Саши.

– Будь ты проклята, тварь! За это ты будешь гореть…

Ему не дали закончить. Один из бойцов ударил его рукоятью пистолета по затылку, и Саша без сознания свалился на землю. В этот момент из подъезда под руки вывели взъерошенную Таню в порванном платье. Она вырывалась, царапалась и кричала срывающимся голосом, но вызывала лишь смех у своих конвоиров, отпускающих в её сторону пошлые и очень прозрачные шуточки и угрозы. От этой картины у Ани невольно подкосились ноги, и она грузно уселась прямо на грязный асфальт.

Аня в ужасе смотрела на разодранное платье Тани, через дыру в котором была хорошо видна одна из её роскошных грудей, на рассечённую скулу и темнеющий на ней синяк. Таня тоже увидела свою подругу и сосредоточила все усилия на ней.

– Анечка, что происходит, родная? – растерянно спрашивала она, с трудом сдерживаясь, чтобы не позволить голосу сорваться на крик. – Помоги, пожалуйста… За что они так со мной? За что?

– Я помогу, – прошептала в ответ Аня. – Я помогу, ты только держись.

– Аня! Аня, помоги! – закричала Таня, когда её начали силой запихивать в кунг грузовика, куда несли и находящегося без сознания Сашу. – Аня, пожалуйста!

Когда оба оказались внутри, один из бойцов спрыгнул с подножки и закрыл дверь. Таня продолжала что-то истерично кричать, пока её крик вдруг не оборвался на полуслове громким всхлипом и последнее, что Аня услышала, было падение тела её подруги на грязный пол грузовика. Боец похлопал по кунгу, водитель завёл двигатель и машина, ревя, скрылась за углом дома.

Проводив машину взглядом, СБ-эшник подошёл к подавленной и обессиленной увиденным Ане, пребывающей в полной прострации, и продолжающей еле слышно нашептывать одну и ту же фразу: «только держись».

– Анна Игоревна, давайте я вам помогу, – учтиво сказал он.

Аня почувствовала, как сильные руки, не дожидаясь её согласия, подхватили её и плавно поставили на ноги. Одна из рук нагло коснулась её груди, но девушка этого даже не заметила.

– Я отведу вас домой, – предложил он тоном вежливым, но показывающим, что спорить бесполезно.

Впрочем, она и не могла спорить. Опираясь на его сильную и твердую руку, возможно, ту самую, которая десять минут назад рассекла её лучшей подруге лицо и поставила тот большущий синяк, Аня добрела до дома. И только тут она воспрянула духом и почувствовала в себе силы к борьбе – у входа стоял Генрих Штерн, помощник её отца. Это означало только одно – отец тоже вернулся и, наконец, у неё появилась реальная возможность исправить ситуацию.

Оттолкнув контрразведчика, Аня собрала все силы и побежала навстречу Штерну.

– Генрих, как же я рада тебя видеть! – воскликнула она. – Где отец? Он мне срочно нужен!

Но радость её была очень, очень недолгой.

– Приведите себя в порядок, Анна Игоревна, – холодно ответил Штерн. – Я прилетел, чтобы забрать вас к нему. У вас десять минут. И не заставляйте меня ждать – на этот случай у меня самые жесткие указания.

Потом Аня не раз, сгорая от стыда, с содроганием вспоминала всё, что было дальше. И то, как она потеряла способность стоять и её буквально занесли в дом, и то, как она отказалась выполнять приказ Штерна и вместо того, чтобы переодеться и умыться, бессильно повалилась на пол в своей комнате и зарыдала. Вскоре появился Штерн и, отпустив контрразведчика, сам взялся умывать Аню. Она помнила как его руки прикасались к её лицу, как он снимал с неё грязную одежду, а когда она проигнорировала его приказ одеваться – как сам её одевал, как касался её груди, живота, бедер… Тогда ей было всё равно, но сейчас, вспоминая те моменты, каждая клетка тела, к которой дотрагивался этот сукин сын, жгла её, словно огнем.

А потом был долгий полёт к отцу и разговор, который она не забудет никогда. Разговор, который, как она поймёт позже, разрушил её жизнь до самого основания.

Владов стоял в каком-то пыльном, совершенно недостойном его кабинете. У стены, на древнем диване, ободранном и потому обшитом латками, сидела Аня и умоляла отца помочь её друзьям. Штерн, скрестив руки на груди, бедрами упёрся в письменный стол и в разговоре не участвовал, лишь изредка бросая на Аню долгие взгляды. Владов был зол. Очень. Но скрывал это.

– Я не могу им помочь, – холодно отвечал он.

– Как это не можешь? Ты же главный! Ты можешь всё.

– Есть вещи, которые даже мне не под силу, – отрезал он. – То, что они сделали, не может остаться безнаказанным. В назидание всем остальным.

– Но Таня – она-то в чём виновата, отец? Помоги хотя бы ей, – рыдая, умоляла Аня.

– Не могу. Мы не знаем, что он рассказал ей, не знаем, кому это рассказала или расскажет она, поэтому вынуждены перестраховаться.

– Отец, прошу тебя, – Аня сползла с дивана и упала на колени перед ним, – она – моя лучшая подруга, она мне, как сестра. Ты же знаешь её уже много лет. Пожалуйста.

– Подруга? Сестра? – холод в голосе Владова сменился сталью. – Тогда зачем ты подставила их? Зачем толкнула Ткаченко на это? Он был отличным парнем – толковый, умный, внимательный, один из моих лучших сотрудников. Зачем ты сделала это с ними? А? Для чего ты это сделала?

Его слова шокировали Аню. Она молчала, не имея сил открыть рот, не зная, что сказать. Родной отец, тот, что обещал всячески её оберегать и защищать, сейчас был против неё, выбивал из неё дух каждым словом, уничтожал её. Откуда он так быстро всё узнал? Или, может, он знал с самого начала?

– Ты довольна? Узнала, что такое «Рассвет»? Всё выяснила, что хотела? А теперь скажи мне, для чего? Или, может, для кого?

Но Аня не могла ничего ему сказать. Она просто рыдала взахлёб, лёжа на грязном полу у его ног. Видя, что ничего не добьётся, Владов перестал давить на неё. Основной разговор – серьезный, жесткий, такой, что выбьет из неё и спесь, и дурь, он проведёт позже, когда она придёт в себя.

И разговор этот состоялся. В результате Аня попала чуть ли не в ад. Теперь ей было запрещено заводить дружбу с кем бы то ни было из офицеров гильдии, их женами, дочерьми или другими членами семей; запрещено разглашать любую информацию о «Рассвете», которой она владела, а в случае, если она не удержит язык за зубами – отец пообещал создать ей условия, фактически ничем не отличающиеся от тюремных. Также она стала постоянной спутницей отца во всех его поездках, чтобы всегда быть при нём и не иметь возможности ничего проворачивать за его спиной.

– Да, я занимаю высокий пост, – сказал он, заканчивая разговор. – Но это налагает на меня определённую ответственность и обязанности, исполнение которых ведёт к благополучию множества людей, состоящих в нашей организации. И я никому, даже собственной дочери, не позволю угрожать этому благополучию. Помни об этом.

Его слова и отношение сломили Аню. По сути это было не трудно, ведь у неё никогда не было реальных сил противостоять кому либо, не имея за спиной авторитета и могущества отца, а теперь она их утратила. Стоило ей всего лишь один раз почувствовать, что сама она в этой жизни не может ничего, как осознание собственной беспомощности переломило её, словно тростинку. Отец отнял у неё друзей, отнял возможность общаться не то что с равными себе, но просто с образованными и интересными людьми, кроме редких случаев, когда вдвоем они принимали гостей или сами ездили в гости. Раньше он ограждал её от мнимых опасностей, теперь же он оградил её от всего мира, но у неё не было ни малейшего шанса даже начать бороться с ним, не то что победить.

Да, один раз за этот короткий период она попыталась что-то сделать – решила сбежать, исчезнуть, но выяснила лишь, что за ней наблюдали, потому что очень скоро её нашли и вернули обратно, а разгневанный отец предупредил, что ещё одна такая выходка и его обещание о тюрьме будет претворено в жизнь.

Отчаявшись, Аня больше не знала, что делать, но вдруг, словно услышав её молитвы, провидение послало ей знак – луч света в окружавшей её тьме, и лучом этим оказался Андрей Романов. Но даже он, к её величайшему огорчению, отвернулся от неё. И больнее всего в этом было то, что она не понимала, почему он так поступает. Что она ему сделала, что заслужила такое отношение? Может, стоило усмирить свою гордыню и не уходить тогда, а выяснить причины? Ведь, по сути, у неё нет теперь других друзей. И даже этого единственного, похоже, тоже нет. Она одна… совсем одна.

Нужно всё исправить, отбросить гордость – она не может позволить себе разбрасываться теми ничтожными шансами хоть немного исправить своё положение, которые ей выпадают. И жаль, что она поняла это только сейчас. Нужно разыскать его, извиниться, во всём разобраться и понять, почему он ведёт себя именно так. Романов… он ведь добрый… и такой милый… Не может быть, чтобы он без серьезных причин избегал её.

«Но ведь это будет унизительно?», – вдруг подумала она со страхом. «Да. И что? Ну и пусть – к чёрту гордость. Она не привела тебя ни к чему хорошему. Значит, настало время унижений».

Она и сама до конца не осознавала всю тяжесть состояния, в которое её ввергли гордыня и самоуверенность. Не осознавала, насколько жалкой она собиралась стать теперь. Но и не осознавала, насколько сильным оружием является такое отчаянное унижение, когда соприкасается с Андреем Романовым, потому что если и было что-то, способное повлиять на каменную корку, которой постепенно всё больше покрывалось его сердце, то это полное поражение и отчаяние женщины, к которой в глубине души он был не равнодушен.

За всю ночь Аня так и не могла сомкнуть глаз, переживая, что Андрей уже покинул Луганск. Если бы у неё была такая свобода, как раньше, она бы кинулась искать его немедленно, но теперь её постоянно контролировали, и самое паршивое было то, что делали они это скрытно. Почти никогда она не могла понять, кто из людей, находящихся неподалёку, являются соглядатаями отца.

С трудом дождавшись утра, с первыми лучами восходящего солнца Аня под видом выхода на прогулку бросилась на поиски. В Луганске она была впервые и никого не знала в этом огромнейшем городе. Она долго обдумывала с чего начать и лучшее, что пришло ей в голову, был майор Бондарь, но найти его тоже оказалось той ещё задачей.

Поиски заняли примерно час, ещё пятнадцать минут она объясняла и доказывала ему, кто она такая. Правда, ответ на её вопрос он дал быстро – технику и снаряжение «анархисты» получали на складе номер шесть неподалёку от железнодорожного вокзала. Расспросив солдат на улице, как найти этот склад, Аня что есть духу помчалась туда.

Склад был огромен сам по себе, и вокруг него всегда крутилась куча народу, но сейчас движение там было в разы активнее. Аня металась по складу, как потерянная собачонка, расспрашивала всех, кого только могла, о постороннем отряде, но все лишь с недоумением смотрели на неё. Догадавшись спросить начальника склада, она всё-таки получила наводку – доставучий сержант «анархистов» тут уже появлялся, но получил только небольшую часть необходимого снаряжения. За остальным, включая транспорт, он должен явиться к одиннадцати. Набравшись терпения, Аня стала ждать, посылая подальше периодически цепляющихся к ней с пошлыми намёками солдат. Если бы они только знали, кто она – обходили бы за километр.

Время приближалось к одиннадцати, но Романова нигде не было видно. Уже и одиннадцать и начало двенадцатого, а его всё не было. Аня была уверена, что не пропустила его, потому что всё это время не спускала глаз с начальника склада. Её начало одолевать смутное ощущение тревоги. Взглянув на миниатюрные часики, украшавшие её тонкую кисть, она решила ещё раз обратиться к начальнику.

– Так был тут парень от них, пять минут назад, – участливо ответил он и обратился к одному из своих подчинённых. – Серёжа, помоги барышне – покажи ей, где эти ребята, что «Волк» по приказу Бондаря забирают.

Русый молодой парнишка, к которому он обратился, тут же услужливо подал ей руку.

– Просто покажи куда идти, – попросила Аня, проигнорировав его жест.

Парень пошел вперед, лавируя между ящиками, пикающими погрузчиками и снующими повсюду людьми. Склад чем-то напоминал небольшой рынок в выходной день, но Серёжа быстро продирался сквозь всю эту суету, расчищая дорогу и Ане, так что очень скоро они добрались в нужное место.

– Вот.

Её проводник указал на большой шестиколесный автомобиль, в бак которого какой-то рыжий парень, смутно напомнивший Ане одного из бойцов отряда Романова, заливал солярку из большой канистры.

– Спасибо, Серёжа, – поблагодарила она и направилась к машине.

Она не помнила, как зовут этого парня, стоявшего возле машины, но вскоре увидела и ещё одного – крупного, могучего здоровяка с ярко выраженными скулами и недельной небритостью. Кажется, его звали Толя. Он её тоже явно узнал, потому что уставился очень недоброжелательно. Возле него стоял ещё один боец: высокий, но очень худой, с вытянутым, даже можно сказать лошадиным лицом и широко посаженными глазами. Русые волосы у него были коротко острижены, как носило сейчас большинство мужчин.

– Смотри, какая красоточка, – ткнул пальцем в её сторону худой. – Цып-цып, не нас ли ищешь?

– Заткнись, Кот, – немедленно осадил его Толя. – С этой заигрывать нельзя. Её папаша может яйца оторвать.

Кот забавно скривил лицо и покосился на Толю. Тот буравил Аню недобрым взглядом. Он как-то разговаривал о ней с Андреем и знал, что девушка ему нравилась, но Романов подозревал её в некоторых нечестных делах и потому хотел дистанцироваться. Эх, как же это должно быть непросто – держаться подальше от такой прелестной барышни.

– Тебе тут не рады, Аня, – спокойно, но с вызовом сказал Толя.

Девушка чуть заметно вздрогнула. На мгновение она даже опустила глаза, но лишь на мгновение, а затем опять приковала их к Толе. Что-то в ней изменилось с тех пор, как он видел её в последний раз. Что же? Точно! Не было той привычной лёгкой надменности и самоуверенности, которые всегда присутствовали в её движениях и взгляде.

– Я просто хочу поговорить с Андреем, – решительно ответила она, игнорируя его тон.

– Это невозможно, – отрезал Черенко.

– С каких пор это запрещено?

Толя готов был что-то ответить, но тут из-за машины вышел сам Андрей. Увидев девушку, он вздрогнул, а его взгляд стал до боли подозрительным.

– О, какие люди, – безразлично сказал он.

– Ага, и без охраны, – недовольно буркнул Черенко.

– Всё никак не сдаёшься, – Андрей вздохнул и повернулся к Черенко. – Толя, готовьтесь к отъезду. Я тут быстро разберусь и выезжаем.

Толя, ухватив за шиворот зазевавшегося Кота, развернулся и пошел прочь, на прощание окинув Аню неприязненным взглядом. Остались только Сергей, возившийся с новой канистрой, и Андрей, который неотрывно смотрел на девушку, наслаждаясь её красотой. Как бы он ни пытался убедить себя, что она ему безразлична, он всё равно всегда был рад её видеть, хоть теперь и не доверял ей ни на йоту.

– Здравствуй, Аня, – прохладно, но без какого либо негатива поздоровался он. – Зачем ты здесь?

– Привет, – мягко ответила она. – Я хочу поговорить. Можешь уделить мне немного времени?

Эта стандартная, учтивая фраза, как правило, подразумевает утвердительный ответ, но Андрей в этот раз не собирался быть учтивым.

– Нет. Извини, но мне некогда, – отведя взгляд, твердо ответил он.

Аня поняла, что если она хочет добиться какого-то результата сейчас – ей нужно двигаться только напролом. И быть честной.

– Пожалуйста, мне очень нужна твоя помощь.

Андрей снова взглянул на неё, но во взгляде была только подозрительность и лёгкое раздражение. Ему не нравилось, что он колебался. Он перестал сопротивляться тому факту, что Аня красива и нравится ему, но всё равно внушал себе, что помимо этого она ничего для него не значит, что он больше не поведётся на её чары. И, тем не менее, теперь он стоял, как столб, и боролся сам с собой.

– У тебя тут вон целый город лакеев, – холодно ответил Андрей. – Любой из них с радостью тебе поможет. Извини, но у меня правда нет времени.

Он сделал движение, собираясь развернуться, и Аня, видя, что не может до него достучаться, рефлекторно перешла в последнее отчаянное наступление.

– Черт, Романов, неужели я так много прошу? Пожалуйста, хотя бы выслушай меня! – в отчаянии выкрикнула она.

– Не далее чем вчера ты заявляла мне совсем другие вещи, – с легкой ехидцей бросил он через плечо, медленно отходя за машину. – И там не было ни слова ни о какой помощи. Что изменилось за ночь?

Воробьёв, всё это время невольно слушавший их диалог, закончил заправлять машину и отложил в сторону пустую канистру.

– Я закончил. По готовности можно отправляться, – флегматично бросил он, уходя.

Наступил момент, когда Аня должна была по-настоящему переступить через себя, если она действительно хотела найти отклик в Романове.

– Андрей, пожалуйста, прошу, умоляю, просто выслушай меня, – тихо, но так чтобы он услышал, попросила она.

Девушка сложила вместе ладони и её глаза предательски заблестели, а голос слегка надломился. Правда, она не готова была наверняка сказать, почему это произошло – из-за того, что её просьбы тонули в озере его безразличия или от того, что ей действительно приходилось унижаться и просить о чём-то человека, который не желал ей помогать.

Андрей остановился, обернулся и снова взглянул на неё, удивленный услышанным. Это же надо – целая Аня Владова снизошла до просьб? Да ещё и до мольбы? Хмм…

– Что я слышу, Анна Игоревна? А куда делась ваша гордость? Где тот лёгкий налет высокомерия, который был ещё вчера? Неужели мои малозначительные секреты так важны для Игоря Алексеевича, что он заставил свою дочь разыгрывать целый спектакль и унижаться перед ничтожным сержантом, лишь бы узнать их?

– Что? – только и смогла выдавить сбитая с толку Аня и запнулась в растерянности.

У неё был достаточно острый ум, чтобы быстро связать некоторые события и довольно скоро до неё начало доходить в чём дело, а картина их взаимоотношений стала проясняться. Андрей считает, что она шпионит за ним по заданию отца. Как он мог такое о ней подумать? Господи, неужели и здесь отец виноват в том, что она потеряла расположение и доверие даже человека, которого видела лишь дважды в жизни? Её начала накрывать обида: на отца, на себя, на всех на свете за всё, что происходило с ней в последнее время. Этого просто не могло быть, она не могла поверить в то, что в одночасье весь мир стал ей враждебен.

– Андрей, пожалуйста, умоляю, удели мне хотя бы пять минут, – попросила она и слёзы, которые вновь начали прорываться наружу, в этот раз было не остановить. – Поговори со мной, позволь тебе всё объяснить.

Она робко шагнула к нему, молитвенно сложив руки. Первая слеза стекла по её красивому лицу.

– Прошу тебя, прошу, – шептала она.

Вдогонку за первой, по её щекам одна за другой потекли новые слёзы. При виде этого у Андрея внутри всё перевернулось. Плачущая красивая женщина была поистине серьёзным оружием, способным тронуть его сердце. И сейчас это отлично работало против его язвительного высокомерия. Целых три секунды он сопротивлялся, а потом шагнул к ней и заключил в объятия, не имея сил смотреть на то, как она плачет.

– Пожалуйста, пожалуйста, – продолжала шептать она, а слёзы все текли и текли по лицу.

Игорь, Сева, Кот и Толя Черенко, украдкой наблюдавшие всю эту душераздирающую сцену из-за машины, скептически переглянулись. Толя недовольно фыркнул.

– Ну всё, выезд откладывается на неопределенный срок, – фаталистично заключил Игорь.

– А я вам говорил, я вас предупреждал – надо было найти пацану бабу, такую чтобы наверняка его трахнула, – с досадой поучительно сказал Черенко, глядя на Севу. – А вы – отстань от него, парень сам разберётся, бла-бла-бла. Теперь неделю тут сидеть будем.

– О, какой ты, – с наигранной обидчивостью сказал Игорь. – А мне ты бабу не предлагал найти.

Кот слушал этот диалог с нескрываемым интересом.

– Балбесы вы оба, – заключил в свою очередь Сева, глотая какую-то таблетку и запивая её водой из фляги.

– Во всей этой истории я только одного не могу понять, – сказал вдруг Кот, указав пальцем на Андрея. – Почему ему можно такую женщину, а мне – отец яйца оторвёт?

Все захихикали, и Толя с Севой убрались прочь, не желая больше смотреть на ту леденящую душу нормального мужика санта-барбару, что происходила возле машины.

Бросив парням короткое «я скоро вернусь», Андрей увёл Аню далеко в сторону, туда, где никто им не мешал поговорить. Аня все ещё всхлипывала, с трудом борясь с переполняющими её эмоциями. Она чувствовала, что ещё чуть-чуть и она бы действительно осталась совершенно одна, и сейчас была благодарна Андрею хотя бы за то, что он всё же передумал и не отвернулся от неё. По крайней мере, пока что.

Они сидели бок о бок на деревянных ящиках неподалёку от склада. Андрей задумчиво глядел себе под ноги, не понимая, что должен делать дальше. Обняв её, он ощутил целый коктейль из невероятных по силе эмоций, которые вывернули его душу наизнанку, и сейчас он с удивлением тщетно пытался понять, что это было. Аня, переживающая, что он действительно может уйти, что было сил пыталась унять своё волнение и как можно скорее начать разговор, к которому так стремилась.

– Прости меня, пожалуйста, – начала она, ещё слегка всхлипывая.

– За что? – сухо спросил Андрей.

Он повернулся к ней, пытаясь взглянуть ей в глаза, но она пока прятала взгляд.

– За моё вчерашнее поведение, за высокомерие, за гордыню.

– Ах, ты об этом… Считай, что этого не было.

Он замялся. Когда она начала говорить, то выбила Андрея из того сосредоточенного на себе состояния, в котором он пребывал, и теперь он вновь начал задумываться о том, что же всё-таки происходит.

– О чём ты хотела поговорить? Надеюсь, не о вчерашнем? – осторожно начал он, стараясь придать голосу как можно больше сухости, но при этом не обидеть девушку.

Аня несколько раз шмыгнула носом, достала из кармана куртки платок и в очередной раз вытерла лицо.

– К сожалению нет.

Андрей не торопил её. Он терпеливо ждал, глядя на неё, ожидая, что она посмотрит ему в глаза.

– На самом деле это длинный разговор, – начала Аня. – Начну вот с чего. Скажи, почему ты так отнёсся ко мне вчера?

– Как? О чём именно ты говоришь?

– Когда мы расстались в Ольховке – мы были друзьями. Но вчера в вертолёте и потом на улице я чувствовала холодность и отстранённость – ты избегал меня, не хотел даже разговаривать. Почему?

Это был неприятный вопрос. Ещё более неприятным был ответ на него. Андрею не хотелось его озвучивать.

– Почему ты спрашиваешь?

Аня помолчала немного. Ей трудно было ответить однозначно. И трудно было сказать правду, но она должна была это сделать.

– Слишком много всего произошло со мной за последнее время. Я потеряла друзей, всё своё окружение… Друзья погибли из-за меня, – слезы снова стали наворачиваться, но она старалась дать им решительный бой. – Меня унижали… Я прошла через ад.

– Унижали? Тебя? – удивился Андрей и попытался перевести это в шутку. – И эти люди ещё живы?

– Более чем.

Андрей, глядя на Аню, изогнул одну бровь.

– Не верю, что твой отец кому-то позволит тебя унижать.

– Себе может позволить.

Это ещё что означает? С каждым её новым словом Андрей всё больше запутывался.

– Увидев тебя, я обрадовалась, потому что впервые за долгое время увидела дружеское лицо. По крайней мере, поначалу я думала, что могу называть тебя другом, но потом по твоему поведению увидела, что что-то не так.

Она, наконец, подняла лицо и взглянула в глаза Андрею.

– Так что не так? Скажи?

Андрей замялся, не зная, что говорить. Он не горел желанием раскрывать ей свои истинные мысли – девушка могла бы принять это за оскорбление.

– Тебе не понравится мой ответ.

– Если ты думаешь, что можешь сделать мне больно, то ошибаешься – невозможно ударить ножом в сердце, на месте которого огромная дыра. Я и так уничтожена – ничто уже не сможет сделать мне хуже.

– Звучит довольно мрачно…

– Не увиливай, пожалуйста. Так что не так? Ты можешь ответить или нет?

Её настойчивость заслуживала ответа. Андрей замешкался, поднялся с ящика и принялся медленно ходить возле Ани. Она пристально следила за ним, ожидая увидеть его взгляд, когда он заговорит, но ему не хватило духу посмотреть ей в глаза.

– Понимаешь, мне нужен честный ответ на один вопрос… Но беда в том, что я не верю тебе, поэтому даже если ты ответишь честно – я всё равно буду сомневаться.

– Хмм… Неприятно это слышать… Но ничего. А что до твоих слов – я буду честной. Обещаю.

– Прости, но проблема в том, что я всё равно не поверю.

Аня немного смутилась.

– Ну, для начала хотя бы задай вопрос.

Теперь Андрей всё-таки взглянул ей в глаза. Он долго смотрел в них, надеясь увидеть непонятно что.

– В Ольховке – ты шпионила за мной?

– Что? – глаза Ани расширились. – Конечно же нет! Как ты мог такое подумать?

Андрей позволил себе кривую ухмылочку.

– Господи, Андрей, ты можешь мне не верить, но хотя бы объясни, что привело тебя к такой мысли?

Романов, не убирая своей паскудной ухмылочки, задумался. В принципе – какая разница узнает Владов о его подозрениях или нет? Разве это уже имеет хоть какое-то значение? Ильченко больше нет и вся та история давно в прошлом, так что можно открыть карты.

– Есть мнение, что ты специально тесно общалась со мной, чтобы выведывать у меня информацию о наших планах. Что втиралась в доверие и приходила ко мне только с этой целью.

Аня, вскинув брови, чуть заметно отрицательно покачала головой. Пока что молча. Ей было обидно это слышать. Обидно и… больно… Она думала, что подобные вещи больше не могут ранить её, но ошиблась. Или всё дело в том, что это говорил именно Андрей?

Романов продолжал.

– Есть мнение, что тебя подослал твой отец. И в последний вечер перед нашим отъездом… Признайся честно – он хотел выяснить, что я узнал о «Рассвете», да?

Ужас, проскользнувший в глазах Ани, стал для Андрея ответом. На его лице появилось выражение плохо скрываемого торжества. Но он ошибался.

– Ответь, ведь уже нет никакого смысла отпираться. Просто признайся…

– Замолчи.

Она завертела головой, пытаясь понять, кто из снующих неподалеку людей может быть соглядатаем, приставленным к ней.

– Значит, я всё-таки прав…

– Ничего ты не прав. И ты даже не понимаешь… Не произноси больше слова… а лучше вообще ничего не говори, – она перешла на шепот. – Нам нужно уйти отсюда. Куда-то, где никто не сможет нас подслушать. И там я расскажу тебе всё. Тогда ты поймёшь насколько ошибаешься.

Нахмурившись, Андрей некоторое время с сомнением смотрел на неё, но обдумав ситуацию, решил согласиться.

Они долго бродили возле вокзала, подыскивая подходящее место, и в итоге отошли от него достаточно далеко. На возвышенности стоял памятник Ворошилову, возле него было пару давно разрушенных временем скамеек, на одной из которых ещё можно было кое-как сидеть. Рядом не было ничего, что позволило бы спрятаться и подслушать их разговор. Даже если наблюдатель и ухитрился бы устроиться где-то неподалёку, то хотя бы не мог ничего слышать, не приблизившись и не выдав себя.

Там Аня, сидя на неудобной скамейке и сдерживая рвущиеся наружу слёзы, рассказала Андрею всё: как он посеял в ней интерес к «Рассвету», как она начала копать, как подрядила под это дело Ткаченко, как он сомневался в успехе мероприятия и пытался её отговорить, а она, дура набитая, угрожала ему самым подлым и низким способом, на который только была способна, и заставила сделать то, чего делать было ну никак нельзя. А далее, уже совсем не имея сил сдерживать то и дело текущие по лицу слёзы, Аня рассказала ему, как на её глазах арестовывали её лучших друзей.

Она заново пережила весь тот кошмар, и когда сил рассказывать совсем не оставалось, она просто тихо заплакала, давая выход эмоциям. В этот момент Андрей, до этого в тягостном молчании, словно часовой, ходивший рядом, присел, обнял её и прижал к себе. Трепет от её близости перемешивался с сочувствием к ней и с подавленностью, которая накатила на него от понимания тех разрушительных событий, что произошли с Аней и, вероятно, могут произойти и с ним тоже.

Выплакавшись, Аня продолжила рассказ, поведав Андрею о том, как умоляла отца пощадить их, валяясь у его ног, и какой в итоге получила приговор. Упустила она лишь то, как её переодевал Штерн. Этого она рассказать просто не смогла.

В конце, после долгого молчания, она рассказала Андрею всё, что смогла узнать о «Рассвете» от Ткаченко. Передав эту скудную информацию Романову, она надеялась, что теперь жертва её друзей, возможно, принесёт хоть какую-то пользу.

Андрей был в шоке от услышанного. Никак он не мог ожидать, что на плечи этой хрупкой девушки может свалиться нечто подобное. Особенно не ожидал он, что такие удары будет наносить ей её отец. Да, теоретически она сама своими действиями привела к такому, и допустим, наказать этого Ткаченко Владов не просто мог, но и должен был, но зачем он повёл себя так же и с Таней? И почему «Рассвет» и его тайны оказались для него дороже дочери, которую он фактически сломал своими действиями?

Но главное, что теперь Андрей сам поверил ей. Не то, чтобы это была чистая вера, какой достоин незапятнанный человек, нет. Тут было другое – он просто должен был ей поверить. Потому что если и это окажется ложью, если выяснится, что люди способны ТАК лгать… после такого те крохи искренней веры в людей, что у него ещё оставались, окончательно рассыплются в прах, и тогда уже даже слёзы женщины не смогут разжалобить его.

– Это что-то невероятное, просто запредельное… – тихо проговорил он, всё ещё прижимая Аню к себе. – Во что же мы с тобой влезли?

– Я не знаю, – прошептала она. – И больше не уверена, что это верный путь к ответам, которые мы оба ищем.

Аня была так близко, как никогда раньше. Несмотря на свою тревогу, на мысли о том, что она пережила, Андрей не смог игнорировать близость девушки, не удержался и приложил губы к её волосам. Он осторожно втянул их запах – запах ромашки и ещё каких-то трав. И понял, что любит этот запах.

Он восхищался ею. И не столько её красотой, сколько решительностью, стойкостью и упорным желанием достигать своего. Он ошибся – её надломили, но до конца так и не сломали, хотя по её рассказу Андрею стало ясно, что Владов вполне способен это сделать. Однако, даже при такой угрозе, пусть даже после собственных ошибок, даже когда обстоятельства или жизнь наказали её, поставили на место, он чувствовал, что несмотря на глубокую, почти смертельную рану, несмотря на раскаяние она всё равно всё ещё способна идти дальше.

– Уезжай с нами? – неожиданно для самого себя вдруг предложил он и содрогнулся, испугавшись собственных слов.

– Что? – Аня подняла на него широко раскрытые в изумлении чёрные глаза.

Он уже начал, «А» было сказано, и теперь ему проще было найти в себе силы продолжать.

– Поехали со мной? Найдём ответы вместе?

Несколько секунд они зачарованно смотрели друг на друга, изумленные каждый по-своему. Она – его граничащим с безумием, но таким чистым и искренним предложением, он – своей смелостью предлагать подобное.

– Что скажешь? – с надеждой и легким страхом добавил Андрей.

Он чуть-чуть опустил голову, чтобы лучше видеть её глаза, а она, понукаемая чистым душевным порывом, прошла остальную часть разделяющей их дистанции и нежно прикоснулась к его губам своими. Две души, прошедшие совершенно разный путь, но познавшие сильные страдания, соединились в едином порыве, привлекаемые друг к другу, два сердца забились в унисон. Поцелуй был долгим, очень долгим, а ощущения, что заполняли обоих, поглотили их целиком, перенеся в иное измерение, вырвав из того мира, в котором по отдельности они так сильно страдали.

Конечно, она не могла поехать с ним. И дело было вовсе не в том, что она этого не хотела. Позже, когда чувства и нахлынувшие эмоции немного отпустят их, обоим станет понятно, что такая авантюра обернётся для них болью гораздо более сильной, чем оба они испытывали в своей жизни до этого. И боль эту им принесет её отец, когда найдёт её. А в том, что он найдёт, ни один из них не сомневался.

Но пока они были счастливы, и те несколько часов, что они просидели на той страшно неудобной лавке, стали для них маяком радости и счастья, к которому они оба будут теперь всегда стремиться.

Прощаясь, они стояли, взявшись за руки, и всё никак не решались отпустить друг друга. Каждый втайне боялся, и не безосновательно, что это может быть их последняя встреча. Возможно, ни один не мог сейчас сказать, что любит, тем не менее, чувства, которые оба переживали, тоже были очень сильны.

Он, наконец, нашёл женщину, которая могла бы стать ему другом, с которой он смотрел в одну сторону, стремился к одной цели и более того – которая способна была действовать вместе с ним. И ему страшно было отпускать её от себя, такую хрупкую и беззащитную, ведь он действительно мог её больше не увидеть.

Она встретила, наконец, мужчину, который сильно отличался от других. Его интерес к ней не проявлялся лишь в плотоядных взглядах, и он не боялся её отца, как все остальные, включая ненавистного ей Штерна. Но главное – он понял её и хотел быть рядом. Ради неё он готов был рисковать собой.

Может, он был наивен. Может, глуп. Но он поверил ей, поверил слезам, словам, чувствам. Захотел поверить.

– Прости, что сомневался в тебе, – глядя ей в глаза, сказал Андрей. – Давай больше никогда не будем прислушиваться к чужим голосам, а всегда говорить друг другу только правду?

Она, чуть ли не впервые в жизни полностью отдавшаяся во власть эмоций и чувств, тоже изумлялась тем ощущениям, которые испытывала, и ей захотелось измениться, стать лучше ради него.

– И ничего не скрывать друг от друга, – горячо поддержала Аня. – В недоговоренности тоже прячется ложь. Она накапливается, накапливается до тех пор, пока не вырастает в одну огромную неправду. И тогда она обесценивает всё.

– Согласен, – Андрей снова привлёк её к себе и крепко обнял.

Ему казалось, что он чувствует, как между ними перетекает энергия, причём она не сбегала от одного к другому, а будто удваивалась и возвращалась обратно.

– Поцелуй меня, – попросила Аня. – Пусть поцелуй будет вместо прощания.

Андрей с радостью исполнил её просьбу.