Мифы Древнего Рима

Рим был великим городом, — властелином мира. Естественно, что о его основании ходили самые разные рассказы.

Одни считают, что после падения Трои часть троянцев спаслись, сумели с семьями сесть на корабли и отплыть от горящего города. У них не было определенной цели плавания, и они отдались воле волн и ветра. А ветер вынудил беглецов обогнуть и Балканский, и Апеннинский полуострова, а затем прибил корабли к устью Тибра. Суда вошли в реку и поднялись по ней. Остановку на ночь решили сделать у подножия холма Палатина. Путники вытащили корабли на берег, что было обычно в те времена, и устроили привал. Плавание в тяжелых условиях продолжалось очень долго, и женщины уже не выдерживали его тягот и очень страдали. Тогда одна из них, некая Рома, уговорила своих спутниц ночью сжечь корабли и тем самым прекратить плавание. Так женщины и сделали. Когда мужчины утром увидели остатки пожарища, они страшно разгневались. Но дело было сделано, средств для постройки новых судов у беглецов не было, и им пришлось смириться. Скоро, однако, выяснилось, что местность вокруг — плодородная, соседи — дружелюбные, место на холмах хорошо подходит для основания города. Тогда путешественники отдали почести хитроумной Роме и, заложив город, назвали его в ее честь — Рома. Это название и передается по-русски словом «Рим».

Еще одно предание связывает основание Рима с Энеем. Якобы Эней, прибыв в Италию, женился на Роме, дочери Итала, правившего этой страной. На берегу Тибра недалеко от моря он основал новый город, в котором видел продолжение погибшей Трои, и дал ему название по имени своей жены.

Рассказывают также, что у Энея было четыре сына — Асканий, Эврилеонт, Ромул и Ром. По поручению отца Ром и основал новый город, дав ему свое имя.

Одна из версий гласит, что в Альбе Лонге жил жестокий царь Тархетий. Однажды в очаге его дома появилась часть тела некоего бога. Оракул, к которому обратился Тархетий, приказал, чтобы дочь царя сочеталась любовью с той частью божественного тела, которая несколько дней не исчезала из очага, и обещал, что родившийся сын прославится своей доблестью и удачей. Вернувшийся в Альбу Лонгу Тархетий приказал одной из своих дочерей выполнить поручение оракула. Но царевна не пожелала повиноваться и послала вместо себя рабыню. Узнав об этом, Тархетий страшно разгневался и хотел убить обеих. Но ночью ему явилась богиня Веста и запретила лишать их жизни. Тогда царь заключил девушек в тюрьму, пообещав держать их там до тех пор, пока они не соткут брачное покрывало, тогда он выпустит их и выдаст замуж. Но при этом коварный царь поручил служанкам распускать ночью все, что за день успевали соткать его дочь и рабыня. Когда же пришел срок, рабыня родила двойню. Тархетий, узнав об этом и не желая, чтобы дети рабыни приобрели обещанную славу, приказал своему слуге Тератию убить близнецов. Тератий же пожалел их и оставил на берегу Тибра. Вскоре к детям подошла волчица и стала кормить их своим молоком. Следом за ней к младенцам начали прилетать птицы, принося в клювах еду. Однажды эту сцену заметил пастух. Он подобрал детей и воспитал их. Когда мальчики выросли, то напали на Альбу Лонгу и убили жестокого Тархетия. Потом в том месте, где их спасли волчица и птицы и где их подобрал добрый пастух, основали новый город, который и стал называться Римом.[130]

И все же самым распространенным было следующее повествование.

У альбанского царя Проки было два сына — Нумитор и Амулий. Отец очень любил обоих и поэтому завещал, чтобы они выбрали каждый свою долю из его наследства: один — царское достоинство, а другой — большую часть имущества. Старший, Нумитор выбрал трон и стал царем. Но Амулий не захотел с этим мириться. Однажды на охоте охотники то ли случайно, то ли, что вероятнее всего, по приказу Амулия, убили единственного сына Нумитора Эгиста, и у царя осталась только дочь Рея Сильвия. Некоторые считают, что ее звали Илия. И вот Амулий, воспользовавшись своим богатством, собрал вокруг себя шайку таких же негодяев, напал на брата и сверг его с престола. А чтобы обезопасить себя от возможной мести со стороны внуков Нумитора, он под предлогом почтительного отношения сделал Рею Сильвию жрицей богини Весты — весталкой. Римляне особо почитали весталок, но жрицы в течение тридцати лет должны были оставаться девственницами, а в случае нарушения этого обета их жестоко наказывали. Такой весталкой и захотел сделать дочь Нумитора Амулий. Поэтому он заявил, что ему во сне явилась сама богиня Веста и приказала посвятить ей Рею Сильвию. Что же касается Нумитора, то он был человек добрый и скромный, так что Амулий не боялся его. Поэтому он оставил брату и жизнь, и свободу, и даже часть имущества, в том числе скот, который его пастухи пасли на холме Авентине.

Рея Сильвия стала весталкой и принесла священный обет. Но это не спасло коварного Амулия. Однажды, а это случилось через четыре года после воцарения Амулия, Рея Сильвия отправилась в рощу, посвященную Марсу, к священному источнику, чтобы взять воду для отправления культа. Внезапно началась гроза, и среди потоков ливня Рея Сильвия потеряла другую весталку, с которой вместе пришла в рощу. Неожиданно перед ней появился сам Марс, еще прежде, увидевший как-то Рею Сильвию и страстно в нее влюбившийся. Теперь он навеял Рее Сильвии сон, и во сне сочетался с ней любовью. Весталке же приснился удивительный сон. Она увидела, как внезапно выросли две пальмы, одна повыше, другая пониже, и как только ее дядя Амулий поднял топор, чтобы срубить пальмы, прибежала волчица и прилетел дятел Марса, — они и спасли деревья. Когда беременность Реи Сильвии стала достаточно заметна, она притворилась больной и под этим предлогом перестала исполнять публичные службы. Амулий, поняв, что это может сулить ему угрозу, послал к Рее Сильвии свою жену, дабы та ее освидетельствовала. Вернувшись к царю, жена доложила, что Рея Сильвия ждет ребенка. Через девять месяцев весталка родила близнецов. В момент их рождения дрогнул алтарь Весты и скрылся под золой священный огонь, ибо Рея Сильвия все же нарушила священный обет. Впрочем, ходили слухи, что это был не Марс, просто распространяя известия о боге, Рея Сильвия хотела скрыть свое прегрешение за божественной волей. Говорили также, что в действительности отцом близнецов был сам Амулий, влюбившийся в свою племянницу. Как бы то ни было, Амулий приказал убить девушку как нарушительницу священного обета. Но за нее заступилась единственная дочь Амулия, умолявшая не казнить свою двоюродную сестру и подругу детских игр. Амулий смилостивился и повелел бросить Рею Сильвию в темницу, где та позже и умерла, а детей выбросить в Тибр.

В это время была весна, и Тибр широко разлился, так что подойти к основному руслу реки было никак невозможно. Тогда раб, которому поручили совершить злодейство, дошел только до края разлива, а корзину или лохань с детьми спустил на воду. Корзина не перевернулась, как рассчитывал раб, а спокойно поплыла по реке. Вскоре она зацепилась за ветви смоковницы и остановилась. Дети, проголодавшись, подняли крик, и на этот крик прибежала волчица из соседнего леса. Она бежала к водопою и услышала крик и плач младенцев. У нее самой были в это время волчата, поэтому ее сосцы были полны молока. Волчица дала мальчикам молока и даже облизала их, а дятел, священная птица Марса, принес им в клюве немного еды. Странную картину увидел пастух Фавстул. Говорили, что происходил он из аркадян, в свое время вместе с Эвандром переселившихся в Италию и населивших Палатин. Фавстул был не простым пастухом, а надзирателем за рабами-пастухами. Он отогнал волчицу, взял корзину с младенцами и принес в свой дом. Спасенных детей Фавстул отдал на воспитание своей жене Акке Ларенции. Мальчиков назвали Ромулом и Ремом. У Фавстула и Акки Ларенции было двенадцать собственых сыновей. Один из них вскоре умер, и горюющая мать решила усыновить одного из близнецов. Ее выбор пал на Ромула. (С этого времени установился обычай, чтобы одна из самых старых жреческих коллегий — коллегия Ар-вальских братьев — состояла из 12 человек. Усыновив Ромула, Акка Ларенция от этого не стала меньше любить Рема.[131]

Шли годы. Братья выросли и превратились в могучих красивых юношей, их любили все сверстники. Говорят, что братьев даже отправили в древний город Габии, где они обучились грамоте и другим важным наукам. Ромул уже тогда выделялся и физической силой, и разумом. К нему часто обращались соседи за советом по разным хозяйственным вопросам. Вскоре браться собрали вокруг себя группу таких же юношей, как и они, и стали заниматься гимнастическими упражнениями, охотой и даже защитой соседей от разных обид, в том числе от воров и разбойников. Однажды на их собственное стадо напали разбойники. В это время братья с друзьями состязались в кулачном бою, метании копий и камней и не видели нападавших. Вдруг соседний пастух закричал, что воры угнали их скот. Тогда Рем с друзьями Фабиями бросился вдогонку и после небольшой схватки отнял похищенных быков. Отобранное у разбойников они обычно раздавали соседям. Это принесло им в округе добрую славу, но некоторые не знали об истинных намерениях братьев и их друзей, считая их настоящими разбойниками. В это время много разбойничьих шаек бродило по дорогам, полям и лесам Лация, поэтому Ромула и Рема тоже называли разбойниками. Царские пастухи, чувствуя себя безнаказанными, часто нападали на других пастухов и окрестных жителей. Как-то, когда братьям было по восемнадцать лет, пастухи напали на Рема и его друзей. Хотя Рем со спутниками сражались храбро, силы были не равны. Рема привели в Альбу Лонгу и обвинили в том, что он якобы нападал на поля Нумитора и угонял оттуда скот. Жители Альбы Лонги пожалели Рема, считая, что его несправедливо обижают, поэтому Амулий решил не сам казнить захваченного юношу, а передать его для казни Нумитору.

Когда Рема привели к Нумитору, тот решил сначала расспросить пленника и о преступлениях, в которых его обвиняют, и о нем самом. Юноша произвел на Нумитора самое благоприятное впечатление. Нумитор никак не мог поверить, что перед ним простой пастух. Расспрашивая Рема о возрасте, о детстве, о семье, он стал задумываться, а не является ли Рем в действительности одним из его внуков, которых Амулий приказал бросить в Тибр, и о спасении которых ходили какие-то неясные слухи. Постепенно Нумитор все больше утверждался в своей мысли. К тому же Рем, стремясь спастись от возможного сурового наказания, заявил, что, хотя его с Ромулом и воспитали Фавстул и Акка Ларенция, в действительности рождение братьев окружено какой-то тайной: рассказывают, что нашли их в лохани, которая до сих пор существует, и в первый же день жизни вскормили дикие звери и птицы. Это окончательно уверило Нумитора в том, что перед ним действительно один из его чудесно спасенных внуков. Впрочем, даже если он и не поверил рассказу, то решил притвориться: а вдруг с помощью внуков он вернет себе трон.

Тем временем слух о захвате Рема и его грядущей казни достиг дома Фавстула. Пастух очень любил своих приемных сыновей, поэтому решил сделать все, чтобы спасти Рема. Он позвал Ромула и, рассказав ему об их чудесном спасении, явно свидетельствующем о благородном происхождении и заботе о братьях богов, призвал его любыми путями вызволить брата. А сам, как говорят, взял ту лохань, в которой нашел близнецов, и понес ее в Альбу Лонгу, чтобы показать Нумитору и убедить того, что братья люди не простые и, что самое главное, — они не разбойники. Однако Фавстула схватила стража. Его привели к царю и подвергли жестоким пыткам. Под пытками Фавстул признался, что он много лет назад спас брошенных в воду близнецов, взрастил и воспитал их, дети живы и сейчас, но в настоящее время их нет на месте, а находятся они далеко от Альбы Лонги. Тут Амулий понял, что внуки Нумитора живы, но он пока не знал, известно ли это их деду. Поэтому царь послал одного из своих приближенных к Нумитору с поручением выведать, что тому известно. Приближенный же, придя к Нумитору и увидев, что тот уже ласково разговаривает с пленником, перешел на его сторону и посоветовал действовать, так как едва ли подвернется более благоприятный момент.

Пока в городе происходили эти события, Ромул начал готовиться к нападению на Альбу Лонгу, чтобы освободить брата. Он собрал своих товарищей и призвал окрестных пастухов разными дорогами идти к Альбе Лонге. Собравшихся Ромул разделил на несколько отрядов и, чтобы те не перепутались, а могли спокойно следовать за своим командиром, дал каждому отряду шест с пучками сена разной формы, позволяющими легко узнавать, где какой отряд находится и кто его командир.[132] Когда все собрались у стен города, Ромул дал им приказ войти в него. К этому времени Нумитор не только освободил Рема, но и дал ему отряд воинов. И вот Ромул ворвался в Альбу Лонгу извне, а Рем со своим отрядом начал действовать в самом городе. Нумитор же заявил горожанам, что на Альбу Лонгу напали враги и угрожают царскому дворцу, собрал всех мужчин и увел их в крепость в центре города, оставив, таким образом, большую его часть в руках своих внуков. Амулий совершенно растерялся. Воины Ромула и Рема ворвались во дворец и Ромул собственной рукой убил Амулия. Затем братья объявили сбор граждан Альбы Лонги. На нем они рассказали о преступлениях Амулия и тайне своего рождения. Нумитор был провозглашен царем, и в городе воцарился прежний порядок. А Ромул и Рем, радостные и возбужденные победой, ликуя, сбросив с себя одежды, побежали нагими из Альбы Лонги к месту своего спасения. Позже в память об этом римляне устраивали на празднике Луперкалий бег обнаженных юношей после свершения различных священнодействий.

О причинах следующего важного события рассказывают по-разному. Одни говорят, что Ромул и Рем не захотели оставаться в Альбе Лонге, где все напоминало о господстве Амулия и печальной судьбе их матери, поэтому решили основать свой собственный город в том месте, где их спасли и воспитали. По мнению других, перед братьями встал серьезный выбор: или оставаться в Альбе Лонге, но тогда распустить свое войско (его воинов, среди которых были не только пастухи, но и беглые рабы, граждане Альбы Лонги не хотели принимать в свою среду) и тем самым лишиться опоры, или со своими товарищами уйти из Альбы Лонги и основать новый город. Третьи же считают, что сам Нумитор посоветовал братьям стать основателями нового города, ибо он задумал отослать с ними на новое место всех тех, кто был и остается ему враждебен и с тоской вспоминает убитого Амулия. Но каковы бы ни были причины поступка Ромула и Рема, они действительно решили создать новый город там, где были вскормлены волчицей и спасены Фавстулом.

Решив возвести новый город, братья вскоре заспорили, на каком именно месте строить, кто будет его царем и как он будет называться. Впервые между ними разгорелся такой горячий спор. Казалось, что решить его было невозможно: поскольку братья были близнецами, то старшинство роли не играло, а других оснований не было. Тогда Ромул и Рем обратились за помощью и советом к Нумитору. Дед посоветовал им положиться на волю богов, а узнать эту волю можно было благодаря старинному гаданию по птицам: кому первому и в большем количестве явятся священные птицы, тот и будет победителем в споре.

Братья последовали родственному совету. Ромул встал на Палатине, Рем — на Авентине. Ромул избрал Палатин, потому что увидел на нем чудо: древко воткнутого в землю копья, мгновенно покрылось листвой, а железное острие мгновенно обратилось в корни, т. е. копье превратилось в огромное зеленое дерево, дающее обильную тень. Ромул решил, что это необычное явление предвещает великую судьбу городу, который он намерен основать. Вокруг Ромула и Рема собрались их сторонники. Первым птиц увидел Рем: шесть огромных коршунов летели над Авентином. Радостно закричал он, уже видя себя царем нового города под названием Ремория, созданного на Авентине. Но в это время над Ромулом появилось двенадцать коршунов. Стоявшие вокруг громкими криками приветствовали его как победителя. После этого спор разгорелся еще жарче. Рем настаивал на первенстве появления птиц, а Ромул — на двойном их числе. В спор вступили сторонники того и другого. Шум стоял невероятный. Пока все спорили, Ромул начал копать ров, обозначая им стены будущего города. Когда Рем увидел это, его сердце наполнилось необычайным гневом. Он в ярости перепрыгнул через ров. Этого Ромул стерпеть не мог. Он почти обезумел от возмущения и, выхватив меч, ударил им брата, воскликнув, что так будет с каждым, кто осмелится проникнуть без спроса за стены города. Впрочем, некоторые говорили, что в шуме и суматохе Рема убил не Ромул, а его друг Цел ер. Но в любом случае почва еще не построенного города уже обагрилась братской кровью.[133] Говорят, что в последующей за этим схватке погибли и Фавстул и его брат Плистин, помогавший воспитывать братьев.

Увидев, что убит его брат, с которым он вместе рос, ради которого еще совсем недавно он рисковал собственной жизнью, что погибли и их воспитатели, Ромул впал в отчаяние и скорбь. Плача, он склонился над трупом, поцеловал его и стал просить у убитого прощения. Ромул решил даже не возводить город и вернуться к прежней жизни. Но Акка Ларенция, его приемная мать, утешила его и побудила продолжить свое дело. И Ромул послушался ее. Тело Рема умастили и возложили на погребальный костер. Похоронив брата на Авентине, а затем похоронив и воспитателей, Ромул по этрусскому обряду заложил основание города. Назвал он его по своему имени Ромой, т. е. Римом. Произошло это 21 апреля 754 г. до н. э. И много позже в этот день римляне пышно отмечали праздник Паралии, или Парилии. В один из тех дней Акке приснился призрак убитого Рема, он горько жаловался на свою печальную судьбу и просил передать Ромулу просьбу учредить празднование в его, Рема, честь. Акка пыталась обнять ускользающий призрак, но напрасно. Утром она все пересказала Ромулу, и в память Рема римляне учредили праздник, который позже стал называться Лемуриями.[134]

Ромул — первый царь Рима

После убийства Рема Ромул стал царем Рима. Тотчас он принялся за строительство нового города. Прежде всего по этрусскому обычаю надо было заложить основание Рима и сделать это очень тщательно, так как малейшая ошибка могла вызвать гнев богов и не дать свершиться пророчеству о грядущей великой судьбе возведенного города. Чтобы не допустить ошибок, Ромул вызвал из Этрурии самых известных знатоков обрядов. По их совету была вырыта яма, и в нее брошены начатки всего, чем первые римляне дорожили. Потом каждый гражданин принес по горсти земли и тоже бросил в яму, после чего все тщательно перемешали. Эта яма стала центром, и на равном расстоянии от него надо было провести борозду, отмечающую расположение стен будущего города. Ромул сам запряг в медный плуг быка и корову и стал пропахивать глубокую борозду. Там, где намечалось место для ворот, плуг поднимали, и борозда прерывалась. Затем начали возводить стены[135]. При этом Ромул обратился к Юпитеру и другим богам-покровителям с мольбой дать знак, благоприятствуют ли новому городу и ему, его царю, боги. В ответ в безоблачном небе сверкнула молния, идущая слева направо, что было очень благоприятным знаком. Лишь после этого Ромул созвал Народ на собрание, которое официально провозгласило его римским царем.

Своей бороздой Ромул отмерил довольно большое пространство, предвидя, что город будет разрастаться и понадобится много места. В пределах стен оказался не только Палатин, где Ромул рыл ров во время спора с Ремом, но и соседний двуглавый холм Капитолий, на одной вершине которого строилась мощная крепость. Людей же для заселения такого большого города было слишком мало, и Ромул решил привлечь в Рим побольше народа. Для этой цели он на территории между двумя рощами устроил «убежище». Каждый, кто туда приходил, свободный человек или беглый раб, преступник или честный человек, попавший в беду, не мог быть никак наказан или выдан, если, конечно, он не нарушал теперь уже римские законы. Узнав об этом, в Рим стало стекаться множество самых разных людей, в основном, конечно, всякий сброд, что, разумеется, не прибавило уважения к римлянам среди соседей.

Вскоре Ромул задумался над очень важным делом. Женщин в Риме по-прежнему почти не было. В результате городу, которому было предуготовано славное будущее, грозило исчезновение в первом же поколении. Все попытки убедить соседей выдать своих дочерей замуж за римлян оказывались неудачными. Слишком уж дурная слава ходила о Риме и его гражданах. И тогда Ромул решился на похищение. Он объявил, что в честь бога Конса будут устроены празднества, и пригласил на него всех соседей вместе с женами и дочерьми. Праздник состоялся. Однако в разгар торжеств Ромул дал условный сигнал. По его знаку горожане набросились на девушек, стали хватать их и уносить за городские стены. Римляне заранее наметили похищать только девушек. По ошибке они схватили лишь одну замужнюю женщину — Герсилию, которая досталась в жены Гостию Гостилию, одному из храбрейших и известных сподвижников Ромула. Одну из девушек, наиболее красивую, решили отдать Талассию, самому уважаемому гражданину среди римлян. Чтобы никто не отбил ее, несшие девушку еще издалека кричали «Талассию, Талассию!» И все встречные расступались, понимая, что такой добычи заслуживает только Талассий. С тех пор этот крик стал частью свадебного обряда.

В первое время, однако, похищение соседских дочерей не пошло на пользу римлянам. Дело в том, что приобретенные таким способом жены никак не могли родить детей. Тогда мужья с женами пошли в рощу, посвященную Юноне, покровительствующей рождению детей. Там они в мольбе преклонили колени, и Юнона, смилостивившись, дала им знак, который мудрый этрусский гадатель растолковал собравшимся. В жертву Юноне был заколот козел, и клочьями его кожи мужья стали бить своих жен. После совершения обряда через положенное время стали появляться на свет новые граждане Рима.

Коварное похищение завершилось, приглашенные отцы и братья разошлись по своим городам и племенам, громко жалуясь на нарушение извечных законов гостеприимства и призывая к мести. Напрасно Ромул пытался смягчить их сердца. Он говорил, что римляне пошли на преступление не из-за своей разнузданности, а вынужденно, что они готовы возместить нанесенный ущерб, а похищенные станут не наложницами, а законными супругами, и их дети будут полноценными римскими гражданами и, таким образом, все они станут родственниками. Но никакие уговоры не смягчили оскорбленных соседей. Первыми против римлян выступили жители города Ценины. Произошло жестокое сражение. В ходе битвы на Ромула напал ценинский царь Акрон. Когда это случилось, Ромул поклялся, что если он победит, то доспехи врага посвятит Юпитеру. И Ромул победил. Римляне, вдохновленные успехом своего царя, с удвоенной силой обрушились на ценинцев и полностью их разгромили. Вернувшись с победой, Ромул, нарядившись в праздничные одежды и украсив голову венком, повесил на священный дуб, стоящий на острове, в особом порядке доспехи убитого Акрона. При этом он возвестил, что приносит эти «тучные доспехи» Юпитеру Феретрию, т. е. Юпитеру Поражающему, и пообещал, что здесь будет построен храм этого бога. И вскоре храм был построен. Это самый древний храм Рима, в котором не было даже статуи бога, лишь царский скипетр и священный камень. С тех пор в Риме возник обычай: в случае победы над вражеским предводителем победитель посвящал снятые с него доспехи (они и назывались «тучными») в храм Юпитера Феретрия, но случалось это очень и очень редко.

На первой же победе опасности для Рима не закончились. Против него выступили жители некоторых соседних городов. Римляне разбили и их, а затем Ромул часть побежденных переселил в Рим, дав им римское гражданство, а на захваченных землях выделил участки многим своим прежним подданным. Самыми же упорными врагами и мстителями за обиду стали сабины под руководством своего царя Тита Тация. Тщательно подготовившись, они выступили против римлян. Предвидя, что война с сабинами будет крайне тяжелой, Ромул обратился за помощью к своему деду Нумитору, и тот прислал на помощь внуку значительное число воинов. Этруск Лукумон[136], с которым Ромул недавно заключил договор о гостеприимстве, сам со своим отрядом пришел в Рим помочь Ромулу. Сабины все же были очень сильны, и Ромул не решился выступить против них в открытом поле. Он надеялся на силу крепости, к этому времени уже возведенной на Капитолии. Начальником ее был некий Спурий Тарпей. Крепость действительно была неприступна. Но Тарпея, дочь начальника, оказалась весьма корыстной особой. Однажды она вышла из крепости за водой для священнодействий (говорят, что она была весталкой и вода была необходима для отправления культа Весты). Увидев ее, Таций посулил ей много золота, если она поможет сабинам проникнуть в крепость. По другой версии, Тарпея сама пришла к Тацию и пообещала впустить его воинов в крепость Капитолия, если они после захвата крепости отдадут ей то, что носят на левой руке. Сабины носили на этой руке массивные золотые запястья и золотые перстни с драгоценными камнями. Тарпея выполнила свое обещание. Ночью она открыла ворота крепости, и сабины ворвались в нее. Но пользы Тарпее это не принесло. Таций приказал своим воинам вместо золотых браслетов и перстней завалить девушку тяжелыми сабинскими щитами, которые те тоже носили на левой руке. Придавленная тяжестью щитов, предательница умерла. Позже римляне, видя в предательстве самое худшее преступление, назвали Тарпейской скалу Капитолия, с которой сбрасывали самых злостных преступников, приговоренных к смертной казни.

Юнона, по-прежнему ненавидящая потомков Энея, помогала сабинам. Когда римляне заснули, она вдохновила воинов Тация, и те двинулись к святилищу, где спали крепким сном воины Ромула. Но Венера увидела их и попросила нимф помочь ее потомкам. Нимфы вывели из земных недр подземные воды и преградили путь сабинам. Это дало время римлянам проснуться и приготовиться к бою. Вот уже в стенах города на небольшой равнине между Капитолием и Палатином развернулось сражение. Место здесь было топкое, и один из самых храбрых сабинских воинов Меттий Курций чуть было не погиб, завязнув в трясине вместе со своим конем. Когда конь погрузился в болото и спастись на нем стало невозможно, Курций был вынужден соскочить с него и пешком вернуться в сабинский строй. В бою пал Гостий Гостилий, которому досталась в жены Герсилия. Тяжелым камнем был ранен в голову сам Ромул, он с трудом удержался, чтобы не упасть на землю. Был поражен в бок этруск Лукумон. И тогда римляне дрогнули. Ромул напрасно старался удержать бегущих. Не сумев остановить воинов, он взмолился Юпитеру, чтобы тот прекратил бегство, и пообещал, если его молитва будет услышана, построить на месте остановки воинов храм. Как только Ромул завершил молитву, римляне остановились. А потом и сами начали теснить сабинов. Но за спиной у тех был Капитолий с его неприступной крепостью, и дело грозило затянуться на неопределенное время. И вдруг из римских домов выбежали бывшие сабинянки, ставшие теперь римлянками, возглавляемые Герсилией. Многие из них уже имели от римлян детей, и они, став законными гражданками и матерями новых законных граждан, не желали покидать своих мужей. С детьми на руках бросились женщины к середине поля, где происходила жаркая битва. Они стали призывать мужей и отцов помириться. «Мы, — кричали они, — причина войны, причина ранений и гибели наших мужей и отцов. Мы лучше умрем, чем останемся жить без тех или других вдовами и сиротами!» И воины остановились. На середину между обоими войсками вышли Ромул и Таций. Они заключили союз и договорились, что сабины переселяются в Рим и соединяются с римлянами в единое целое, а царствовать в Риме Ромул и Таций будут вместе. Так число римских граждан удвоилось, а в государстве стало сразу два царя.[137] Ромул женился на благородной Герсилии, ставшей вдовой после гибели Гостия Гостилия. Чтобы очистить оружие после войны, ставшей в результате объединения братоубийственной, латины и сабины отнесли его в рощу, где миртовыми ветвями совершили священный обряд очищения. Позже эта роща была посвящена Венере Очистительнице.

Дворец Ромула находился на Палатине, Тация — на Капитолии. Выполняя свое обещание, Ромул около ворот, откуда начиналась священная дорога на Палатин, построил храм Юпитера Статора — Юпитера, останавливающего бегущих с поля боя. Таций же построил ряд святилищ другим богам. С сабинами в Риме появились культы Януса, Вулкана, Дианы и некоторых других богов. Для совершения различных священнодействий в честь сабинских богов Таций учредил особую жреческую коллегию Титиев.

Оба царя правили вместе более четырех лет, и между ними не было никаких споров. Для решения важных вопросов они встречались в храме Вулкана и после обсуждения по взаимному согласию принимали решения. Так, оба царя постановили, что нельзя больше римский народ оставлять в виде неорганизованной толпы, его надо разделить на различные группы. Но Тацию сделать этого не пришлось. На пятом году совместного с Ромулом царствования случилось так, что его родственники напали на послов Лавиния, когда те направлялись в Рим, и стали требовать у них деньги. Послы отказались, и родственники Тация решили отнять деньги силой. В завязавшейся схватке послы были убиты. Узнав о происшедшем, лавинийцы направили в Рим новое посольство теперь уже с требованием наказать убийц. Ромул счел это требование совершенно справедливым. Но Таций, сочувствуя родственникам, всячески пытался их спасти. Это вызвало недовольство Ромула, он заявил, что в таком случае вину за убийство разделяет и Таций. Через некоторое время Таций по каким-то делам направился в Лавиний. Там родственники убитых послов накинулись на него и убили. При известии об этом Ромул не стал предпринимать никаких действий и даже, когда лавинийцы в страхе перед римлянами выдали убийц царя, он отпустил их, сказав, что убийство искуплено убийством. Таций был торжественно похоронен на Авентине. Этим дело и ограничилось, что вызвало недовольство сабинов, но они уже давно жили в Риме, слились с его прежними жителями и были, как и те, уверены, что Ромул — любимец богов и боги благоприятствуют любым его делам. Поэтому они смолчали и ничего не предприняли против Ромула, а по-прежнему продолжали чтить его как царя. Так Ромул снова стал единоличным властителем.

Вскоре после убийства Тация и в Риме, и в Лавинии начался ужасный мор. Люди умирали, скот перестал приносить потомство, сады и поля стали бесплодными, с неба на оба города обрушился кровавый дождь. Было ясно, что боги все же не хотят оставлять безнаказанными убийц. Тогда из Рима были изгнаны родственники Тация, убившие послов Лавиния, а из Лавиния изгнали тех, кто убил Тация. И несчастья стали обходить граждан стороной. Ромул после изгнания убийц провел специальные обряды, очистившие Рим от вины за убийство, он понял, что даже если убийство справедливо, оно вызывает отвращение богов. Ромул установил, что в случае совершения преступления, преступников надо не казнить, а накладывать на них большой штраф, состоявший в то время из овец и быков.

Ромул провел важные реформы, позволившие римлянам стать из неорганизованной толпы настоящим государством. Он разделил весь народ на три трибы — Тициев, которых он так назвал в память о Тите Тации, Рамнов, в имени которых слышался отзвук его имени, и Луцеров, напоминающих об этрусском союзнике Ромула Лукумоне. Затем каждую из триб он разделил на десять курий, так что в Риме стало 30 курий. Каждую курию он, как они заранее договорились с Тацием, назвал про имени одной из сабинских женщин, в свое время похищенных. Конечно, женщин было гораздо больше, но выбрано было только 30. Как их выбирали, неизвестно: может быть, по старшинству; может быть, по достоинству мужей; может быть, по жребию; а может быть, потому, что тридцать женщин, избранных ими самими, наблюдали за Ромулом и Тацием, когда те заключали договор между собой. Не менее важным явилось и еще одно мероприятие, тоже задуманное вместе с Тацием. Было выбрано сто наиболее почтенных мужей, из которых составили сенат. Сами сенаторы назывались «отцами», и царь не принимал никаких важных решений, не посоветовавшись предварительно с «отцами сенаторами». Авторитет лучших граждан Рима усиливал власть и авторитет самого царя. Чтобы помочь бедным и внушить богатым желание помогать согражданам, Ромул установил, что бедный гражданин может пойти под покровительство более богатого и сильного и стать его клиентом. Того человека, который взял под покровительство клиента, Ромул назвал патроном. Патрон должен был помогать клиенту, а клиент почитать патрона и в случае необходимости тоже помогать ему в меру своих возможностей.

Помня о том, что сам он стал царем по божественному знаку, посланному через птиц, Ромул создал коллегию жрецов-авгуров, в задачу которых и входило гадание по птицам. Отныне перед каждым важным делом, будь то созыв народного собрания, открытие заседания сената, вступление в войну и т. п., проводилось специальное гадание. Его проводил сам царь, а жрецы-авгуры внимательно следили за тем, как летят птицы или поедают корм священные куры, какие происходят странные явления на небе, как ведут себя при этом собравшиеся люди и т. д., а затем по этим знакам толковали волю богов, и в случае неблагоприятного исхода гаданий могли запретить готовящееся мероприятие. Пост авгура был очень высоким и почетным. Ромул избрал из каждой трибы по одному наиболее уважаемому человеку и назначил их авгурами.

Пользуясь расположением богов, Ромул удачно воевал со своими соседями, умножая славу, богатства и территорию новорожденного Римского государства. И в славе процарствовал он 36 лет. Наконец бог Марс, отец Ромула, взмолился Юпитеру. Когда-то Юпитер пообещал взять Ромула живым на небо и сделать богом. Теперь, сказал Марс, пришло время исполнить обещание. Юпитер согласился. Однажды, когда Ромул проводил очередной смотр своего войска, произошло солнечное затмение. В середине летнего дня солнце внезапно исчезло, налетел ветер, и людьми овладела страшная паника. Скоро солнце снова появилось на небе, люди успокоились, но вдруг с ужасом увидели, что царское кресло из слоновой кости пусто. Мгновенно распространились слухи, что сенаторы, окружавшие Ромула, воспользовавшись темнотой и смятением, убили царя, а тело куда-то унесли. Сенаторы же утверждали, что боги взяли Ромула живым на небо. Дело могло бы дойти до внутренней смуты. Но однажды на форум, т. е. на площадь, где торговали и собирались по разным другим делам римляне, пришел старый и весьма почтенный Юлий Прокул. Он был одним из старых соратников Ромула и 36 лет назад был среди тех, кто переселился из Альбы Лонги в еще не основанный Рим. И Прокул, коснувшись рукой святынь в знак своей честности, рассказал следующее.

Нынешним утром, когда он шел из Альбы Лонги в Рим, внезапно перед ним появился сам Ромул. Прокул страшно испугался, решив, что увидел покойника. Но Ромул успокоил его и сказал, что он действительно взят на небо и даже сам стал богом. Прокулу он поручил не только объявить об этом согражданам, но и заверить их в том, что боги уготовили Риму участь стать главой всего мира, так что пусть граждане будут усердны к военному делу, ибо не будет в мире силы, способной противиться римскому оружию. После этого Ромул поднялся на небо. Узнав об этом, римляне восславили Ромула как бога Квирина, а себя с тех пор стали называть квиритами. Правда, говорят, что это название было дано римлянам еще раньше, когда Ромул и Таций заключили между собой договор, и одним из условий его было, что римляне получат второе имя — квириты — от названия родного города Тация — Кур. В любом случае после Ромула римские граждане называли себя еще и квиритами. Так на тридцать седьмом году своего правления Ромул из царя превратился в бога.[138]

Легенда о рождении и воспитании братьев-близнецов — Ромула и Рема с древнейших времен находила свое отражение не только в произведениях искусства, но и на римских монетах. Чудесное спасение братьев сначала волчицей и птицами, а потом и семьей пастуха легло в основу картины великого фламандского художника Питера Пауля Рубенса.

Римлянам пришлось похитить девушек из семей своих соседей сабинов, чтобы население города могло умножаться — ведь изначально в Риме жили почти одни мужчины. Их делом было строительство и победоносные войны, в которых им помогал · символ Юпитера — орел, ставший знаком, даже гербом легионеров. Орел гарантировал воинам победу над всеми врагами.

Все важнейшие начинания и дела обсуящались римлянами на Форуме — огромной площади, а затем и архитектурном сооружении в центре Рима. На нем императоры объявляли народу о вступлении в новую войну и произносили свои пламенные речи в защиту угнетаемых плебеев народные трибуны.

Руины Римского Форума в XVII–XVIII вв. — излюбленный мотив художников разных стран, работавших в Италии. И сегодня площадь с частично сохранившимися сооружениями поражает своими размерами и немеркнущим величием. Легко можно представить, как над Вечным городом реет небесная «троица»» его богов-покровителей.

Раньше всех об этом узнала Герсилия, снова ставшая вдовой. Она горько оплакала Ромула. Юнона пожалела рыдающую Герсилию и послала к ней свою вестницу — богиню радуги Ириду. Ирида, явившись к Герсилии, сказала ей, что Ромул не умер, а стал богом Квирином. Герсилия поняла, что перед ней какая-то богиня и стала умолять ее дать ей возможность еще раз увидеть мужа. Та согласилась. Они пошли на один из холмов, и вдруг неожиданно с неба упала звезда. От ее пламени загорелись волосы Герсилии, а затем и все ее тело. В пламени поднялась Герсилия на небо, и там принял ее в свои объятия Ромул-Квирин. Так Герсилия стала богиней Горой, спутницей Квирина. Ее так иногда и называют — Гора-Квирина.

Нума Помпилий — основатель римского благочестия и внутреннего порядка[139]

После этих событий сенаторы задумались о будущем. Ромул не оставил наследника, и некому было передать трон. В сенате начались раздоры. Сенаторы из сабинов настаивали, чтобы царем был кто-либо из их среды, поскольку по договору латинский и сабинский цари должны были править совместно, а после гибели Тация латинский царь долго правил один, поэтому справедливо будет, если теперь на трон взойдет один сабин. Царства стал добиваться некий Велес. Сенаторы из латинов и слышать об этом не хотели. Многие из них поддерживали претензии на трон Юлия Прокула, того самого, кто недавно возвестил римлянам о явлении Ромула и его вознесении на небо. Против него решительно выступили сенаторы сабины. Возникшие споры ни к чему не могли привести. Тогда сенаторы вспомнили пример Альбы Лонги. Там после смерти Нумитора не было царя вообще, ибо по закону царем должен был быть его единственный потомок — внук Ромул. Но Ромул не захотел царствовать в Альбе Лонге и ограничился тем, что отправил туда своего представителя, который почти не вмешивался в жизнь альбанцев, предоставляя им возможность самим управлять своими делами. Может быть, так, рассуждали римские сенаторы, сделать и в Риме? А пока они избрали «междуцаря», который правил вместо царя, причем власть его продолжалась только пять дней, а затем его сменял другой «междуцарь». Такой порядок очень понравился сенаторам, но вызвал недовольство народа, ибо теперь им стал править не один человек, а целая сотня. Граждане стали требовать избрания царя, и сенаторам пришлось уступить. Чтобы не создавать новых междоусобиц, сенаторы решили, что имя будущего царя назовут или латины, но из числа сабинов, или сабины из числа латинов. Сабины сумели подстроить так, что выбирать стали латины. Они назвали имя Нумы Помпилия, сына Помпилия Помпона. Даже те, кто с горечью думал, что царство теперь перейдет к сабинам, признавали, что лучшего выбора просто не могло быть.

Нума родился в сабинском городе Курах[140] в тот самый день, когда Ромул основал Рим.[141] Это был родной город Тита Тация, и именно оттуда сабины отправились на войну с римлянами — мстить за похищение своих сестер. Таций стал соправителем Ромула, и значительная часть жителей Кур переселилась в Рим. Нума же остался в родном городе. Его там очень уважали и почитали, поскольку он еще в молодости стал известен своей добродетелью и справедливостью. Когда его сограждане не могли решить какой-либо спор, они обращались к Нуме, и тот всегда разрешал его абсолютно справедливо, как признавали все вокруг, в том числе и сами спорящие. В то время славу приносили преимущественно войны и военные подвиги. Нума же не считал это особо почетным делом и полагал, что высшее мужество человека — очистить свою душу от враждебности и корыстолюбия. На досуге Нума постоянно размышлял о богах и их могуществе. Это было известно всем, поэтому с течением времени пошла молва, что он якобы был учеником знаменитого греческого философа Пифагора. Это не так, ибо Пифагор жил много позже Нумы, и Нума Помпилий самостоятельно пришел к своей морали. Слава Нумы была такова, что Таций еще до войны с Римом счел почетным для себя выдать дочь Тацию замуж за этого благородного человека. Когда Таций стал вторым римским царем, он пригласил зятя и дочь переселиться в Рим и пользоваться всеми преимуществами членов царской семьи. Но Нума отказался, и Тация, конечно, осталась вместе с мужем. Семейное счастье длилось двенадцать лет. На тринадцатом году их совместной жизни Тация умерла, оставив Нуме дочь Помпилию. Некоторые считают, что у Нумы было еще четыре сына — Помпон, Пин, Кальп и Мамерк, от которых пошли знатные римские роды — Помпонии, Пинарии, Кальпурнии и Мамерции. Другие же утверждают, что это — выдумка, сочиненная ради прославления этих родов и что у Нумы была только дочь, которая вышла замуж за Марция.

После смерти Тации Нума оставил город и начал жить под открытым небом. Там увидела его нимфа Эгерия, полюбила Нуму и стала его женой. С ней он всегда советовался по самым разным вопросам. Нума и Эгерия никому не открывали свой брак, так что о нем ходили в Курах, а затем и в Риме только самые неясные слухи.

И вот к Нуме, ему в то время шел уже сороковой год, пришли римские послы. Посольство возглавляли те самые Прокул и Велес, которые и сами еще недавно претендовали на римский трон. Они были уверены, что Нума с радостью примет предложение стать римским царем, но ошиблись. Нума решительно отказался от предложенной чести, не желая менять привычную спокойную жизнь на беспокойное правление. Перед ним был пример Ромула, царя чрезвычайно воинственного, в правление которого и сами римляне стали народом, полюбившим войны. Риму и нужен молодой и воинственный царь, считал Нума, чтобы и защитить еще не окрепший город от врагов и расширить пределы Римского царства, о чем римляне страстно мечтали. А он, Нума, — человек уже далеко не молодой, а главное, совершенно не воинственный, любящий не войну, а мир, не бранные подвиги, а служение богам. Римские послы растерялись и стали умолять Нуму изменить свое решение. Даже его престарелый отец вместе с братьями и близким родственником Марцием стали убеждать Нуму внять просьбе римлян. Когда же граждане Кур узнали об этом, то они тоже стали уговаривать Нуму стать римским царем. Тогда Нума уступил, но поставил два условия, чтобы, во-первых, его выбрали сами римляне на народном собрании, а во-вторых, чтобы и боги подтвердили свое согласие видеть Нуму царем Рима. С этого времени римляне решили, что трон должен переходить от одного царя к другому не по праву наследования, а по избранию нового царя римским народом.

Когда Нума прибыл в Рим, «междуцарь» Спурий Веттий собрал народное собрание, и римляне единогласно избрали Нуму. После этого Нума вместе с прорицателем поднялся на Капитолий и обратился к богам с мольбой подать знак. И вот в полной тишине на небе справа, т. е. с благоприятной стороны, появились вещие птицы.[142] Тогда римляне радостно закричали, приветствуя Нуму Помпилия как нового царя Рима.

Нума решил прежде всего приучить воинственных римлян к миру и служению богам. В течение всего своего царствования он не вел ни одной войны, а все силы положил на внутреннее устройство Римского государства. В первую очередь Нума по совету Эгерии занялся преобразованием календаря. Он разделил год на двенадцать месяцев, выбрав за основу фазы луны. Но так как лунный год не совпадал с солнечным, он стал вводить в случае необходимости добавочные месяцы. Этим календарем римляне пользовались несколько веков, пока Цезарь не ввел в Риме новый календарь, основанный уже не на лунном, а на солнечном годе. Вводя свой календарь, Нума разделил все дни на такие, когда можно вести какие-либо дела, и такие, когда никаких дел вести нельзя. Потом Нума решил увеличить количество жрецов. В Риме со времен Ромула было два жреца — Юпитера и Марса, именуемых фламинами. Поскольку народ признал, что Ромул стал богом, Нума ввел должность фламина Ромула. Некоторые говорят, что раньше был только фламин Юпитера, а Нума назначил фламинов и Марса, и Ромула-Квирина. Учредил он и должности верховных жрецов, называемых понтификами, и сам стал первым главным понтификом. Занялся Нума также упорядочением культа богини Весты. Он установил, что должны быть четыре весталки, происходившие из самых знатных родов Рима. Позже к ним были добавлены еще две, и это число впоследствии оставалось в Риме неизменным. Срок службы богине весталками был установлен в тридцать лет: первые десять лет они учились всем тонкостям отправления культа, следующие десять лет — с полной отдачей этот культ отправляли, а последнее десятилетие сами учили вновь избранных жриц. Девам-весталкам оказывали большие почести, они даже могли освободить от казни преступника, ведомого к месту наказания. При этом было установлено, что те весталки, которые в период своего служения нарушат обет девственности, будут преданы страшной казни — их должны живыми зарыть в землю во имя искупления греха. Самой же богине Нума воздвиг круглый храм, воспроизведя в его форме всю вселенную, согреваемую священным очагом Весты.

Однажды в Риме стояло необычайно грозовое лето. Гром постоянно гремел в небе, молнии вонзались в землю, часто сжигая все вокруг. Нума обратился к Эгерии за советом, как ему поступить. Эгерия посоветовала поймать богов Пика и Фавна, чтобы те помогли избавиться от напасти. Она предупредила, что это — боги своевольные, их надо заставить оказать помощь, и даже сообщила, что нужно сделать. Следуя совету Эгерии, Нума пришел в тенистую рощу у подножия Авентина, где водой из прохладного ручья утоляют жажду Пик и Фавн. Рядом с ручьем он поставил кубки с вином, а сам спрятался в ближайшую пещеру. Боги, придя к ручью, неожиданно увидели чаши с неизвестным напитком, и решили его попробовать. Вино им так понравилось, что они именно им, а не водой, утолили жажду. Напившись вина, Пик и Фавн крепко заснули. Тогда Нума вышел из пещеры и связал их. Проснувшись, боги попытались вырваться, но не смогли. Нума тут же обратился к ним с мольбой. Он умолял простить его за дерзость и помочь избавить Рим от страшных гроз. Фавн и Пик ответили, что это не в их власти, так как они — боги равнин, а молниями правит сам Юпитер, но пообещали, если Нума освободит их от пут, заклинаниями привести Юпитера на землю. Нума поверил им, и, выполняя свое обещание, магическими заклинаниями Пик и Фавн заставили Юпитера покинуть небесные чертоги и спуститься на Авентин.

Задрожали верхушки сосен, в изобилии росших на Авентине, осела земля под тяжестью спустившегося бога. Затрепетал от страха Нума, но сдержал себя и спросил Юпитера, что надо делать, чтобы спастись от молний. «Голову отсеки», — грозно промолвил верховный бог. Нума понял, что Юпитер имеет в виду человеческое жертвоприношение, но решил слукавить и ответил, что подчинится и принесет в жертву головку лука на своем огороде. Но Юпитер продолжил: «…человеку». И опять Нума притворился непонимающим и спросил: «Волосы дернуть?» «Нет, — сказал Юпитер, — жизнь…» Тут Нума, наученный Эгерией, как говорить с богами, подхватил: «…рыбью». Тогда Юпитер не выдержал и рассмеялся: «Вот ты и сам сказал, в чем защита от молний», и, приказав собрать народ и сообщить ему об этом средстве, пообещал, что завтра, как только взойдет солнце, он подаст божественный знак в подтверждение слов Нумы.

На следующее утро огромная толпа народа собралась перед царским дворцом. Нума сел на трон на виду у собравшихся, принес в жертву Юпитеру телку, еще ни разу не впрягавшуюся в ярмо, и все стали ждать, какой же знак подаст Юпитер. Как только взошло солнце, раздался страшный грохот и в безоблачном небе трижды прогремел гром. И вот на глазах у всех с неба стал медленно падать огромный медный щит без единого острого угла. Народ торжественно прославил Юпитера и мудрого царя Нуму. Нума понял, что этот щит является залогом благоденствия государства и его надо бережно хранить. Но он знал, что, несмотря на все усилия, человеческая натура сложна и среди людей и сейчас, и в будущем могут оказаться воры и святотатцы, которые решатся на кражу священного щита. Поэтому он приказал изготовить еще одиннадцать точно таких же щитов, чтобы никто никогда не узнал, какой же из них подлинно небесный. Дело было поручено Мамурию, лучшему кузнецу города. Тот с удовольствием выполнил поручение. Для проведения службы с этими щитами, Нума учредил коллегию из двенадцати жрецов-салиев. В праздники салии выходили со всеми щитами и устраивали священные пляски, произнося молитвы, смысл которых уже никто не помнил. В гимне же, которым сопровождались пляски салиев, всегда упоминался умелый Мамурий.[143]

Рим поразило еще одно страшное несчастье. Перестали давать урожай поля, бесплоден был скот, даже деревья не поддавались топорам дровосеков. Боги не откликались ни на какие мольбы горюющих римлян. Тогда Нума ушел из города в ближайший лес. Там он принес в жертву Фавну и Дреме двух овец и лег спать на шкурах только что убитых животных. При этом он снял с себя царские одежды, прикрывшись лишь грубой шкурой, освободил пальцы от драгоценных перстней и возложил на голову венок из буковых ветвей. После этого он покрыл лицо маком и, вознеся молитву, заснул. Во сне царь увидел Фавна, который приказал ему принести в жертву одну корову с двумя душами. Проснувшись, Нума был в полном недоумении, не понимая, как может быть у одного животного две души. Но Эгерия растолковала это странное приказание. Она сказала, что необходимо найти корову, которая уже имеет в своем чреве теленка, и пока еще не родила. Так Нума и сделал. Как только в жертву Фавну была принесена такая корова, все изменилось. Земля дала щедрый урожай, а скот стал приносить богатый приплод. С тех пор каждый год 16 апреля жрецы-понтифики приносили в жертву Фавну такую корову.

Чтобы укрепить царскую власть и внушить должное почтение к самому царскому жилищу, Нума вместо старого дома на Квиринале построил более пышный царский дворец — Регию на склоне другого холма — Велии. Почти все время он стал теперь проводить там вместе со жрецами в религиозных размышлениях. Вскоре после постройки дворца Нума по совету Эгерии пригласил многих знатных римлян в новый дом, и все увидели, что он очень прост и в нем нет ничего из того, что необходимо для угощения гостей. Удивленные гости ушли, но в тот же день они получили еще одно приглашение. Снова явившись во дворец, знатные горожане с изумлением увидели роскошные ложа и великолепно сервированные столы, уставленные драгоценными чашами, а когда они возлегли на ложа, им подали обильные и разнообразные блюда. Было ясно, что люди приготовить все это за один день не смогли бы, и тогда все еще раз уверились, что Нуме помогают боги и его жена Эгерия.

Религиозные дела Нума совмещал с государственными. Он произвел обмер территории, подчиненной Риму, установил ее точные границы и построил храм бога границ Термина. Не все римляне были довольны этим. Ведь пока границы не были определены, их можно было спокойно нарушать. Теперь же всякое выступление за установленные пределы государства надо было обосновать. Считая, что война — дело весьма неопределенное, Нума заложил храм Януса, бога входов и выходов, и установил, что если хоть в одном из уголков государства идет война, двери храма будут открыты, а во время абсолютного мира — закрыты. Чтобы среди граждан не было излишних раздоров и государство не вступало в несправедливые войны, он учредил должности особых жрецов — фециалов, задачей которых являлось улаживание споров. Во время конфликтов с другими государствами и народами они должны были добиваться справедливого решения и лишь в случае отказа, призвав в свидетели богов, объявлять войну. Создал Нума и храм Верности, считая верность одной из важнейших добродетелей, обеспечивающих благосостояние государства.

Хотя латины и сабины жили в Риме бок о бок уже давно, по крайней мере в течение двух, а то и трех поколений, они все еще считали себя разными народами. Это, конечно, очень ослабляло Рим. И Нума по совету Эгерии принял меры для окончательного слияния тех и других в единый римский народ. Потомкам и латинов, и сабинов он выделил участки на уже обмеренной римской земле. Кроме того, он наделся, что привязанный к своей земле гражданин меньше будет стремиться к войне и захвату богатства соседей. Курии были созданы еще Ромулом, но чтобы они были более крепкими, Нума создал должности курионов, возглавивших курии. А для того чтобы люди больше общались не столько с кровными родственниками, сколько с собратьями по профессии, царь создал коллегии, в которые объединялись и жрецы, и ремесленники в соответствии со своими занятиями. Здесь были потомки и первых основателей города, и сабинов, поселившихся в нем вместе с Титом Тацием, и всех остальных переселенцев. Территорию государства Нума разделил на округа — паги, и во главе каждого пага поставил особого человека, который имел список всех членов пага и земель, принадлежащих каждому жителю. Он мог наблюдать, хорошо или плохо работают на своей земле римляне. Сам царь, когда узнавал, что тот или иной крестьянин тщательно и добросовестно обрабатывает свой участок, хвалил его и приводил в пример остальным. Этими мерами Нума повышал уважение к крестьянскому труду, считая, что богатство, полученное от земли, — самое честное, оно приятней людям и богам, чем изобилие, приобретенное войной.

Всеми принятыми мерами Нума укреплял Рим. Он сумел добиться уважения других народов, с которыми заключил союзные договоры, так что в его царствование никто не осмеливался напасть на Рим не из страха перед римским войском, а из почтения к римскому царю и всеобщего признания его справедливости. Сами же римляне души не чаяли в Нуме. Они с охотой выполняли все его предписания. Так продолжалось в течение всего времени его долгого царствования, а процарствовал он в Риме целых 43 года.[144]

Когда Нума Помпилий умер, весь город наполнился рыданиями, как будто люди оплакивали самого близкого родственника. Отовсюду сошлись мужчины, женщины, дети воздавать последние почести умершему царю. Когда весть о кончине Нумы достигла соседей, из всех городов явились посланцы с погребальными дарами и венками. Нума завещал не сжигать его тело, а похоронить в каменном гробу. Так и было сделано. У подножия Яникула была вырыта глубокая яма, и в нее поставлен гроб с телом царя. Рядом поставили еще один такой же каменный гроб и положили в него книги, написанные самим Нумой. Говорили, что это — философские и богословские произведения, в них содержались наставления жрецам, как нужно совершать те или иные священнодействия, и что Нума не решился доверить известные только ему божественные тайны людям, поэтому завещал похоронить эти книги вместе с собой. Через много-много лет дожди размыли могильную насыпь, и гробы обнажились. Некий Теренций, надеясь, что там хранятся сокровища, вскрыл гробы. Один гроб был совершенно пуст, и осталось неизвестным, что же стало с телом Нумы. В другом находились свитки, но власти решили, что не надо доводить сведения из них до народа, это будет противоречить человеческим и божественным законам. Сенат постановил сжечь их.

Узнав о смерти Нумы, его супруга Эгерия погрузилась в глубокую скорбь. Она не захотела больше оставаться в роще около Рима, где обычно встречалась со своим супругом и давала ему советы. Эгерия удалилась в город Ариций и там, в чаще леса, посвященного богине Диане, стала оплакивать своего покойного мужа. Она рыдала столь громко и столь жалобно, что начала мешать отправлять культ Дианы. Нимфы соседних озер и лесов успокаивали ее и рассказывали о чужих бедствиях, чтобы Эгерия поняла, что она не единственная, кто испытывает страдания. Но это не утешало овдовевшую Эгерию. Тогда Диана сжалилась над ней. Она превратила льющую бесконечные и безутешные слезы Эгерию в холодный прозрачный источник.

Тулл Гостилий и Анк Марций

После смерти Нумы Помпилия Рим, как это уже вошло в обычай, возглавили сменяющие друг друга «междуцари». Через некоторое время было созвано народное собрание для выбора нового царя. Одним из претендентов на трон выступил зять Нумы Марций, женатый на его дочери Помпилии. Но римляне решили, что раз умерший царь был сабином, то новый должен быть латином. Выбор пал на Тулла Гостилия.

Тулл был внуком Гостия Гостилия. Его дед происходил из города Медуллии и вместе с Ромулом отправился к берегам Тибра для основания Рима. После похищения соседских девушек Гостию досталась в жены Герсилия, единственная из похищенных, бывшая женой одного сабина. Во время битвы с сабинами Гостий героически сражался и пал в бою. Его торжественно похоронили в самом лучшем месте форума, т. е. римской площади, и воздвигли над могилой столб с надписью, напоминающей о его доблести. У Гостия остался единственный сын. Когда он достиг возраста зрелости, то женился, и его-то сыном и был Тулл. Тулл успел прославиться как человек энергичный и даже дерзкий. Он с презрением относился к благочестию Нумы, считая, что не царское дело — заниматься священнодействиями, и негодуя, что этот царь не вел ни одной войны. Такие взгляды привлекли к нему сердца горячих юношей, с восторгом встретивших весть об избрании Тулла.

Став царем, Тулл начал сам искать повод для какой-нибудь войны. Случилось так, что повод ему дали альбанцы. Когда Нумитор умер, жители Альбы Лонги признали своим царем Ромула, но Ромул там не правил, а поручил правление человеку, которого избрали сами альбанцы. После смерти Ромула Альба Лонга окончательно освободилась от минимальной зависимости от Рима и избрала своего царя. Во времена Тулла царем Альбы Лонги был Гай Клуилий. Римляне и альбанцы жили недалеко друг от друга. Они по-прежнему были тесно связаны, каждый видел в другом далекого или близкого родственника. Часто римляне и альбанцы вступали в смешанные браки, не считая это зазорным. Но те из них, кто были соседями часто сталкивались из-за полей или стад. Как-то римские крестьяне угнали скот альбанцев, и почти одновременно то же самое сделали альбанцы. Каждый считал себя правым, и каждый обратился к своему царю с просьбой защитить его и возместить причиненный ущерб. Цари направили друг к другу послов требовать возмещения, а в случае отказа объявить войну. Послы прибыли к двору того и другого царей, но повели себя по-разному.

Отправляя своих послов в Альбу Лонгу, Тулл приказал им идти прямо к царю и сразу же, ни на что не отвлекаясь, потребовать возмещения убытков, а если Клуилий не согласится тотчас и безоговорочно это сделать, то немедленно объявить ему войну. Тулл заранее знал, что альбанский царь ни за что не согласится на компенсацию. Его расчет был безошибочным. Так, как задумал римский царь, и произошло. Клуилий же, направляя послов в Рим, приказал им сделать то же самое, но не предупредил, чтобы они приступили к делу немедленно. И когда альбанские послы прибыли в Рим, Тулл оказал им гостеприимство и устроил богатый пир, а затем задерживал до тех пор, пока не вернулись его послы. Когда он узнал обо всем, что произошло в Альбе Лонге, то вновь пригласил к себе альбанских послов и спросил их, по какому делу они прибыли. Послам было неудобно сразу же обвинять гостеприимных хозяев, и они стали извиняться за свои слова, а затем все же изложили суть царского поручения. Тулл спокойно выслушал объявление войны, но сказал, что все бедствия войны должны пасть на тех, кто первый не уважил просьбы послов и отослал их назад. Таким хитрым способом римский царь добился того, что война, которую он решил вести со своими единокровными братьями, была бы перед богами и людьми справедливой.[145]

Война должна была по обычаю начаться через тридцать дней. Столько времени обе стороны потратили на тщательную к ней подготовку. По прошествии срока альбанское войско вторглось в римские пределы. Клуилий разбил лагерь в пяти милях от городских стен. Но когда он уже готовился к битве, смерть неожиданно похитила аль-банского царя. Оставшиеся без предводителя воины решили нового царя не избирать, а установить вместо него должность диктатора. Диктатором альбанцев был избран некий Меттий Фуфетий. Он не был ни человеком воинственным, ни надежным стражем мира и никак не мог решиться на сражение. Тулл же, видя это, смело повел войско прямо в земли Альбы Лонги. Это заставило Меттия вывести своих воинов из лагеря и вернуться на свою территорию, чтобы защитить ее от врага.

Два войска выстроились друг перед другом. Меттий решил сам вступить в переговоры с Туллом. Тулл согласился. На середине поля между двумя шеренгами воинов встретились два предводителя. Меттий сказал, что поводом к войне стали обида и ущерб, нанесенные римскими и аль-банскими крестьянами друг другу, но действительной причиной является стремление того и другого народа властвовать друг над другом. Так зачем же, продолжал альбанский диктатор, бессмысленно проливать кровь близких родственников, тем более при таких сильных соседях, как этруски, которые, конечно же, воспользуются взаимным ослаблением Рима и Альбы Лонги, чтобы поработить и тех, и других. Он предложил, чтобы дело решилось равным поединком нескольких воинов: чьи воины победят, тот народ и будет властвовать над другим. Тулл счел слова Меттия справедливыми.

В Риме жил тогда некий Гораций, а в Альбе Лонге — Куриаций. Их жены были сестрами, они одновременно забеременели, и каждая в одно и то же время произвела на свет по трое сыновей-близнецов. Теперь и те и другие находились в соответствующем войске. Им и поручили сражаться за дело своей родины. С обеих сторон были принесены клятвы, и все согласились, что если победят Горации, то альбанцы признают власть Рима, а если Куриации, то римляне станут подданными Альбы Лонги.

На виду у всех воинов и своих предводителей шестеро юношей сошлись в смертельном сражении. Вот один из Куриациев пронзил мечом Горация, но тот, уже умирая, сумел ранить своего противника. То же произошло и со второй парой сражающихся. В третьей паре Гораций остался невредим, а Куриаций был ранен. В это время римский юноша увидел, что на помощь его противнику спешат раненые братья Куриации. Он понял, что в сражении с тремя, даже ранеными, он победить не сможет. Тогда Гораций решился на хитрость. Он побежал по полю, рассчитывая, что поскольку у его противников различные ранения, то и бежать за ним они будут с разной скоростью. Так и произошло. Увидев, что двое из Куриациев отстают, Гораций остановился и, дождавшись первого, раненного легче других, напал на него. Сам он был невредим, поэтому силы сражающихся оказались неравными. Куриаций был убит. Затем Гораций снова пустился бежать, изматывая силы второго раненого Куриация. И снова повторил свой маневр: остановился и пронзил мечом обессилевшего врага. Теперь осталось только два воина — здоровый, полный сил и гордый своей победой Гораций и совершенно обессилевший от тяжелой раны и бессмысленного бега Куриаций. Последний вообще еле держал оружие, и лишь мысль о чести заставляла его оставаться на поле боя. Торжествуя, Гораций вонзил в него свой меч. Он снял с убитых доспехи и гордо вернулся в строй римских воинов.

Как только Меттий увидел исход поединка, он тотчас направил к Туллу послов, которые от имени диктатора признали власть Рима над Альбой Донгой и спросили, каковы же теперь будут приказания их нового господина. Тулл, предвидя близкую войну с этрусским городом Вейями, повелел альбанским воинам вернуться в свой город, но не разоружаться и ждать приказаний. Торжественно похоронив павших за родину Куриациев, альбанские воины отправились домой и стали ждать приказа.

Римляне тоже похоронили двух павших братьев. Затем римское войско с торжеством вернулось в Рим. Впереди шел Гораций, неся доспехи и плащи убитых противников. Встретить воинов вышли все жители города. Среди них была и сестра Горация. Она горячо любила одного из Куриациев и была с ним помолвлена. Девушка уже предвкушала будущее счастье, как вдруг увидела на руке брата плащ, который совсем недавно сама выткала и подарила жениху. Она поняла, что ее возлюбленный убит и не смогла вынести этого известия. В знак траура она распустила волосы и подняла плач по убитому. Возмущенный поведением сестры брат поднял меч, еще не остывший от крови Куриациев и ударил им девушку, — она упала замертво. А юный Гораций заявил, что так погибнет всякая римлянка, которая станет оплакивать врага.

Римляне были поражены. Они не знали, что и думать. С одной стороны, у них на глазах совершилось явное преступление, кровное убийство. С другой — Гораций только что совершил подвиг и обеспечил родному городу не только свободу, но и власть. Царь очень не хотел наказывать отважного юношу, но и не мог обойти закон.[146] Он назначил двух специальных судей, и те в соответствии с римскими законами приговорили Горация к страшной казни: его должны были привязать к дереву и засечь до смерти. Узнав о приговоре, Тулл посоветовал отцу Горациев, потерявшему двух сыновей и теряющему последнего ребенка, обратиться к народу. Тот, плача, напомнил о героизме братьев Горациев и просил о снисхождении. И народ не выдержал. Гораций был оправдан голосом граждан, но сам отец должен был наказать сына. Отец согласился. Были принесены очистительные жертвы, чтобы смыть позор крови единородной сестры. Затем отец перекинул через улицу деревянный брус и приказал сыну пройти под ним, как под ярмом (проход под ярмом считался величайшим наказанием для воина). На этом дело и кончилось.[147] Римляне в течение долгих веков вспоминали о подвиге братьев Горациев и убийстве их сестры.[148]

Многие альбанцы были крайне недовольны тем, что их судьба решилась в поединке всего лишь шестерых воинов. Да и Меттий считал, что это — несправедливо. Однако достаточных сил у альбанцев не было, и Меттий решил подтолкнуть на войну с римлянами другие народы. Он сумел убедить жителей города Фиден начать войну с Римом. Фиденаты заключили союз с этрусками из Вей и объявили военные действия. Тулл с радостью воспринял это известие. Он приказал Меттию с альбанцами тоже присоединиться к нему. И вот оба соединенных войска встретились. Против вейентов стояли римляне во главе с Туллом Гостилием, а против фиденатов — альбанцы, возглавляемые Меттием Фуфетием. В то время как римляне храбро сражались с этрусками, альбанцы по приказу своего командующего стали отступать. Тулл увидел это, но чтобы не смущать своих воинов, сделал вид, что такой маневр Меттий осуществляет по его приказу. Когда битва закончилась победой римлян, царь велел привести к себе изменившего Меттия. Он обвинил его в двоедушии и сказал, что пусть и тел у него тоже будет два. Тулл приказал привязать Меттия к колесницам, которые были направлены в противоположные стороны, и пустить коней, в них впряженных, вскачь. Меттий Фуфетий был разорван надвое. Все зрители этой ужасной казни были потрясены. В будущем она уже больше никогда не применялась.

После предательства Тулл Гостилий решил, что Альба Лонга должна прекратить существование. Он приказал всем ее жителям переселиться в Рим. Альбанцы с величайшей горечью услышали этот приказ. Они не хотели уходить из родного города, но сопротивляться не могли. Прибывшие в Альбу Лонгу всадники силой выгоняли жителей из домов. Захватив тот скарб, который они могли унести, и взяв с собой статуэтки отческих пенатов и ларов, альбанцы с плачем двинулись в Рим. Римляне сочувствовали горю своих родственников, но были беспомощны. Правда, Тулл не собирался напрасно унижать переселенцев. Все прежние граждане Альбы Лонги стали римскими гражданами. Их сенаторы были тотчас включены в состав римского сената. Среди новых сенаторов находились и Юлии, предки Цезаря. Были там и предки других знатных римских родов.

Когда таким образом население Рима увеличилось, Тулл был вынужден, отвлекшись от любимых воинских занятий, включиться и в городские дела. Он присоединил к городу холм Целий и построил там свой дом, дабы как можно больше горожан вдохновить на его заселение. В царском дворце, построенном Нумой, теперь жил великий понтифик, то есть верховный жрец. До сих пор сенат заседал в самых разных местах. Тулл же решил построить для заседаний специальное здание. Оно получило название Гостилиевой курии и просуществовало много веков, сохраняя свое исконное название.[149] Для постройки этого сооружения была использована добыча, полученная Туллом в войнах. Часть этих трофеев он истратил и на обустройство форума: отделил его северо-западную часть и создал в ней так называемый комиций, где отныне собирались народные собрания. Тулл был очень воинственным царем, но и он понимал, что без поддержки богов войны его будут в целом неудачны. Он обратился к жрецам-фециалам, коллегию которых создал Нума, и их полномочия были расширены. Был установлен специальный ритуал, выполняемый фециалами, исполнение которого превращало войну в справедливую и, следовательно, угодную богам. Это делало Рим непобедимым. Чтобы усилить почтение к царской власти, Тулл появлялся перед народом в кресле из слоновой кости, впереди него всегда шли особые служители, называемые ликторами, они несли связки прутьев с воткнутыми в них топорами в знак права царя наказать любого гражданина либо розгами, либо смертью.[150]

Проведя свои новшества, Тулл вновь обратился к войне и успешно воевал с сабинами. Казалось, когда и сам царь, и его город находились в зените славы, появились признаки недовольства богов римским царем. На Альбанской горе прошел каменный дождь в знак того, что альбанцы, ставшие теперь римлянами, забыли отческие обычаи. Для того чтобы умилостивить богов, римляне устроили девятидневные общественные священнодействия. А потом на римлян напал мор. Римляне уже не видели никакого иного средства избавиться от него, кроме молитв богам, просьб о прощении за забвение многих их предписаний и за излишнюю воинственность. В конце концов и сам царь тоже тяжело заболел. Тогда он, ранее насмехавшийся над Нумой за его религиозность, сам впал в самые нелепые суеверия. Тулл приказал принести ему сохранившиеся записки Нумы. Но он многое не смог там понять. Однажды царь обратился с молитвой к Юпитеру, но по своему невежеству сделал это не так, как было положено. И Юпитер страшно на это разгневался.[151] Он бросил свою молнию во дворец царя. Дворец загорелся, и в пожаре погиб третий римский царь Тулл Гостилий. Распространились было слухи, что Тулл, как и Ромул, взят на небо. Но слухи эти быстро прекратились, ибо никто из римлян не верил, что такой царь может быть причислен к богам.

И опять в Риме появились «междуцари», и снова организовали выборы нового царя. Уже вошло в обычай, что потомки латинов и сабинов сменяют друг друга на троне. Теперь после латина Тулла Гостилия царем должен был стать сабин. Естественно, что римляне не видели лучшей кандидатуры, чем внук столь уважаемого ими Нумы. То был Анк, сын Марция и Помпилии. И Анк Марций стал четвертым римским царем.

Своей первой задачей Анк поставил восстановление благочестия, установленного его дедом и в большой степени нарушенного предыдущим царем. В этом его поддержали все римляне, стосковавшиеся по мудрому правлению Нумы Помпилия. Анк начал энергично возвращать древние обряды. Соседи решили, что новый римский царь столь же не воинственен, как и его дед, и поэтому напали на римлян. Но Анк показал, что он похож не только на миролюбивого Нуму, но и на воинственного Ромула. Он тотчас собрал войско и двинулся против врагов. Сначала это были очень близкие родственники римлян — латины. Анк разбил их, а многих побежденных переселил в Рим, тем самым еще увеличив население города. Чтобы дать место новым гражданам, он расширил территорию самого Рима. Кроме того, Анк основал город Остию рядом с устьем Тибра и поселил там часть римлян. Остия стала первой римской колонией.[152]

Число римских граждан при Анке значительно выросло. Известно, что, когда в одном городе собирается очень много людей, среди них появляются и преступники. Чтобы сдержать рост преступлений страхом наказаний и содержать преступников до вынесения им приговора и его исполнения, Анк построил у подножия Капитолия в самом центре города тюрьму.

Анку Марцию приходилось воевать еще не раз. Но все его войны были объявлены так, как этого требовало божественное право, и были справедливыми. Из всех войн он выходил победителем. Царствовал Анк Марций 23 или 24 года, после чего спокойно умер. Его преемником стал Тарквиний Древний.