Рыжий и Савельич замерли, испуганно вглядываясь в черноту марсианской ночи и вслушиваясь в странный гулкий звук и страдальческие завывания пса. Словно кто-то ударил по наковальне, а в качестве молота использовал их приятеля.
— Я во что-то врезался! — наконец пожаловался Мартин вполне членораздельно, и коты облегчённо выдохнули.
В несколько прыжков они достигли обиженного неизвестными обстоятельствами пса и с удивлением огляделись.
— Тут ничего нет! — растерянно молвил Рыжий, ожидавший увидеть как минимум огромный железный таз, наподобие тех, в которых замачивали бельё в прачечной Зимнего дворца (где он когда-то служил мышеловом).
Философ, как всегда, не спешил с выводами, внимательно всматриваясь в ландшафт, особенно скудный в отсутствие дневного света. Взметнувшаяся до неба громада то ли скалы, то ли рукотворной пирамиды находилась совсем близко, всего в каком-нибудь часе кошачьего бега. Внезапно она исчезла, и Савельич лишь спустя мгновение сообразил, что марсианский пейзаж окутало плотное облако пыли, поднятое порывом ураганного ветра.
Озадаченный книгочей покосился на приятелей — вдруг их тоже накрыло песчаным вихрем и только он не почувствовал ни малейшего дуновения. Однако друзья смирно сидели рядом, устремив на него вопросительные взоры и надеясь получить исчерпывающие объяснения по поводу того, что случилось с Мартином. Казалось, они даже не заметили никаких новых необычностей.
Савельич наморщил лоб, пытаясь вспомнить, дул ли вообще ветер с того момента, как они ступили на красную планету, известную астрономам своими пыльными бурями. Но в его размышления вторгся восторженный возглас Мартина.
— И тут был Пафнутий! Не так давно!
Пёс принялся шумно фыркать, водя носом почти по самой земле (или «марсе», как выразился бы сам Мартин) и вздымая фонтанчики из сухого песка. Неожиданно его радость сменилась тревогой, немедленно передавшейся котам.
— С ним что-то случилось? — жёлто-зелёные «блюдца» Рыжего приготовились наполниться солёной влагой.
Не отвечая, Мартин проследовал к норе, вход в которую загораживал камень, аккуратно подогнанный под нужные размеры.
— Его тело затащили сюда! — мрачно сообщил пёс.
— Может, он сам забрался? — осторожно молвил Савельич, отказываясь верить в кончину «младшего научного сотрудника».
Мартин обвёл друзей унылым взглядом:
— Его долго волокли за хвост двое неизвестных, из тех, что населяют эти подземелья.
Про себя он машинально отметил, что правильнее было бы сказать «подмарсенья», но уточнять не стал — и так ясно, что с их маленьким приятелем случилась непоправимая беда.
— Не успели! — всхлипнул Рыжий, и даже философ почувствовал, как в его сердце шевельнулось горестное сожаление о безвременно почившем «никчёмном балласте».
Кто бы мог предположить, что белобрысый помощник юного химика помрёт не от ожирения, вызванного чрезмерным употреблением сладких эликсиров, а повторит участь известного человеческого путешественника Джеймса Кука, послужившего обедом для кровожадных аборигенов! (Впрочем, последние исследования, кажется, опровергли эту давно устоявшуюся версию.)
При этом Пафнутий отличился ещё больше, поскольку угодил в пасть не абы кому, а марсианским любителям земных грызунов и, скорее всего, не в качестве банального обеда, а как изысканный десерт. То есть прославился так прославился!..