Мифы Древнего Рима

Этрусский культ

Этруски считали, что все в этом мире связано с богами. Им были посвящены не только определенные места, но и отдельные виды деревьев и кустарников имели отношение к тем или иным богам. Этруски разделяли деревья на счастливые и несчастливые. К несчастливым относились те растения, которые не давали полезных плодов, такие, например, как папоротник, растения с колючками — дикая груша, ежевика, и растения с красными плодами (цвет крови) — кизил, или черными — инжир, ибо черный цвет всегда был связан со страшными богами смерти. Несчастливые растения и посвящались подземным богам. Местами поклонения богам были священные рощи. Особым поклонением у этрусков пользовались водные источники, реки, озера. В этих местах был распространен культ тех богов, которые, по мнению этрусков, излечивали людей от различных болезней.[67] Богам поклонялись также в пещерах. Для поклонения богам этруски сооружали и специальные открытые площадки. Третьим видом подобных святилищ были отдельно стоящие прямоугольные алтари на специальных фундаментах. Священными местами были ворота городов, ведь они и соединяли горожан с окружающей местностью, и отделяли от нее. Создавали этруски и небольшие закрытые святилища. Такое святилище состояло из самого здания, покрытого двускатной крышей, причем крыша выступала далеко за фасад здания и в конце своем опиралась на две колонны, так что перед самим святилищем образовывался глубокий, хотя и очень примитивный, портик. Подобное святилище украшали раскрашенными плитами и фигурками из обожженной глины. Конечно, такие бедные сооружения не могли удовлетворить этрусков. С ростом могущества и богатства этрусских городов и по мере знакомства с более развитой архитектурой греков, этруски начали строить настоящие большие храмы.

Участок, на котором строился храм, был довольно широким — ширина составляла пять шестых длины. Длина делилась пополам, и одну половину занимал сам храм, а другая оставалась свободной. На ней устанавливались колонны, поддерживающие крышу, причем высота колонн составляла третью часть от ширины участка. Через этот очень глубокий портик и осуществлялся доступ в храм. Само храмовое здание состояло из трех частей, разделенных глухими стенами. Все три помещения располагались вдоль здания, в архитектуре они называются целлами. Центральная была шире боковых: каждая боковая целла занимала три десятых части храма, а центральная соответственно — четыре десятых. Каждая целла имела свой особый вход, а иногда боковые целлы просто не имели передней стены и были открыты. На колонны и на стены храмового здания опирались балки и другие горизонтальные элементы перекрытия, выше них находилась двускатная крыша, столь необходимая в дождливом климате Средиземноморья. Таким образом, в лицевой и задней частях храма образовывались вытянутые треугольники, так называемые фронтоны.[68] Храмы строились из кирпича, часто даже сырцового, т. е. необожженного, а колонны, горизонтальные элементы перекрытия и крыша — из дерева… Иногда из дерева сооружался и весь храм, кроме фундамента. Поэтому в отличие от греческих и римских храмовых построек этрусские сохранились очень плохо. Фасад храма и водостоки покрывались ярко раскрашенными глиняными плитами. Храмы украшались различными изображениями и статуями, выполненными в основном из обожженной глины. Этот материал этруски особенно любили. Даже огромные скульптуры часто делали из глины. В более раннее время скульптуры и другие украшения стояли преимущественно на крыше храма, как по краям, так и вдоль конька, а позже по греческому примеру этруски начали украшать рельефными плитами и фронтоны. Этруски любили яркие, контрастные краски, так что этрусский храм выглядел очень нарядно. Часто храм поднимался на высоком фундаменте, и приходилось спереди строить лестницу, обычно почти равную ширине здания. Были в Этрурии и более простые храмы, состоявшие только из одной целлы, но построенные по тем же принципам. В каждом городе обязательно должны были находиться храмы Тинии, Уни и Менервы. Если в одном месте недалеко друг от друга стояло несколько храмов, то они располагались почти на одной линии. Храмы Туран, Сельванса и Мариса этруски всегда сооружали за городской стеной. От храма, расположенного вне главной части города, к городу могла идти «священная дорога», начинавшаяся от ворот храма.

Богам приносились различные жертвы. Часто этруски жертвовали богам животных. Животное предварительно тщательно осматривали. Его внешний вид не должен был иметь изъянов, и оно должно быть совершенно здоровым. Если масть животного оказывалась чем-то удивительной и необычной, то такая жертва приносила особую удачу. Существовали жертвоприношения двух видов. В одном случае жертвенное животное целиком посвящалось тому или иному божеству и сжигалось на алтаре. Значительная часть мяса при этом перепадала жрецам как плата за совершение жертвоприношения. В другом случае животное убивали, чтобы по его внутренностям узнать волю богов. У этрусков бывали даже человеческие жертвоприношения. Правда, происходило это довольно редко, и в жертву приносили только пленников и врагов. Так, однажды, в этрусском городе Тарквиниях принесли в жертву богам 307 римлян, захваченных этрусками в плен. Но подобные жертвы все чаще заменялись особыми играми, во время которых специально назначенные люди сражались друг с другом до смерти одного из них. Иногда люди боролись с натравленными на них животными, при этом у человека было закрыто лицо (он ничего не видел), а одна рука привязана к телу. Жертвы приносили на алтарях. Одни алтари имели прямоугольную форму и горизонтальные выступы. Другие являлись более сложными сооружениями. Это, например, могла быть прямоугольная площадка с двумя четырехугольными углублениями (куда, видимо, сливалась кровь жертв), с трех сторон окруженная каменными блоками, а с четвертой — большими вертикальными плитами. Такие алтари стояли рядом с храмами, но на открытом месте, чтобы все желающие могли присутствовать при совершении жертвоприношения. Жертвоприношения и моления сопровождались курением благовоний, запах которых был особенно любим богами.

В храмах или специальных местах за алтарями хранились различные приношения, которые верующие посвящали соответствующему божеству в благодарность за его благодеяния: мужчины — за победу над врагами, женщины — за рождение долгожданных детей, больные — за излечение и т. д. Это могли быть и ценные предметы, и военные трофеи, и изображения ранее больных органов, и другие вещи. После посвящения все они тоже становились священными, и их нельзя было выносить за пределы тех участков, которые посвящались богам. Столь же священными являлись и предметы, используемые жрецами в своей религиозной практике. Когда и тех и других вещей накапливалось слишком много, старые приношения особым образом хоронили в глубокой яме на территории храма или недалеко от алтаря. Яму закрывали большими камнями, чтобы никто из смертных не мог их похитить, ибо пусть старые и сломанные, они все равно принадлежали только богам.

Этрусские жрецы пользовались большим почетом. Они принадлежали к сословию «господ», т. е. к этрусской аристократии. Только жрецы обладали тайным знанием, запечатленным в священных книгах и недоступным не только всему остальному населению Этрурии, но и другим «господам». Жрецов всегда можно было узнать по особой одежде. Они носили короткий плащ, расшитый по краям, изготовленный иногда из шкуры жертвенного животного, и своеобразную шляпу в виде остроконечного колпака с широкими полями. На груди плащ скреплялся большой фибулой[69], как правило, древней или очень древнего вида. Одной из главных обязанностей жрецов, которые и принесли им огромную славу не только среди соотечественников, но и среди покоривших Этрурию римлян и других народов древности, было истолкование воли богов, воли, которая проявляется в различных божественных знаках. Жрецы могли объединяться в коллегии. Такая коллегия, например, существовала в городе Тарквиниях.

В ранний период истории всю культовую систему этрусского города-государства, по-видимому, возглавлял царь, носивший титул лукумона. Позднее отголоском такого положения было то, что, когда представители этрусских городов избирали на один год общего главу, он считался и жрецом этого союза. Еще позже царь и верховный жрец были уже разными людьми. Однако глава государства тоже участвовал в религиозной церемонии, в частности в жертвоприношении. В важных для всего государства случаях именно он и совершал само жертвоприношение, убивая приносимое в жертву животное, в то время как жрец стоял рядом и наблюдал за правильностью совершения обряда и давая свои толкования увиденному.

Участие царя в важных религиозных церемониях было неслучайным. Даже перестав возглавлять культовую систему государства, царь оставался в значительной степени священной фигурой. Это подчеркивалось даже его внешним видом: одежда была отделана широкой пурпурной полосой, с плечей спускался красный плащ, а голову украшал золотой венок. Сидел царь на особом кресле из слоновой кости с перекрещивающимися ножками, держа в руке скипетр, увенчанный изображением орла — священной птицы Тинии. На пальце царь носил золотое кольцо. Знаками его власти были также топор особого вида (к верхней части топорища были прикреплены два лезвия, направленные в противоположные стороны), связка прутьев как символ права наказывать подданных вплоть до смертной казни и жертвенная чаша, показывающая всем людям особую связь царя с божеством. В определенное время он совершал особую церемонию. На позолоченной колеснице, запряженной четырьмя конями, царь, одетый в вышитый плащ и тунику, расшитую золотыми пальмовыми листьями, проезжал по городу, утверждая и подтверждая свою особую связь с богами. Каждый девятый день народ приветствовал своего царя. Когда царская власть в этрусских городах была ликвидирована, некоторые знаки царского достоинства перешли к новым главам этрусских городов-государств (а от них к римлянам), но венец и скипетр не сохранились, а двойные топоры, которые воткнули в связки прутьев, были переданы особым служителям, сопровождавшим новых правителей. Торжественное шествие устраивал командующий армией после победы над врагами. В разных этрусских городах время от времени власть захватывал какой-нибудь честолюбец, возрождавший монархический строй. Новый единоличный глава государства, как прежде лукумон, претендовал на особую связь с богами. Так поступил и Тефарие Велианас, пришедший к власти в Цере около 500 г. до н. э. Он перестроил храм богини Уни в церетанском порту Пиргах, ставший одним из самых больших святилищ Этрурии, и украсил его стену золотыми пластинками с надписями, в которых выражал свою благодарность богине за ее благодеяния, не только на этрусском, но и на финикийском языке.

Боги постоянно следили за людьми и время от времени проявляли свою волю через различные предсказания, но чаще через разнообразные знаки, которые нужно было верно истолковать. Это и являлось главной обязанностью этрусских жрецов. Правильное истолкование божественных предзнаменований было очень сложным Делом. Оно представляло собой целую систему знаний, которую надо было тщательно изучать. Обучение было довольно долгим, создавались даже «учебные пособия», помогавшие усвоить трудную науку толкования воли богов, как, например, модель гадательной печени. Сокровенные знания передавались по наследству, являясь ценнейшей его частью. Основные положения и правила этой науки были записаны в специальных книгах. Сами книги считались не плодом творчества людей, а были продиктованы божеством и заключали в себе то, что римляне называли «этрусской дисциплиной».[70] Эта «дисциплина», как и весь мир, состояла из трех основных частей. Небесный мир проявлял себя главным образом в появлении молний, и все, что относилось к нему, являлось первой частью «дисциплины». В землю уходили умершие, и заупокойный культ был содержанием второй части. То, что происходило непосредственно на земле, относилось к третьей части «этрусской дисциплины».

Богом, который посылал на землю большую часть молний, был Тиния. Но порой это право предоставлялось и некоторым другим божествам: Уни, Менерве (Менрве), Сетлансу, Марису, Сатре и некоторым другим. Однако «предсказывающие» молнии мог извергать только Тиния. При наблюдении за молниями очень важно было установить, каков ее характер, из какой части небосвода она вышла, в какое место или объект ударила, в какое время и при каких обстоятельствах она появилась. Предварительно еще надо было решить, является ли молния подлинно действенной: предвещает будущее либо сообщает отношение богов к происшедшему, может быть, она не имела никакого значения, или же ее не надо принимать во внимание из-за отсутствия точных наблюдений.

Молнии могли быть разных цветов и оттенков. Если молния была кроваво-красная, то ее бросал на землю Тиния, молнии более светлого или более темного оттенка могли посылать и другие божества. От знания этого зависело и каким богам надо молиться, и какие меры принимать. Важен был и характер грома, сопровождавшего молнию. Один звук грома был благоприятным, он подтверждал правильность поведения или принятого решения, другой, наоборот, неблагоприятным и запрещал какие-то действия. Как уже говорилось, молнии бывали трех видов, а также дневные и ночные. Имело значение и то, куда ударяла молния. Если в какое-либо общественное место или здание, то такую молнию называли «царской», и она относилась ко всему государству. Если молния попадала в храм или иное священное место, то было ясно, что молнию послало божество, которому посвящен храм, и умилостивить надо именно его. В том случае, когда молния поражала царя или другого главу города, а он оставался в живых, это предвещало вечную славу его потомкам. Молнии могли быть посланы и простым людям или семьям. Последствия некоторых таких молний были довольно ясны. Например, когда молния попадала в стоящую около дома ель, то это предвещало смерть хозяйки дома, а если в виноградную лозу, то несчастье для виноградаря. В большинстве случаев смысл молний оставался неясен, и тогда обычный человек или глава семьи был озабочен истолкованием божественного знака. Естественно, что при этом он обращался к специалистам. Наконец, очень важны были время и обстоятельства появления молнии. Молнии делились на те, которые были видны до совершения какого-либо дела и после него. Те, что наблюдались до начала предприятия, делились, в свою очередь, на два вида: одни советовали совершить задуманное, другие, наоборот, не совершать. Если же молния появлялась после какого-либо действия, то один ее вид одобрял сделанное, а другой — нет. Иногда молния появлялась совершенно неожиданно, в таком случае необходимо было уяснить, что она с собой несла: угрозу, обещание или что-то предвещала. Впрочем, и здесь нужно было понять, является угроза серьезной или нет, обещание — истинным или ложным и чего, наконец, надо было ожидать. По длительности и действенности молнии делились тоже на три вида. Действенность одних распространялась на долгое время. Такая молния могла сверкать при основании города или рождении человека, в этом случае то, что она предвещала, распространялось на все время существования города или всю человеческую жизнь. Такой же была молния, которая давала человеку предзнаменование в то время, когда он становился главой дома или впервые вступал в брак. Другие молнии являлись предсказывающими только для того времени, когда они наблюдались. Были и молнии, которые несли угрозу в будущем. Наконец, они могли быть хорошими, т. е. предрекали удачу, и надо было молить богов, чтобы они подтвердили добрый знак; плохими, несущими с собой угрозу, и необходимо было умолять богов эту угрозу отвратить, и «неопределенными», в которых перемешались добро и зло, т. е. могли быть сначала плохими, а затем становиться хорошими, и наоборот. Во всем этом могли разобраться только жрецы, получившие соответствующее образование и постоянно консультирующиеся со своими священными книгами.

Как только становилось известно об ударе молнии, жрецы начинали действовать. Чтобы лучше понять, из какого участка неба молния исходила, использовали печень жертвенного животного, ибо каждая часть этого органа соответствовала определенному участку и богу, который владычествовал над этим участком. Важно было также установить место, в которое молния попала, и таким образом проследить ее путь. Потом по различным признакам, подробно описанным в книгах «этрусской дисциплины», определяли и остальные характеристики молнии. Прежде всего нужно было выяснить, возможно ли избежать или хотя бы отсрочить угрозу, которую она предвещала, или наступление несчастья неизбежно. В последнем случае умолять богов было бесполезно. Многие, если не большинство, молний были таковы, что специальными искупительными ритуалами и жертвами можно было умолить богов, чтобы они либо полностью устранили грозящее несчастье, либо смягчили его, либо отодвинули срок наступления. Для совершения подобных обрядов и жертвоприношений жрецы собирались тайно, чтобы никто не мог похитить или постичь их секреты. При этом в жертву приносили различных животных, в том числе ослов.

Все, во что попадала молния, становилось священным. До этого нельзя было дотрагиваться, на него запрещалось даже смотреть. Если это был человек и он погибал, то его хоронили по специальному обряду, причем тело нельзя было сжигать. Само место очищали, последствия удара молнии тщательно собирали, под звуки траурных молитв хоронили, место это огораживали, а над ним приносили кровавую жертву, т. е. в честь бога, пославшего молнию, убивали жертвенное животное, а в далеком прошлом, видимо, и человека.

Позже над таким местом создавали небольшое надгробие, так что каждая молния оказывалась похороненной по всем правилам.

Гадание по молниям играло огромную роль в жизни этрусков. Но оно не было единственным видом предсказаний. Знаками божественной воли могли быть и иные небесные явления, как, например, падение метеоритов или появление кометы, а также землетрясения и другие явления природы. Большое место у этрусков занимало гадание по внутренностям жертвенных животных, в основном овец, хотя могли использоваться разные животные. Такую жертву этруски считали «советующей», ибо в этом случае боги советовали людям, как надо или не надо поступать. Дело в том, что этруски были уверены, что во внутренностях животных каким-то таинственным образом обитают боги и по положению и виду различных внутренних органов можно понять волю того бога, который в данном месте находится. Самую значительную роль в подобных гаданиях играла печень и связанный с ней желчный пузырь. Печень этруски, как и некоторые другие народы древности, даже рассматривали как модель вселенной. Они разделяли ее поверхность на участки, соответствующие участкам неба, и отдельные фрагменты, в которые помещали своих богов и богинь. В зависимости от вида какого-нибудь фрагмента жрецы определяли божественную волю и будущую судьбу того человека, от имени которого совершалось жертвоприношение. Так, болезненная печень необычного цвета предвещала несчастье, а печень, увеличившаяся в размерах, удачу и рост могущества. Свое значение имел и каждый участок печени, и выемки, разделявшие доли этого органа. Большое внимание уделяли гадатели пирамидальному отростку печени; так, если он завершался чем-то вроде венца, это сулило победу. Значимы были и прочие внутренние органы: кровеносные сосуды, сердце, легкие. Например, разрыв в легких указывал на то, что задуманное дело надо перенести на более поздний и более благоприятный срок. Если же у жертвенного животного вообще не оказалось сердца (этруски верили в то, что такое возможно), то это предвещало смерть. Считалось, что боги в момент убийства бедного животного так изменяют его органы, чтобы они своим необычным видом давали людям, точнее — специальным толкователям, ясные знаки о грядущем событии. По преданию, такой случай произошел в то время, когда Цезарь, находясь на вершине власти и славы, принес в жертву быка, у которого не оказалось сердца. Мудрый этруск Спуринна истолковал случившееся как знак того, что Цезарь может лишиться и рассудка, и самой жизни, а произойдет это не позже 15 марта. В тот день Цезарь снова приносил жертвы. Теперь у убитого быка не оказалось головки печени, что являлось очень тревожным знаком. Цезарь же не только пренебрег указанием богов, но и посмеялся над Спуринной, сказав, что предсказанный им гибельный день пришел, но ничего не произошло. В ответ Спуринна заметил, что день пришел, но не прошел. И действительно, через некоторое время Цезарь был убит заговорщиками. Наиболее важными считались внутренности, называемые «царскими». Они предвещали могущественным людям неожиданные почести, частным лицам и людям более низкого происхождения — наследство, а сыну — власть в семье.

Распространено было у этрусков и гадание по птицам. В этом случае также необходимо было установить, из какой части неба они появились и в какую направляются. Немаловажен был и вид птиц, ибо чем крупнее и могущественнее они были, тем весомее становились предсказания. Особенно значим был полет орла, птицы верховного бога Тинии. Когда этруск Лукумон перебирался в Рим, орел спустился на его голову, снял с нее шапку и, покружив, снова опустил на голову. Жена Лукумона, весьма сведущая в гаданиях, истолковала это как признак будущего величия ее мужа на новой родине.

Этрусские жрецы не только толковали знаки, посылаемые богами, но и на основании своих книг давали практические рекомендации, каким образом избежать или по крайней мере отсрочить исполнение мрачных предзнаменований. Так поступил старый и мудрый Аррунт, живший в этрусском городе Луке. Когда грозные явления предвещали грядущую гражданскую войну, он, призванный в Рим, повелел сжечь страшных чудовищ, появление которых было одним из зловещих знаков, а потом всем жрецам, каким бы богам они ни служили, очистить городские стены и священной процессией обойти весь город, не пропуская ни одного квартала. После этого Аррунт похоронил молнии и принес в жертву быка, по внутренностям которого, однако, узнал, что ничто уже не сможет предотвратить будущую братоубийственную войну.

Не только через посылаемые знаки, но и сами боги «лично» могли вещать о будущем. В 91 г. до н. э. обнаружили пророчество божественной Вегойи, в котором говорилось, что при приближении конца восьмого века люди из-за своей алчности начнут коварно увеличивать владения за счет других людей, но будут осуждены богами. Совершивший это преступление подвергнется уничтожению, а род его погибнет. Земля будет охвачена бурями и вихрями, обезображена провалами, ливни и град сбросят с деревьев плоды, а оставшиеся начнут гнить. В народе произойдут великие раздоры, и ничто не успокоит сердце человека. Действительно, вскоре начались кровопролитные гражданские войны, сопровождаемые переделом земель, изгнаниями. Возвещать людям будущее мог и бог Вольтумн.

Боги могли вдохновить и обычного смертного человека. Такой человек был обязан поведать людям то, что повелели возвестить им боги, ибо скрывать это считалось бесчестием. Подобное произошло с одним стариком из Вей, который сообщил, что римляне не смогут взять его город, пока вся вода не уйдет из Альбанского озера. Возможно, что через своего пророка Аррунта Вельтумна из города Клузия открывала людям истины Вегойя.

Связь всех трех миров, движение которых вызывалось одними и теми же законами, определяла и возможность узнавать грядущие судьбы не только по молниям или птицам, но и по небесным телам. Этруски уже умели выделять двенадцать созвездий Зодиака и отличать семь планет от неподвижных звезд. Двенадцать «советующихся» богов были связаны с зодиакальными созвездиями. Взаимное расположение созвездий и планет могло предвещать те или иные события. Если в небе загорается ледяная звезда Сатурна, то Водолей проливает на землю мощные дождевые потоки. Когда солнце вступает в созвездие Льва, это предвещает засуху. А если клонится к закату Юпитер, меркнет сияние Венеры, замедляет свое движение Меркурий и на небе остается лишь Марс, то миру грозят разрушительные войны.

По особому обряду, записанному в священных книгах и тщательно сохраняемому и соблюдаемому жрецами, должны были и основываться города. «Правильный город» — это город, построенный по определенным законам. В центре вырывалась глубокая яма, соединяющая все три мира — небесный, земной и подземный, — ставя, таким образом, новый город под покровительство всех богов — небесных и подземных. Затем в плуг впрягались бык и молодая корова так, чтобы бык находился с внешней стороны будущего города, а корова — с внутренней. Это символизировало мощь города по отношению к внешним врагам и будущее изобилие его жителей. Царь или другой глава города брался за плуг и проводил глубокую борозду. Борозда отделяла пространство города от окружающей местности. Отныне все, что находилось внутри этой территории, становилось священным и ставилось под особую защиту богов. Борозда и яма в центре, таким образом, обеспечивали городу покровительство сверхъестественных сил. «Правильный город» рассматривался как отражение в сравнительно небольшом масштабе всего мирового пространства. Поэтому он должен был быть ориентирован по сторонам света, а здания образовывать улицы, пересекающиеся под прямыми углами. На практике выполнить правила было очень трудно, ибо этому мешали природные условия, особенно рельеф местности. Старые города Этрурии возникли достаточно стихийно и развивались не столько по обрядовым законам, сколько под влиянием исторических, экономических и политических условий, поэтому они мало похожи на «правильные города». Новые города этруски все же стремились создавать по религиозным канонам. И что было очень важно, во всех случаях жрецы по известным им признакам гадали о будущей судьбе города. Они также приносили жертвы и следили за исполнением ритуала.

Жертвоприношения, гадания, исполнение практических рекомендаций, даваемых гадателями, — все это являлось видами различных религиозных церемоний. Церемонии были у этрусков довольно пышными, и соседи с завистью и удивлением смотрели на них, пытаясь некоторые перенять.[71] Не были исключением и римляне, которые многие формы культа заимствовали у этрусков, да и само латинское слово «церемония» (caerimonia) происходит от названия этрусского города Цере. Важной церемонией было вбивание гвоздя в стену храма богини Норции. Одним из видов церемоний являлись игры, которые находились под покровительством богов, и этруски их очень любили. Основное содержание таких игр — различные состязания. Хотя участники состязаний боролись за почетный приз (обычно большой бронзовый котел, стоящий на треножнике или для большей наглядности на верхушке колонны), но главной целью было все же почитание в такой форме богов.

Одни из древнейших видов состязаний на этрусских играх — это борьба и кулачный бой. Соперники, одетые только в набедренные повязки, вступали в ожесточенную схватку. Другими видами соревнований были бег и прыжки. Особенно же этруски любили конные состязания. Спор между собой вели конники, сидящие без седел на спинах своих коней, а иногда и настоящие акробаты, во время скачки перепрыгивавшие с одного коня на другого. Но чаще всего это были бега колесниц. В легкие колесницы впрягались две, три или четыре лошади. Колесничий стоял на маленькой площадке между большими колесами и во время бега слегка наклонялся вперед, как бы подгоняя коней своей позой. Вожжи он держал не за самые концы, а несколько впереди, сами же вожжи завязывались за спиной возницы крепким узлом. Это давало ему возможность при необходимости легче переходить с одного аллюра на другой, но зато резко увеличивало риск, ибо в случае столкновения или какого-либо другого происшествия возничий уже не мог соскочить с колесницы, что приводило к смертельному исходу. Такой риск, как кажется, только еще больше возбуждал эмоции и зрителей, и самих участников состязаний.

Формой почитания и даже попыткой умилостивить разгневанных богов были «сценические игры»: в первую очередь танцы, исполняемые под звуки флейт и не сопровождаемые никакими текстами, но наполненные различными мимическими движениями. Сначала танцы были мало связаны друг с другом, но позже у этрусков появилось нечто, похожее на балет: различные танцевальные сцены соединялись неким сюжетом мифологического содержания, как, например, преследование богини лесным демоном. При этом действие передавалось не только танцевальными движениями, но и мимикой, так что представление начинало походить на пантомиму. Танцоры при этом надевали маски, изображавшие тех или иных мифологических персонажей. К «сценическим играм» можно отнести и выступления фокусников, мимов и других подобных исполнителей.

Все виды игр, и «сценические», и те, что можно назвать спортивными, исполнялись под звуки музыки, которую этруски тоже очень любили. В Этрурии использовали самые разные виды музыкальных инструментов, какие только существовали в древнем Средиземноморье. Труба вообще считалась этрусским инструментом, и ее изобретение приписывалось этрускам. Особенно этруски любили флейту. Она сопровождала различные виды игр, в том числе и спортивные состязания. Древние люди считали флейту таким инструментом, игра на котором в наибольшей степени возбуждает слушателей. И это соответствовало мироощущению этрусков, которые чрезвычайно эмоционально воспринимали окружающий мир и течение времени.

Играм этруски придавали очень большое значение. Священные игры, посвященные богам, нельзя было прерывать. Непосредственными исполнителями различных состязаний и выступлений были профессионалы, относившиеся к низшему сословию, некоторые из них могли быть даже рабами. Но устраивались игры от имени их хозяев. Священные игры сопровождали религиозные праздники. Один из таких праздников, особо почитаемый всеми этрусками, отмечался в святилище бога Вольтумна. Там раз в год собирались главы отдельных этрусских городов-государств и на годичный срок избирали главу своего политико-религиозного объединения. По этому поводу устраивались различные представления, носившие религиозный характер.

Игры, жертвоприношения, молебствия являлись составными частями религиозных праздников. Таких праздников у этрусков было довольно много. Каждый из них посвящался определенному богу. Летом, например, отмечался праздник бога Нетунса, в сентябре — богини Норции. По-видимому, каждый месяц этрусского календаря был посвящен определенному богу. Некоторые месяцы и названы были по именам того или иного божества. Месяц, приблизительно соответствующий июлю, назывался Туране и явно посвящался богине Туран, месяц, соответствующий марту, — Вельцитане и, по-видимому, был связан с богом Вольтумном. Всего этрусский год насчитывал десять месяцев, каждый девятый день месяца был праздничным. Начинался этрусский год, скорее всего, в сентябре.

Священными играми и представлениями этруски сопровождали и похороны. Заупокойный культ занимал немаловажное место в жизни и религиозной мысли этрусков. Они вообще очень серьезно относились к смерти, посмертному существованию, возможному влиянию мертвых на жизнь живущих. В их представлениях о загробном мире смешивались разные, иногда, казалось бы, даже несовместимые взгляды, которые изменялись на протяжении многих веков существования этрусского народа.

Этруски твердо верили, что личность человека сохраняется неизменной и после смерти. Поэтому похороненному нужно в первую очередь прочное жилище, даже гораздо прочнее, чем те здания, которые строятся для живых (в том числе и храмы), ибо за гробом покойник будет существовать вечно. Погребальные сооружения действительно создавались до такой степени прочными, что многие из них в очень хорошем состоянии дошли до наших дней. Преобладающая часть того, что нам известно об этрусском искусстве, материальной культуре, ритуалах и обычаях, происходит именно из гробниц в результате их раскопок археологами. Гробницы сооружались не из сырцового кирпича и не из дерева, а из прочного камня, а сами некрополи (города мертвых) этруски старались поместить в наименее доступных местах, чтобы оградить от возможных грабителей. Гробницы порой вырубались в толще скалы или глубине холма, а вход тщательно маскировался, так что обнаружить их было довольно трудно. Это и позволило нам теперь любоваться множеством прекрасных произведений этрусского искусства.

Иногда гробницу сначала сооружали из мощных каменных плит на земле, а уже потом сверху насыпали земляной холм. И в том, и в другом случае погребения как бы упрятывались под землю, тем самым облегчая душам мертвецов путь в подземный мир. Позже, по-видимому, небогатые этруски стали строить могилы своих близких в виде небольших прямоугольных домиков, стоящих вдоль дорог, не покрывая их слоями земли.

Гробницы представляют собой монументальные сооружения. Уже в VII в. до н. э. такие вечные жилища возводили, например, жители богатого и могущественного города Цере. Одна гробница состояла из длинного узкого коридора, по бокам его располагались сами погребальные камеры с входами, устроенными в стенках коридора. Все сооружение было перекрыто огромными каменными плитами, которые, постепенно сближаясь друг с другом, образовывали двускатный свод. Гробница приблизительно того же времени около города Вейи тоже представляла собой коридор, по бокам которого находились две маленькие и одна большая погребальные камеры. В маленьких были похоронены ребенок и молодой мужчина, а в главной, площадью более 20 метров — мужчина и женщина, которых в подземный мир сопровождали богатейшие погребальные дары, свидетельствующие о высоком положении похороненных. Позже в некоторых могилах мастера воспроизводили из камня разнообразные детали убранства подлинного дома, ибо и за гробом человек должен чувствовать себя в привычной обстановке. Гробницы устраивали таким образом, чтобы можно было в случае необходимости хоронить там новых покойников, связанных с теми, кто был похоронен раньше, например жену или ребенка.

Существовало два способа проводов своих близких в загробный мир: в погребальные камеры помещали либо саркофаги с телами умерших, либо делали специальные полочки для урн с пеплом. В одном случае тело клали в специально изготовленный саркофаг. В другом — сжигали, ибо считалось, что при сожжении душа легче освобождается от оков тела. При этом женские тела чаще сжигали, а мужские — хоронили в гробах и саркофагах. Но в любом случае важно было проводить умершего в его последний путь, совершая различные похоронные обряды. Этруски верили, что каждый человек обладает бессмертной душой (а может быть, и несколькими душами). У живого человека носителем души является кровь. Душа уходит в подземный мир, а тело обречено на гниение или сожжение. Но это не означает, что тело для души ничего не значит. Душа связана с человеком и его внешней оболочкой и после смерти. Поэтому на саркофагах изображали умершего, иногда вместе с любимой супругой (или супругом), подчеркивая их любовь и связь, которую не может разорвать даже смерть.[72] Если же тело сжигали, то пепел тщательно собирали и помещали в особую урну. Сначала урна имела вид жилого дома, как бы подчеркивая, что является вечным жилищем покойного. Затем ее вид изменился. Крышку урны стали изготавливать в виде головы того человека, пепел которого в ней хранился. Этруски еще не умели создавать настоящие портреты, поэтому лица на урнах выглядят грубовато и обобщенно, но все же стремление к изображению конкретного человека очевидно. К урне прикреплялись также изображения рук, поднятых в молитве или слегка охватывающих сосуд, создающих впечатление, что похороненный как бы защищает свой пепел. Видимо, вся урна рассматривалась как магическое замещение сожженного человеческого тела. Зачастую урна помещалась в особый ящик, который и сохранял урну, и являлся неким подобием саркофага. Так что в обоих случаях этруски сохраняли мертвеца, и одном — в виде тела, в другом — в виде его магического замещения.

Считалось, что и после смерти человек нуждается во всем том, что было необходимо ему при жизни. Поэтому в могилу клали вещи, тело перед похоронами одевали в наиболее роскошные одеяния, украшали драгоценностями. Рядом с воином помещали оружие. Женщину в могиле сопровождали флакончики с благовониями, ящички с румянами и другие милые безделицы, а порой кухонная посуда или ее маленькие подобия, которые таинственным образом превращаются в загробном мире в настоящие вещи. Излюбленным предметом являлись бронзовые зеркала, их обратные стороны были украшены изображениями богов и различными мифологическими сценами. Само зеркало обладало магической силой. Плоский диск, за которым ничего нет, тем не менее отражает все, что попадает в поле его зрения, приобретая глубину, в которую, однако, нельзя проникнуть, и показывая людей и предметы, которые нельзя взять в руки. Такова и душа, ушедшая в царство мертвых, реально существующая и в то же время бесплотная, но продолжающая иметь тот вид, какой имела при жизни (потому-то и нужно сохранение тела, хотя бы виде человекообразной урны). Зеркало являлось подобием загробного мира в мире живых.[73]

Монументальные этрусские гробницы тщательно украшались. Их стены и входы покрывались резными рельефами и расписывались фресками, изображавшими особенности погребального ритуала. В ритуал входили различные игры, которые родственники устраивали в честь ушедшего от них человека. Важной составной частью похоронных церемоний являлись погребальные пиры. Пир был столь значим, что иногда его старались как-то отобразить даже на погребальной урне. На такой пир этруски не жалели средств. Родственники и все приглашенные обильно угощались. Когда этруски лучше познакомились с греческими обычаями, неизменным стало и угощение вином (раньше виноград в их стране не выращивался). Обильная еда и не менее обильное питье считалось важным признаком имущественного достатка и общественного положения, поэтому своих уважаемых мертвецов этруски стремились изобразить как можно более толстыми. Сначала во время похоронных мероприятий люди сидели на табуретах, а потом, подобно грекам, возлежали на ложах. На пирах присутствовали не только мужчины, но и женщины. Считалось, что на таком пиру незримо находятся и сам покойник, и даже божества подземного мира. Их художники тоже стали изображать на стенах гробниц среди пирующих.[74] Формой почитания покойного являлись и ритуальные танцы, исполняемые во время похорон. Тело знатного покойника везли на особой двухколесной деревянной колеснице, украшенной бронзовыми пластинами с различными изображениями. И колесница, и кони, ее везущие, навсегда оставались собственностью похороненного человека: колесницу помещали в погребальную камеру (если не помещалась целиком, ее разламывали), а коней приносили в жертву то ли подземным богам, то ли духу только что скончавшегося. Во главе и в конце погребального шествия шли музыканты, игравшие на рожках, трубах, флейтах, лирах. Впереди шествия двигался глашатай, возвещавший окружающим о смерти видного человека. В самой процессии могли участвовать актеры, надевавшие маски покойного, а иногда и его жены. Они разыгрывали различные сценки из жизни того, кто в этот момент направлялся к своему вечному жилищу. Но нельзя думать, что так выглядели похороны всех этрусков. Ученые подсчитали, что в городе Тарквиниях в гробницах с изображениями пиров и игр было похоронено около 2 % населения города. Остальные люди довольствовались более скромными обрядами.

Этрусский мир смерти был скорее не печальным, а трагическим. Смерть приносит страшный Хару, вооруженный молотом, которым он и наносит роковой удар. Тот же Хару и ужасный Тухулха часто насильно увлекают душу в подземное царство. Вообще на тот свет душу сопровождает бог Турмс. Иногда же знатный воин сам на коне, часто крылатом, или на колеснице направляется в загробный мир, вход в который охраняет Хару. С этим страшным миром связаны такие животные, как змеи, кони, волки. И все же этрусские верования оставляли людям надежду. Этруски верили в загробный суд и посмертное воздаяние. Поэтому иногда они снабжали своих покойников «книгой жизни», с помощью которой те могли оправдаться перед судом и избежать мучений. Суд вершила крылатая богиня Вант.

Знали этруски и другой, гораздо более эффективный, способ избежать посмертной трагедии. Для этого нужно было с помощью жрецов совершить определенные обряды и принести в жертву богам некоторых животных. Таких животных целиком посвящали богам. В первую очередь богам отдавалась кровь жертвы, так как именно кровь обеспечивала жизнь любого существа. Посвящая богам кровь убитого животного, люди освобождали человека из подземного мира для вечной жизни. Но эти обряды и жертвы не просто обеспечивали бессмертие умершего. Такой покойник поднимался к богам и вступал в их среду, в их круг. Среди многообразных этрусских божеств свое место занимали боги, которых римляне называли dii animales (от латинского слова «anima» — «душа»). Это были души умерших людей, благодаря совершенным обрядам ставших богами.

Этрусский культ и этрусские религиозные представления впоследствии оказали большое влияние на римлян.