Глава шестнадцатая, в которой Савельич придумывает план

Саша и Вова, объединённые общим горем, торжественно похоронили обувную коробку вместе с содержимым, из-за которого пропали их любимые питомцы, на пустыре за домом в заранее выкопанной ямке. Мартин сидел поблизости, поскольку обряд происходил во время его вечерней прогулки, и наблюдал за церемонией с чувством облегчения — отпала проблема, как добраться до волшебных склянок, и надеждой, что хотя бы в одной из них окажется эликсир с необходимыми для перемещения свойствами.

Чтобы мальчики не заподозрили его в намерении изъять коробку при первом удобном случае, пёс нацепил на морду скорбное выражение, соответствующее моменту. Впрочем, он на самом деле грустил с той самой минуты, как Брысь отправился в рискованное путешествие совершенно один. Савельич и Рыжий тоже были опечалены случившимся, но их присутствие в прошлом рядом с искателем приключений всё равно не принесло бы столько пользы, как крепкого и мощного пса, горевал Мартин.

Он проводил глазами ценную картонку, исчезнувшую в мягкой земле. И даже помог её закопать, словно сам мечтал поскорее избавиться от источника ужасных бед.

Пафнутий и Брысь не возвращались уже целых два дня, и помрачневший философ твердил о каком-то смещении времени, которое нарушило привычное действие изобретённого Вовкой средства. Молодой пёс силился представить секунды, минуты и часы, но они прочно соединились в его голове со стрелками на будильнике — те и впрямь постоянно оказывались на новом месте!

Однако причина их коварства была Мартину хорошо известна: стоило выколупнуть батарейку — и магическое движение по циферблату прекращалось! Хотя… утреннюю прогулку всё равно сменяла вечерняя, а мама Лина ни разу не ошиблась, когда подавать завтрак, а когда — ужин. Видимо, время выглядело сложнее, чем скреплённые друг с другом тикающие металлические хвостики…

Сначала Мартин не собирался делиться с котами новостью, что он получил доступ к заветной коробке. Чтобы не обнадёживать приятелей понапрасну. Однако глазастый Рыжий сразу заметил таинственное выражение на простодушной собачьей физиономии и заставил раскрыть причину.

Савельич выслушал рассказ без энтузиазма. Пожилому философу была нестерпима сама мысль, что ещё кто-то из друзей сгинет в неизвестности. Томительное ожидание исчезнувшего Брыся он коротал на Сашином письменном столе, с любопытством заглядывая в тетрадки и учебники или с грустью рассматривая потрёпанный ошейник из шёлковых золотистых нитей, с которым Саша не расставался, нацепив себе на руку.

Мальчик не казался особенно удручённым — видимо, верил в скорое возвращение заядлого путешественника во времени и печалился лишь о том, что не узнает, где побывал серо-белый авантюрист и какие приключения пережил вместе с Пафнутием. В том, что кот и грызун находятся в одном месте, пусть и неведомом, Саша не сомневался.

Решение друга-химика покончить раз и навсегда с опасными опытами он воспринял с пониманием, хотя и скептически. Брысь и без всякой волшебной жидкости умудрялся переноситься из эпохи в эпоху, а значит, Вовка был ни при чём. Просто Сашин любимец выбрал беспокойную судьбу. И кто же мог предугадать, что лысохвостый питомец Менделеевых окажется таким же непоседой?!

В отличие от философа, Рыжий известию обрадовался и с воодушевлением встречал Мартина после каждой прогулки, расспрашивая, сколько склянок удалось изучить и не попалась ли среди них нужная? Пёс сокрушённо вздыхал и мотал головой. С наступлением летнего тепла на улицу высыпало столько детворы, что Мартина не спускали с поводка даже на пустыре — его облюбовали мальчишки для игры в футбол.

— Ночью нужно идти! — посоветовал Рыжий.

— Ночью у меня по расписанию нет прогулок! — пригорюнился пёс.

— Тоже мне проблема! — подал голос мудрый Савельич. — Сделаешь вид, что живот расстроился и до утра терпеть не можешь!

— Тогда ему дадут горькую таблетку! — пожалел приятеля Рыжий.

— Зато погулять выведут! — сурово заключил философ. Он сердился на себя за то, что поддержал опасную затею.

Той же ночью Мартин принялся жалобно скулить у входной двери, и Николай Павлович, отчаянно зевая, повёл «несчастного» пса на улицу. А Лина приготовила лечебный раствор, чтобы влить в больного сразу по его возвращении.

Прогулка длилась долго. «Наверное, фарш некачественный попался!» — переживала Лина, вспоминая цвет и запах мяса, добавленного в кашу Мартина, — теперь и то и другое казалось ужасно подозрительным.

Коты тоже не спали — сидели в прихожей и поджидали своего приятеля. Лина умилилась, глядя на их напряжённые мордочки. Впрочем, если бы она умела читать кошачьи мысли, то поняла бы, что привела их сюда вовсе не тревога за Мартина, а беспокойство за склянку, которую должен был притащить пёс и которую она могла обнаружить, вливая лекарство в пасть мнимого больного.

Мартин тоже этого опасался, а потому сразу промчался в детскую, демонстрируя, что ему заметно «полегчало». И лишь спрятав пузырёк под подстилку, где хранился научно-технический журнал, пёс притопал на кухню с виноватым и покорным видом.

— Ну что? — взволнованно спросил Рыжий, как только лечебные процедуры закончились и успокоенные родители снова легли спать.

Вместо ответа Мартин приподнял краешек своей лежанки.

— То, что надо! — торжественно прошептал он, старясь не разбудить Сашу.

Изрядно помятая страница с фотографией эсминца снова была извлечена на лунный свет. (Всё это время Мартин заботливо оберегал и её, и журнал от посягательств мамы Лины, которая норовила избавиться от «макулатуры» каждый раз, когда пылесосила в комнате. Однако пёс караулил момент уборки и не разрешал ничего выкидывать, стойко перенося ласковые сетования на то, что он никак не повзрослеет.)

— Тут на всех хватит! — бодро воскликнул Рыжий, но тут же осёкся и обратился к философу просительным тоном: — Хотя тебе лучше с Сашей остаться! А то ему совсем одиноко будет, пока мы не вернёмся!

— С чего ты решил, что я возьму тебя с собой?! — возмутился Мартин. — Без тебя отлично справлюсь! Вообще не хотел вам ничего говорить! Вы меня вынудили!

Рыжий привычно увеличил глаза до размеров чайных блюдец:

— А как же «один за всех и все за одного»?! Ну, кроме Савельича, он пожилой…

Книгочей участия в споре не принимал. Он смотрел на спящего Сашу. Левая рука мальчика лежала поверх одеяла, на ней поблёскивал золотистый ошейник Брыся.

— Куда вы без меня… Неучи…

Ещё никогда это слово так не ласкало слух Рыжего и Мартина (обычно в глубине души они на него обижались). Что говорить — философ многократно превосходил их знаниями и путешествовать в неизведанных лабиринтах пространственно-временных коридоров в компании сведущего Савельича было бы намного безопаснее. Правда, их приятель не имел физико-математического образования, но зато от корки до корки прочитал научный журнал со статьёй о Филадельфийском эксперименте. Главное, чтобы он не приставал с лекциями и не отвлекал от цели перемещения в прошлое! Савельич уже и так несколько раз порывался объяснить им Единую теорию поля Эйнштейна, и у Рыжего заныли зубы, а у Мартина чуть было взаправду не разболелся живот.

Как всегда, то, чего очень ждали, не торопилось наступать — заговорщики еле дотерпели до момента, когда квартира опустеет. Чтобы никто из домашних не помешал их планам. Несмотря на долгое отсутствие Брыся и Пафнутия, друзья надеялись, что им повезёт и они успеют возвратиться к приходу Саши из школы, а заодно вернуть в лоно семей запропастившихся приятелей, которым явно не хватило знаний и они не смогли справиться с проблемой самостоятельно.

Надежда надеждой, но, провожая утром Сашу, маму Лину и папу Николая Павловича, коты мурчали особенно старательно и проникновенно, а пёс облизывал родные лица дольше и тщательнее обычного — на всякий случай…

— Какие вы милые! Понимаете, как мы переживаем за Брыся! — уходя последней, прослезилась Лина.

Едва за ней закрылась дверь, питомцы дружно бросились в детскую — выполнение задуманного не терпело отлагательств…

Загрузка...