Мифические эксперименты, или…

Глава четвёртая, в которой Пафнутий собрался впасть в отчаяние

Диковинные двухголовые зверьки, покрытые густой короткой шерстью красно-коричневого цвета (под стать окружающему пейзажу), внимательно разглядывали рисунок на песке, оставленный изящным коготком белобрысого чужака. (Пафнутий принял обоих за неизвестную ему разновидность грызунов. И позавидовал не только удвоенным умственным возможностям, но и пушистым хвостам «заморских родственников» — они раза в три превосходили по длине его собственный лысый и позволяли их счастливым владельцам превращаться холодными ночами в меховые коконы, в то время как он нещадно мёрз. Собственно, так и обнаружил отсутствие Луны — не смог уснуть и занялся изучением ночного заграничного неба.)

— Мо-ре! — по слогам повторил Пафнутий, а для наглядности развёл передние лапки в стороны и помахал, изображая волну.

Положение, в котором он оказался, пока не представлялось безвыходным, но «м.н.с.» чувствовал, что эта угрожающая стадия не за горами, а тогда придётся снова падать в обмороки и терять драгоценное время! Первую защитную реакцию своего трепетного организма он уже пережил сразу «по прибытии», когда вместо надраенной до блеска корабельной палубы и трюмов, под завязку наполненных провизией, обнаружил какую-то лестничную клетку и дверь. Дверь была гостеприимно распахнута, открывая вид на песчано-каменистую пустыню красноватого цвета, лишённую какой-либо растительности и населения.

Последнее, правда, Пафнутий увидел, едва пришёл в себя. А как было не лишиться чувств, если лестничная клетка испарилась, едва он перебрался через порог! Хорошо, что странная внешность туземных грызунов потребовала осмысления и это помогло путешественнику собраться с духом.

Обладание ещё одним носом, а также совсем не лишней парой ушей и глаз сулило немалые выгоды: враг не подберётся сзади незамеченным и пропитание искать легче. Будь его воля, он бы даже усовершенствовал строение зверьков и вместо второй головы просто расположил на затылке ещё одну мордочку!

Раздумья о чужом облике привели «м.н.с.» к панической мысли о собственной уязвимости и неприспособленности к жизни в новых условиях: белый цвет на фоне красно-коричневого ландшафта смотрелся чересчур вызывающе; отсутствовали дополнительные органы зрения, слуха и обоняния; тонкий лысый хвост не согревал!

Но самое неприятное таилось в разбросанных повсюду окаменелостях с кружевными отпечатками раковин и рыбьих скелетов. Из-за них пустыня смахивала на дно высохшего моря. Неужели Вовкин эликсир настолько испортился, что забросил его далеко в будущее, когда от огромного хранилища зеленовато-голубоватой (как обещал телевизор) мечты даже крошечной лужицы не осталось?!

— Ером! — вдруг произнёс один из зверьков писклявым голоском (в точности, как у Пафнутия) и дружелюбно покивал передней головой.

— Э-э-эм, — обрадованно замычал «м.н.с.», торопясь продолжить долгожданный разговор, — у вас оно так называется?

— Ястеавызанкатоносаву! — подтвердил абориген, озорно поблёскивая коричневыми, в тон шерсти, глазками, похожими на перламутровые пуговицы от демисезонного пальто Вовкиной мамы.

— Язык сломать можно, — посетовал помощник юного химика на трудности произношения.

— Онжомьтамолскызя! — не стал спорить собеседник.

— А корабли там плавают? — с надеждой спросил «м.н.с.».

— Тюавалпматилбарока! — успокоил второй зверёк и добавил для ясности:

— Мэ-э-э!

А первый вдруг повернулся к Пафнутию роскошным хвостом и пропищал «запасным» ртом на «задней» голове:

— Море! Эээм! Увасонотакназывается? Акораблитамплавают?

«М.н.с.» настолько опешил, услышав родную речь, что не сразу сообразил: аборигены просто повторили в двух «зеркальных» вариантах сказанное им самим.

— Вот влип! — огорчился несостоявшийся турист круизного лайнера, а «зарубежная» родня тут же его пожалела, скопировав даже печальную интонацию:

— Пилвтов! Вотвлип!

Слушать собственные изречения Пафнутию надоело, и он решил вернуться к молчаливому языку жестов. Однако расшалившиеся иностранцы тут же растопырили лапки и вслед за ним запустили волну, так что «м.н.с.» почувствовал себя футбольным болельщиком.

Тяжело вздохнув, питомец Вовы Менделеева посеменил прочь от шутников, уповая на то, что море высохло не до конца и где-нибудь да найдётся.

Весёлые зверьки не обиделись на невежливость чужака, быстро его нагнали и пристроились рядом. С эскортом из двухголовых аборигенов передвигаться по незнакомой местности было намного спокойнее. Пафнутий хотел даже снова открыть рот, чтобы выразить грызунам благодарность, но вдруг уткнулся в невидимое глазу препятствие. Его спутники успели остановиться — вероятно, знали о существовании преграды или их зрение значительно превосходило возможности «м.н.с.».

— Чтоб тебя! — пробурчал путешественник во времени, потирая ушибленный нос и прислушиваясь к странному гулу, который раздался после его неудачного соприкосновения с неизвестной помехой.

— Ябетботч! — с готовностью подхватили аборигены, шагнули вперёд и… исчезли…

Пафнутий оторопело смотрел, как вслед за зверьками в «никуда» ускользают их длинные пушистые хвосты. А когда неведомое препятствие втянуло в себя иноземных грызунов целиком, «м.н.с.» снова остался один посреди безжизненной пустыни под жёлто-оранжевым небом, с которым сливалось даже солнце (оно, кстати, выглядело за рубежом почти вполовину меньше чем дома).

Несостоявшийся турист собрался впасть в отчаяние или, того лучше, упасть в обморок, как вдруг из поглотившей аборигенов таинственной субстанции высунулась когтистая лапка одного из них, схватила Пафнутия за шкирку и втащила внутрь…