Процессия въезжала во двор, сопровождая великолепный паланкин с позолотой, возле которого шел негр, одетый подобно турецким евнухам сераля.
Достигнув крыльца, носильщики остановились, медленно опустили паланкин и застыли в позе ожидания, скрестив руки на груди и широко расставив ноги. Музыка смолкла, и раджа Гидерабадский поднялся с шелковых, шитых золотом подушек, на которых возлежал.
Этот мнимый раджа, как, вероятно, уже догадались читатели, был не кто другой, как Джордж Малькольм, так искусно загримированный и переодетый, что никто на свете, не исключая, брата и невесты, не смог бы узнать его. Он изображал старика, на лице которого выделялись прежде всего густые, нависшие над глазами, почти закрывая их, брови и длинная шелковистая седая борода, мелкими волнистыми прядями ниспадающая на грудь. Он шел, сгорбившись, и пышный костюм, сверкавший золотом и драгоценностями, едва ли скрашивал старческую походку.
Выйдя из паланкина, раджа оперся на плечо негра и с большой медлительностью стал взбираться на ступени мраморного крыльца. Делая вид, что усердно поддерживает старика, негр (это был Стоп) шепнул ему на ухо:
— О, как мне неловко, черная краска совсем съежила мою кожу.
— Привыкай.
— Меня всего перекосило.
— Никто не замечает.
— Меня жмет.
— Пожмет и перестанет. Через неделю будешь, как настоящий негр.
— Через неделю? — пролепетал камердинер, — смилуйтесь, неужели целую неделю мне придется жить в таком виде?
— Все может случиться.
— Я захвораю!
— Молчи и не забудь, что ты немой.
— Увы! — вздохнул Стоп.
Они преодолели уже почти половину лестницы, как на верхней ступени появились принцесса Джелла, окруженная свитой, и раджа Дургаль–Саиб. Старик и негр мгновенно прекратили разговор.
— Властитель Гидерабада! — обратилась медленным и торжественным голосом к приближающемуся высокому гостю Джелла, — какая причина привела вас в мой дворец, ваш визит многое значит для меня. Происхождение ваше и преклонные лета дают вам право на особое уважение. Все, что здесь, все в вашей воле, и я заявляю вам свою искреннюю преданность.
Сказав это, Джелла сделала движение, выражающее желание преклонить колени и поднести руку гостя к своим губам.
Но мнимый раджа не позволил Джелле исполнить ее намерение.
— Не склоняйте свою голову предо мной, дочь моя, — сказал он глухим старческим голосом. Вы увенчаны молодостью, красотой и знатностью происхождения, мне надлежит скорее склониться перед вами, но я дряхл и сделать этого не могу.
— Благодарю вас, раджа, — проговорила Джелла, вводя старика в парадную гостиную, — приятно слышать ваши, надеюсь, искренние слова.
— Их приятно и произносить, — отозвался Джордж.
— Они служат доказательством вашей дружбы…
— А вы сомневались? — подхватил мнимый раджа.
— Нисколько, — призналась Джелла, — однако позвольте познакомить вас с моим гостем и другом, раджой Дургаль–Саибом.
Дургаль поклонился.
— Я не видел вас до сих пор, — проговорил старец, — но слышал о вас много. В мой уединенный дом в горах залетало много слухов о вас. Имя ваше знаменито, и носите вы его с честью, позвольте пожать вашу руку.
— Благодарю вас, раджа, — шагнул к гостю Дургаль, протягивая руку.
Между тем старец наклонился почти к уху принцессы и шепнул ей:
— У меня есть для вас важные известия, дитя мое, раджа Дургаль–Саиб не лишний?
— Конечно, раджа, у меня нет тайн от него.
— Так пусть он останется, но только он один.
Принцесса движением руки отпустила свиту. Из свиты старца остался только негр, безмолвно застывший возле господина.
— Почему не уходит этот? — спросила принцесса, кивая в сторону Стопа.
— Мы не разлучаемся с Бенто, — ответил Джордж, — он испытан мной в течение долгих лет, отвечает за мой сераль, да к тому же он нем. С ним я объясняюсь посредством знаков, понятных только нам двоим.
Джордж и Дургаль–Саиб сели на софу, оставив в покое мнимого евнуха. Джелла присоединилась к ним.
— Мы готовы выслушать вас, раджа, говорите, уши наши открыты, — начала она.
«Ну, теперь настала решительная минута, — подумал Джордж, — надо сдернуть последнюю завесу с их тайн».
— Давно уже, принцесса, собирался я к вам, — проговорил он, как бы размышляя, с чего начать свой разговор.
— Но вы теперь здесь. Значит, ни к чему вспоминать об истекшем времени.
— Мне известно о гигантском деле, начатом вами, — продолжал старец, — и я знаю его цель.
— О–о–о! — изумилась Джелла.
— Цель эта состоит в истреблении англичан до последнего человека в пределах Индии. Не прав ли я?
— Вы правы.
— Вот видите, ваша ненависть к иноземцам вовсе не тайна для меня.
— О! — снова воскликнула Джелла, — ненависть эта завещана мне предками, я впитала ее с молоком матери!
— До сих пор я потому не предпринимал никаких шагов в интересах святого дела и не склонялся на сторону сынов Бовани, что ваши враги были моими союзниками. Мне известны были ваши тайны, и я мог разрушить их одним словом, мановением руки, но слово это я не проговорил, движением не выдал вас. Было бы преступлением остановить ход дела, я решился быть простым зрителем, предоставляя богам решать все.
— А теперь вы оставили прежнее намерение?
— Оставил.
— Что повлияло на вас?
— Дела приняли другой оборот. Англичане оскорбили меня, перешли пределы своих прав в отношении меня, коснулись моих бесспорных привилегий, и союз наш нарушен.
— Безумцы! — заметила Джелла.
— Вы правы, — подхватил гость, — из могущественного союзника они сделали меня непримиримым врагом. К я готов вместе с вами уничтожить надменных приверженцев английской короны, раджа Гидерабада с вами!
— Вас посылает к нам Бовани.
— Теперь я готов предложить на пользу вашему делу моих подданных, мои богатства и главное — мое имя. Святое дело найдет во мне твердую опору. Мое золото, мое влияние и я сам — все ваше!
— Какой день сегодня! — воскликнула принцесса, — две вести — и обе золотые! Посланник Бовани появился в Бенаресе, и раджа Гидерабада присоединился к нам! Победа теперь вдвойне несомненна!
— Я сказал все, теперь вы можете соглашаться или возражать, принцесса. Что вы уже совершили и что намерены совершить? — продолжил мнимый старец, приготовившись слушать.