Мифические эксперименты, или…

Глава тридцатая, в которой Брысь совершает чудеса отваги

Скок-скок-скок-скок… Шар из прозрачного пластика с заключённым в нём Пафнутием наполнял пространственно-временной «подъезд» звонким эхом. Когда Брысь домчался до «входа», эхо уже затухало. Изумительный кошачий слух различил, как мягко и пружинисто перескакивает со ступеньки на ступеньку безжалостный зверь, преследуя «удирающую» игрушку.

Если шар разобьётся, то несчастный бесчувственный питомец юного химика вывалится наружу и, в лучшем случае, будет проглочен монстром. В худшем — жуткая помесь кота и собаки примется терзать грызуна, прежде чем отправит его в желудок!

Эта мысль показалась особенно нестерпимой — бедный «м.н.с.» с двумя образованиями не заслуживал такой страшной участи!

Брысь крепко зажмурился и… бросился в пролёт пространственно-временной спирали — вдруг повезёт и он окажется внизу раньше охотника и его жертвы…

***

…а ветеринарный врач так заинтересовался моей поразительной способностью быстро излечиваться от любых травм и болезней, что назвал меня феноменом, то есть исключительным, уникальным и неповторимым, и даже предложил Вовкиным родителям отвезти меня в Санкт-Петербург в специальный институт для исследований! И хотя это означало повышение по службе и карьерный рост, я отказался из уважения и привязанности к моему научному руководителю, и вообще я их люблю и не хочу с ними расставаться! Родители так врачу и сказали, мол, никому не доверят такого ценного сотрудника и члена семьи. Вот если бы и Вовке в том институте место предложили, то я бы ещё подумал…

По всему выходит, что я теперь бессмертный! Гораздо бессмертнее сказочного Кощея! Тот, если иголку сломать, тут же окочурится, а я нет! Хотя вы про иголку-то не слышали… Там так — на конце иглы смерть Кощеева, а игла — в яйце, а яйцо — в утке, а утка — в зайце, а его ещё поймать надобно! Впрочем, вы и про зайцев не знаете! Они на меня чем-то похожи: такие же белоснежные бывают, когда зима, и зубы покрыты прочной эмалью — это уже круглый год… Я даже думал, не родственники ли… Вот только они вегетарианцы, а я всё люблю!

Кстати, Вовка мой вернулся к химическим экспериментам — мы теперь над таким эликсиром работаем, чтобы и неживая материя во времени и пространстве перемещалась! Уж если целый эсминец учёным передвинуть удалось, то нам всего-то нужно письмо вам отправить! То есть мне нужно, Вовка про вас не догадывается! Ну и сокровища, разумеется, с собой прихватить, вдруг попадутся! Или минерал какой-нибудь марсианский, на память! Или бабушке рассаду на дачу — хотя бы один кустик ваш с ягодами сладкими. Коли вода под боком, то они очень даже ничего, есть можно!

Засим откланиваюсь, вечно ваш Пафнутий…

Когда-то белоснежная, а теперь зелёная лапа замерла над исчирканным кошачьей стенографией тетрадным листком.

— Что ещё за «засим» такой? — изумился Брысь, усердно исполнявший роль писаря.

Пафнутий похлопал рубиновыми бусинками и приосанился: встал на задние лапки, выпятил живот и откинул назад голову. Тот факт, что многоопытный кот-путешественник не слышал старинного русского словца, а он не только слышал в каком-то кинофильме, но даже запомнил, где его употреблять, чрезвычайно польстило помощнику юного химика.

— Кстати, припиши в конце «с.н.с.»! — потребовал он. — Потому как я теперь старший научный сотрудник! У меня стаж вышел!

Брысь окинул упитанную фигурку грызуна оценивающим взглядом, макнул лапу в «чернила» — налитую в мисочку зелёнку — и оставил под каракулями аккуратный отпечаток…