Мемуары гейша

3.3

Ох, снова все сначала… Думала, закончила уже.

— Ну?

— Присмотрите за Максом. Позаботьтесь о нем. Он такой хороший, способный парень, а такой ерундой занимается… У него нет семьи, некому наставить на верный путь. Он вашему мужу в рот заглядывает, его послушает. Пристройте его куда-нибудь в приличное место…

Ух, ты! Люди раскрываются с неожиданной стороны. Впрочем, после сцены с топором стало понятно, что Милли Филис — вожак стаи, даже если младше и слабее всех. Убьет всех, кто тронул ее щенка. Как говорит Максик… “такая родилась”.

— Я не могу решать за Макса, как ему жить, — уклонилась от прямого ответа, — но подумаю, что можно для него сделать. Если ему это нужно. Не пытайтесь осчастливить других насильно, Милли, не получится… Извините за личный вопрос, а что вы с ним собираетесь делать? Будете вместе дальше?

Танк, по имени Милли Филис, заглох. Она опустила голову, закрыла голову руками, вздохнула.

— Не знаю… У нас ничего общего, ничего — ни в интересах, ни в образе жизни, ни в целях, он почти на десять лет старше… В этом доме все было как на необитаемом острове — он последний мужчина, а я последняя женщина на земле… Так романтично, так нежно, как… как в кино — вот как! Но это ведь ненормально все было, ненормальные обстоятельства нас свели, никакая не любовь… ну, какая у нас может быть любовь! Кроме того, договор, который мы заключили в офисе той странной женщины, всегда будет между нами…

— Может быть, нет? — ну, невозможно смотреть на Милли без слез. Вот, говорила с ней о деле и только как “объект” Милли воспринимала, а тут почему-то проникается, лично переживает. Командир будет недоволен, когда ему расскажет о таком проколе…

— Лучше не портить то, что было, — сказала Милли Филис, подняв голову. Танк “Милли Филис” снова завелся, — Хороший первый опыт. Лучше, чем у всех девочек, которых я знаю, все было очень мило… Вы видели, я целый альбом сочинила, Макс вдохновил, из-за него все так хорошо получилось, из-за чувств…

— Очень хороший альбом. Вы очень способная девочка. Далеко пойдете… — с музыкальными способностями, связями, с таким характером и амбициями — вне всяких сомнений. Еще политическую карьеру потом захочет, когда вырастет. То-то за нее все так вцепились, перспективная девочка.

— Теперь после вот этих ваших “предложений”, не знаю, хорошо ли это.

— Хорошо, если выбрать хорошую сторону… И пишите свой список пожеланий… Для меня честь работать с вами, Милли. И если такая ваша судьба — договориться с кем-то вот так, то лучше это буду я, чем кто-нибудь другой.

Очень хочется поступить так, как командир запретил. Это хорошо будет — не дать посадить девочку на цепь… Командир сказал — не лезть, он этого не одобряет, рискованно, девочка может соскочить… О! Не одобряет, но не запрещает… Такой удобный исламский принцип — то, что прямо не запрещено, то разрешено… И вообще, Марципановый Леденец — психически нестабильна, это в досье записано. Психически нестабильная все, что угодно может выкинуть. Если попадется — прикинется сумасшедшей, как обычно…

— Подайте мне мою сумку, пожалуйста, — так тяжело ходить, что ж такое! И таблеток никаких нет с собой… Достала из сумки папку, — Чтобы вы убедились, что лично я — хорошая сторона, отдаю вам вот это.

— Что это? — Милли раскрыла папку. На первой странице было фото ее родителей. Милли сразу захлопнула папку, испугалась, — Что там?

— Ничего страшного, Милли. Можете посмотреть. Ваши родители когда-то были юны и неопытны, не понимали, что неосторожное слово или действие вернутся к ним в будущем. Они всего лишь дети своего времени, думали, как все, говорили, как все… Но говорили противоположное тому, что вы говорите со сцены, то, за то сейчас осуждают… И, если бы вы оказались неблагоразумной девочкой и отказались со мной сотрудничать, то мне бы пришлось пригрозить тем, что завтра это все окажется в сети. И если б вы еще раз отказались, то так бы и было. Простите, я всего лишь исполнитель…

— А зачем отдаете? — Милли листала папку, самые разные чувства отражались на ее лице, она уже не скрывала их.

— Потому, что лично я считаю нехорошим воздействовать на человека, угрожая тем, кого он любит. Особенно если мы договорились и так… Постепенно и аккуратно, ваши родители могут первыми обнародовать эту информацию, подать ее так, будто они осознали и раскаялись… Думаю, хорошие пиарщики подскажут как минимизировать ущерб, а то и на пользу пустить скандал…

Спохватилась вдруг. Пришла в себя. Дура набитая! На слезки детские поддалась. Психически нестабильная идиотка с материнскими комплексами! Профнепригодная мать тереза!

— Но вы должны понимать, Милли, что эта папка совсем не все, что есть на ваших родителей. И брата. Поэтому если вы вздумаете нарушить договор, выкинуть что-то на пресс-конференции или позже, мне придется разрушить вашу жизнь… Пусть лучше я, чем кто-нибудь другой.

— Договорились, так договорились, — гордо сказала Милли, — Спасибо!

— Очень прошу не говорить никому, что я отдала вам эту папку, иначе у меня будут крупные неприятности. Ни моему мужу, ни Максу, ни своей команде. Отдайте родителям без объяснений… Ладно, дело сделано, пойдемте на кухню, подготовим посуду для вечеринки…

Соседи сказали, что не любят одноразовую посуду, берегут природу. Милли это понравилось, она тоже в защиту природы, весело звенела тарелками…

— Не надо борзеть, Милли! — прочитала длинный список того, что требует Милли Филис (тм) за свои услуги инфлуенсера и лидера общественного мнения, — Я не уполномочена решать, но сразу предупрежу, что сократят, как минимум, вполовину.

— Я знаю, — хитро улыбнулась Милли, — я в книжке по бизнесу прочитала, что нужно просить в два раза больше, чтобы дали, что хочешь.

Такое дитя! Чтобы похвастаться, какая умная, выдает все свои карты… Закончили все с посудой, надо пойти отдохнуть перед этой вечеринкой…

— А можно и мне личный вопрос? — спросила Милли ей вслед.

— Пожалуйста.

— Я думала, что… такие, как вы… бегают, прыгают ловко, накаченные такие, из пистолета стреляют… в кожаных штанах, темных очках… А вы такая… как воспитательница детского сада…

Воспитательница детского сада! Так ее еще никто не называл! Поедет срочно к Эльвире, пусть отведет к своим специалистам, сделает что-то с лицом, поработает над стилем, ну, что же это такое… Это Пирожочек делает ее такой — воспитательницы детских садов не привлекают внимания!

— … и вы… ну… извините, конечно… вы ведь…

— Инвалид? — понятно, это любому приходит в голову, сама себе удивляется. Особенно сейчас, когда даже с тростью еле ходит. Нужно отлежаться, нужна неделя постельного режима…

— Я хотела сказать “с ограниченными возможностями”, - вежливо поправила Милли.

— Таких, кто бегает и прыгает, очень много, а я занимаюсь более тонкими вещами, — как бы так ответить, чтобы ничего не сказать, — для этого не нужна особенная ловкость тела, требуются другие умения. Но стрелять из пистолета я умею. И темные очки у меня есть, вы сами видели… — заползла на диван наконец. Милли сама догадалась принести ей подушку под ноги.

— Понимаю, — сказала сочувственно, — у меня была операция, чтобы я ровно ходила и могла танцевать. Теперь в позвоночнике металлическая пластина. И шрам некрасивый. Макс говорит, что ничего, нормально… Но он же такой деликатный, этот Макс, а кто знает, что другие скажут, так стесняюсь…

Видно, что танк “Милли Филис” ни с кем не мог про это говорить. Танк не мог признать, что в его броне дыра. Бедняжка сказала про это малознакомой женщине, которая взяла танк на абордаж… Ладно, устроит девочке цирк. Командир, конечно, отругает, скажет, что она в могилу его сведет цирком и балаганом. Все, к чему она приближается, превращается в цирк и балаган…. Села на диване, сняла футболку, и демонстрировала спереди и сзади свои “особые приметы”. Одела футболку, сказала наставительно:

— Вот, вспоминайте это, деточка, когда можете подумать, что ваш жалкий шрам в ваши прекрасные девятнадцать лет, это страшно. Важно, как вы к себе относитесь, — так и прочие будут. Я могу получить любого мужчину, которого захочу. Но только я никого не хочу, кроме моего пирожочка. И его все устраивает, как вы вчера могли видеть, когда мы позволили себе… эээ… некоторые вольности.

Девчонка, конечно, рот открыла. Еще бы, у воспитательницы детского сада таких особых примет обычно не бывает.

— И я не воспитательница детского сада, я — медсестра!

Отвернулась к стене и сразу начала засыпать. Устала, нужно отдохнуть… Надеется, что Милли догадается пересчитать вилки и подготовить салфетки….

Малыш Майки покупает пиво ящиками, набивает тележки продуктами. К Малышу Майки, рыцарю без страха и упрека, придут гости — старые девы, местные алкоголики, сумасшедшие, которые живут с мамами, обыватели, которых он никогда не видел или не замечал. И обувщик… Соседи, с которыми он никогда не жил рядом. Друзья, с которыми он никогда не дружил. Из-за нее все! Вот, тогда он опрометчиво зашел в тот старый отель, а теперь он толкает тележку с мясом, за ним плетется этот пройдоха, своими светлыми кудрями и невинным взглядом очень похожий на овечку, и ловко разводит его на покупку всяких вкусностей, которые Майки не хочет покупать.

— …ну, будут же целый год говорить, что господин Морис поскупился.

— Ладно, берите. А это зачем?

— Чтобы сказали, что у господина Мориса хороший вкус.

— Вы меня разорите! — неожиданно запустил в Макса зеленым цуккини. Ну-ка, какая у мальчика реакция? Макс ловко поймал овощ и предложил сэкономить на вине.

— Джентльмен не экономит на вине, это неприлично.

— Это на званом ужине не экономит, а на вечеринке во дворе можно…

— Откуда вы взялись на мою голову, просто наказанье… Вон, возьмите те куриные колбаски.

— Зачем?

— Может, некоторые не едят… такое жирное. Берите куриное, говорю!

Так уже бывало, что на всяких мероприятиях была только свинина и Розочка оставалась голодной. Она даже говядине не всегда верит, если не видит этикетки. Его чокнутая малышка…

Что-то долго возится с этой девчонкой. Сколько нужно времени, чтобы малолетку обработать? Ну, Милли, конечно, не простой случай, подождем…

— Идемте к кассе, всего достаточно, — сколько можно, сколько же людей наприглашал этот болван!

Остановил машину возле парка.

— Погуляем, уточек покормим… — надо дать малышке еще времени.

— Но готовить нужно, — торопился Максик

Эта суетливая овечка очень надоела… Но мальчик неплохо держался тогда на дороге, очень пригодился, соображает быстро, людей чувствует, да и вообще неплох… За Круглый стол он захотел!

— Максик, вы меня очень утомили. Нужно отдохнуть.

Кормили уток на пруду. Старался не думать, как его малышка кормила уток с этим жирным, перезрелым красавцем на “феррари”, и что тот тогда не был жирным, а был очень хорош… А Майки всегда был обыкновенный, с непримечательной наружностью…

Говорил с Максом, задавал вопросы, слушал, парочку тестов провел навскидку…

— Вот, что Максик, — наконец сказал, — вы как-то ляпнули, что хотите получить место за Круглым столом.

— Да, — Макс перестал суетиться и вилять, говорил нормально. Сразу перестраивается, молодец.

— За мой личный стол попасть очень трудно, а вот работу я могу вам предложить. Можете вместо вашего несолидного занятия попробовать что-то еще…

— Ну, это…

— Я не могу гарантировать, что вас возьмут, конечно. Но рассмотрят заявку, — вытащил из кармана визитку с номером телефона, — работа довольно пыльная, может быть скучной, может опасной. Все официально. Социальные гарантии. Хорошая пенсия. Платят неплохо. Но на “феррари” вряд ли накопите быстро, — держал визитку в руке, — Берете?

— Ну, это…

Когда хотел визитку в карман обратно засунуть, Максик остановил руку.

— Давайте.

— Максик, это серьезные дела, которые не терпят несерьезных намерений. Вы взрослый человек, а не ребенок, которому нужна нянька. Подумайте хорошенько, прежде, чем звонить. А то опозорите меня тем, что я даю телефон всяким болванам… Позвонить — уже очень серьезное решение. Хотелось бы, чтобы вы это понимали. И отвечали не вашим идиотским “ну, это…”, а внятным “да”. Понятно?

— Да.

Макс повертел визитку в руках.

— А кого мне спросить? Тут только номер.

— Скажете, что вы по поводу работы.

— А если спросят, кто дал мне номер телефона?

— Не спросят. Там знают, кто дал номер.

Сегодня поставит пятерку на то, что Максик позвонит. Розочка считает, что этот инфантильный лентяй не станет связываться с такой работой, да и он сам так думал. А теперь смотрит на эту кудрявую башку и думает, что позвонит. Макс не так прост, как кажется. Придуривается овечка. Правдоподобно косит на дурачка, так и не поймешь сразу, что внутри — эльвирина школа!…Розочка продуется наконец, а то он проигрывает несколько раз подряд… Надо выяснить, за что его выгнали из армии.

Пришло смс. “Дело сделано”. Отлично, пора возвращаться.

— Едем, Максик, нужно разводить огонь. Обувщик уже начистил свою обувь…

Не хотела идти на эту вечеринку. Не было сил двигаться, болело все. Макс сказал, что нельзя не прийти — и так считают вертихвосткой, которая отвадила господина Мориса от дома, и не прийти значит проявить неуважение.

Ну, вот скажите, пожалуйста, почему она должна улаживать еще и это, из последних сил выползая на это барбекю. И слушать этого мальчишку.

Но Макс, побегав по соседям, приволок чье-то инвалидное кресло. Сказал, что так будет куда лучше — вертихвостки не раскатывают в инвалидных креслах, теперь она будет приличной женщиной, которая мужественно храбрится — люди такое любят…

Да он хорош, этот Максик. Эльвира должна бы гордиться таким учеником — так тонко чувствует людей, так изящно манипулирует, быстро соображает. Такой симпатичный…

Потом пришел Пирожочек и, не глядя в глаза, дал ей таблетку.

— Твой доктор сказал, что не нужно тебя мучать… Я не хотел тебя мучать, правда, просто сама же понимаешь — так забочусь. Но, если очень больно, то вот… От этого не должно сильно глючить, но, если что, сигналь, я выведу.

Пирожочек — милый дружочек. Все-таки он не такой, как раньше, время меняет его, все больше похож на человека. Боится этого и стесняется…

Выпила таблетку. Надо выйти к гостям и улыбаться. Надо устроить им такой прием, чтобы годами говорили, что как господин Морис удачно женился. Зачем ей эти незнакомые люди, почему не безразлично, что они говорят? Потому, что ей нужен дом… У них с Пирожочком нет дома. Может этот будет?

Все-таки подглючивает от этой таблетки. Теперь ей неудобно перед Пирожочком, очень стыдно за вранье…

…Сидела за столом с приятным блондином третий час. Блондин симпатизирует ей, конечно, но обязан провести допрос по всем правилам. Одно и тоже, одно и тоже, в разном порядке… Думает, она дурочка, которую так легко сбить с толку. Тем более, она на все вопросы правдиво отвечала. Ну, на все почти…

— Вы сделали копии с конфиденциальных документов?

— Нет.

Конечно, приятный блондин понимал, что Марципановый Леденец врет. Любой из них сделал бы копии для личного пользования и в качестве гарантий безопасности, он тоже. Но допрос был официальный, под запись, поэтому должно быть сказано четкое “нет”.

Потом начал пугать. Так по протоколу допроса полагается, ничего личного. Тем пугал, сем… А она в себя еще не пришла после того, как на самом дне спряталась, вообще не пугалась… Нервничала, конечно, кому это понравится — нависают, давят, свет этот дурацкий, ногти некрасиво ободрала… Не из-за страха, а чтобы не сбиться, быть всегда в состоянии отвечать на вопросы, как ее научили. А потом увидела на столе бумагу и испугалась. Это был бланк анализа крови, она же медсестра, знает, как выглядит. Видимо, блондину дали результат медосмотра, который она прошла, придя в офис.

Позорно выдала себя. Блондин перехватил ее взгляд. Взял бланк со стола.

— Этого вы боитесь?

Конечно, после такого позорного прокола начала что-то блеять, что, типа, ей просто неловко перед руководством за свои слабости. Но блондин все-таки слишком хорошо ее знает:

— Вы боитесь, что Майки узнает в каком виде вы пришли сюда? И сколько всего в вашей крови появилось за эту неделю?