Мечты марионеток

Глава 7.5

Плац было хорошо видно из окна кабинета. Люди уже понемногу начинали собираться, хотя до назначенного времени было ещё более получаса. Павел стоял перед окном, сложив руки на груди, и смотрел на плац. Лицо его выражало недовольство, даже злость. Он доверил сыну довольно простое, но важнейшее задание и тот снова провалился. Опять подошёл к делу спустя рукава, сделал всё не просто топорно, а словно криворукий, безмозглый рукожоп.

Позади скрипнула дверь.

– Зачем ты меня вызвал? – сразу же раздался слегка нагловатый голос Олега.

– Вызывают шлюх и полицию, – зло ответил Павел.

Умение быстро распознавать обстановку, когда она накалялась, принадлежало к тому не такому уж длинному списку навыков, которыми Олег владел очень хорошо. Наглость из голоса мгновенно улетучилась, и следующий вопрос был задан совсем другим тоном.

– Дело в арестах да? – виновато спросил он, проходя к столу. – Ну, да, запороли мы. Сашок, сука…

– Мы? – оборвал сына Павел.

Он обернулся, и в Олега впился требовательный и злой взгляд.

– Какие мы? Ты! Ты запорол! Не Сашок, а ты! Как ты мог допустить убийство четверых человек, двое из которых даже не умеют нормально стрелять?

Олег промолчал. Он ожидал, что ему устроят разнос за эту операцию, но не сумел должным образом подготовиться, поэтому сейчас у него не было аргументов, чтобы отбиться от атак отца.

– Ну, там Сашок…

– Заткнись, – потребовал Павел и снова отвернулся к окну.

Дальше была долгая пауза. В какой-то момент Олег решил сесть на стоящий неподалёку стул, но отец, краем глаза заметивший его намерение, немедленно отреагировал на эту попытку.

– Стоять! – рявкнул он. – Никто не разрешал тебе садиться.

На лице Олега появилось лёгкое удивление, однако он не вступил в спор. Незачем было и дальше драконить отца. Павел отметил это. Подобное не было характерно для Олега, который всегда отстаивал свои желания и прихоти до конца. Вероятно, говнюк чувствовал свою вину. Редкое явление.

Павел всё ещё был в ярости и причины для этого определенно были. Важнейшая задача была провалена самым халатным образом. У них в организации созрел заговор. И не какая-то мелочь, а крупная, организованная оппозиция, с которой нужно было бороться не на жизнь, а на смерть. Работы предстояло много, времени было мало, а зацепок оказалось всего ничего. Ведь из девяти имён, названных Зеленевичем, они сумели схватить только троих людей, да и то одного из них при захвате ранили и он вскоре умер, а второго запытали на допросе, и Павел ещё не до конца разобрался, кто именно это сделал. Все участвовавшие: Олег, Сашок и ещё один идиот переваливали вину друг на друга, но больше всего на этого третьего и под натиском Павла тот в итоге сдался и признал, что это был он. Но что-то подсказывало Павлу, что не всё так просто.

Последнего выжившего заговорщика он приказал стеречь днём и ночью и собрался лично вести допрос. Что же до шестерых оставшихся имён – четверо были убиты во время ареста: двое застрелились сами, а ещё двоих убили во время завязавшейся при аресте перестрелки. Ещё двое сбежали вместе с семьями, включая самого главного, по словам Зеленевича, заговорщика – Сергея Горвата, главного инженера на их еле работающих шахтах. Именно он поставил Зеленевичу задачу по ликвидации. По мнению Олега, они поняли, что дело дрянь и сбежали, но было ли это так на самом деле? Может, их предупредили, что они раскрыты и за ними идут? Насколько глубоко в их структуре засела оппозиция? Чёртов Олег почти уничтожил возможность это выяснить.

Группой для ареста в четырёх случаях командовал Родионов. И Паша был уверен, что там всё прошло как надо. Правда, двое подозреваемых в итоге застрелились, но других двоих взяли живыми. А вот во всех случаях, за которые отвечал Олег – случились провалы. Подозреваемые либо сбежали, либо были убиты. И голова полковника уже связала всё это воедино.

Если бы руководство «Булата» не давило и не требовало немедленного выдвижения, то, вероятно, они с Родионовым допрашивали бы всех самостоятельно, но обстоятельства потребовали в первую очередь разобраться с отправкой экспедиционного полка, а потом вернуться к внутренним проблемам. К сожалению, Павел допустил ошибку и не предусмотрел, что Олег в очередной раз проявит самоуправство в его отсутствие.

– Твоя некомпетентность, – продолжил Павел. – Даже не так – ты ведь не просто некомпетентен – ты долбаный идиот. Так вот, это твоё идиотство стоит нам слишком дорого. Объясни – нахрена ты полез к Тупичкову? Нахрена вы его убили? Отвечай.

– Мы, ну-у… Извини…

– Не мычи, а отвечай!

– Извини, я…

– Извини? Извини?! Извинения тут не прокатят! Ты, баран, понимаешь хоть, что наделал? Спрошу ещё раз – нахрена вы к нему полезли? И лучше бы тебе на этот раз ответить внятно!

Олег понял, что действительно пора что-то говорить. Впрочем, в этом вопросе он был более менее готов.

– Ну, я же как лучше хотел. Пока вы там зависли с отправкой, я думал расколю этого гондона и к твоему возвращению уже смогу дать первые результаты. Я ж не мог знать, что Сашок с Кондрашовым так протупят.

– Перестань сваливать на них. Они, конечно, дол…бы, но в первую очередь – твои подчинённые, а это значит, что ответственность лежит на тебе. И наказан будешь именно ты. Ясно?

Олег согласно кивнул и опустил голову.

– Не кивай, а отвечай, – негромко, но крайне угрожающе потребовал Павел.

– Так точно, – тут же ответил Олег, снова подняв лицо.

Он чувствовал, что ситуация всё ухудшается. Дело приобретает совсем дурной оборот и ему начало становиться страшно. Отец в таком состоянии способен на что угодно.

– Почему ты позволил убить двоих при аресте? Почему ты не пресёк этого?

– Извини, я в натуре облажался. Признаю. Думал, что разрулю, но…

Павел раздражённо вздохнул, и Олег замер. Он чувствовал себя, как на минном поле, где любой неосторожный шаг или действие могут привести к фатальным последствиям.

– Как погибли те двое?

– Как… Они шмаляли в нас, мы шмаляли в них. Так вышло.

– Вышло… – Павел шумно выдохнул и прикрыл глаза рукой, а затем поднял голову и вперил в Олега колючий, пронизывающий взгляд, и заговорил жёстким, ледяным тоном. – Ты равняешься на Романова, хочешь быть лучше, чем он. Но он такого не допускает. Он думает, анализирует, строит планы, и даже если ошибается, то несёт ответственность и старается исправить ошибки, а ты просто делаешь хер знает как, и тебе срать на результаты. У тебя «так вышло».

Выражение лица Олега стало поначалу обиженным, а затем хмурым и недовольным. Сравнение с Романовым пока что стало для него самым болезненным наказанием.

– Я хочу знать подробно – кто конкретно и при каких обстоятельствах стрелял в подозреваемых? Почему нельзя было взять их живыми? Обмануть, выманить, застать врасплох? Что помешало тебе включить твою бестолковую башку и использовать мозги для хотя бы простейшего мыслительного процесса?

Внутри Павла всё бурлило. Само собой он буйствовал в первую очередь из-за неудачи в расследовании, но гораздо хуже было то, что очередная неудача произошла из-за действий именно Олега, который теперь молчал, опустив голову.

– Тебе непонятен русский язык? Или это я стал выражаться невнятно? – ледяным тоном уточнил Павел.

– Нет…

– Тогда отвечай на поставленные вопросы.

– Одного Сашок убил, а второго Кондрашов. Мы облажались. Как ты сказал – не включили мозг, – выпалил Олег и озадаченно уставился на отца.

Павел посмотрел на сына, как на конченого дебила или пациента дурдома, причём сделал это так красноречиво, что истинный смысл взгляда стал понятен даже самому Олегу. Павлу стало ясно, что внятно сын ничего объяснить так и не сможет, и его терпение вдруг окончательно лопнуло. Он больше не собирался иметь дело с этим придурком, через которого жизнь отомстила ему за всё зло, что совершил он сам.

– Значит так, слушай сюда. Очень внимательно, – лёд в тоне Павла сменился сталью, тоже ледяной. – Ты найдёшь и вернёшь Горвата и Шацкого – обоих беглецов. Живыми. И не вздумай облажаться. Срок на всё – неделя. Дважды в день докладывать лично мне. Утром – про планы на день, а вечером – про результаты работы. Лично или радиосвязью – мне всё равно, но доклад должен быть. Тебе всё понятно?

– Так точно.

– Живыми, Олег. Если кто-то из них умрёт – лучше не возвращайся. Усёк?

– Так точно.

Несколько секунд Павел жёг сына презрительным взглядом.

– Приступай немедленно. Свободен.

Наконец, у него появилась возможность вырваться отсюда, так что Олег не стал заставлять просить себя дважды. Он развернулся и быстро вышел из кабинета. Павел, взглянув на часы, тоже медленно направился к выходу, размышляя.

Когда же именно он допустил настолько грубый просчёт, чтобы дело дошло до покушения? В своё время он немного подкрутил гайки, установил четкие рамки и контроль. Да, он предполагал, что возникнет противодействие, и оно даже возникло, но это было предусмотрено, а контрмеры заранее приняты. Что они с Дьяковым упустили? Помимо этого был и другой вопрос, тоже очень неприятный, но его Павел решил отложить на потом.

Людей на плаце собралось много. Казни в «Убежище» – величайшая редкость. Даже если быть точным – это вторая за всю историю. Первыми когда-то казнили главарей «волков» и прочих членов банды, но в этот раз вместо ненавистного врага на импровизированном эшафоте в открытом кузове грузовой машины со связанными за спиной руками стоял один из жителей «Убежища», свой. Тот, кого многие хорошо знали, и это было вдвойне неприятно.

Вторая причина, по которой все собрались, был приказ Гронина. Нет, дело было не в том, что он желал, чтобы все смотрели, как вершится казнь, ведь он не верил, что такой метод даёт верный воспитательный эффект. Его целью было сделать заявление сразу для всех.

Зеленевич смотрел в пол, избегая взглядов толпы. Он знал, что большинство не поддерживает его поступок и не хотел перед смертью видеть в их глазах осуждение. Но, надо отдать ему должное, держался он достойно. Во всяком случае, пока что.

Гронин подошёл, поздоровался в ответ на многочисленные приветствия, и мощным рывком выскочил на кузов к Зеленевичу. Тот покосился на него виноватым, испуганным взглядом, но Павел не обратил на приговорённого никакого внимания. Вместо этого он обратился к толпе.

– Смерть человека не является тем посланием, что я хочу передать вам, – громко сказал он. – Мы – не полицейское государство и не варвары. Я не хочу, чтобы в нашей организации подчинение или следование нашим правилам происходило из-за страха. Но в данном случае я вынужден сделать то, что должно. Этот человек – предал не меня и даже не нашу организацию. Во имя непонятных целей он предал всех вас. Отнял у вас капитана Кравца – человека, на котором во многом держалась ваша защита, и доктора Бернштейна, важность которого вообще невозможно оценить. С доктором ушла значительная часть нашей мудрости и знаний, которые были необходимы практически во всех наших делах. Хотя, что здесь говорить – вы и сами это прекрасно понимаете.

Павел выдержал небольшую паузу, оглядывая толпу. Все молча слушали, многие смотрели на него в ожидании, но некоторые опустили головы.

«Кто из них мои враги?», – подумалось Павлу.

– Видит Бог, я не хочу того, что собираюсь сделать, но есть ли кто-нибудь, кто считает, что убийство Кравца, профессора Бернштейна, ещё троих важных для всех нас людей, а также покушение на многих других – недостаточная причина для казни? Если есть – не бойтесь, выскажите, что думаете. Может, этот человек ещё нужен организации, может, он ценен и его стоит оставить в живых? Не стесняйтесь, возможно, от вас зависит его жизнь.

Он прекратил говорить. Это был ещё один довольно примитивный трюк, с помощью которого Павел пытался проверить присутствующих и по возможности собрать кое-какую информацию, но к его удивлению никто не выказал желания взять слово.

– Что ж… – это всё, что сказал Павел Гронин.

Сразу после этого он сделал шаг назад и в сторону, остановившись за спиной у Зеленевича. Через секунду в результате быстрого и совершенно неожиданного для подавляющего большинства людей движения шея Зеленевича хрустнула, и он мешком свалился на помост.

Вести с самого утра были совсем не приятными. Даже хуже – откровенно дерьмовыми они были, эти вести.

Именно с такими мыслями Павел Гронин вышел из здания штаба и ступил под дождь. Он спешил к зданию СВБ, чтобы лично убедиться в том, о чём ему только что доложили. И заодно осмотреть место, пока его не затёрли какие-нибудь бестолочи, а в том, что их в СВБ полно он больше не сомневался.

У входа в бункер его ждал пожилой человек с потухшим взглядом и виноватым выражением лица – Пётр Викторович. Не говоря ни слова, он протянул полковнику руку для приветствия. Павел размышлял долю секунды, но руку пожал.

– Как так?

В его простом вопросе звучал сдерживаемый гнев. Сдерживался он не потому, что не хотел кипятиться, а потому что старый прокурор не нёс непосредственной ответственности за произошедшее. С одной стороны, конечно, доля его вины была – нужно было наладить охрану получше, чем один полусонный боец, но с другой – об этом должен был подумать не он, а его начальник – Олег.

«Как вообще так вышло, что Олег оказался начальником старого и умного прокурора? Ну, Дьяков, лучше бы тебе не выздороветь», – подумал Павел. «Кадры решают всё. Иосиф Виссарионович, как же ты был прав».

– Простите, товарищ полковник, но у меня нет ответа. Я и сам в шоке, – честно признался прокурор. – Я и подумать не мог, что после всего случившегося, после того, как мы взяли Зеленевича и провели такую чистку, кто-то отважится на нечто подобное.

– Херово, прокурор. Ведь должен был подумать. Но я сам виноват – я должен был предвидеть это.

В целом нужно начать с того, что охрана как таковая в здании СВБ вообще не была предусмотрена. Даже когда в камерах кого-то держали, то, как правило, недолго да и не было тут никогда кого-то, кого стоило бы охранять. Этого несчастного охранника, которого убили, временно поставили сюда исключительно для охраны Бойко, как особо важного арестанта. Каждые двенадцать часов охранники сменялись, но стояли тут исключительно сотрудники СВБ, то есть такие люди, которым доверяли. Вероятно, все расслабились по причине отсутствия опыта в подобных ситуациях, да и самих ситуаций тоже.

С душераздирающим скрипом прокурор открыл тяжелую стальную дверь, и они вошли в скудно освещенный бункер. Спустившись по лестнице, они оказались на этаже СВБ и вскоре остановились у той части этажа, где располагались несколько камер для содержания арестованных. Тут крутился Сашок, а вот Кондрашова, к которому у Павла всегда было много вопросов, благоразумно куда-то спрятали. Тело убитого охранника успели убрать прежде, чем Павел распорядился ничего не трогать, так что на том месте, где оно лежало, теперь виднелось лишь чёрное пятно присохшей крови да немного кровавой мазни. А труп арестованного Александра Вячеславовича Бойко – единственного, на кого Павел полагался в вопросе раскрытия заговора, по-прежнему лежал в камере. Тут же с виноватым видом стоял и Олег.

Осторожно переступив через кровь у дверей, Павел вошел в камеру и бросил на Олега не обещающий ничего доброго взгляд.

– Твоё счастье, что ты не успел тронуть и это тело, – зловеще сказал он, осматривая камеру. – А пока – выйди за дверь и жди. Пётр Викторович – останься.

Не то, чтобы Павел сильно доверял прокурору, но Родионов и Корнеев отзывались о нём, как о человеке неглупом и надежном. А вот Олег его беспокоил. Его тупость, даже идиотизм, давно уже перевалили за все мыслимые и немыслимые пределы, и полковник больше не намерен был продолжать с этим мириться ни секунды. Если вчера он ещё имел крохотный, почти незаметный кредит доверия к Олегу, то этот случай стал последней каплей.

Свет в камере был только тот, что проникал в неё из коридора, и было его очень мало, но у прокурора имелся с собой мощный фонарь и он включил его. Вспыхнувший свет сразу осветил лужу крови на полу, в которой лежал труп Бойко. Камера была оборудована в одной из старых комнат и имела форму квадрата со стороной четыре на четыре метра. Сюда принесли три металлических кровати и небольшую тумбочку. В углу стояло вонючее ведро для испражнений – оборудовать туалет было попросту некому и нечем, так что условия содержания здесь были малость неприятными, но стоит отметить, что долго держать здесь никого не собирались. Всё-таки это не тюрьма, а временный изолятор, и постояльцы в нём появлялись не так уж часто, да и ненадолго.

Итак, что же увидел Гронин? Кровати стояли ровно и, казалось, на своих местах. Одна из них была застелена рваным матрасом. На тумбочке стояла металлическая чашка, в которой ещё оставалась вода. Труп Бойко лежал на боку в двух шагах от двери. Внимательно осмотрев его, Павел перевернул тело и убедился, что ему перерезали горло. Судя по характеру раны такое трудно было сделать, глядя ему в лицо – по любому началась бы борьба, пусть и непродолжительная, но какие-то следы могли бы остаться. Как минимум сам Бойко мог начать метаться по камере и разбрызгать повсюду кровь, но ничего такого тут не было. Стало быть, убийца стоял сзади, возможно даже, заставил Бойко встать на колени или держал его в захвате. Тут трудно что-то сказать конкретно. Кто угодно мог бы заставить арестованного отвернуться – как вооруженный, особо не скрывающий своих намерений убийца, так и охранник, либо прикинувшийся им человек. Гораздо больше можно было бы узнать, если бы труп охранника остался на месте, но его убрали. Дебилы!

– Кто убрал тело охранника? – зло спросил Павел.

– Я не присутствовал, но вроде как это был Сашок, – слегка запинаясь, ответил Прокурор.

Пётр Викторович побаивался полковника и не безосновательно. Особенно в такие моменты.

– Кто дал ему команду?

– Не знаю.

Полковник чуть слышно вздохнул.

– Кто нашел тело?

– Олег Гронин.

Трудно описать всю ту бурю эмоций и желаний, которые в этот момент возникли у Павла. Если очень коротко, то ему захотелось громко закричать, разнести всё в этой камере, а то и проломить кое-кому череп и желательно всё одновременно. Но вместо этого он лишь прикрыл лицо рукой и выдал протяжный, усталый стон.

«Да, старею, но разве можно такое спокойно вытерпеть? Тут никакой выдержки не хватит», – подумал Павел.

Несколько секунд он утихомиривал свои эмоции, а затем решительно шагнул в коридор. Олег и Сашок стояли там. Олег прямо у двери, а Сашок неподалёку у противоположной стены.

– Ты нашел тело? – жестко спросил Павел, обращаясь к сыну.

– Так точно.

Странно, но Олег проявил покорность. Видимо, уже осознал глубину своего промаха.

– Ты приказал убрать его?

– Ну да, это же…

– Нахера?! – заорал Павел, давая выход накопившейся злости.

Он прекрасно отдавал себе отчёт в своих действиях, понимал, что выглядит глупо и несдержанно, но если бы он не сделал этого, то наверняка врезал бы Олегу, а это было бы ещё хуже.

– Э… ну…

– Кусок ты придурка, – Павел покачал головой, с трудом сдерживая ярость. – Работник службы внутренней безопасности, по сути, следователь, не знает элементарного – на месте преступления ничего нельзя… трогать.

Павел вдруг запнулся и замолчал. Олег подумал, что он просто высказался, но на самом деле он мысленно продолжал свою речь.

«Или знает и потому сделал это намеренно», – закончил про себя Павел.

– Как именно лежало тело? – быстро спросил он, уже гораздо более спокойно, но всё равно с раздражением.

Олег посмотрел на пол возле дверей, почесал затылок.

– Ну, короче…

– Покажи на себе, – жёстким тоном приказал Павел.

– Чего?

– Я сказал – покажи.

– Э-э-э…

– Что конкретно в этом коротком слове тебе непонятно?

В голосе Павла, кроме раздражения и нетерпеливости, наконец, прорвалась угроза. Олег слишком хорошо знал, что это означает. Под дверью в камеру растеклось большое размазанное пятно крови, так что Олег отошел в сторону, где пол был чистым, и принялся укладываться, чтобы показать, как лежало тело, но Павел остановил его.

– Не там. Покажи в том месте, где лежало тело, – сурово потребовал он, выделив слово «том».

– Но ведь там же… – опешил Олег.

– Товарищ полковник… – Пётр Викторович, озадаченный таким требованием, попытался заступиться за парня.

Даже ошарашенный Сашок что-то промямлил со своего места.

– Пётр Викторович, не встревай, – довольно мягко, но так, чтобы прокурор понял, что спорить бесполезно, перебил его Павел. К Олегу же он обратился холодным, стальным голосом. – Показывай.

Глаза Сашка, стоявшего у стены, казалось, сейчас вывалятся и покатятся по полу. Олег, понимая, что дело серьёзное, кривясь и превозмогая отвращение, принялся укладываться на пол, прямо в кровавую лужу.

– Ты совсем с ума сошёл, – зло процедил он.

– На эту тему мы поговорим потом, – зловеще ответил Павел.

Олег изрядно испачкался в крови, принимая нужную позу. Наконец, заняв её, он бросил короткое «так». Павел некоторое время смотрел на него, затем сменил позицию и посмотрел с другой стороны.

– Как он был убит?

– Перерезали горло, – ответил за Олега Сашок.

– Впредь отвечает только Олег. Ясно?

– Так точно!

Если бы Сашок мог, то после взгляда полковника вжался бы в стену. Павел выделил ему целую секунду своего времени и даже это посчитал пустой растратой. Затем он вернул всё свое внимание Олегу.

Та поза, которую принял Олег… Конечно, в тщетных попытках остановить кровь, тело умирающего запросто могло скрючиться как угодно, но всё-таки… Ладно. Допустим, что так всё и было. Тогда как убийца мог зайти охраннику за спину? Если охранник сам не стоял к нему спиной, то никак. Разве что он повернулся лицом к двери, но зачем ему это делать? Переговаривался с заключённым? Нет, все двери в бункере герметичны и хорошо шумоизолированы, переговариваться через них не выйдет. Значит, охранник повернулся к двери, потому что ему приказали, например, чтобы её открыть. Кто-то, кто имел право отдать такое распоряжение и кому он полностью доверял.

Допустим, охранник стоял на посту. Ночью в пустом коридоре он не мог не услышать, как кто-то вошёл в здание – ведь стальная входная дверь скрипела на всю базу. Стало быть, он был готов к тому, что кто-то идёт. Охранник был вооружен и по инструкции должен был бы достать пистолет и приготовиться к стрельбе.

– Пистолет охранника. Где он?

– Остался у него, – отдуваясь, ответил Олег. – Сашок, он там?

Сашок бросил на полковника испуганный взгляд, не решаясь ответить.

– Сашок! – стиснув зубы, прикрикнул на него Олег, и тот, наконец, решился.

– Д-да, в кобуре. Я его не доставал.

Отлично. Пистолет в кобуре. Его, конечно, могли туда вложить, но вряд ли это было так. Окажись здесь посторонний – охранник успел бы выстрелить хотя бы раз, прежде чем ему перерезали горло. Так что круг подозреваемых резко сократился с нескольких сотен, находящихся на базе, до менее чем десятка людей на всю организацию, многих из которых в данный момент тут не было. Итак, похоже, охранник знал убийцу, более того – он подчинялся ему, иначе он бы немедленно поднял тревогу и тем более не спрятал оружие. Кто это мог быть? Из тех, кто есть на базе: сам Гронин, Дьяков, капитан Садальский, старлей Вакулин, Петр Викторович и Олег… Почему из всех перечисленных больше всего подозрений у Павла вызывал именно он? Наверное, потому что за ним в этом деле числится огромное количество косяков. Однако, в таких делах спешка приводит к плохим результатам, потому Павел решил оставить эти размышления на потом.

– Можешь встать.

Всё ещё кривясь и отплевываясь, весь испачканный, Олег поднялся, немедленно снял форменную куртку, вытер об неё руки и с отвращением бросил на пол. Стало ли для него это уроком? Какая разница? Павлу уже было все равно – несколько минут назад он окончательно поставил на своём сыне крест.

– Свободен, – Павел сказал это таким тоном, будто обращался к какому-то низшему существу.

Может, Олег пытался придумать, что сказать, а может, просто переваривал нанесённое оскорбление, но он несколько секунд потоптался на месте, а затем, бросив на отца полный ненависти взгляд, удалился.

«Таки не удержался, волчонок», – отметил про себя Павел и мысленно улыбнулся.

– Ты тоже, – чуть мягче, но тоже без грамма теплоты, сказал он Сашку.

Этого не надо было просить дважды. Он и так натерпелся страху, наблюдая за происходящим. Получив разрешение удалиться, он рванул к выходу следом за Олегом, на ходу подобрав его испачканную куртку.

– И приберитесь тут! – крикнул ему вслед Павел.

После этого он некоторое время молча смотрел на пятно крови, пока не услышал скрип входной двери, а затем сразу же, будто только этого и дожидался, чётко и размеренно сказал прокурору.

– Что ж, Пётр Викторович, извини, что пришлось стать свидетелем всего этого, но так было нужно.

Прокурор в ответ ограничился коротким: «всё нормально».

– Пройдём. Есть о чём поговорить.

И они направились на улицу, подальше от запаха крови и тяжёлого воздуха бункера СВБ.

Выйдя на свежий воздух, первым делом Павел осмотрелся, но не увидел того, кого искал. Так даже лучше. Далее он двинулся прочь с базы, к беседке, в которой любил посидеть и поразмышлять. Дождь, правда, портил прогулку, но было тепло, и Павел не обращал на погоду никакого внимания. Ему приходилось сутками сидеть в засадах в холод под проливными дождями, так что это вообще был сущий пустяк.

– Иди, присядь, – тоном приказа сказал Гронин, когда они дошли до беседки, а сам медленно сделал несколько кругов вокруг неё.

У него имелось несколько вариантов, что и почему происходит. Чтобы проверить один из них, он решил осмотреть беседку на наличие микрофона, но ничего такого не заметил. Последний круг он сделал совсем близко к ней, сложив руки за спиной и, казалось, задумчиво глядя на облака.

Наконец, он присоединился к прокурору. Сев напротив, некоторое время Павел, недобро прищурившись, хмуро смотрел на него.

– Скажи, прокурор, зачем? – начал он, наконец.

– Зачем что? – озадачился тот.

– Зачем ты нас предал?

Глаза Петра Викторовича округлились, а брови нахмурились, но взгляд не оторвался от полковника ни на секунду.

– Что? Я? Вы это серьезно?

– Не надо юлить – все доказательства указывают на тебя, – жестким тоном оборвал его Павел. – Просто ответь – зачем?

Прокурор смотрел на него ошарашено, с долей негодования, даже обиды. Гронин впился в него жёстким, внимательным взглядом и ждал. Если бы прокурор знал своего собеседника чуть лучше, то знал бы и то, что тот не действует с предателями так мягко.

– Я никого не предавал, – голос прокурора дрожал, но совсем немножко, скорее от негодования. – И я бы хотел услышать ваши доказательства. Хочу знать, на основании чего вы бросаете мне такое серьезное обвинение?

Сам факт, что Гронин даёт ему возможность так высказаться и не перебивает, уже говорил о том, что Павел устроил примитивнейшую мини-проверку, но прокурор, воспринимавший всё иначе, пока не разгадал этого.

– Ты пришёл в СВБ посреди ночи. Охранник знал тебя и знал, что у тебя есть полномочия отдавать приказы, поэтому тревоги не поднял. Ты потребовал открыть камеру, якобы для беседы с арестованным, и когда охранник отвернулся – перерезал ему горло, а затем и самому Бойко.

– Поверить не могу, что слышу такое от вас, – с обидой сказал Пётр Викторович. – И это ещё не доказательства, а просто предположение. Подобное и я могу предъявить.

Павел улыбнулся. Ему не хотелось сильнее давить на немолодого уже прокурора, а то как бы ещё человека до инфаркта не довести, но и вывести его из зоны комфорта тоже было полезно. По крайней мере, Павел увидел некоторые реакции.

– Это просто ленивая проверка, ты же сразу понял, да?

– Вообще-то нет, – шумно выдохнул прокурор и нервно отвернулся.

Гронин покачал головой, а затем улыбка с его лица исчезла.

– Но версия моя именно такая. Пока что. Если бы тело охранника осталось на месте, то возможно, я был бы уверен, а пока будем считать это гипотезой. Единственное, что меня смущает – слишком всё примитивно, просто, без попыток замести следы и усложнить задачу следователю. Бойко просто убили. Разумеется, потому что боялись того, что он может сказать. Боялись дать следствию зацепки. Кто это мог быть, Пётр Викторович? Сделай это ты – я бы, наверное, даже не поверил, пока не увидел бы чётких доказательств или не услышал твоего признания. Ты бы точно не допустил такой халатности, правда?

– Не допустил бы, – прерывисто вздохнул Пётр Викторович, глядя на столешницу.

После только что пережитого стресса его ещё немного трясло.

– Тогда кто это был? – разделяя каждое слово, задал вопрос Павел. – Кто был столь неопытен или настолько панически напуган?

Пётр Викторович ещё немного помолчал, приводя в порядок дыхание и мысли, а затем заговорил.

– Давайте составим весь круг подозреваемых. Перечислим всех, кто имел достаточные полномочия. Вы, подполковник Родионов, майор Дьяков, капитан Садальский, старший лейтенант Вакулин и… ваш сын. Это все сотрудники СВБ, которые имеют полномочия, чтобы самостоятельно что-то решать. Могли бы быть ещё люди из отдела Садальского, но их, как и меня с Бенедиктовой Олег отстранил – это, кстати, главный промах вашей гипотезы на мой счет. Майор Дьяков и капитан Садальский сейчас отсутствуют, поэтому главный по СВБ – Олег. Он отстранил всех от этого дела и заявил, что будет заниматься им лично.

Пётр Викторович осторожно взглянул на Павла, но, не заметив никакой реакции, продолжил.

– Подполковника Родионова в «Убежище» нет, вас исключаем, Вакулина тоже нет уже неделю – он где-то на объектах пропадает, так что и он временно вне подозрения. На всякий случай я, конечно, проверю у начальника КПП – вдруг он возвращался, но сомневаюсь, что это так.

– Обязательно проверь. А что значит отстранил?

– Олег? Он заявил, что предателем будет заниматься лично, а если понадобится помощь – сам к нам обратится, и запретил нам не только допрашивать его, но вообще подходить к камере.

– Вот, значит, как. Ясно. А была ли на этот счёт проинструктирована охрана? О том, что вас нельзя допускать к арестованному?

– Я не знаю. Вероятно. Я ни разу к Бойко не заходил и с охранниками на эту тему не разговаривал. Не хочется гадать, так что я выясню на счёт таких инструкций у самих охранников.

– Хорошо. По Садальскому. Это мог быть он?

– Мог, – сразу же ответил прокурор. – Он, конечно, был тогда на совещании и тоже получил свою порцию осколков, но он не лежит в лазарете, как майор Дьяков, а отлеживается у себя. После взрыва он один раз появлялся в СВБ по какому-то срочному делу, но это было ещё до того, как мы поймали Бойко. Мог прийти и ещё раз.

– Понятно. Хм… В принципе, разработка и допросы предателей это как раз в ведении Садальского. Такая возможность выслужиться, а он сам и его люди бездействуют и позволяют Олегу делать всё, как ему вздумается. Странно это.

Прокурор задумчиво молчал, потирая переносицу, а потом выдал интересную версию:

– Может, хотели его подставить? Молодой, вспыльчивый парень, и так уже наломавший дров. Сами посудите: захват подозреваемых провалил, а потом ещё и Тупичкова со своими балбесами замордовал. Это может быть выгодно – убить Бойко, за которого Олег сам взял ответственность, и таким образом окончательно свалить на него все подозрения.

Гронин утвердительно кивнул. Гипотеза была неплохой.

– Возможно. А на счёт Тупичкова – кто из них там отличился?

– А я знаю? Не знаю как на базе, но в СВБ всем известно, что они там были трое. Но кто из них что сделал – этого никто, кроме них, не знает.

– Понятно. Кстати, как ты считаешь – почему бездействовал Садальский и его люди? Он ведь мог бы и не позволить Олегу устроить такую кипучую деятельность?

Прокурор задумался ненадолго, почесал подбородок.

– Чего не знаю, того не знаю. Может, Садальский ещё не пришёл в норму, не чувствует, что ему хватит сил, чтобы схлестнуться с Олегом. Всё-таки, его все немного побаиваются.

– Побаиваются? Почему?

Пётр Викторович замялся, не зная как ответить. Пришлось Павлу его подтолкнуть.

– Не надо подбирать слова. Говори, как есть – я всегда ценю это в людях. А если тебя волнует, что он мой сын, то поверь – это не имеет никакого значения. Неудачное покушение означает только одно – нужно готовиться к повторному. А когда на кону наши жизни, то для меня не существует ни друзей, ни родственников – в таких делах доверять нельзя никому. Лучше быть живым параноиком, чем мёртвым слепцом.

Такие слова немного даже шокировали старого прокурора. В былые времена он, конечно, был не из лучших следователей, часто проявлял жалость к обвиняемым, если чувствовал, что дело сфабриковано, либо те действовали из-за трудных жизненных обстоятельств, но рассуждать так… Он понимал, что имеет в виду Гронин, но подозревать и не доверять собственному сыну… Кому же тогда вообще верить в этом мире? Неужели полковник не доверяет вообще никому? Однако взгляд Гронина требовал и ждал ответа.

– Он жёсткий, наглый, беспринципный. С ним тяжело. Но его выбрыки все терпят, потому что он ваш сын, – вздохнув, сказал прокурор.

– Хреново, что всё так, но это ваши собственные заблуждения. То, что он мой сын – для него это даже хуже. И любые его, как ты сказал, выбрыки, должны пресекаться немедленно. Впредь если у тебя или ещё у кого-то будут возникать с ним трудности – иди сразу ко мне. Договорились?

– Так точно, – решительно ответил прокурор, хоть и сомневался, что будет так поступать.

Иерархия в СВБ была следующей: Дьяков был главным, номинально его замом был Садальский, но реально – Олег Гронин. Иногда казалось, что с Олегом осторожничает даже сам Дьяков. Поэтому прокурор не был уверен, что сможет пойти против всех в попытке как-то повлиять на Олега. Жестокость и мстительность последнего уже была довольно широко известна.

Но у Павла был свой план. Он уже решил, что полностью отстранит Олега от работы в СВБ и вообще где бы то ни было, но пока что пусть всё ещё немного побудет, как есть. Во всём этом деле уже почти ничего нельзя было испортить, и полковник хотел понаблюдать за сыном и остальными действующими лицами. Судя по всему, кто-то из них каким-то образом был связан с заговорщиками – сам состоял в заговоре либо был зависим от них. Любые перестановки сейчас могут взбаламутить воду в этом аквариуме и усложнить дело. Пусть лучше все решат, что хвостов больше нет и немного расслабятся.

– А что ты скажешь о его причастности ко всему этому делу?

Пётр Викторович недоверчиво и с опаской посмотрел на Гронина.

– В каком плане? – осторожно спросил он.

– Это он убил Бойко?

Прокурор застыл в недоумении. Голос полковника прозвучал так, будто это был и не вопрос вовсе, а уверенность. Неужели он действительно подозревал собственного сына в сговоре и попытке его убийства? Как он может так легко бросаться такими серьёзными обвинениями? Или это очередная провокация? Пётр Викторович и в прошлые времена бывало терялся перед начальством, но здесь мало того, что Гронин сам по себе непредсказуемый и крайне опасный человек, так ещё и раз за разом провоцирует его.

Он долго не решался говорить, но требовательному взгляду полковника трудно было противостоять. Будут последствия или нет – двум смертям не бывать, одной не миновать.

– Олег вызывает у меня разные чувства, – издалека начал прокурор.

– Давай-давай. Рассказывай.

Помявшись ещё немного, Пётр Викторович, наконец, решился и заговорил немного свободнее.

– Некоторые его действия и решения выглядят странно и крайне непрофессионально. Начнём с того, что я вообще не могу понять, зачем майор Дьяков назначил Олега на эту работу – ему ведь явно не хватает квалификации.

– Знаешь, я и сам не могу этого понять. Так что пока оставим этот вопрос – я как раз планирую задать его майору.

Услышанное замотивировало прокурора говорить откровеннее.

– Понял. Что я могу сказать об Олеге… он агрессивен, деспотичен и жесток. Ему не хватает ни выдержки, ни знаний, а порой, извините, и мозгов. Многие его решения исходят из позиции «потому что могу», некоторые не поддаются логике, а то и вовсе сугубо эмоциональны. Как-то так.

В лице полковника вообще ничего не изменилось. То ли он намеренно сдерживал свои эмоции, то ли не услышал ничего такого, о чём бы не знал до этого. А может его просто не интересовало то, что ему сказали, потому что следующий его вопрос был точен, краток и беспристрастен.

– Так это он убил Бойко?

Прокурор отвёл взгляд и прикрыл рот рукой, будто боялся того, что может сказать, но пауза длилась всего несколько секунд.

– Как по мне у него было меньше всего мотивов.

– Обосновывай, – немедленно потребовал полковник.

У Петра Викторовича возникло ощущение, что он на экзамене, где строгий преподаватель постоянно пытается его завалить. Чёткие, прямые вопросы Гронина постоянно ставили его в тупик. Сами по себе они были понятны, но касались людей и событий, о которых осторожный прокурор не хотел бы говорить. Особенно с полковником Грониным.

– Начнём с того, что он – ваш сын. У него и так есть всё необходимое для жизни, включая работу, которая ему явно по душе. Зачем ему пилить сук, на котором он сидит, и бросать на вас тень? Единственный логичный мотив, что я вижу – полный захват власти, но даже в случае вашей гибели есть люди, за которыми пойдут другие, которые намного умнее и авторитетнее него, так что конкурентов у него будет слишком много, а убить всех… не верится, что он на такое пойдёт. Да и не по силам ему это. А в то, что он возглавляет заговор, я ни за что не поверю, и вы, думаю, тоже. Ему для этого просто не хватит ума. Так какой смысл ему тогда в нем участвовать?

Пётр Викторович подождал немного, ожидая комментариев, но по скептически искривившемуся лицу Гронина понял, что тот не сильно доволен его аргументами.

– Кроме этого он провалил задержание ряда подозреваемых и уже в немилости у вас, ведь правда? Уверен, он уж точно не хотел бы упустить последнюю ценную ниточку и окончательно упасть в ваших глазах, ведь он сам же был в ответе за охрану Бойко, как главный по СВБ в данный момент. И он наверняка понимал, что в случае чего спрашивать будут именно с него. Да и сделано всё слишком топорно. Если бы он был убийцей, то организовал всё получше. Ведь можно было выставить «свою» охрану, Сашка того же, и выбрать способ похитрее, скажем достать в медчасти и отравить медпрепаратами, или задушить во сне подушкой. Ну, это так, первое что приходит на ум. Я веду к тому, что зачем действовать так нелепо, когда у него есть все возможности организовать всё как надо, а времени на это нужно всего ничего? Допустим даже, что он действительно замешан в заговоре – кто бы ни был организатором он явно не дурак, потому что до покушения мы даже не догадывались о его существовании. Такой человек в данной ситуации сориентировался бы и дал Олегу чёткие инструкции.

– Или у исполнителя пропал с ним контакт. Мозгом заговора мог быть Горват, а к нему теперь не доберёшься.

– Возможно и такое.

Пока что единственное, что Павел знал точно – подозревать нужно всех. Пока ты на сто процентов не уверен в невиновности конкретного человека, пока есть малейшая вероятность его вины – он подозреваемый. Поэтому даже Пётр Викторович по-прежнему оставался для Павла в этой категории.

Но что до Олега… Нет. Нет-нет-нет. Это не он. Это просто не может быть он. И дело не в том, что он его сын – как сказал прокурор: ему просто не хватит мозгов на такое. Он не способен просчитать и продумать, организовать и взрастить в тайне, пусть даже с чьей-то помощью, целую фракцию заговорщиков. Да, вероятно, он может в ней участвовать в какой-то мере, но точно не стоять наверху. Должен быть кто-то другой.

И кое-какие мысли на этот счет у Павла имелись. Он уже сформировал в голове пул людей, которые могли возглавлять заговорщиков. Причём их присутствие в кабинете в момент взрыва и даже ранения никоим образом не делали этим людям алиби.

Что же до участия в последних событиях Олега, то тут у Павла возникали некоторые сомнения. Да, все факты указывали на то, что Олег так или иначе замешан во всех из них, но это же сбивало Павла с толку – не может быть, чтобы один человек, имея все возможности сделать всё по умному, допускал такое количество грубейших, нелепейших ошибок. Нет, это скорее было похоже на то, что кто-то со стороны пытался свалить все шишки на Олега. Это был хороший ход и с политической точки зрения, и с психологической. Таким образом можно было и выбить Павла из колеи, испортив его отношения с сыном, и очернить его перед всей организацией, указав на тотальную некомпетентность Олега.

Какой же ответ правильный? Кто среди своих – враг? И что гораздо важнее – стоит ли кто-нибудь за заговорщиками, а если да, то кто именно?

Гронин тяжело вздохнул и поднялся на ноги. Впереди его ждало много неприятной работы.