Пафнутий снова открыл рот, собираясь задать самый важный вопрос — как Брысю удалось отыскать его на просторах Вселенной, но старший компаньон вдруг бесшумным прыжком переместился к противоположной стене и настороженно замер возле отверстия, через которое «м.н.с.» попал в кладовую и которое в целях безопасности заткнул консервной банкой.
Банка шевельнулась — кто-то толкал её с внешней стороны. Брысь занёс лапу, ощетинившись пятью изогнутыми когтями и готовый насквозь пронзить непрошеного гостя, а потомок отважных мореплавателей юркнул за ближний ящик, чтобы вступить в бой, когда потребуют обстоятельства.
Блестящая жестянка снова дрогнула и стала медленно выдвигаться. Не желая пропустить схватку храброго друга с коварным и жестоким зверем, Пафнутий боязливо высунулся из укрытия.
— Ты что?! — в панике запищал он, увидев, что Брысь втянул когти обратно и даже опустил лапу, словно передумал защищать их продовольственные запасы! Янтарно-жёлтые кошачьи глаза выражали скорее любопытство, чем воинственность.
— Вдруг это монстр? — жалобно воззвал «м.н.с.» к разуму старшего компаньона.
— Ага! Иноземные захватчики! — насмешливо откликнулся приятель.
«Затычка» опять покачнулась и окончательно освободила лазейку под натиском красно-коричневых макушек.
Искатель приключений, хоть и был наслышан от белобрысого грызуна о диковинных «заграничных» родственниках, оторопел при виде двухголового зверька с длинным пушистым хвостом. Следом в кладовую протиснулся ещё один такой же.
— Марсиане! — возликовал Пафнутий, выскакивая навстречу старым знакомым.
— Енаисрам, — слаженной скороговоркой повторили аборигены, дружелюбно поблёскивая перламутровыми глазками-пуговицами.
— Марсиане, — представились они Брысю, бесстрашно задрав обращённые к нему «задние» головы.
— Не боятся меня! — пришёл в себя искатель приключений. — Значит, местные коты грызунами не питаются.
— Ястюатипен… — начали туземцы задушевную беседу с красивым серо-белым пришельцем, обладателем толстого полосатого хвоста (не то что странный, почти лысый чужак, не приспособленный к ночным морозам!). Но вдруг осеклись, уставившись в чёрные кружочки в ярко-жёлтом обрамлении, которые неожиданно оказались в непосредственной близости от них.
Пафнутий ойкнул, заметив, как расширились зрачки его приятеля и как низко склонился он над приветливыми двухголовиками. От ужаса, что лучший кот на свете уступит охотничьему инстинкту и слопает симпатичных представителей внеземной цивилизации, Пафнутий поспешил лишиться чувств. А когда очнулся и робко приоткрыл полупрозрачные веки с редкими ресницами, то застал троицу всё в той же опасной близости друг от друга. Словно загипнотизированные, красно-коричневые зверьки таращились на Брыся, а тот, в свою очередь, пристально вглядывался в перламутровые глазки туземцев.
«Наверное, я совсем мало в обмороке полежал!» — решил «м.н.с.» и снова зажмурился.
— Очень любопытно! — изрёк вдруг искатель приключений и принялся вылизывать и без того ухоженную шерсть.
Опыт долгого общения с котами давно выдал Пафнутию их тайну — неспешное размеренное действо означало не столько потребность в чистоте, сколько серьёзные раздумья. (Питомец Вовы Менделеева даже пытался определить, имеется ли у него связь между глубиной мысли и приведением белоснежного тельца в порядок, но так и не обнаружил какой-либо зависимости. Вероятно, он в любом состоянии одинаково умный — два образования как никак.)
Аборигены довольно переглядывались. Радовались небось, что чужак отвлёкся на процедуру умывания.
— Что любопытно? — пискнул Пафнутий, с облегчением заметив, как чёрный кошачий зрачок сужается до узкой полоски, возвращая облику приятеля миролюбивый вид.
— То, что поведали твои двухголовики! — невозмутимо откликнулся Брысь.
Пафнутий расстроился — пропустил самое интересное!
— Разве ты владеешь марсианским? — не скрывая печали, спросил он.
— Вряд ли! — удивил ответом старший компаньон. — Скорее, они использовали телепатию!
«М.н.с.» оживился и с гордостью сообщил:
— Я догадывался, что дело не чисто! А то всё молчат и молчат! А море где, сказали?
Пафнутий с надеждой уставился на приятеля.
— По коридору налево! — хитро прищурился тот, проводя розовым языком ещё одну аккуратную влажную полоску на густой шёрстке.
— Не смешно! — обиделся храбрый потомок обитателей корабельных трюмов…