Мечты марионеток

Глава 2.3

Майор лгал. Ни Толика, ни Игоря им поймать не удалось. Парням повезло – они спаслись благодаря Максиму, бездомному мальчишке, к которому оба они поначалу отнеслись с непониманием и даже брезгливостью. И пока Андрей приходил в себя в застенках КГБ «Нового порядка», они что было сил мчались к своему отряду.

Максим провел своих новых друзей тем же самым ходом, который использовал связной Посредника, и о котором знали считанные единицы в городе. Мальчик хитрил, когда говорил, что боялся следить за связным – тот был слишком интересным субъектом среди серой массы жителей «гостевого квартала» Иваново, чтобы не заинтересовать от природы любознательного Максима. Разумеется, он боялся обещанной связным кары, но любопытство было сильнее. Кто проделал ход – сам связной, или кто-то до него, было неизвестно, но этот же человек и обезвредил мины за валом. Максим ничего не знал ни о минах, ни о том, что они обезврежены, потому путь через коротенькое минное поле был полнейшей импровизацией и каждое мгновение Игорь с Толей ожидали взрыва. Преодолев минное поле, Черенко перекрестился и поблагодарил бога, потому что по его мнению только какие-то высшие силы могли помочь им целыми выползти ночью из заминированных зарослей кустарника. Знал бы он, что мин там нет…

Оказавшись на дороге, Игорь бросился было бежать, но Толик осадил его, предположив, что за ними могут выслать погоню, и предложил пробираться через лес. На этом его здравые идеи закончились: он переключился на мысли об Андрее, начал думать о том, как его освободить и что парня ждет в плену. Он настолько завис в этом, что понемногу начал впадать в панику и в дальнейшем это аукнулось. Всё доходило вплоть до того, что Толя на ходу придумывал, как организует штурм города и отобьёт Андрея. Игорь тоже понемногу выходил из своего приподнятого состояния и всё больше впадал в то отчаяние, которое наблюдалась у него после пленения Андрея.

Самым здравомыслящим среди троицы оставался бездомный мальчик с тяжелой судьбой. Именно он услышал рокот двигателей и заметил свет фар погони или ещё кого, и обратил на них внимание остальных. Кто бы это ни был – они не могли заметить их с дороги, но все равно беглецы на всякий случай затаились, пока шум машин не стих в ночи.

Добравшись до отряда, они настолько выдохлись, что буквально повалились с ног. В психологическом плане Игорь все больше сдувался, да и Толик, казалось, тоже. Усевшись у дерева, он сбивчиво пересказал произошедшие события.

Новость о пленении командира подействовала на отряд, как разорвавшаяся рядом бомба – ошарашенные и подавленные, люди молча выслушали Толика, переводя взгляд то на потухшего Игоря, то снова на измождённого Толю, через силу заставляющего себя продолжать рассказ. Самообладание сохраняли только Алексей, да вечно невозмутимый Воробьев. Даже Руми заметно нервничала, только никто сейчас не обращал внимания на Руми. Впрочем, как и всегда.

Корнеев, не перебивая, выслушал Толю, но не стал ничего предлагать, сославшись на то, что в любом случае ночью в Иваново точно не попасть, к тому же их форма там слишком хорошо известна, поэтому лучше дождаться утра и тогда уже решать, что делать. Последовавшее напряжённое молчание было то ли одобрением его предложения, то ли признаком полного морального бессилия, но вскоре люди заново начали устраиваться на отдых.

Однако немногие смогли заснуть, до утра ворочаясь и пытаясь представить, как события будут развиваться дальше. Так получилось, что всё, что они делали, зависело от Андрея. Конечно, все знали, какие перед группой стоят задачи, но никто особо не задумывался, как их решать – для этого существовал командир. К тому же, у большинства не было такой сильной личной мотивации, как у Романова, который всему задавал вектор. Люди прекрасно понимали, что выполняют важные задачи, что приносят большую пользу своей организации, но в силу разных причин не готовы были рыть землю так, как это делал Андрей, и ограничивались лишь выполнением приказов. Теперь же кто-то должен был взять на себя инициативу и ответственность за жизни остальных, но желающих оказалось немного. Но главное – похоже, что никто, кроме Алексея теперь не знал как действовать дальше.

Толик же воспринял потерю Андрея, как гибель собственного сына и переживал от этого особенно сильно. Не сомкнув за ночь глаз, он вновь впадал то в панику, то в депрессию и в таком состоянии, разумеется, не мог родить ни одной разумной мысли.

Как только небо начало сереть, Толя поднял всех и устроил совещание. Хороших, толковых идей никто, разумеется, не озвучил, поскольку мало кто представлял себе как можно проникнуть в чужой, хорошо охраняемый город, найти там пленника и вывести его оттуда. Один только Толя предлагал безумные идеи про штурм или захват заложников.

– Там целая армия. Города «Нового порядка» – это города-крепости, – напомнил ему Корнеев. – Туда не получится вломиться, размахивая оружием и паля во все стороны.

– А что предлагаешь? Оставить его там? – тут же вскинулся Толик.

– Предлагаю не пороть горячку и подождать – пусть страсти немного улягутся, – спокойно предложил Лёша. – Сейчас там наверняка ищут вас и переворачивают вверх дном весь гостевой квартал. Так что мы не можем ему помочь. Никак. И с этим придётся смириться.

– Вертел я тебя и твои предложения! Не будем мы ни с чем мириться! – вскричал Толик. – Мы своих не бросаем! Я не знаю откуда ты и что в жизни делал, но не думал, что ты такое говно!

Наступила пауза, по мере продолжения которой напряжение среди членов отряда возрастало в геометрической прогрессии. Хоть до стычек никогда не доходило, но все подсознательно понимали, что при всей своей силище с Корнеевым Толе не справиться, и обманчивая тщедушность последнего по сравнению с Толей уже никого тут не вводила в заблуждение. Так же большинство ожидало от Корнеева каких-то действий в ответ на это оскорбление. Кирилл даже поднялся и подошел поближе к отцу, намереваясь то ли помочь ему в драке с Лешей, то ли желая удержать его от этой драки.

Но Алексей повел себя иначе. Да, он бросил на Черенко недобрый взгляд, что было редкостью – после Воробьева Корнеев занимал второе место в отряде по скудности выражения своих эмоций, но драку не устроил. Он поднялся, бросил короткое: «Я все сказал», и отошёл к замаскированной в кустах машине, бросив оттуда: «Дайте подумать».

Его автомат стоял у правого переднего колеса, а винтовку он достал из салона и перенес на капот, затем принялся осматривать затвор.

– Едрена вошь, – не стерпел его спокойствия Толик, – Андрей не просто командир – он наш друг, и мы должны освободить его. И вообще – ты мог бы пойти с ним вместо меня. Ты там бывал, знаешь их порядки и мог знать, к чему все идет! Но вместо этого ты сидел тут, как заяц в норе!

– По-твоему, я – Нострадамус? – съязвил Корнеев, не глядя на Черенко. – Что бы я сделал? Напугал бы его страшными сказками? Или привязал к батарее?

Нахмуренный Толя заскрипел зубами и поднялся, глядя на Лёшу. Тот, по-прежнему занимался своим оружием, не обращая на него внимания. Взвинченного Черенко ещё больше раздражало такое поведение Корнеева и тогда в голову ему пришло то, чего делать не стоило.

Толя в несколько быстрых прыжков подскочил к игнорировавшему его Алексею, на ходу выхватив пистолет, и приставил его к затылку Корнеева. Алексей, не оборачиваясь, медленно положил винтовку на капот и опустил руки.

Всё это было настолько неожиданным, что большинство так и остались сидеть на своих местах, не веря в происходящее. Первым опомнился Воробьев.

– Толя, опусти пистолет! – потребовал он.

– Не буду я доверять человеку, который срать хотел на нашего командира. Он так же срать хотел и на нас! – прорычал Черенко.

– Толя, успокойся и убери оружие! – на помощь Сергею пришёл Сева. – То, что ты делаешь, Андрею не поможет.

Алексей продолжал спокойно стоять. Он смотрел то на Кирилла, подошедшего и с испуганным лицом стоявшего напротив, то на нахмуренного Севу, зашедшего сбоку и укоризненно смотрящего на Толю. Затем он сделал то, что называется «мастер-класс».

Резко наклонив голову немного влево, он слегка присел и, быстро обернувшись, левой рукой ударил по вытянутой руке Толика. Рука с пистолетом качнулась вправо, опешивший от такой неожиданности Толя не сразу понял, что происходит, а Алексей, пользуясь растерянностью противника, перехватил и заломил кисть руки с пистолетом, нырнув под нею, отнял оружие, а потом, высвободив руку противника из захвата, рывком развернул Толика лицом к себе, и прямым ударом врезал ему в подбородок. Прежде, чем Толя успел упасть на землю, Алексей уже вынул из пистолета магазин, передёрнул затвор, с лёгким звоном отправляя выскочивший патрон в свободный полёт, и отбросил пистолет вместе с магазином в разные стороны. Его лицо было всё так же спокойно, будто вовсе не ему только что угрожала смертельная опасность.

Такой самоконтроль не мог не впечатлять. Всё произошло так быстро, что не все до конца поняли, как это случилось, даже сам Черенко. Зато ни у кого больше не возникало желания спорить с Лешей или как-то иначе пытаться доказывать ему свою правоту.

Майор Каржин сидел на широкой лавке у большой лакированной двери в огромном холле с гранитным полом. Стены холла были аккуратно выкрашены, плинтусы вымыты, на окнах висели красивые шторы, а сами окна были чистыми и опрятными. Это было бывшее здание мэрии, которое и после эпидемии продолжало выполнять ту же функцию. В одном крыле здания находился офис местной службы КГБ, в другом – кабинеты городских начальников: Олега Рабиновича, который был главным, но о-чень редко появлялся на своем рабочем месте, и его заместителя, а по большому счету реального управляющего городом – Андрея Николаевича Миллера. Именно последнего ожидал майор.

Наконец, дверь открылась и из неё показалась симпатичная молодая девушка по имени Настя, которую гость хорошо знал – это была секретарь Миллера. Опытный глаз следователя сразу отметил, что выглядит она немного помято, и ехидно улыбнулся. Он и сам был не прочь отодрать эту худенькую брюнетку с шикарной задницей и сиськами, да вот только по-доброму она не соглашалась. Что ж, нужно проявить терпение. Он доберется до неё потом, когда Миллеру она наскучит и он выбросит её, как Светку.

Охо-хо, Светка была хороша… И умела многое. И где Миллер их набирает?

– Прошу, входите, – тоненьким голоском пропела Настя и быстро скрылась за дверью.

Каржин поднялся, взял с соседнего стула небольшую папку с бумагами, которую принёс с собой, и вошёл в приёмную, вспоминая о том, как хороша была предыдущая секретарша Миллера и как она умоляла его её не трогать, а потом, понимая, что иначе будет только хуже, увлеченно отдавалась ему.

Настя уже сидела за своим столом и указала майору на дверь справа от неё, мило улыбаясь. Но Каржин видел за её улыбкой плохо скрываемый страх и не смог не ухмыльнуться.

– Андрей Николаевич ждёт вас, – снова пропела Настя.

Майор направился к указанной двери, в который раз представляя, как она будет рыдать и умолять его простить её выкидоны.

Как только он отвернулся, улыбка на лице Насти сменилась настороженностью: их гость вызывал инстинктивное чувство опасности у многих в этом городе, и она не была исключением. Да и его пошлые и недвусмысленные взгляды пугали её с каждым разом все больше. Она даже не представляла себе, какая судьба её ждет. Как и других женщин, на которых Каржин положил глаз, но которых ему нельзя было немедленно заполучить в силу обстоятельств.

В кабинете в роскошном кожаном кресле за большим столом из красного дерева сидел и улыбался тот самый Андрей Николаевич. Это был приятной наружности мужчина, улыбка которого всегда была такой искренней, что невозможно было отличить когда она вызвана хорошим расположением духа, а когда требованиями этикета. Одет он был в строгий тёмный костюм с галстуком – отличительная черта руководителей «Нового порядка», гладко выбрит и пахнул одеколоном. Вряд ли одеколон предназначался для посетителей, скорее всего, он был для Насти.

Начальство майора отсутствовало, а в таком случае отчитываться по особо важным и безотлагательным делам ему приходилось перед Миллером. Майор вошел в его кабинет немного сжатой походкой. Он никак не мог научиться скрывать свое волнение во время встреч с людьми, обладающими большей властью, чем он. Таких людей он инстинктивно ненавидел и с радостью отправил бы на допрос, но к сожалению пока не мог, вот и приходилось ему бороться со своими комплексами даже не понимая ни их природы, ни самого их наличия у себя.

– Какими судьбами, майор? – спросил Андрей Николаевич, приподнимаясь в кресле и протягивая руку вошедшему. – Неужели уже закончил со шпионом?

– Не совсем – первая стадия, – уклончиво ответил гость.

– Первая стадия? – поинтересовался хозяин кабинета.

– Да, – кивнул майор. – Первая – психологическая обработка. На второй будет физическая. А на третьей – комбинация из двух первых.

Андрей Николаевич измерил гостя внимательным взглядом. Этот майор из комитета безопасности всегда настораживал его. Он слыл злым, жестоким и беспринципным человеком, в руки которому лучше не попадать. Методы, которые он использовал, были не только жестокими, но и ужасными. Как-то раз на одной пьянке, где собралось много руководства, выпивший Каржин на полном серьезе взялся рассказывать ему о том, что нет ничего интересного в том, чтобы просто избить или унизить человека. Он считал, что нужно обязательно изувечить его, причем очень важно именно попрыгать ногами на теле человека, а ещё лучше – на голове. Последнее обязательно нужно делать в присутствии подельников – завидев такое смертельное действо, все они наперебой начинают давать показания и во всем сознаваться.

А год назад Миллер присутствовал на допросе одного засланного казачка из торговой гильдии и то, что вытворял с ним Каржин, вызвало у Миллера шок и чувство отвращения к майору, оставшееся навсегда. Но, как ни крути, методы его были весьма действенными, а это было главным в нынешнее время. К тому же не в силах Андрея Николаевича было решать кадровые вопросы службы безопасности.

– Так, а чего ты тогда пришёл? – Миллер озадаченно вскинул брови.

– Интересные вещи говорит, – не вдаваясь в подробности, объяснил майор. – Вот, почитайте.

Андрей Николаевич взял протянутые майором бумаги и быстро пробежал глазами. Выражение его лица менялось время от времени, становилось то хмурым, то задумчивым, то безразличным. Майор с присущей ему внимательностью следил за реакцией собеседника.

– Снова этот Посредник, – нахмурился Андрей Николаевич. – Это третий или четвертый раз?

– Третий.

– Интересно, кто он. И в самом ли деле всё знает, или это какая-то уловка?

Майор молча пожал плечами. Когда они в прошлый раз вышли на посредника – он взорвал себя и ещё троих комитетчиков гранатой. Раз появился новый посредник – это хорошо организованная сеть, где выбывших агентов оперативно заменяют. Вопрос только чья она? Миллер продолжил читать.

– И что думаешь по парню? – спросил он, закончив чтение.

– Сидит в карцере. Размышляю, какую тактику предпринять, – в привычной манере ответил майор, желая похвалиться своей хитростью. – Было видно, что он сломался на допросе. Простой трюк – я привёл переодетого в его собственную форму «отработанного» и представил его, как пойманного напарника…

– Пожалуйста, не нужно этих деталей, – скривился Миллер. – Давай по существу.

Каржин кивнул.

– Короче, я ожидал, что он расколется, но то ли он на свой возраст слишком стойкий, то ли слишком умный…

– Или говорит правду, – закончил за майора Андрей Николаевич, снова с интересом вчитываясь в отчёт. – Романов Андрей Викторович… знакомая фамилия. Где я мог её слышать?

– Да где угодно – она часто встречается, – вставил майор.

Миллер почесал висок, затем погладил подбородок, размышляя. Как-то многовато уже для него Каржина на сегодня.

– А что с радиочастотой? Пытались связаться с его командованием? – продолжил он вскоре.

– Да врет он, и частота эта – блеф…

– Пытались или нет? – строже спросил Андрей Николаевич.

– Ещё нет. Только сегодня ночью получили.

– Ну, так сначала нужно все проверять, а потом приходить ко мне! – совсем строго отчитал майора Миллер, хотя на деле был рад, что у него появился повод избавиться от компании безопасника.

Каржин стиснул ручку стула и коротко кивнул – он не любил, когда на него повышали голос. И Миллера он тоже не любил. По его мнению Миллер был слишком мягким, а такие люди майору не нравились – он считал их скользкими и непонятными, поэтому часто бесился из-за того, что подобные тут руководят.

– Дело в посреднике. Хотел это с вами обсудить. Мне кажется, что это какой-то хорошо законспирированный агент, который собирает разведданные, но парень уперся и ничего о нем не говорит.

Андрей Николаевич разыгрывал спектакль, делая вид, что фамилия Романов показалась ему всего лишь знакомой. Он отлично помнил её. Но майор был прав – она действительно очень распространённая и вероятнее всего в данном случае не имела ничего общего с человеком, о котором сейчас думал хозяин кабинета.

Миллер задумчиво смотрел на майора, вертя в руках шариковую ручку. Если бы у него было больше работы, возможно, он бы просто пробежал отчёт глазами и вернул бы майору с приказом «закончить», но в данный момент работы было немного, а настроение – чересчур хорошим. Этому немало поспособствовала Настя, впопыхах убежавшая из этого самого кабинета одеваться всего за несколько минут до прихода майора. Всё это в определённой мере повлияло на решение Андрея Николаевича, поэтому он решил поступить совсем не так, как ожидал майор.

– Говоришь, он должен был встретиться со мной? Тогда знаешь что… Устрой мне встречу с этим Романовым – хочу с ним поговорить, – попросил он и, криво улыбнувшись, добавил. – И не трогай его пока, а то говорить будет не с кем.

Майор нахмурился, но вопросов задавать не стал. Обсудив ещё пару рабочих моментов, он удалился, отказавшись от запоздавшего кофе и чуть не сбив в дверях Настю с подносом в руках. Отчёт остался на столе у Миллера.

Как и обещал, майор уведомил Андрея Николаевича о том, где и когда он может встретиться с пленным. Приближалось оговоренное время, но Миллер, погруженный в свои дела, совершенно забыл и о своей просьбе, и о самом Андрее Романове, сидящем в темном и сыром карцере.

Андрей очень страдал и в физическом, и в психологическом плане. После допроса он всё время находился в прострации. Жестокая и мучительная смерть Толика, которую, как он думал, ему довелось увидеть, все никак не уходила, вновь и вновь возникая перед глазами. Второй день он не мог уснуть, не мог забыться, чтобы убрать с глаз эту ужасающую картину, и каждый раз он методично, словно псих, убеждал себя, что если ему суждено ещё раз встретиться с Каржиным – он убьет его, даже если за это ему самому придется умереть.

Юношество Андрея прошло в деревенской среде, а там трудно не начать верить в бога, когда все вокруг постоянно молятся и носятся с иконами. Вот и Андрей иногда обращался к богу с просьбами. Но в последнее время, часто рискуя жизнью, попадая в критические ситуации, под обстрелы, когда пули со свистом пролетают в сантиметре от головы, вгрызаются в землю, обдавая комками и осколками земли, в такие моменты перестаёшь верить в бога, в то, что он может уберечь от того, что неизбежно. Начинаешь верить в случай, в судьбу, в провидение, во что угодно, но только не в бога. И с каждым днём, проведенным в застенках, вера Андрея все больше таяла. Теперь он больше верил в выбор, особенно приняв тот факт, что всё, что с ним происходило было результатом его собственных решений.

В кабинете Миллера было куда веселее. На столе стояла бутылка коньяка, две рюмки и закуска, состоявшая из лимонов и черной икры – за воротами города за подобное лакомство запросто можно было поплатиться жизнью. Андрей Николаевич сидел в кресле, а Настя – у него на руках. После нескольких рюмок коньяка, он мог думать только о ней, о её упругой попке, о такой мягкой, податливой и приятной груди, о нежных мягких губках… А ей хотелось немного пошалить, поддразнить своего начальника перед тем, как он снова возьмёт своё.

Её взгляд упал на тоненькую папку, лежавшую в стороне. Это была папка, принесённая майором Каржиным – она запомнила её, потому что видела её у него в руках, а потом ещё несколько раз на этом же месте. Похоже, с тех пор Миллер к ней больше не притрагивался.

– Что тебе принёс Каржин? – спросила она и протянула руку к папке.

При упоминании фамилии майора Миллер скривился и, взглянув на неподписанную, ничем не примечательную папку, которой махала перед ним Настя, наконец, вспомнил о своём разговоре с Каржиным.

– Лучше положи это на место, – строго посоветовал он.

Настя нахмурилась. Женское любопытство и вседозволенность, которую почти не ограничивал Андрей Николаевич, требовали открыть папку и посмотреть, что там. Вместе с тем, строгий тон начальника, который она слышала очень редко, явно давал понять, что лучше этого не делать. Несмотря на молодость Настя, будучи приближенной к высшему руководству, хорошо понимала, что есть вещи, которые лучше не знать. Не раз она слышала, что случается с теми, кто лезет не в свое дело.

Наконец, здравый смысл победил, и она положила папку на место, но уязвлённое самолюбие требовало как-то отыграться. Он хотел её? Сейчас? Хорошо, сейчас получит.

Девушка медленно слезла с колен, ухватилась руками за стол и приняла вызывающую позу, на которую обычно реагировал шеф. Он смотрел на неё с интересом, но не предпринимал никаких действий. Тогда она повернулась к нему и опустилась на колени, руки поползли вверх по его ногам и добрались до молнии на брюках, но и на это Андрей Николаевич не отреагировал.

В нём боролись два чувства: бросить всё и в очередной раз как следует отодрать эту чертовку или сделать то, о чём она сама ему напомнила – увидеть и задать пару вопросов парню, который, возможно не заслуживая того, оказался в фактически смертельной ситуации. А ещё, хоть и вряд ли, но возможно, был как-то связан с человеком, которому сам Миллер был обязан жизнью.

«Чертовка» же очень хотела досадить шефу за строгий тон, но, видя его колебания, резко поднялась, недовольно хмыкнула и пулей вылетела из кабинета. Месть не удалась.

Андрей Николаевич бросил короткий смешок, когда Настя с грохотом закрыла за собой дверь, потом с досадой взглянул на папку, поколебался несколько секунд, и протянул к ней руку.

– Ладно, – сказал он сам себе, словно оправдываясь, – так уж и быть, пойду, посмотрю на тебя, Андрей Викторович Романов.

Замок заскрежетал, и дверь в карцер начала открываться, нагоняя дрожь на обитателя этого неприятного маленького помещения. Он знал, что за ним придут, и догадывался, что его ждёт, но в глубине души надеялся, что это не случится так скоро. Поднявшись, Андрей с тревогой наблюдал, как в дверном проеме возникли фигуры конвоиров. Один из них приказал ему выходить. Делать этого не хотелось, но сопротивление было невозможным. Андрей зачем-то осмотрелся, словно любил это место и не хотел его бросать, а затем медленно побрёл к выходу.

Вопреки ожиданиям, его привели не туда, где проводили первый допрос. Вместо грязной, неприятно пахнущей комнаты для допросов, один вид которой уже нагонял жути, его ввели в небольшое помещение, в котором стоял незнакомый Андрею резкий, терпкий, но приятный запах. Один конвоир остался снаружи, другой вошёл следом.

Царивший в комнате полумрак при появлении Андрея тут же исчез – конвоир включил свет и две лампы дневного света под потолком осветили помещение. На первый взгляд кроме отсутствия окон больше ничего похожего с комнатой для допросов здесь не было: у стен друг напротив друга стояли два небольших кожаных диванчика, возле каждого находился маленький журнальный столик. В углу росла большая декоративная пальма, непонятно как выживавшая тут без настоящего света, в другом углу находился небольшой стеклянный пенал. Слева от входной двери стояла книжная стенка, на полках которой расположились книги, а под ними – телевизор. В целом обстановка в помещении больше соответствовала комнате ожиданий или отдыха.

На одном из диванчиков сидел представительного вида мужчина в костюме и немножко щурился из-за света.

«Почему он сидел в темноте?», – подумалось Андрею.

Трудно было сказать о нём что-то определённое – мужчина сидел, сложив руки на груди, и исподлобья буравил Андрея пронзительным взглядом тёмных глаз. Он был хорошо и непривычно опрятно одет, при галстуке, на руках болтались блестящие массивные часы. Чтобы составить хоть какое-то впечатление нужно было услышать, что он скажет, поэтому Андрей, уже имевший кое-какой опыт, не спешил с выводами.

Конвоир посадил Андрея на диван с противоположной стороны и встал рядом.

– Оставьте нас, – мягко, но уверенно приказал человек в костюме.

Боец с удивлением взглянул на своего начальника, но не посмел перечить и нехотя удалился. Мужчина проследил за тем, чтобы дверь плотно закрылась, и снова впился изучающим взглядом в Андрея. Небритый, измождённый парень, с воспалённым взглядом и ссадинами на лице никак не напоминал ему того человека, сходство с которым он рассчитывал увидеть.

Андрей тоже изучал человека напротив. Непохоже было, чтобы он пришёл устраивать пытки. Тогда зачем?

– Меня зовут Андрей Николаевич Миллер, – представился мужчина, отвлекая Романова от его размышлений. – Советую запомнить.

– А меня Андрей Викторович Романов, – слегка улыбнулся в ответ Андрей.

– Да, я знаю, – немного нахмурившись, кивнул Миллер. – Сразу предупреждаю – не нужно дерзить. Я пришёл просто поговорить и от результатов этого разговора для тебя многое зависит.

Парень медленно откинулся на спинку диванчика и впервые за долгое время почувствовал себя комфортно в мягких объятиях хорошей мебели. За то время, что он провел в застенках «Нового порядка» он не был сломлен до конца, но достаточно для того, чтобы убедить себя в мысли, что живым ему не выбраться. Впрочем, остатки инстинкта самосохранения ещё оставались.

Странновато было бы, чтобы этот респектабельного вида человек остался с отчаявшимся пленником один на один, не предприняв никаких мер предосторожности, но сколько Андрей не присматривался, а никакого оружия так и не заметил. Возможно, Миллер его прячет. Впрочем, в любом случае нападать на него Андрей не собирался.

– Слушаю вас очень внимательно, – проговорил он.

– Расскажи мне кто ты такой, откуда взялся в Иваново, зачем пришел и что собирался делать, – попросил Миллер. – Хочу сразу обратить твоё внимание – если я почувствую, что ты лжешь, я встану и уйду. Твоя жизнь после этого продлится недолго.

Андрей ответил сразу же, тихо и с прижимом.

– Зачем это все? Всё ведь и так уже давно решено?

Видя, что Миллер не спешит отвечать, Андрей добавил:

– Моему другу вы говорили то же, что говорите сейчас мне?

Миллеру ответ не понравился. Сначала он действительно собрался уйти. Потом попытался представить, что пришлось пережить этому парню, и решил дать ему ещё один шанс.

– Я не имею никакого отношения ни к тому, что случилось с тобой, ни к тому, что случилось с твоим другом, – примирительно сказал он. – Я вообще во всём этом посторонний человек – допросы шпионов это не моя забота. Повторю последний раз – если наш разговор не состоится, то ты гарантированный труп. Причём смерть не будет лёгкой. Я получше тебя знаю, как работает живодёр, который тебя допрашивал – ты даже не представляешь на что способен этот человек.

Странно было слышать подобные речи о Каржине от его коллег, но слова Андрея Николаевича добились нужного эффекта. Романов ни на секунду не забывал свой допрос. Он два дня стоял у него перед глазами, как кошмар, который не заканчивается, и Андрей с ужасом представлял, что его ждёт в дальнейшем. Слова Миллера давали ему призрачный шанс на что-то лучшее, и заставили парня немного отойти от неверно выбранного шаблона поведения.

Изучая собеседника, Романов пытался понять, зачем ему вообще понадобилась эта встреча и какое влияние имеет этот человек, раз позволяет себе выражаться подобным образом о своих людях. С одной стороны желание жить и инстинкт самосохранения настаивали, что это не попытка обмануть его изменением схемы допроса, как он поначалу подумал, а что перед ним находится человек, который реально что-то здесь решает, и стоит выполнить то, что он просит. Здравый смысл с другой стороны намекал, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Но ведь он уже попался в эту мышеловку и чувствовал себя сейчас ничем не лучше раздавленной мыши. В конце концов, пересказав свою историю ещё раз, он точно себе не навредит. Решив так, Андрей приступил к рассказу.

Миллер внимательно слушал его, периодически сверяя сказанное с текстом допроса, который он принёс с собой, и задавая уточняющие вопросы. Иногда он спрашивал Андрея о нем самом – где он вырос, что ему пришлось пережить, и в процессе разговора парень стал ему симпатичен: отважный и отчаянный, сильный духом молодой человек – он определённо заслуживал если не восхищения, то хотя бы уважения.

Всё, что рассказал Андрей, совпадало с текстом, принесенным Каржиным. Парень нигде не ошибся, не запутался в мелочах и почти без заминки отвечал на уточняющие вопросы. Более того, спокойная обстановка обычного разговора позволила получить у него дополнительные сведения.

– Так кто такой Посредник? – поинтересовался Миллер.

Андрей пожал плечами. Он и сам хотел бы знать.

– Из того, что я знаю – это некто, кого никто не видел, и не знает, где он находится. Я общался со связным, у которого есть куратор, с которым он связывается. Как они связываются он не сказал, но говорил, что куратора своего тоже никогда не видел. Как дальше действует куратор – можно только догадываться. И сколько ещё звеньев проходит информация, прежде чем доходит до Посредника – тоже. И вообще, как по мне, звучит все это довольно мутно для того, чтобы быть правдой.

Миллер кивнул, соглашаясь с парнем, но своего мнения на этот счет не высказал.

– А чего ты, говоришь, от него хотел? – спросил он.

– Я же говорил майору – меня интересовала эпидемия.

– В каком смысле?

– Я хочу знать о ней всё: откуда взялся вирус, куда делся, как всё происходило во время неё и сразу после. Кстати, я слышал, что в «Новом порядке» это знают?

Андрей затих, ожидая ответа Миллера.

– Знаем. И это даже не является секретом.

– Расскажите мне?! – воскликнул парень и весь подался вперед.

На его возглас отреагировала охрана. Один из бойцов тут же открыл дверь и вошел в кабинет, но был остановлен жестом Миллера, и вышел обратно в коридор.

– Зачем тебе это? – поинтересовался Андрей Николаевич.

Андрей часто натыкался на непонимание, когда рассказывал причины своего интереса к эпидемии. Часто слышал, что он глуп, что его затея нелепа, а мотивы полны юношеских заблуждений, но лично он уперто верил в свои идеи и глупыми их не считал, поэтому сразу же ответил анна вопрос Миллера.

– Я хочу знать есть ли чья-то вина в эпидемии, или всё возникло спонтанно и без участия людей. И если виновник или виновники существуют – я хочу найти их.

Услышав это, Миллер снисходительно улыбнулся и качнул головой.

– Интересно. Очень. Скажем так – амбициозная задача.

– Я понимаю, что будет непросто, – Андрей немного смутился, понимая, что и тут его не восприняли всерьез. – Но я готов посвятить этому всю жизнь.

– Всю жизнь? А если ты погибнешь здесь? Если Каржин замучает тебя в своих подземельях?

Парень сник. Конечно, как он мог забыть о майоре и его угрозах? Он слишком сильно воодушевился словами Миллера и позволил себе на минуту забыть, где находится.

– Ну, тогда я хотя бы перед смертью получу ответы, к которым так стремился, – тихо ответил он. – Пожалуйста.

Миллер вскинул брови и откинулся на спинку дивана, глядя на столик. Он верил этому парню. Не мог Романов в своем возрасте уже быть настолько прожженным и умелым лжецом, чтобы выдерживать допрос Каржина и не сломаться, продолжая настаивать на своем. Перед тем, как начать этот разговор, Андрей Николаевич потребовал установить связь с Грониным, надеясь, что парень не солгал и дал правильные частоты. Что же до его мечты – желания получить информацию об эпидемии – это легко можно было осуществить.

– Эпидемия – очень обширная тема. Что и как происходило – об это известно мало. Сам понимаешь – связь с другими странами потеряна, множество людей погибло, включая тех, кто мог рассказать что-то ценное. Но кое-что мы знаем. Ты спрашивал: была ли эпидемия искусственной? Да. Есть ли виновники? Есть. Кто? Это самое неприятное, потому что точно установить круг лиц никто не сможет, но вот организацию, которую они создали после этого, назвать можно – это Торговая гильдия.

Андрей был настолько изумлен, что не сразу смог говорить.

– Что? Не может быть… – выдавил он через какое-то время.

– Может. Ещё как.

– У вас есть доказательства?

– Это ещё одна неприятная новость – доказательств нет. По крайней мере таких, которые я мог бы предоставить. Но слишком много косвенных улик говорят о гильдии. Кроме них я не знаю ни одной организации, которая так же быстро поднялась бы после эпидемии. Разве что «Путь просвещения», но о них мне мало что известно.

– «Путь просвещения»? Это ещё кто такие?

– Фанатики. Религиозная секта. Они стремятся вобрать всех, до кого могут дотянуться, ассимилировать и обратить в свою веру.

– Впервые слышу о них. Где они находятся?

– Ну, сейчас у них много территорий: ближний восток, юг и центр Европы. Может, уже и вся, бог их знает – я давненько ничего о них не слышал.

– Ого. Серьезные ребята, – вырвалось у Андрея.

– Ещё какие.

– А если вернуться к торговцам – вы можете ещё что-то добавить к сказанному? Согласитесь, быстро организовались – это слабый довод, когда речь идет о таких обвинениях?

Несколько мгновений Миллер смотрел на Андрея, будто колебался. Данный вопрос не относился к теме их текущей встречи.

– Это слишком длинный разговор, чтобы вести его сейчас. Если тебе повезёт, и мы встретимся ещё раз и при других обстоятельствах – я расскажу тебе больше. А сейчас, по-моему, и так немало.

– Пожалуйста, ответьте тогда на другой короткий вопрос, – попросил Андрей, в голову которому пришла ещё одна идея. – Кто руководит гильдией? Кто у них главный?

– Этого я не знаю, – Миллер покачал головой. – Приказы идут из Москвы. Есть даже забавные слухи, что прямо из Кремля. В любом случае кто там управляет – непонятно. Вроде бы есть коллегиальный орган, какой-то совет, который координирует работу всей структуры, но так это или нет – не имею ни малейшего понятия.

Миллер затих и принялся размышлять как быть с пленником. Интуиция подсказывала ему, что никакой это не шпион, а обычный парень, ведомый утопическими идеями идеалистичной молодости. Но нужно ещё наладить связь с его командованием, если оно действительно существует, и тогда уже решать судьбу этого Романова. А пока нужно сказать Каржину, чтобы не трогал его.

Через минуту Андрей Николаевич поблагодарил Андрея за беседу, вызвал конвоиров и вышел, пожелав парню на прощание удачи. Романову оставалось лишь размышлять ирония это была, или искренние пожелания.