К тому времени, как в дверном проеме появился Уинстон Шрив, я заползла обратно в самый дальний угол разрушенной лаборатории — прочь от останков Шарлотты Войт, крыс и похитившего меня человека.
Одет он был по случаю — лыжная куртка, джинсы и тяжелые ботинки. Теперь я вспомнила, что видела его днем в кабинете Сильвии Фут, но тогда на нем был блейзер и слаксы. Я по-прежнему не помнила, как покинула здание колледжа и что произошло потом.
Он заметил меня в темной нише, и я вздрогнула. Правда, дрожала я часами — но от холода.
Шрив направился ко мне, и плотный снег заскрипел под его ботинками. По пути он остановился, поднял одеяло, свалившееся с меня, когда я ползала по комнате, опустился передо мной на колени и набросил ткань мне на плечи.
— Я не убийца. Это первое, что вы должны понять.
В моих глазах, наверное, читался ужас.
— Я не собираюсь причинять вам вред, Алекс, — продолжал он. — Я привез вас сюда, потому что сегодня вечером мне нужна ваша помощь. Я не убийца.
С трудом верится, особенно когда между мной и дверью лежит тело Шарлотты.
— Мне кажется, у вас есть то, что мне нужно, и какое-то время нам придется доверять друг другу. — Он протянул руку мне за спину и снял путы с моих запястий. Я увидела, что это был мужской галстук.
— Сейчас я вытащу кляп. Надеюсь, это убедит вас, что я не собираюсь делать ничего плохого. — Он развязал узел носового платка, а потом вытер мне лоб и щеки. Я заметила, что он действовал, как любитель, используя предметы одежды, а не веревки и скотч. Это обнадеживало.
Я несколько раз открыла и закрыла рот. Нижняя челюсть болела и онемела. То, что он вытащил кляп, ни в чем меня не убедило. Теперь я знала, где нахожусь, а значит, в миле отсюда нет ни одной живой души. С трех сторон нас окружала вода, а к северу раскинулся пустырь, заваленный мусором и отгороженный от населения острова Рузвельта металлическим забором с колючей проволокой. Даже если бы не завывал ветер, никто все равно не услышал бы моих криков.
Я заговорила:
— Это Шарлотта Войт?
Антрополог стоял передо мной. Прежде чем ответить, он обернулся и взглянул на шкаф с металлическими столами для трупов.
— Да. Но я не убивал ее. — Он повторил это медленно и четко, словно для него имело значение, верю я ему или нет.
— Я любил Шарлотту. И никогда бы не сделал ей ничего плохого.
Я вспомнила беседы со студентами и слухи о романах между преподавателями и учащимися. Я должна была догадаться, что Уинстон Шрив — потенциальный правонарушитель. Разве он не говорил нам, что его бывшая жена, Жизель, была его студенткой, когда он преподавал в Париже? Действует по одной и той же схеме. Скорее всего, Шрив — классический случай задержки развития с фиксацией на двадцатилетних студентках и стремлением переживать эту любовь снова и снова.
— Это один из способов, как вы можете мне помочь, Алекс. — Он присел на корточки и накрыл мне голову одеялом. — Как прокурор, я имею в виду. Сейчас я вам все объясню, а вы потом скажете, что я невиновен.
Если он ждет ответа, он его не получит.
— Наш роман с Шарлоттой длился много месяцев. Время от времени у нее появлялись парни, но, думаю, она была влюблена в меня так же, как я в нее. Она была совсем не похожа на остальных студенток. Она мыслила как женщина, не как ребенок.
Сколько раз он говорил эту чепуху ничего не подозревающим подросткам?
— Я привез ее на остров, чтобы она приняла участие в проекте. Здешняя работа мало ее интересовала, зато она полюбила само место. Не новую часть. — Он махнул рукой в сторону заселенной половины острова. — Ей нравились мои рассказы о прошлом, об истории этого острова. А еще она любила бродить по руинам.
Разумеется, Шарлотте Войт здесь понравилось. Она сама была изгоем. Она сбежала в Нью-Йорк от своей семьи и чуралась большинства сверстников в колледже. Этот остров изгоев с многовековой историей очаровал и ее.
— Прошлой зимой Шарлотта часто приходила ко мне домой ночевать. Разумеется, не одобрять это легко, но моя компания была куда безопасней общества подонков, постоянно накачивавших ее наркотиками. И вот однажды вечером, в апреле, она захотела съездить сюда, на остров. Был чудесный весенний вечер. Она думала, что очень романтично заниматься любовью под открытым небом и смотреть на город.
— Больше похоже на вашу идею. — Именно это рассказал нам с Майком Шрив о своем первом визите с Лолой Дакотой на остров Рузвельта. — Романтический вечер на одеяле перед руинами. Смотреть на высокие корабли и фейерверки, пить вино, глядеть на Ривер-хаус, где вырос ваш отец.
Почему я так хорошо помнила, что происходило на прошлой неделе, и понятия не имела, что случилось со мной сегодня?
— В данный момент вряд ли имеет значение, чья это была идея. Печально, что я не мог заставить Шарлотту отказаться от наркотиков, как ни старался. Она с тринадцати лет принимала их дома в Южной Америке. Пробовала все, что ей предлагали. Так что, отправляясь ко мне на свидание, она кое-куда заскочила и раздобыла несколько таблеток. Но тогда я ничего об этом не знал, поверьте.
— Мы говорили с ее друзьями. Она не дошла до дома Джулиана. Вы ведь о нем? Таблетки из так называемой «лаборатории»?
Шрив сел на подоконник.
— Когда Шарлотта сказала, что едет в лабораторию, она имела в виду это место.
Как же я сглупила! Лаборатория имени Штреккера. Патологоанатомическая лаборатория.
— Вы скажете, что это мерзко. Но такое у Шарлотты было чувство юмора. Она хотела получить кайф и побродить вокруг лаборатории и старой больницы. Узнать, каких призраков может породить ее воображение. Такие вещи не пугали ее, не вызывали отвращения, как у большинства людей. Она считала это почти мистикой, видела в этом связь с другим поколением, другой эпохой.
— Что произошло в ту ночь?
— Мы приехали сюда вместе. У меня есть ключ от ворот, разумеется. Я захватил несколько бутылок вина. Шарлотта хотела осмотреть все тайные убежища. Мы лежали на одеяле часами: смотрели на созвездия, разговаривали про ее жизнь. Но чем больше она пила, тем сильнее возбуждалась. Она встала и начала лазить по развалинам. Я боялся, что она упадет и разобьется. Я пытался остановить ее, но она была в эйфории. Вела себя так, словно у нее начались галлюцинации. Тогда-то я и понял, что она, наверное, вместе с вином приняла таблетки.
— Вы спрашивали, что именно она приняла?
— Конечно, спрашивал. Она так странно вела себя. Я догадался, что, видимо, этот наркотик плохо сочетается со спиртным. «Экстази», — сказала она. Много «экстази».
Ослабляет комплексы. Усиливает сексуальные ощущения. Вызывает эйфорию. Превращает свидание с Уинстоном Шривом в старой лаборатории в психоделическое наслаждение.
— Что с ней случилось? — тихо спросила я.
— Какой-то припадок. Сначала у нее начался приступ паники. Я хотел поймать ее и посадить в машину, чтобы отвезти к врачу. Но она накричала на меня и убежала еще дальше. Я бросился за ней. Она задыхалась и была очень возбуждена. Сначала я не понимал, что у нее передозировка, но именно это, наверное, и произошло. Она дико махала руками, вся дергалась и тряслась. А потом потеряла сознание у меня на руках.
— Вы не повезли ее в больницу?
— Шарлотта была мертва. Какая от этого польза? У нее были сильные судороги.
На работе я сталкивалась с подобными случаями. Юноши и девушки погибали в ночных клубах и на дискотеках от передозировки «безвредного» наркотика. Умирали до приезда «скорой помощи».
— Я знаю, как это бывает, мистер Шрив. Почему вы не позвонили в полицию? Не позвали на помощь?
— В тот момент я не понимал, почему она умерла. Потом я много читал о наркотиках и понял, что они могут быть смертельны, но в ночь, когда у Шарлотты случилась передозировка, я понятия об этом не имел. Думаю, что просто испугался. Я представил, как рушится моя карьера. Я сидел там, у стены, — он указал на вход, — с трупом Шарлотты на руках и понимал, что все, ради чего я работал, уничтожено.
— И вы оставили ее здесь? — Я оглядела рушащуюся каменную кладку могилы девушки.
Шрив был явно расстроен.
— Я не собирался этого делать. Мне нужна была ночь, чтобы все продумать. Мне нужно было понять, смогу ли я весенним утром войти в больницу с прекрасной девушкой на руках и сказать врачам, что произошло ужасное несчастье. Мне нужно было придумать, как объяснить ее смерть Сильвии Фут и коллегам, которые верили в меня.
Он беспокоился только о собственной шкуре.
— В конце концов, это ведь морг, — продолжал Шрив. — Я завернул Шарлотту в одеяло, принес сюда и оставил на ночь. — И еще на восемь месяцев, на ржавом металлическом столе в кишащих крысами развалинах, мысленно добавила я.
— Вы так и не вернулись?
— Я думал, что к утру составлю план. Что вернусь и… И не смог этого сделать, не смог заставить себя вернуться и снова увидеть ее. Я знал, что однажды сюда придут рабочие. Ее тело уже давно должны были найти. Я хотел, чтобы его нашли. Но эта часть острова всех пугает. Я не представлял, что пройдет столько времени, прежде чем ее заберут отсюда. Если проведут вскрытие, станет понятно, что ее не убили. Это ведь еще можно установить, как вы думаете? Ну, токсикологию и причину смерти? В городе ведь бывали похожие случаи, да?
— Похожие смерти — да. — Но сомневаюсь, что были другие трупы, оставленные гнить блестящим эгоистичным профессором антропологии.
— Это здание хотят превратить в аппаратную для новой линии метро. Скоро его отреставрируют. Тогда Шарлотту похоронят.
Он что, совсем спятил, раз собирался уехать и снова бросить тело девушки здесь?
Теперь я была уверена, что после собрания покинула колледж вместе с Сильвией Фут. Я заставила себя взглянуть туда, где лежал труп Шарлотты, — хотела узнать, не занят ли еще один стол. По-прежнему валил снег, и в сгустившихся сумерках я ничего не увидела.
— А Сильвия Фут тоже здесь, мистер Шрив? — Я вспомнила все наши стычки за последние годы, все моменты, когда я желала ей плохого. — Она мертва?
Он спрыгнул с подоконника и потер руки, отряхивая снег с перчаток.
— Вовсе нет, Алекс. Сильвия — мое алиби на вечер. Сегодня я провел с ней в больнице много часов. Сам отвез ее туда, прямо в реанимацию, и оставался с ней, пока они обследовали ее и промывали желудок. Я был с Сильвией все время. Обращался с ней мягко, нежно, пока ей не стало лучше. Врач решил оставить ее в больнице на всю ночь. На всякий случай. У нее было ужасное пищевое отравление. Наверное, она что-то выпила.