Мифы Древнего Рима

Гибель Фабиев^[196]

После изгнания Тарквиниев и тяжелой войны с Порсеной Рим очень ослаб. Этим воспользовались его соседи, и со всех сторон начали нападать на римлян. Особенно упорным врагом был этрусский город Вейи, которому помогали многие другие этруски. Против них и двинулось римское войско во главе с обоими консулами Марком Фабием и Гнеем Манлием. В Риме в это время все еще продолжались раздоры между патрициями и плебеями, и волнения перекинулись и на армию. Поэтому когда римляне и этруски в боевом строю встали друг против друга, Фабий захотел перед боем испытать своих воинов. Он решил не давать сигнал к выступлению, пока воины не поклянутся вернуться из боя победителями, потому что консула они могут обмануть, а богов не могут. Услышав это, центурион Марк Флаволей первым заявил, что он победит в этом бою, и призвал на себя гнев Юпитера, Марса и других богов, если солжет. Вслед за ним такую же клятву дали и другие римляне. И хотя в ожесточенной битве военное счастье не раз клонилось то на одну, то на другую сторону, все же римляне одержали победу. В первых рядах сражающихся особым мужеством отличались воины из рода Фабиев. Пал пронзенный мечом Квинт Фабий. Погиб от рук врагов консул Манлий, но врагов отбил его соратник Марк Фабий. Все прославляли и павшего Квинта, и победившего Марка.

На следующий год консулом был избран Цезон Фабий. Он пришел на помощь своему коллеге, которого теснили этруски, и те перестали вступать с римлянами в открытые сражения. При виде римских воинов они уходили в город, а в отсутствие армии разоряли поля римлян. Вместе с тем Риму стали грозить и другие соседи, так что отправить большое войско против этрусков римляне не могли. И тогда за дело взялся род Фабиев.

Однажды римляне увидели, как все Фабии, построившись в воинский отряд, двинулись к сенату. Впереди в полном вооружении шел консул. Он вошел в курию, а остальные, как это было положено по традиции, стояли за дверью, ожидая исхода дела. Цезон сказал, что Фабии готовы одни сражаться с вейентами, не требуя от государства ни денег, ни дополнительных воинов, и они ручаются, что величие Рима не пострадает. Сенаторы с радостью приветствовали решение Фабиев. Когда Цезон вышел из курии и сообщил о согласии сената, его сородичи возликовали. Консул приказал им сегодня разойтись, а на следующий день в полном вооружении подойти к его дому. Рядовые римляне, узнав об этом событии, стали прославлять храбрый род.

На следующее утро вооруженные Фабии подошли к дому Цезона и построились для похода. Цезон вышел из дома в военном плаще, встал в середину строя и дал приказ выступать. Отряд двинулся по улицам Рима. Отовсюду стекались люди, среди которых было много родственников и зависимых от Фабиев людей. Последних насчитывалось около пяти тысяч. Они тоже готовы были выступить вслед за Фабиями. Но Фабии все же решили одни взять на себя бремя защиты родины от разбойничьих набегов этрусков. Сопровождавшие желали Фабиям счастья, благополучного возвращения и будущих почестей. Проходя мимо каждого храма, все творили молитву богам ради удачи фабиевского предприятия. Через Карментальские ворота Фабии вышли из Рима. Они подошли к реке Кремере, правому притоку Тибра и решили построить здесь укрепление, дабы воспрепятствовать действиям этрусков.

Закончился год, Цезон Фабий перестал быть консулом, но Фабии продолжали нести охрану римской границы. Со временем, осмелев, они начали и сами проникать на вейентскую территорию. Этим-то и решили воспользоваться этруски. На третий год противостояния они придумали такую хитрость. Когда Фабии выходили из своего укрепления, они выпускали им навстречу скот, соседние крестьяне при этом разбегались, и вооруженные отряды вейентов тоже отступали, заманивая римлян.

Однажды Фабии увидели пасущееся стадо и решили отнять его у врагов. Они вышли в открытое поле и принялись ловить разбегающихся коров. Фабии не заметили, что в засаде спрятался многочисленный этрусский отряд. Увлеченные ловлей скота, они нарушили военный строй и рассыпались на отдельные группы. И вот тогда-то этруски выскочили из засады. Они окружили Фабиев и начали забрасывать их копьями и стрелами. Увидев, что они со всех сторон окружены врагами, Фабии построились в кольцо, чтобы дать отпор нападающим. С течением времени число этрусков, которым приходили на помощь все новые отряды, увеличивалось, а число Фабиев уменьшалось. Тогда Фабии изменили тактику. Они перестали отбиваться со всех сторон, а построились так, чтобы можно было пробиться в одну сторону. Их напор был столь яростен и силен, что им удалось пробиться сквозь строй врагов намного превосходящих по численности.

Фабии прорвались к холму и заняли его. Их позиция была настолько удобна, что они даже начали сами теснить этрусков. Но в поддержку сражающимся вейентам пришел новый отряд. Пока Фабии сражались с первым отрядом, новый поднялся на холм и ударил по Фабиям с тыла. И против нового неприятеля мужественно обратились Фабии. Но силы были неравны. Все триста шесть Фабиев героически пали в неравной схватке. На этом мог бы прерваться славный род, если бы перед уходом на войну Фабии не оставили дома одного из юношей — Квинта, который еще не вошел в возраст воина. Он и стал продолжателем рода. Через десять лет Квинт Фабий стал консулом. И еще много раз Фабии становились консулами, и многие из Фабиев принесли славу государству.

Единоборство Корнелия Косса

Случилась и вторая война между Римом и Вейями. Вейский царь Ларс Толумний побудил жителей подчиненного Риму города Фиден отделиться от римлян. Когда весть о фиденской измене достигла Рима, в город были отправлены послы разобраться, в чем дело. Подстрекаемые Толумнием, фиденцы напали на послов и убили их. Это безбожное преступление вызвало в Риме такой гнев, что все граждане единодушно объявили Вейям и Фиденам войну. В первом сражении с фиденцами римляне одержали победу, но понесли такие большие потери, что начали опасаться, как бы из-за подобных потерь война не окончилась поражением. И как бывает обычно в случаях, требующих особого напряжения сил, был назначен диктатор. Под его командованием римское войско выступило против этрусков и расположилось недалеко от Тибра. Вскоре два враждебных войска встретились друг с другом. Этруски не решались вступить в бой, а римский диктатор не давал сигнала начать сражение, пока гадание авгуров по птицам не будет благоприятным. Как только он получил знак об удачном исходе гадания, так сразу же приказал начать бой. Почти на всех участках римляне побеждали. Только этрусская конница, которой командовал сам Толумний, не только оказывала упорное сопротивление, но и теснила римлян.

В рядах римской конницы, упорно сражавшейся с этрусками, находился знатный юноша Авл Корнелий Косс. Он отличался красотой, отвагой и силой. Косс храбро сражался в первых рядах. Вдруг он увидел этрусского всадника в пышных одеждах, распоряжавшегося действиями остальных конников. Косс понял, что это — сам Толумний. Воскликнув, что если есть на свете что-то святое, то он убьет этого нарушителя договоров и принесет его в жертву в честь погибших послов, и направил своего коня против Толумния. Они оба схватились в жестоком поединке. Косс сумел с такой силой ударить врага, что тот упал с коня. Не давая противнику опомниться, он тоже спешился и напал на упавшего Толумния. Тот пытался защищаться, но Косс все сильнее теснил его. В конце концов римлянин несколько раз пронзил вейского царя копьем. Когда Косс увидел, что враг недвижим, он снял с него богатые царские доспехи, а затем отрубил голову и насадил на свое копье. С этим ужасным трофеем он помчался по полю битвы. Когда этрусские конники увидели отрубленную голову своего царя, они растерялись и бросились врассыпную. Победа римлян была полной.

Победоносное римское войско со славой вернулось домой. Все прославляли могучего и отважного Косса, несшего «тучные доспехи». Победитель посвятил их Юпитеру и поместил в его храм рядом с подобным трофеем, добытым Ромулом. Это был второй случай в римской истории, когда с командующего вражескими войсками были сняты его доспехи.

Диктатура Цинцинната

Этруски являлись не единственными врагами Рима. С самого начала существования города ему приходилось упорно бороться с сабинами. Во время одной из таких войн сабины, которым помогали эквы, начали одолевать римлян. Римское войско во главе с консулом в собственном лагере осадили эквы. Попытка второго консула освободить осажденных не удалась. Тогда римский народ вновь решил прибегнуть к диктатуре. Диктатором был назначен Люций Квинкций Цинциннат.

Когда состоялось назначение, самого Цинцинната не было в Риме. Он в это время занимался обработкой своей земли за Тибром, а было ее у него всего четыре югера (1 гектар). Во время работы Цинциннат неожиданно увидел послов сената и услышал в ответ на свое приветствие просьбу немедленно надеть тогу, если ему дорого благополучие Рима. Цинциннат стер пот со лба, приказал жене принести тогу, а затем внимательно выслушал посланцев сената. Те объяснили, в каком тяжелом положении находится государство, и сказали, что только на него вся надежда Рима. Цинциннат тотчас согласился оставить свое поле и спешить в Рим, но у него не было даже лодки, чтобы переправиться через Тибр и добраться до города. Сенат снарядил для него за государственный счет корабль, на котором он и прибыл в Рим.

На основании своих диктаторских полномочий Цинциннат фактически остановил всю жизнь в городе, чтобы ничто не мешало приготовлению к войне. Он приказал всем мужчинам призывного возраста собраться на Марсовом поле с оружием и деревянными кольями, а старикам — приготовить еду для своих соседей-воинов. Когда все собрались, он ранним утром выступил в поход, приказав двигаться как можно быстрее, и к вечеру добрался до того места, где эквы осадили лагерь римского консула. Осмотрев позицию, Цинциннат принял решение. Он развернул свой строй в одну шеренгу, охватив ею весь вражеский лагерь, а ночью приказал строить насыпь с частоколом, сопровождая строительство воинственными криками. Осажденные римляне, услышав эти крики, поняли, что к ним подошла помощь и вступили в бой, чтобы через вражеский лагерь прорваться к своим. Эквы, не зная, что делать, против кого выступать, решили, что важнее не дать осажденным вырваться, и завязали с ними сражение. Так Цинциннат выиграл целую ночь для строительства собственного лагеря и утром вступил в бой с уже утомленным ночным сражением врагом. Эквы, на которых нападали с двух сторон, были наголову разгромлены. Они лишь умоляли римских командиров не превращать их победу в поголовную резню.

Цинциннат велел заковать вражеских командиров в оковы, а остальных провел под «игом». Это делалось так: ставились вертикально два копья на небольшом расстоянии друг от друга, между их верхушками закреплялось горизонтально еще одно копье, и пленные должны были согнувшись пройти сквозь такие «ворота». Проход под игом считался величайшим позором для любого воина. Захваченную у врагов добычу Цинциннат разделил только между своими воинами, считая воинов консула, попавших в осаду, недостойными получить какую-либо награду, а самого консула лишил полномочий.

Одержав столь блестящую победу, Цинциннат с торжеством вернулся в город. Задержавшись еще немного для решения судебного дела, он через шестнадцать дней после назначения его диктатором сложил с себя диктаторские полномочия, хотя по закону имел право обладать ими в течение шести месяцев. Став снова частным человеком, Цинциннат вернулся к своему скромному полю.[197]

Взятие Вей

Одним из самых непримиримых врагов Рима продолжал оставаться город Вейи. Римляне уже дважды воевали с ними, и хотя в обеих войнах они одержали победу, Вейи все же были грозным и богатым противником. Первое вызывало страх, второе — жажду добычи. Между римлянами и вейентами постоянно происходили стычки даже в мирное время. Во время одной такой стычки этруски нанесли римлянам некоторый урон, и римляне решили его возместить. В Вейи были отправлены послы с этим требованием, но вейские правители надменно заявили, чтобы они немедленно убирались из города, иначе с ними поступят так, как когда-то Ларс Толумний поступил с посланцами Рима, т. е. убьют. Когда послы с этим ответом возвратились в Рим, возмущенный сенат решил объявить Вейям войну.

Война Римом была объявлена, и вейенты обратились за поддержкой к другим этрусским городам, но им отказали, так как царь Вей был ненавистен остальным этрускам. В свое время он очень хотел быть избранным верховным жрецом всех этрусков, но на выборах ему предпочли другого кандидата. Вейский царь был очень уязвлен и жаждал мести. Однажды во время ежегодных торжественных игр, которые все этруски устраивают совместно, он неожиданно приказал своим рабам-актерам покинуть игры. А так как большинство актеров принадлежали именно ему, игры были сорваны. Этот поступок этруски простить вейскому царю не могли. Лишившись поддержки, вейенты, несмотря на всю свою надменность, не решились вступить в открытое сражение и решили отсидеться за мощными стенами своего города. Римляне же обложили Вейи и начали осаду. Но осада затянулась. До сих пор римляне воевали только летом, а на зиму возвращались домой. Теперь же пришлось и зимой остаться под стенами Вей в военном лагере.

Это вызвало недовольство в Риме. Плебеи говорили, что сенаторы нарочно затянули осаду, чтобы удержать как можно больше воинов вне города. Тем временем вейенты сделали вылазку и подожгли насыпь, которую римские воины воздвигали рядом со стеной, чтобы оттуда ударить по городским стенам. В огне не только обрушилась насыпь, так что все нужно было начинать сначала, но и погибло очень много римлян. Это вызвало в Риме сначала панику, а затем яростное желание наказать вейентов за гибель стольких воинов. Гаждане готовы были приложить все силы для продолжения войны. И все же добиться решающего успеха римляне не могли. Более того, на помощь вейентам пришли два небольших соседних этрусских города, которые боялись, как бы после захвата Вей римляне не обратились против них, и племя фалисков, и прежде враждебное римлянам. Им даже удалось одержать небольшую победу над римлянами.

В те времена римляне часто избирали не консулов, а военных трибунов с консульской властью. Одним из таких трибунов был избран Марк Фурий Камилл. Он был уже хорошо известен в Риме. Во время очередной войны с эквами и вольсками он несся на коне впереди остального римского войска и был ранен в бедро, но не ушел с поля боя, а вырвав обломок из раны, вступил в бой с врагами. Вдохновленные этим подвигом, римские воины решительно бросились на врага и одержали победу. Молва единогласно сочла, что именно мужество Камилла стало главной причиной победы. И вот теперь римский народ избрал его одним из глав государства. Камилл же отправился не к Вейям, а бороться с фалисками, и успешно с ними сражался.

Осада Вей продолжалась, вызывая все растущее недовольство народа. Продолжали поговаривать, что посланные сенатом полководцы намеренно затягивают войну. И тут боги послали римлянам странное знамение.[198] Знамений в тот период вообще-то было много, но являлись они только отдельным гражданам, а это стало известно всем. Летом было очень мало дождей, и многие реки и водоемы почти пересохли. И вдруг осенью озеро, расположенное в священной Альбанской роще, внезапно вздулось, уровень воды резко поднялся, озеро вышло из берегов и вода хлынула на окрестные поля. В Риме началась паника, никто не знал, что предвещает столь неожиданное и никакими естественными причинами не объяснимое наводнение. Поскольку римляне тогда вели войну с этрусками, у них не было гаруспиков[199], которые могли бы растолковать божественное знамение. Сенат решил направить послов в Дельфы к богу Аполлону, чтобы спросить его, что нужно делать в подобном случае.

В Вейях тогда жил некий старик — искусный толкователь знамений богов. На него никто уже не обращал внимания, считая выжившим из ума. Выйдя как-то из города и оказавшись между его стенами и римским лагерем, старик явно по божественному наитию стал распевать песенку, в которой говорилось, что римляне не смогут захватить Вейи, пока вся вода не уйдет из Альбанского озера. Долгая осада привела к тому, что враждующие воины начали переговариваться друг с другом. И вот один римский воин, узнав о странной песне старика, спросил вейента, кто этот старик. Тот ответил, что это — старый гаруспик. Тогда римлянин, дождавшись, когда старик снова выйдет из города, подошел к нему и ласково заговорил: он мол, хочет посоветоваться об искуплении за какое-то явленное ему знамение, которое ни он, ни его товарищи не могут понять. Когда старик согласился помочь, и, беседуя, они отошли на значительное расстояние от городских стен, римлянин внезапно напал на старика. Силы были неравны, и этрусский гаруспик скоро очутился в римском лагере. Затем его доставили в Рим, где он поначалу очень горевал, что его толкование случившегося приведет к гибели собственной родины, но потом смирился, ибо понял, что все произошло по воле богов, а скрывать их волю столь же нечестиво, как и не следовать ей. Поэтому он поведал все, что ему было известно: сотворив соответствующие обряды необходимо спустить воду из Альбанского озера, только тогда боги даруют римлянам победу над Вейями. Сначала сенаторы решили, что старик — просто болтун. Но вскоре вернулись послы из Дельф, и принесли ответ Аполлона, приказавшего римлянам не держать воду в Альбанском озере и не допускать, чтобы она стекала в море, ее надо разлить по окрестным полям, тем самым оросив их, лишь тогда римляне одержат победу над Вейями. Сообщение посланцев совпало со словами старого этрусского гаруспика, и к нему стали относиться с большим уважением. Римляне обнаружили также, что во время выборов должностных лиц они не обратили внимания на дурные предзнаменования, и выборы прошли не так, как должно, к тому же во время Латинских игр, в которых участвовали не только римляне, но и все латины, жертвы были принесены неправильно. Чтобы исправить положение, военные трибуны этого года отказались от своих должностей, и были назначены новые выборы, исправили и ошибки в жертвоприношениях. Затем римляне принялись за строительство оросительных каналов, которые не позволили бы разлившейся воде вернуться в Альбанское озеро, и не допустили ее впадения в море. Теперь можно было с удвоенной силой обратиться к осаде Вей.

В это время на этрусков, живших в долине реки Пад, обрушились племена галлов. Это заставило этрусских предводителей пересмотреть и свое отношение к Вейям. Не желая непосредственно ввязываться в войну с Римом, они разрешили всем юношам, кто этого захочет, прийти на помощь вейентам. Слухи об этом довольно быстро достигли Рима и там, как это обычно бывает, были преувеличены, стали говорить, что чуть ли не вся Этрурия поднялась против римлян. На всякий случай римляне решили назначить диктатора. Им стал Марк Фурий Камилл.

Назначение Камилла сразу же изменило настроение осаждающих. Слава Камилла была столь велика, что под его командование встали также юноши из латинов и герников, их диктатор особо поблагодарил за помощь. С новым войском Камилл прибыл под стены Вей и соединился со стоящими там войсками.[200] В первую очередь диктатор укрепил дисциплину, основательно расшатавшуюся за долгие годы осады, в том числе запретил всякие самовольные стычки с этрусками. Внимательно обследовав стены города, он понял, что просто штурмом взять город будет чрезвычайно трудно. Тогда Камилл решил устроить подкоп. Он разделил воинов на шесть команд, и те в шесть смен, не прерывая работу ни на одну минуту, начали рыть подземный ход под стенами Вей.

Когда подкоп был готов, Камилл направил в него большой отряд, а остальным приказал идти на штурм. Перед этим он вознес молитву Аполлону и Юноне, пообещав первому посвятить десятую часть добычи, а второй — храм в Риме. Увидев штурмующих, вейенты бросились к стенам отражать наступление. А в это время римляне, шедшие по подкопу добрались до пола храма Юноны и подошли к нему столь близко, что слышали все, что происходило в храме. А в нем вейский царь готовился к принесению жертвы богине. Стоявший рядом прорицатель сказал, что победа достанется тому, кто пожертвует Юноне именно это животное. И римляне из подкопа услышали его. Они мгновенно взломали пол и ворвались в храм. Это произошло столь неожиданно, что никто не смог оказать никакого сопротивления. Воины схватили части уже убитого, но еще не пожертвованного животного. Одна группа воинов через тот же проход выбралась наружу, принесла их Камиллу и рассказала об услышанном. Камилл с благодарностью принес жертву богине.

Другая группа воинов напала на вейентов с тыла. Осажденные никак этого не ожидали, они были поражены уже тем, что римляне выскочили из храма, куда вообще никому, кроме жрецов и царя входить не разрешалось. Жители Вей оказались зажатыми римлянами с двух сторон, но упорно сопротивлялись. Даже женщины и рабы, взобравшись на крыши домов, бросали оттуда черепицу в римских воинов. Тогда римляне стали поджигать крыши. Начался пожар. Разъяренные римляне убивали всех, кто попадался на пути. Только когда стало ясно, что сопротивление врага полностью сломлено, Камилл дал сигнал прекратить сражение. После этого оставшиеся в живых защитники города сдались.[201]

Увидев горящий город, еще недавно славившийся своим богатством и силой, увидев и добычу, захваченную римлянами, Камилл испугался, что не только люди, но и боги позавидуют столь великому счастью, и обратился к богам с молитвой, чтобы возможное несчастье как наказание за слишком большую удачу пало только на него одного, а не на весь Рим. Во время молитвы он неожиданно оступился и упал. Окружающие встревожились таким неблагоприятным знаком, но Камилл, поднявшись, сказал, что он этому очень рад, ибо таким образом на него уже пало несчастье.

Затем было решено, как и обещал Камилл, перевезти Юнону из разрушенных Вей в Рим. Из воинов были отобрано несколько юношей, которые, предварительно омывшись и надев чистые одежды, вошли в храм Юноны и почтительно воздели к ней руки. Потом один из них спросил, хочет ли богиня идти в Рим. И Юнона слегка кивнула в знак согласия. Сразу же раздался и громовый голос, выражавший согласие. После этого статую осторожно сняли с пьедестала. Несмотря на огромную тяжесть статуи, ее легко подняли и отправили в Рим, казалось даже, будто она сама с охотой движется в город. Статую поставили на Авентине, а позже на этом месте воздвигли и храм Юноны. Так Юнона, главная богиня Вей, сама передала себя и свой город римлянам. Камилл устроил блестящий триумф в Риме, и он, пожалуй, был первым, кто во время своего победного шествия ехал на конях. Многие римляне были этим недовольны, ибо считали, что таким образом смертный человек уподобляется Юпитеру. А один пленный вейент даже сказал, что в их книгах судеб говорится, что через несколько лет после захвата Вей сам Рим будет захвачен галлами.

Камилл и фалиски

Фалиски, с которыми римляне некогда успешно сражались, снова выступили против Рима. На войну с ними отправили Камилла. Вскоре в сражении он разбил фалисков, и те предпочли укрыться за стенами Фалерий, своего главного города. Началась осада. В то время почти все дети знатных фалисков обучались у одного учителя. Этот учитель обычно выводил учеников для игр и различных упражнений за город. Не оставил он этой привычки и во время войны. Римляне не трогали детей, но сам учитель замыслил злодеяние. Однажды он разговорами увлек детей дальше, чем обычно, и привел их в римский лагерь. Затем учителя по его просьбе привели к Камиллу, и он сказал, что оказать услугу столь прославленному полководцу, как Камилл, для него важнее, чем исполнить свой долг по отношению к детям и их родителям, и в лице этих детей он передает римлянам весь город Фалерии. Но напрасно он рассчитывал на благодарность. Камилл был до глубины души возмущен поступком предателя и заявил, что великому полководцу надо действовать, полагаясь на свое мужество, а не на чужую подлость, есть и у войны свои законы, и римляне воюют с мужами, а не с детьми. Затем Камилл приказал раздеть учителя, связать ему руки и отдать детям, дав им еще и розги, чтобы они этими розгами гнали учителя обратно в Фалерии.

В городе довольно скоро узнали о предательстве учителя. И город огласился горестными рыданиями родителей уведенных детей. Но в это время они увидели, как дети гонят розгами раздетого и связанного учителя. Фалиски открыли ворота, и дети рассказали им о случившемся. Услышав столь невероятный, но в то же время и совершенно правдивый рассказ, горожане тотчас созвали собрание. Фалиски были поражены высокой добродетелью римского полководца и поняли, что нет смысла сопротивляться народу, у которого есть такие великие мужи. И они решили сдаться римлянам. Собрание избрало специальных послов, которые сначала направились в лагерь Камилла, а затем с его разрешения — в Рим. Там их ввели в сенат, где они заявили, что побеждены не столько римским оружием, сколько римским благородством, и вручают себя римской власти. Сенат с удовольствием воспринял их заявление. Камилла благодарили и свои сограждане за победу, и недавние враги за благородство и справедливость.[202]

Как гуси Рим спасли

Через несколько лет после взятия Вей некий римлянин по имени Марк Цедиций, проходя ночью по городской улице недалеко от храма Весты, услышал голос, похожий на гром. Этот голос приказывал Цедицию как можно скорее сообщить властям, что скоро придут галлы и если римляне не укрепят стены и ворота, то город будет захвачен. Цедиций повиновался, но на его сообщение никто не обратил внимания. Этот человек был незнатного происхождения, и должностные лица пренебрегли рассказом плебея. Но еще важнее было то, что римляне пока даже и не знали, кто такие галлы и насколько они опасны.

А галлы, основная масса которых жила за Альпами в Галлии, перевалили через высокие горы и вытеснили этрусков из долины реки Пад. Но этим не удовлетворились и стали нападать на саму Этрурию. Так они вторглись в пределы этрусского города Клузия. Клузийцы были этим вторжением очень испуганы. Видя, что у них сил для отражения страшного нашествия мало, они обратились за помощью к Риму. Римляне не нашли оснований послать клузийцам помощь, но решили все же отправить послов, чтобы разузнать, кто же такие галлы. Послами были направлены три брата Фабия. Они прибыли в Клузий, а затем отправились в галльский лагерь. Там галльский вождь Бренн сказал им, что, поскольку жители Клузия имеют земли больше, чем могут обработать, галлы требуют, чтобы излишнюю землю отдали им для поселения. Когда послы спросили, по какому же праву галлы выдвигают такое требование, Бренн ответил, что по праву оружия. Получив столь высокомерный ответ, послы возвратились в Клузий. Трое Фабиев были людьми храбрыми и пылкими. Им казалось невозможным бездельничать в городе, когда его жители воюют. И вот, когда клузийцы решили вступить в бой с галлами, Фабии захотели тоже принять в нем участие. Во время сражения один из Фабиев увидел скачущего впереди него галла в блестящих доспехах. Его сердце охватила жажда боя, и он выехал на коне из этрусского строя и напал на галла. Ударом копья Фабий убил врага и сбросил его с коня. Спешившись, он начал снимать доспехи с поверженного, и в этот момент его узнали. Когда Бренну донесли, что римские послы участвуют в бою, а один из них даже убил знатного галльского юношу, гневу Бренна не было предела. Он приказал прекратить бой с клузийцами и готовиться к походу на Рим.

Перед началом похода Бренн собрал старейшин на совещание. Те мудро предложили не торопиться, ибо римляне, насколько им известно, люди доблестные, а государство их могучее, поэтому лучше потребовать от них выдачи нарушителей божественного и человеческого права и только в случае отказа пойти на Рим войной, ибо тогда справедливость будет на стороне галлов. Так Бренн и поступил. В Рим прибыли галльские послы с требованием выдачи Фабиев. Сенат стал обсуждать создавшееся положение. Многие сенаторы, а также жрецы-фециалы, хранители справедливости и права, признавали требование галлов справедливым и настаивали на выдаче Фабиев, особенно того, кто убил галльского воина. Но слишком уж знатным был род Фабиев, очень много полезного и славного сделал он для Рима, поэтому сенаторы не решились выдать Фабиев диким галлам. Отказывать тоже было опасно, ибо дело было абсолютно очевидным и требования галлов справедливы. Тогда сенат постановил передать решение народному собранию. Собрание же не только отказало галлам в их требованиях, но и избрало всех трех Фабиев в число военных трибунов с консульскими полномочиями. Этот выбор еще более разозлил галльского вождя: римляне оказались столь несправедливыми, что включили преступников в число глав своего государства.

После этого, подготовившись к походу, галлы двинулись на Рим. Обычно в момент суровой опасности римляне назначали диктатора, который, обладая единовластием, мог лучше сконцентрировать силы для отпора врагу. Но сейчас римляне проявили беспечность. Может быть, причиной было незнание грозящей опасности: ведь галлы были еще неизвестным врагом; может быть, римляне были ослеплены своими недавними успехами и в своей самонадеянности проявили легкомыслие; может быть, так сложилась судьба, управляющая человеческими и государственными поступками; может быть, просто в Риме не было в это время человека, которому граждане доверили бы диктатуру. Единственного человека, который мог бы оказаться на высоте требований, — Камилла, в то время не было в Риме. Победителя Вей преследовали его враги, завидующие ему и обвиняющие во всех грехах; Камиллу ведь даже ставили в вину слишком роскошное триумфальное шествие, которое он устроил после взятия Вей. В результате Камилл был осужден и уехал в изгнание в город Ардею, где он в тот момент и находился.

Трибуны горели жаждой как можно быстрее встретить врага. Они не стали дожидаться счастливого знамения при жертвоприношениях и даже не спросили авгуров, каков будет исход битвы. Торопясь, вывели римское войско из города и направились навстречу врагу. Встреча противников произошла на берегу небольшой речки Аллии, впадающей в Тибр несколько севернее Рима. Там, на берегу Аллии 18 июля 390 г. до н. э. и разразилась эта несчастная битва. Галльское войско было довольно многочисленным, и римские командиры решили как можно больше растянуть свой строй, чтобы противостоять галлам. Но вследствие этого римский строй получился неплотным, а в центре оба крыла римской армии вообще едва смыкались. Это обстоятельство и сыграло роковую роль. Левое крыло римлян было полностью разгромлено, многие воины, стремясь спастись, бросились в Тибр, но, не умея плавать, тонули. Большинству, правда, удалось все-таки переправиться и спастись в Вейях, недавно восстановленных, там они надеялись спрятаться под защитой отремонтированных стен, не пытаясь даже послать в Рим весть о своем поражении. В месте расположения правого крыла имелась небольшая возвышенность. Разбитые римляне отступили туда и смогли в течение некоторого времени сопротивляться врагам, но в конце концов были отброшены. Остатки римской армии бежали в город, даже не закрыв за собой городские ворота. Так закончилось это несчастное сражение. День 18 июля был назван «днем Аллии» и объявлен несчастливым; в течение многих веков в этот день римляне не начинали никаких дел.

А тогда в Риме началась паника. От бежавших в Вейи не было никаких известий, все решили, что они погибли, и город наполнился плачем. Если бы галлы сразу после своей победы двинулись к городу, они взяли бы его без всякого труда. Но они промедлили. Сначала галлы не могли поверить в быстроту своей победы, а затем принялись делить трофеи, захваченные в римском лагере. Многие римляне воспользовались этой отсрочкой, чтобы покинуть город. Часть рассеялась по ближайшим деревням, часть направилась в соседние города. Важно было спасти городские святыни.[203] Некоторые из них положили в огромные сосуды, обычно служившие тарой для всякой провизии, и закопали в условленном месте, ставшем потом священным. А остальные решили вывезти из города. Жрецы и жрицы со своей поклажей влились в общую толпу покидающих Рим. В этой толпе находился и некий Люций Альбин, он вез в повозке жену, маленьких детей и свой скудный скарб. Случайно он заметил рядом со своей повозкой измученных весталок, которые брели, прижимая к груди священные предметы. Альбин немедленно приказал своим домочадцам выйти из повозки и посадил туда весталок с их грузом, а сам с семьей шел рядом, пока все они не прибыли в этрусский город Цере.[204]

Оставшиеся в Риме стали совещаться, что же делать дальше. Марк Манлий предложил укрыться на Капитолии и там переждать осаду. Это был заслуженный воин, с шестнадцати лет участвовавший в многочисленных сражениях, покрытый множеством шрамов и имевший большое число военных наград. Три года назад он был консулом и одержал победу над врагами. Его совет показался весьма разумным. На Капитолий отнесли оружие и все необходимое для того, чтобы выдержать осаду. За стенами Капитолия укрылись воины и многие женщины. Туда же перебралась значительная часть сената. Только самые старые сенаторы, среди которых были и бывшие консулы, и победители прошлых сражений, решили встретить врагов у ворот своих домов.

Промедлив несколько дней, галлы вошли в город. Не зная его, они шли осторожно, боясь возможной засады. Но город был пуст, и только у некоторых домов, по виду наиболее богатых, сидели старики с длинными бородами, опираясь на посохи. Сначала галлы решили, что это — статуи. Один из них, не сумев победить любопытство, подошел к Марку Папирию и то ли погладил его по бороде, то ли слегка дернул. Не вставая со своего кресла, Папирий ударил его жезлом из слоновой кости, который держал в руках. Ошеломленный галл выхватил меч и зарубил Папирия. Происшествие послужило как бы сигналом — галлы бросались к сидящим старикам и всех их истребили. Совершив это, они никак не могли успокоиться и продолжали набрасываться на каждого, кого встречали на пути. Галлы врывались в оставленные дома, грабили их, а потом поджигали. Римляне, укрывшиеся в Капитолии, бессильно смотрели на гибель родного города.

Разорив и почти полностью уничтожив Рим, галлы попытались взять штурмом Капитолий. Но тот был довольно хорошо укреплен, везде были расставлены караулы, а в местах, где вероятнее всего мог прорываться неприятель, стояли отборные отряды воинов. Когда галлы уже поднялись почти до середины склона Капитолийского холма, римляне ударили на них сверху и отбросили вниз. Тогда, не сумев взять крепость приступом, Бренн приступил к осаде. При этом он отправил часть галльских воинов в окрестности Рима, чтобы разорить их и захватить добычу. Такой отряд приблизился и к Ардее, где жил в изгнании Камилл. Тот убедил ардейских юношей вооружиться и дать отпор галлам. Они с энтузиазмом последовали за прославленным Камиллом. В упорном бою юноши разбили врагов. Это был первый случай, когда галлы потерпели поражение. Известие быстро распространилось среди римлян. Оно вдохновило находившихся в Вейях воинов, и те, постепенно освободившись от страха перед галлами, снова загорелись желанием сражаться. Они предложили Камиллу избрать его командующим. Камилл согласился, но чтобы избрание было законным, нужно было решение сената. Большинство же сенаторов находились на Капитолии.[205] Тогда один юноша по имени Понтий Коминий вызвался пробраться в Рим на Капитолий и сообщить находившимся там римлянам о победе Камилла и решении войска, и получить одобрение сенаторов.

И вот Коминий завернулся в древесную кору и бросился в Тибр. Течение принесло его в Рим к подножию Капитолия. Он вскарабкался по настолько отвесному склону, что невозможно было себе представить, чтобы там прошел человек. Поднявшись на вершину Капитолия, Коминий сообщил собравшимся о недавних событиях. Осажденные с радостью встретили эти известия. Сенаторы на заседании единогласно приняли закон о назначении Камилла диктатором. Получив решение, Коминий ночью по тому же склону спустился к Тибру и поплыл к Вейям. В Вейях все собравшееся к этому времени римское войско приветствовало известие об официальном назначении Камилла диктатором.

А положение осажденных на Капитолии становилось все труднее. У них почти не осталось запасов провизии. Галлы же, увидев к своему удивлению следы человека, поднимавшегося по недоступному склону на Капитолий, решили, что там, где прошел один, могут пройти и многие. Однажды ночью они тоже решили подняться по отвесному берегу. В этом месте был выставлен небольшой отряд, но часовой, смена которого пришлась на это время, заснул, так что галлы беспрепятственно поднялись почти к вершине. Еще немного, и они ворвались бы на Капитолий, и у измученных римлян не было бы никакой надежды на спасение. Но как раз недалеко от этого места находился храм Юноны Монеты, т. е. советчицы, а за его оградой жили священные гуси, ей посвященные. Хотя осажденных и мучил голод, никто не поднял руку на птиц богини. Услышав шорох шагов поднимающихся галлов, гуси подняли крик, который разбудил римских воинов. Первым проснулся Манлий. Он сразу же схватился за оружие и ударом щита сбросив в пропасть поднявшегося галла, призвал к оружию всех своих товарищей. Римляне накинулись на галлов и стали сбрасывать их с тропы. Побросав оружие, цепляясь за выступы скалы, те пытались хоть как-то задержаться, чтобы не свалиться в смертельную пропасть. Таким образом, попытка галлов овладеть последним оплотом Рима провалилась. Все прославили Манлия, и каждый воин принес ему по пол фунта полбы и по кварте вина. В условиях наступившего голода это была царская награда. Не была забыта и заслуга гусей Юноны. С тех пор стали говорить, что гуси Рим спасли. А часовой, который проспал нападение галлов, был казнен.

Голод все сильнее мучил осажденных. Но и галлы тоже начали страдать от недостатка пищи, к тому же им досаждал и непривычный климат. И в это непростое время один предсказатель на Капитолии предложил римлянам, как это ни покажется парадоксальным, собрать весь оставшийся у них хлеб и бросать испеченные ковриги по одной штуке в галльские караулы. Бренн ничего не мог понять. Он, как и все галлы, был уверен, что припасы римлян уже давно кончились, и голод вот-вот принудит их к сдаче. Теперь же осажденные вдруг начали метать хлебом в его часовых. Значит, рассудил галльский вождь, хлеба на Капитолии достаточно и взять осажденных измором не удастся, приступом овладеть укрепленным холмом он уже не решался, а тут еще и римская армия во главе с Камиллом готова напасть на них из Вей. И Бренн сам предложил римлянам заключить перемирие. Те согласились. Начались переговоры об условиях мира. В конце концов галлы согласились уйти из Рима за соответствующий выкуп. Договорились о тысяче фунтов золота.

Это была не очень-то большая сумма, но в разоренном городе и ее найти было крайне трудно.

Казна была разграблена, и ее остатки никак такой суммы составить не могли. Тогда римские матроны (матери семейств) начали снимать с себя золотые украшения и жертвовать их для выкупа. Наконец наступил день, когда римские послы принесли золото галлам. Те положили его на весы и принялись взвешивать. Вдруг один из римлян заметил, что гири у галлов неверные, и сделал им замечание. Бренн, рассвирепев, бросил на чашу весов свой тяжелый железный меч и потребовал уплатить еще и этот вес. На робкие возражения римлян он ответил кратко: «Горе побежденным!»[206] Римлянам пришлось согласиться. Но тут появился Камилл с войском, приведенным им из Вей. Он потребовал прекращения выплаты, заявив, что с избранием диктатора остальные должностные лица теряют свои полномочия, а он, будучи диктатором, никому не давал права вести с галлами какие-либо переговоры. Галлы вступили в спор, началась не столько схватка, сколько свалка. Бренн, видя, что в тесном городе галлы не могут даже развернуться в боевой строй, приказал своим воинам уйти из Рима. Они отошли к Габиям, и там произошло новое сражение, в котором римляне одержали победу. Потеряв таким образом положенный выкуп, галлы покинули римские пределы.[207]

Рим был спасен. Все славили Манлия и дали ему почетное прозвище Капитолин. Еще громче они прославляли Камилла. Но спасенный город лежал в развалинах. Казалось, у римлян не будет сил его восстановить. Все громче раздавались голоса, что надо покинуть старое место и переселиться на новое, например в Вейи. Для обсуждения этого вопроса даже собрался сенат. Камилл настаивал на том, чтобы остаться и восстановить город в еще большей красе. Во время заседания сената мимо проходили воины, возвращающиеся из караула, и их командир дал обычную команду: «Знаменосец, ставь знамя! Мы остаемся здесь!» Услышав это, сенаторы приняли его слова за божественный знак. Всякие дебаты о переселении прекратились. Началось восстановление Рима. А на том месте, где таинственный голос предупредил Цедиция о грядущем нашествии галлов, римляне поставили жертвенник, посвященный «Говорящему Вещателю».

Спасение римских женщин

Хотя Рим и был спасен, все же в результате галльского нашествия он очень ослаб. Некоторые соседние народы захотели этим воспользоваться, и первыми решили выступить латины. Собрав большое войско во главе с Ливием Постумом, они двинулись на Рим. Однако латины являлись близкими родственниками римлян, и им было неудобно безо всякой причины напасть на ослабевших римлян. Тогда они нашли предлог: якобы для еще более тесного сближения с римлянами те должны отослать к латинам свободнорожденных девушек и женщин. Латины рассчитывали, что если римляне откажутся выполнить их требование, то они на законном основании смогут напасть на Рим, а если согласятся, то оказавшиеся в их руках римские гражданки фактически станут заложницами и обеспечат латинам власть над Римом. Римляне понимали это и не знали, что делать. Тогда одна рабыня по имени Тутула (ее называют также Филотидой) посоветовала нарядить рабынь в одежды свободных женщин и девушек и отослать их во вражеский лагерь. А далее, обещала Тутула, она факелом подаст римлянам знак, те внезапно нападут на латинов и вернут своих рабынь. Поскольку ничего другого не оставалось, римлянам пришлось согласиться с этим советом.

И вот рабыни в богатых одеждах, с золотыми украшениями были переданы в латинский лагерь. Ночью Тутула взобралась на высокую смоковницу и подняла зажженный факел, загородив его сзади растянутым плащом. Когда римские командиры увидели поданный сигнал, они немедленно вывели в поле своих воинов и ударили по спящим и ничего не подозревающим латинам. По некоторым рассказам рабыни даже успели похитить у латинов их мечи. В результате те не могли оказать ни малейшего сопротивления. Они были разбиты и бежали. А рабыни с торжеством вернулись в Рим.

В память об этом событии и в благодарность смелым рабыням римляне установили праздник, во время которого рабыни, освобожденные в этот день от своих обычных работ и наряженные в пышные одежды, гуляют перед воротами города, а затем обедают в тени смоковниц.

Самопожертвование Дециев Мусов

Вскоре римляне восстановили свой город, а затем и возобновили войны в Италии. Одним из самых упорных их противников были самниты, народ, живший в Центральной Италии. Римляне неоднократно с ними воевали. Во время первой войны римское войско под командованием консула Авла Корнелия Корна втянулось в глубокое лесистое ущелье и оказалось окруженным со всех сторон врагами. Казалось, гибель римлян была неминуема. Один из командиров римской армии Публий Деций Мус увидел, что стратегически важная вершина, нависающая над самнитским лагерем, не занята врагами. Он попросил у консула отряд и потихоньку взобрался с ним на вершину. Самниты заметили их только тогда, когда римляне оказались прямо над ними, были поражены и не знали, что делать. Одни хотели преследовать основную римскую армию во главе с консулом, но опасались, как бы отряд Муса не ударил им в тыл. Другие, видя, что отряд Муса невелик, предлагали сначала уничтожить его, но не могли прийти к согласию, как это лучше сделать: то ли окружить, чтобы отрезать от основного войска, то ли дать спуститься, дабы в более удобном месте воспользоваться своим численным преимуществом. Мус тоже никак не мог взять в толк, почему враги, столь превосходившие его численностью, не пытаются ничего предпринять. Между тем, воспользовавшись суматохой в самнитском лагере, консул спокойно вывел своих воинов из опасного места.

Наступила ночь. Мус понимал, что дальше оставаться здесь нельзя, иначе все они будут уничтожены. Но путь к своим преграждал самнитский лагерь, так что соединиться с армией консула можно было, только пройдя через этот лагерь. И вот римляне потихоньку спустились с вершины и стали осторожно проходить между спящими самнитами. Случайно один римлянин задел щит спящего, щит упал, и его звон разбудил самнита. Тот вскочил, ничего не понимая спросонья. Тогда Мус приказал издать воинственный клич и прорываться с боем. Ошеломленные самниты вскочили и заметались. Они не могли понять, то ли основная римская армия заняла их лагерь, то ли напал отряд Муса. Воспользовавшись замешательством врага, римляне прорвались через самнитские дозоры и вышли к своим. Чтобы возвращение выглядело более торжественным, Мус приказал своим воинам дождаться рассвета. А утром на виду у всех, под радостные приветствия его отряд торжественно вошел в лагерь. Консул наградил всех воинов. Сам Мус получил и венок из травы, срезанной на месте осады, каким римляне награждали тех, кто спас город или войско от осады, и дубовый венок, которым отмечали тех, кто спасал граждан. Так Рим почтил героя, спасшего римское войско от неминуемой гибели. Но это был не последний подвиг Муса.

Трогательная, красивая и в то же время поучительная легенда о любви изменчивого бога Вертумна и трудолюбивой, прекрасной и юной нимфы Помоны позволяет нам понять представления римлян об идеале и те мечты, к осуществлению которых они стремились.

На живописном полотне Ф. Мельци бог всяческих превращений Вертумн изображен в образе старухи, пытающейся познакомиться с Помоной

Необычайное разнообразие римского пантеона диктовало и разнообразие в отправлении культов.

Праздники, игры, жертвоприношения продуктов и животных, посвящение предметов быта каждому из божеств составляли львиную долю всей деятельности римлян. Одни только государственные религиозные праздники занимали чуть менее трети года — 109 дней!

На некоторые месяцы их приходилось по 15–20 подряд, а отдельные праздники могли длиться целую неделю.

Через несколько лет Публий Деций Мус был избран консулом вместе с Титом Манлием Торкватом. В это время шла война между римлянами и латинами. Оба противника были близкими родственниками, так что иногда казалось, что эта война — гражданская. Латины часто участвовали в войнах вместе с римлянами, хорошо знали их тактику и обычаи, что делало войну с ними особенно трудной и опасной. Оба консула отправились на эту войну. И вот перед решающим сражением им обоим приснился один и тот же сон. Консулам явился муж, более величественный, чем обычный смертный, и объявил, что тот полководец, который обречет себя и войско противника подземным богам, тот обеспечит победу своему войску. Утром оба консула рассказали друг другу о сне. Было решено, что тот командующий пожертвует собой, чье войско начнет отступать. Перед битвой, как это было принято, гаруспики гадали по печени жертвенных животных. Оказалось, что на благоприятной стороне печени верхний отросток был поврежден, что сулило несчастье, и этот отросток гадатель показал именно Мусу. В остальном, как сказал гаруспик, боги благоприятно приняли принесенную жертву.

Римские войска выстроились, как обычно. Манлий командовал правым крылом армии, Мус — левым. И вот левое крыло, не выдержав натиска противника, стало отступать. Тогда Мус обратился к жрецу Марку Валерию, который находился в войске, чтобы тот помог ему обречь себя в жертву по всем правилам. Под руководством жреца он покрыл себе голову и вознес молитвы Янусу, Юпитеру, Марсу и другим богам, прося даровать победу римлянам и обрекая себя и врагов на жертву богам преисподней. Произнеся эту молитву, Мус бросился в ряды врагов, разбрасывая их вокруг себя. Всем показалось, что он стал величественнее, чем обычный человек. Враги на время даже замерли от страха при виде его, но, отбежав подальше, осыпали его стрелами. Когда же Деций Мус пал сраженный огромным количеством стрел, римляне, вдохновленные подвигом своего консула, с удвоенной силой ударили по врагам. Те, пораженные ужасом, бросились бежать. Победа римлян была полной. И обеспечена она была самопожертвованием Публия Деция Муса.

Сын погибшего консула, тоже Публий, прославился не меньше отца. Он занимал много должностей в римском государстве, четыре раза был избран консулом. Трижды его коллегой становился Квинт Фабий Максим. Так было и в последнее его консульство. В том году против Рима объединились все его враги: самниты и этруски, галлы и умбры. Главной ареной войны стала Этрурия. Туда-то и отправились оба консула. Встреча с врагами произошла около города Сентина. Соединенным силам двух римских консульских армий противостояли соединенные же силы противника. Незадолго до того галлы уничтожили один римский отряд и теперь были горды своей победой. Они показывали римлянам насаженные на свои копья головы убитых римских воинов и распевали победные песни. Чтобы хоть как-то уменьшить численность врагов, консулы приказали одному из своих подчиненных напасть на этрусский город Клузий. Узнав об этом, этруски покинули объединенные силы и отправились спасать свои земли.

Когда противники были уже готовы к сражению, внезапно по полю между ними побежала лань, преследуемая волком. Увидев стоящие в полном вооружении войска, звери растерялись и бросились в разные стороны. Лань побежала в лагерь галлов, а волк — к римлянам. Римляне расступились и дали зверю пробежать сквозь их строй. Галлы же, весело крича, поймали лань и закололи ее. Тогда один из римских воинов, сведущий в религиозных делах, сказал, что все это — знак богов: галлы убили священное животное Дианы, а волк Марса, напоминающий о Марсовом племени и основателе Рима, остался невредимым. Это вдохновило римлян. Правое крыло римской армии, стоявшее против самнитов, возглавил Фабий, левое, против которого выстроились галлы, — Мус. И началось сражение.

Фабий, человек преклонных лет, имевший огромный воинский опыт, нарочно затягивал сражение, ибо знал, что и самниты, и галлы страшны своим первым натиском, а если им не удавалось опрокинуть противника мгновенно, они быстро выдыхались и сражались уже не столь ожесточенно. А Мус, хотя тоже далеко не новичок в военных делах, был все же моложе и импульсивнее. Поэтому он сразу же бросился в бой, причем сам во главе конницы сражался с врагами. В разгар битвы галлы применили еще совершенно неизвестный римлянам прием. Внезапно их строй расступился, и на римлян двинулись галльские колесницы и телеги. В шум битвы вмешался грохот колес и оглушающий стук копыт. Кони римских всадников испугались грохота и повернули назад. Напрасно всадники пытались сдержать их. Кони, словно обезумев, мчались по полю в разные стороны, сбрасывая с себя седоков. Паника перекинулась и на пехоту, и галльские колесницы и телеги свободно прошли через разорванный строй римской армии. Тут же с удвоенной силой набросилась на римлян и галльская пехота. Поражение казалось неизбежным.

Увидев это, и не имея сил сдержать бегущих, Мус вспомнил о подвиге своего отца. Он воззвал к нему и решил тоже предать себя Земле и подземным богам, чтобы добыть победу римской армии. Он приказал находившемуся рядом понтифику Марку Ливию проделать с ним то же самое, что один из его предшественников проделал с отцом Муса. К проклятиям и заклятиям, произнесенным в свое время отцом, Myc-младший добавил, что он обращает проклятия на знамена, оружие и доспехи врагов и место его гибели будет местом истребления галлов и самнитов. Продляв и себя, и врагов, консул бросился в гущу битвы и пал под ударами копий.

Гибель консула не только не расстроила римские ряды, но, наоборот, сплотила их. А галлы, напротив, были будто поражены божественным знамением. Римляне, усилив напор, прорвали галльский строй, а на правом крыле армия Фабия нанесла поражение самнитам. Тело павшего Муса нашли не сразу, он лежал под грудой вражеских трупов. Фабий устроил своему погибшему соратнику торжественное погребение. А когда воины вернулись в Рим, все прославляли не только победу Квинта Фабия Максима, но и героическую смерть Публия Деция Муса, как и отец, пожертвовавшего собой ради победы Рима.

Суровый Манлий Торкват

Перед тем сражением с латинами, в котором героически пал Публий Деций Мус, пожертвовавший собой ради римской победы, проявил свой суровый характер его коллега консул Тит Манлий Торкват. Он строго настрого под страхом смерти запретил своим воинам без разрешения вступать в какую-либо схватку с неприятелем. И вот однажды незадолго до боя он отправил на разведку конный отряд во главе с собственным сыном Титом. Конники наткнулись на латинских всадников во главе со знатным и прославленным за свои подвиги Гемином Месцием. Гемин и Тит прекрасно знали друг друга, и теперь латин стал насмехаться над римлянами и их командиром. В ответ Тит напомнил о поражении латинов при Регилльском озере и пообещал, что скоро их поразит римское войско с помощью Юпитера в наказание за нарушение договора. Гемин, продолжая насмехаться, предложил, пока не явится все войско, сразиться с ним в поединке. Горячее сердце Тита не выдержало, и он, забыв приказ отца и командующего, бросился в бой. Сначала он промахнулся, и противник оцарапал шею его коня. Потом Тит ударил копьем в лоб коня Гемина, и конь, вздыбившись от боли, сбросил всадника. Пока противник пытался подняться, Тит нанес ему смертельный удар, а затем снял с убитого доспехи.

Гордясь своим подвигом, юноша вернулся в римский лагерь и в знак своей доблести и славы сына такого мужа, как Торкват, положил к его ногам доспехи убитого Гемина Месция, ожидая отцовской похвалы. Но тот вместо похвалы отвернулся и приказал трубачам трубить сбор всего войска. Когда вся армия выстроилась, консул заявил, обращаясь к сыну, что тот нарушил его строжайший приказ и поставил его, консула, перед выбором — забыть о государстве или о близких, но он, как бы ему ни было тяжело, выбирает государство. Поэтому Манлий приказал схватить сына и обезглавить за нарушение им приказа главнокомандующего. Все были поражены этим.

Юноша же спокойно дал себя привязать к столбу, где ему отрубили голову. Этим суровым поступком Манлий решительно восстановил дисциплину в своей армии, что и дало ей возможность одержать победу.

Когда после победы Тит Манлий Торкват торжественно вступил в Рим, навстречу ему вышли только старцы, а молодежь решительно осудила его за столь жесткое наказание собственного сына, проявившего доблесть, хотя и нарушившего при этом приказ. Говорят, что все люди, принадлежавшие к поколению, которое тогда было молодо, все время помнили о случившемся, сторонились Торквата и при любой возможности проклинали его. Торкват не мог вести дальше войну и сложил с себя консульские полномочия. Вместо него римляне назначили диктатора. Одни говорили, что он заболел и по болезни не мог отправиться на театр военных действий, а другие передавали его слова, что ни он не может перенести пороков народа, ни народ его строгости.[208]

Папирий Курсор и Фабий Рутилиан

При похожих обстоятельствах Фабий Рутилиан избежал сурового наказания. Во время очередной войны с самнитами римляне назначили диктатора. Им стал Люций Папирий Курсор, сделавший своим помощником (он назывался начальником конницы) Квинта Фабия Рутилиана. Римская армия вторглась тогда в область самнитов. Но тут находившийся при армии специальный жрец, следивший за поведением священных кур, заметил, что те ведут себя не так, как обычно. Это служило знаком, что, отправляясь в поход, диктатор неправильно совершил религиозный обряд, поэтому необходимо было обряд повторить. Для этого Курсор отбыл в Рим, оставив во главе войска Фабия. Перед отъездом он стрбго запретил вступать в какой бы то ни было бой до его возвращения. Но Фабий вскоре заметил, что самниты ведут себя совершенно беспечно, как будто и нет в их землях римлян. Он понял, что это — наиболее благоприятное время для нападения на них. Фабий выстроил свою армию для боя и повел ее на самнитов. Битва закончилась полной победой римлян.

Когда Курсор вернулся из Рима и узнал, что Фабий пренебрег приказом, он решил его сурово наказать. Курсор собрал войско и стал допрашивать своего помощника. Он обвинил его в нарушении воинской дисциплины, что всегда очень жестоко каралось в римском войске, в презрении к власти диктатора, в пренебрежении к тем священным обрядам, исполнять которые он, диктатор, отправился в Рим. Фабий пытался оправдаться, но суровый Курсор не слушал его и уже повелел ликторам раздеть Фабия и казнить. Но это вызвало недовольство победоносного войска. Те, кто стояли в первых рядах на виду у диктатора, потихоньку роптали, в задних же — открыто выражали свое возмущение. Даже ближайшие помощники диктатора молили его о прощении Фабия. Видя, что дело может кончиться бунтом, Курсор решил отложить окончательное рассмотрение на следующий день. Понимая, что его ничто не спасет, пока он находится в лагере в полной власти диктатора, Фабий ночью бежал в Рим. Там по совету своего отца он обратился с мольбой к сенату.

Курсор, узнав о бегстве Фабия, тоже направился в Рим. В тот момент, когда Фабий красочно живописал в сенате насилия, творимые Курсором, тот сам явился в курию. На основании своих полномочий он приказал схватить Фабия. Никакие мольбы сенаторов и отца Фабия не могли его смягчить. Тогда Фабий на основании закона о праве обжалования решил обратиться к римскому народу. Из курии все направились на площадь, где тотчас собралось народное собрание. На собрании Курсор настаивал на своем решении, ссылаясь на неоспоримое право диктатора и необходимость решительно поддерживать воинскую дисциплину. Он даже угрожал народным трибунам, выступавшим за оправдание Фабия. Однако молодость и храбрость самого Фабия, мольбы его отца, заслуженного человека, трижды бывшего консулом, так много сделавшего для Рима, вызвали горячее сочувствие собравшихся, и перед единодушной волей народа диктатору пришлось уступить. Он заявил, что с Фабия не снимается вина, но он уступает его римскому народу и власти трибунов, и прибавил, что лучше всего Фабий сумеет отблагодарить римский народ, спасший его сейчас, если впредь научится и в мирное время, и на войне подчиняться законной власти.

Поединок Марка Валерия Корвина

В течение многих лет своими самыми опасными врагами римляне считали галлов. Во время очередной войны с ними прославился один из командиров римского войска молодой Марк Валерий. Когда два войска стояли друг против друга, из вражеского лагеря вышел огромного роста галл, отличавшийся также и прекрасным вооружением. Возможно, это был один из галльских вождей. В наступившей тишине он заговорил. Рядом находился переводчик, он и сообщил, что галл вызывает на поединок какого-нибудь римлянина. Валерий не стерпел похвальбы и попросил у консула, командовавшего римской армией, разрешения принять вызов. Тот разрешил. Валерий, вооружившись, выступил на середину поля, разделявшего оба лагеря. Но прежде чем начался бой, случилось чудо.

Неожиданно с востока прилетел ворон и сел на шлем Валерия, обратив свой клюв против галла. Римский воин принял это за божественный знак. Но так как Валерий не знал, кто из богов прислал к нему птицу, он, чтобы никто из небожителей не обиделся, обратился с молитвой «либо к богу, либо к богине» и просил не оставить его их милостью. Начался поединок. Как только воины схватились друг с другом, ворон взлетел и напал на галла, стремясь попасть тому в лицо и глаза. Изумленный галл отступил, а ворон снова уселся на шлем римлянина. Когда поединок возобновился, произошло то же самое: ворон вновь налетел на галла, а затем вернулся к римлянину. Это повторялось вновь и вновь. Галл был поражен и от страха обезумел. Валерий воспользовался этим и решительным ударом свалил противника. Как только галл был убит, ворон мгновенно поднялся и улетел на восток, туда, откуда недавно и прилетел.

Вскоре вокруг тела убитого галла завязалась схватка, переросшая в настоящую битву, в которой римляне, вдохновленные явным знаком божественного покровительства, одержали победу. Валерий в память о чуде получил прозвище Корвин от латинского слова «corvus», что означает «ворон».

Добродетель Марка Курия Дентата

Марк курий Дентат был тем, кого римляне называли «новым человеком». Это означало, что у него не было вереницы знатных предков, и он был первым в своем роду, достигшим высоких должностей. Благодаря своей доблести, он был избран консулом. Будучи консулом, Дентат успешно воевал с сабинами и самнитами. Захватив их земли, консул произвел раздел земли, дав каждому по 14 югеров и себе взяв столько же, ибо он считал, что такое количество земли вполне достаточно для нормальной жизни, а для роскошной и всего мира мало. Самниты пытались добиться от него более благоприятных условий мира. Их посольство прибыло в скромный дом Дентата, и самниты с удивлением увидели, как прославленный полководец сам печет себе на очаге репу. Они предложили ему золота столько, сколько он сам сочтет нужным. Но Марк ответил, что он предпочитает есть из глиняной посуды и властвовать над теми, кто имеет золото. Такая добродетель, да еще проявленная «новым человеком», не могла не вызвать зависти, и Дентата обвинили в присвоении денег. Тогда он вытащил деревянную чашку для жертвоприношений, и поклялся, что это — единственная его военная добыча. Добродетель Дентата была столь известна, что никто не дерзнул сомневаться в его клятве. А на деньги, вырученные от продажи его военной добычи, Дентат провел в Рим новый водопровод.[209] Его бескорыстие прославляли поэты. Они воспели того, «кого никто ни мечом не осилил, ни златом».

Второй раз Дентата избрали консулом, когда над Римом нависла страшная опасность со стороны эпирского царя Пирра. Пирр, надеясь приобрести в Италии новые владения, откликнулся на призыв врагов Рима и высадился на Апеннинском полуострове. Он дважды в жестоких битвах разбил римлян, но потерял столько воинов, что это почти обесценило его победы.[210] Римляне же и не думали сдаваться. Отчаявшись разгромить их окончательно, Пирр надолго ушел в Сицилию, но через несколько лет все же вернулся в Италию. Римляне, прекрасно помня прежние поражения, избрали для войны с ним именно Марка Курия Дентата. Перед отправкой на войну Дентат провел, как это было принято, новый набор в войско. Страх перед Пиром был столь велик, что многие отказывались вступать в армию. Тогда впервые в римской истории консул в наказание конфисковал имущество отказавшихся и устроил его публичную распродажу. Встреча двух армий произошла около города Малавента. Пирр торопился разбить римлян, пока не подошла армия во главе со вторым консулом. Римляне увидели врага, и Курий понял, что дожидаться помощи не придется. Жертвоприношения перед битвой были благоприятными, и он решил вступить в бой. Римляне напали на врага внезапно. Они смяли воинов Пирра и заставили того отступить на равнину, где и произошло решающее сражение. Правда, как это бывало и прежде, в том месте, где Пирр бросил против римлян своих боевых слонов, римляне начали отступать, но Дентат вызвал резервы и приказал забросать слонов копьями. Под ударами копий слоны повернули и набросились на собственных воинов. Войско Пирра было разгромлено, и эпирский царь бесславно покинул Италию. В память об этой победе город Малавент, в название которого входило слово «male» — «плохо», был переименован в Беневент, от слова «bene» — «хорошо». Так Марк Курий Дентат к своей добродетели прибавил еще и славу победителя, изгнавшего из Италии могущественного, в то время самого страшного врага Рима.