«Как же приятно снова ступать по тротуару», — думала Элиза, стоя в переулке напротив Королевской больницы. Она улыбалась. И это была не та подчеркнуто любезная улыбка, которую надевают для офиса, это была искренняя улыбка радости и удовольствия. Обычно такая работа ногами между долгими периодами ничегонеделанья нравилась ей меньше всего, но после стольких недель без прогулок она сейчас просто наслаждалась моментом. Лондонский туман, более густой, чем обычно, наплыл со стороны Темзы и сделал всю окружающую обстановку практически идеальной в ее глазах.
Уайтчепел[7] определенно не являлся тем местом, где люди вроде Веллингтона Букса чувствовали бы себя комфортно, особенно ночью, но ей все здесь было очень знакомо. Они с Гарри провели здесь предостаточно времени вместе, поскольку в тесных домиках и узких переулках этого района Лондона происходит немало особых происшествий. Это были задворки большого города, забытые и игнорируемые высшим обществом, где полно смутьянов, сексуально озабоченных мужчин, жестокости и уличных девок. Район грязный, промозглый и опасный.
И тем не менее после времени, проведенного в архиве, он казался ей теплым и приветливым домом.
Из маленького кулечка, купленного у уличного торговца, она выудила еще теплый жареный каштан, сунула его в рот и с удовольствием разжевала. Даже сквозь туман, рассеивавший свет, она видела грандиозный фасад здания больницы из камня и кирпича и могла различить очертания людей, которые входили и выходили через парадные двери.
При попытке получить информацию о недавно скончавшемся человеке всегда следует учитывать такой критический момент, до которого задачу эту можно решить просто. Обычно это происходит в течение первых двух дней. Близкие, враги и сотрудники усопшего находятся в наиболее уязвимом состоянии, пребывая в шоке и еще не успев нанести на образ дорогого покойника глянец респектабельности. Элиза помнила об этом, планируя атаку на тех, кого тронула кончина погибшего во время недавнего взрыва доктора Кристофера Смита.
Будь она в своем старом офисе, ей не составило бы никакого труда получить основную информацию с помощью пневматической почты «Темза»; но если бы она находилась в приемном центре в ожидании адресованного ей почтового цилиндра, это заставило бы окружающих задуматься и — что еще более важно и совсем некстати — начать задавать вопросы о том, что она затеяла. Вторую половину дня она провела, изображая журналистку, расследующую трагедию на Чаринг-Кросс. Ее усилия не прошли даром и обеспечили ей доступ к общественным архивам, где она узнала, что Смит был одиноким мужчиной, родители которого умерли, когда он был совсем юным, и не оставили ему ни братьев, ни сестер. Вот, собственно, и все.
Затем она выяснила, что резиденция его находилась в Королевской больнице. Это оказалось для нее не сюрпризом, а скорее подтверждением, что гибель этого доктора как-то связана с Уайтчепелом. Ответы на все ее вопросы должны были находиться за этими стенами.
Доев каштаны, она скомкала кулек и сунула его в карман. Медный рукав plures ornamentum[8] под ее плащом наконец нагрелся. То, что она снова взяла на улицы Лондона свое любимое оружие, было настоящей изюминкой всего вечера, своего рода вишенкой на верхушке праздничного торта. Эта хитрая штуковина стоила ей нескольких часов, проведенных в обществе Аксельрода, наименее занудного из двух «жестянщиков» отдела научных исследований и разработок. Ее жертва была щедро компенсирована тем, что эта штука все-таки попала к ней в руки. Точнее, наоборот: ее рука попала в эту штуку. Plures ornamentum был последней привилегией, которую ей удалось выжать из министерских изобретателей, прежде чем она отправилась в Антарктиду, — но перед самым отъездом она решила не брать его с собой. По той простой причине, что явно не стоило заключать свою руку в медь на морозе.
К счастью, «жестянщики» по части отчетности и оформления бумаг находились далеко не на высоте.
Она согнула пальцы — перчатка двигалась плавно, без рывков; та часть Элизы, которая жаждала крови, очень надеялась, что неуловимая убийца появится вновь. «На этот раз все будет совершенно по-другому», — самодовольно подумала она. Элиза повернула запястье и сжала растопыренные пальцы в кулак; шестеренки внутри механизма послушно зажужжали. В ушах тихо стучал пульс, как это бывало с ней, когда она преследовала врага империи по улицам города или занималась любовью с иностранным тайным агентом в финале операции. Сегодня вечером Элиза Д. Браун наконец вернулась туда, где ей положено было находиться.
И пусть Букс занимается своим архивом сам. Настоящая жизнь — здесь.
Элизу настолько переполняла эйфория, что она едва не пропустила группу мужчин, показавшихся из-за угла больницы. Они прошли не через главный общественный вход, предназначенный для посетителей и сиделок. Эти люди были либо привратниками, либо санитарами Королевской больницы — медицинским эквивалентом младшего рабочего персонала.
Они шумно двинулись вверх по улице, громко хохоча и радуясь окончанию работы, а Элиза следовала за ними на небольшом расстоянии. Она могла бы отказаться от своей боевой перчатки, могла, продолжая играть роль журналистки, взять интервью у докторов, работавших со Смитом, могла услышать, что им его не хватает и что они до сих пор не могут понять, как такая напасть свалилась на его светлую душу.
Именно так и поступили бы все эти люди — спрятали бы истинные чувства за хорошими манерами.
Если вы хотите узнать о человеке правду, нужно спросить о нем у его подчиненных — особенно у рабочего класса. Уж они вам расскажут, что они думают о нем на самом деле, независимо от того, сегодня ли его взорвали на Чаринг-Кросс или нет.
Миновав три улицы, компания скрылась в небольшом пабе на углу. Элиза немного подождала снаружи, обратив внимание на название — «Клятва лжеца». Она дала работягам немного времени, чтобы они успели прихлебнуть свое пиво и устроиться среди приятелей. Наряд ее сегодня вечером был неброским, посему она не боялась, что ее примут за уличную девку. Но даже при этом ощущение затянутой в медный панцирь руки, прижимавшейся к выданному в министерстве корсету, постоянно напоминало ей, насколько опасной может быть для безоружной женщины прогулка по улицам Уайтчепела.
А для женщины, вооруженной так, как она, вечер здесь становился приглашением к поиску приключений на свою голову.
Толкнув дубовую дверь, Элиза вошла в «Клятву лжеца». Как и в большинстве небольших пабов для рабочего класса в этой части Лондона, народу здесь было полно. Запах табака и спиртного унес ее в воспоминания детства, и на какое-то мгновение Элизе показалось, что стоит ей повернуть голову, и она увидит свою маму, двигающую по барной стойке кружки с пивом. Однако, когда она взглянула на бар, мамы там не оказалось. А вот от того, что она увидела там на самом деле, у нее буквально округлились глаза. Как же ей нравились всякие чудеса техники!
Лорд Мак-Тай, изобретатель-аристократ из Северной Шотландии, сконструировал бар «Комбомбула» и эксцентричным жестом филантропа подарил его пабам для рабочего класса всей страны. Его поступок можно объяснить тем, что он — будучи сумасшедшим, как Мартовский Заяц, — был еще безумно галантным. «Нельзя допускать, чтобы женщин лапали пьяные посетители!» — не раз заявлял он заплетающимся языком в своем любимом пабе в Эдинбурге.
Сияющий автоматический бар из блестящей меди и дерева, вероятно, и следовало винить в том, что это небольшое помещение было забито до отказа, но даже Элиза не могла не отметить его изящество, красоту и абсолютную новизну. Немного поработав локтями, она сумела подобраться к этой хитрой штуке поближе. При более близком рассмотрении оказалось, что бар был разделен на секторы, а в полированную медную поверхность вставили меню. Элиза понимающе закивала головой, оценив широкий выбор напитков, которые предлагались в «Клятве лжеца». Теперь ей стало понятно, почему это место настолько переполнено: механический бармен оказался настоящим шоу.
Она бросила монету в ближайшую прорезь и, нажав соответствующую кнопку, заказала себе пинту горького пива; даже сквозь гул толпы было слышно, как внутри завертелись шестеренки. Для развлечения клиента, ожидающего свой напиток, была выбрана довольно странная мелодия — «Вперед, христово воинство», — еще одно наглядное подтверждение ненормальности Мак-Тая. Однако на песню, казалось, никто вообще не обратил внимания, не говоря о том, чтобы ее подхватить. Настоящей музыкой этого заведения были хохот, веселье и дружеская беседа. Это было место, куда покутить и перекусить приходил рабочий класс города.
Из-за задней стенки бара выскочила пара механических рук, отделившись от полудюжины других таких же, причем столь резко, что Элиза вздрогнула. Искусственные медные пальцы схватились за ручку крана и плавно надавили на нее с той точностью движений, какой обладает только опытный бармен, в то время как вторая рука держала под краном наклоненную кружку, медленно выравнивая ее по мере наполнения.
Элиза оценивающе оглядела бар и то, как в нем распределялась публика. У «Комбомбулы» толпились мужчины, как, впрочем, и везде. У дальней стены, болтая друг с другом, демонстрировали свои ноги женщины.
Она улыбнулась, потому что, когда кружка наполнилась, та рука, которая давила на кран, извлекла из своего металлического скелета длинную линейку и провела ею по краю кружки, удалив с нее лишнюю пену. Опытный бармен сделал бы это плавно и аккуратно. Но поскольку это было одно из изобретений Мак-Тая, линейка зацепилась за край кружки и швырнула пену на посетителей, которые при этом даже не вздрогнули. Один рабочий просто вытер щеку и продолжил беседу со своими приятелями, тогда как второй облизнул попавшую на него пену, одобрительно кивнул и отправился заказать себе такого же пива.
Теперь, когда выпивка была должным образом приготовлена, подающая рука вытянулась туда, где стояла Элиза, а вторая вернулась в исходное положение под баром. Она осторожно подняла кружку горького пива левой рукой, держа свою правую руку в перчатке под плащом. Сделав первый глоток, Элиза взглянула на стойку бара «Комбомбула» и решила, что, возможно, сумасшедший Мак-Тай все-таки был не таким уж безумным. Механические руки обслуживали одновременно больше людей, чем это могли бы сделать даже три бармена.
Хотя в прошлом году в Колчестере случился один инцидент. Элиза попыталась мысленно посчитать, сколько народу тогда попало в местную больницу...
За этими воспоминаниями Элиза сделала шаг назад от бара и наступила на ногу мужчине.
— Осторожнее, дорогая, — сказал он, и рука его скользнула ей на талию.
Элиза сумела сдержаться, чтобы тут же не освободиться, врезав ему локтем под дых. Этого любезного мужчину вряд ли можно винить: в «Клятве» было полно женщин, ищущих любовных приключений.
Вывернувшись из его объятий, она стала пробираться в сторону тех, ради кого она сюда пришла. В дальнем конце бара вырисовывались их смутные силуэты, но, подойдя поближе, она уловила обрывок очень любопытного разговора...
— Черт, да это лучшая новость, какую я слышал за весь день! — рявкнул один из мужчин, прежде чем стереть пену со своих впечатляющих пышных усов.
— Жаль вот только, что я сам не смог этого увидеть, — усмехнулся другой. — Держу пари, что его размазало по половине Чаринг-Кросс.
Да, это действительно были как раз те, кто ей нужен, поэтому она тут же зацепилась ногой за половицу и стала падать. Лучше сыграть не удалось бы ни одной актрисе мюзик-холла: она пролила себе на грудь половину содержимого своей кружки и так врезалась в самого большого из троих мужчин, что тот почти все свое пиво выплеснул на пол. Достойная жертва.
Здоровяк резко развернулся, готовый прибить пьяницу, разлившего его пиво, но сразу же остановился. Элиза улыбалась ему самой виноватой из всех своих улыбок.
— Простите, приятель, какой-то козел подставил мне подножку. Разрешите мне купить вам другую порцию? — Акцент ее тщательно имитировал говор Ист-Энда, и — как она сама сказала бы о себе — все было выполнено чертовски здорово.
—Да ладно, крошка, — пророкотал тот, постепенно остывая после происшествия. — Все равно нужно было искупаться.
Она скривила губки и нахально оглядела их всех.
— У вас, ребята, похоже, был тяжелый день, и я просто не могу лишить человека честно заработанной выпивки. Это неправильно. — Мужчины расчистили ей дорогу к автоматическому бару, чтобы она могла сунуть в него свои монеты. Наливая пиво, механическое чудо тихо урчало. — Меня зовут Эмма. Эмма Кинкейд. Вы ведь не станете возражать, если дама возьмет вам еще по одной?
— Ну, — сказал крупный мужчина уже несколько смягчившимся тоном, — если женщины требуют себе право избирать и баллотироваться на выборах, не вижу ничего дурного в том, чтобы они еще и покупали пиво.
Элизу приветствовал общий хохот и поднятые вверх кружки. Это всегда срабатывало безотказно. Путь к сердцу мужчины лучше всего прокладывает пиво.
Все они быстро представились: Буфорд, Сет и Джосайя, все санитары Королевской больницы, и все как один — обладатели великолепных усов. После нескольких подколок и еще пары кружек для парней, тогда как Элиза продолжала цедить свою первую, Сет признался, что пышной растительностью на своих лицах они обязаны соревнованию, которое проводят между собой санитары больницы. Еще по одной — и они уже пригласили ее стать судьей, по крайней мере, для них троих.
— Ну давайте, дорогая Эмма, смелее, — убеждал ее Джосайя, стараясь придать своему скрипучему голосу соблазнительные нотки. — Пусть ваши замечательные голубые глазки укажут нам счастливчика, который станет победителем, а?
— Прошу вас, — искренне рассмеялась она, поднимая вверх руки, — я просто не могу сделать выбор между тремя такими славными джентльменами. — Она сделала паузу и прихлебнула из своей постепенно пустеющей кружки. Мысленно молясь, чтобы мужчины не заметили, как мало осталось у нее пива, она посмотрела на каждого из них и сказала: — У всех у вас, джентльмены, великолепные усы. И могу заявить, что никто из этих типов из высшего общества даже приблизительно не может сравниться с вами. — Она подождала, пока стихнут их одобрительные смешки. — Так что же именно такие красивые и крепкие парни празднуют сегодня вечером?
Сет, самый высокий из троих, подкрутил кончики своих рыжеватых усов, изогнутых, как руль велосипеда, и поднял кружку вверх.
— Смерть самого главного мерзавца в Лондоне! — Двое других поддержали его одобрительными выкриками.
— Вот это титул! — вместе с ними рассмеялась Элиза, навострив уши. — А кто же его обладатель?
—Доктор Кристофер Смит, черт бы его побрал! — Буфорд небрежно хлопнул ее по плечу, да так, что едва не сбил с ног. — Вечно смотрел свысока и на нас, и на медсестер. И даже на этих долбаных пациентов!
— Словно мы какое-то дерьмо на подошве его штиблета, — добавил Сет, слегка покачиваясь. — Но хуже всего... — Он огляделся по сторонам, а затем наклонился поближе ко всей группе. — Эта его клиника на Эшфилд-стрит...
— Меня туда ни за что не затащишь. — Буфорд сделал еще один большой глоток. — Смертельная западня, скажу я вам.
Внутри у Элизы все сжалось. Выходит, у этого респектабельного доктора имелось и второе лицо. Но она не должна была показывать своего удивления, поэтому небрежным тоном добавила:
—Да ладно, парни, прекратите...
Внезапно Буфорд схватил ее за руку и жестко посмотрел ей в глаза.
— Нет, правда, мисс Эмма, — не ходите и вы туда. Никогда. Даже когда этот мясник уже в земле, все равно не ходите туда.
Смерть была делом повседневным в Уайтчепеле, так что если местным жителям что-то бросилось в глаза, то это нечто поистине жуткое. Она коротко кивнула — движение, хорошо знакомое всем, кто когда-либо жил в стесненных обстоятельствах.
— Так или иначе, но сейчас он уже мертв, — пробормотал Джосайя. — И не нас нужно за это благодарить — медсестры справились с этим. Особенно вон та. — Он кивнул в сторону темноволосой женщины крепкого телосложения, сидевшей в углу паба. То ли случайно, то ли нет, но даже в толпе вокруг нее образовалось пустое пространство.
— Кто она такая? — Элиза наконец допила свою пинту пива.
— Мэри Гриссом. Если хотите знать мое мнение, мисс, это самая лучшая женщина, которая когда-либо показывалась в коридорах Королевской больницы. — Широкое лицо Джосайи как-то сморщилось, и на нем показалось нечто, напоминающее симпатию — еще одно чувство, редко встречающееся в Уайтчепеле. — Даже этот негодяй Смит соглашался с этим, потому она и работала у него в его клинике. Но она что-то видела на Эшфилд-стрит. Что-то очень плохое. Она пыталась поднять шум по поводу того, что он там делает, а Смит об этом пронюхал. Теперь она нигде не может устроиться на работу — даже в Бедламе.
Буфорд громко рыгнул, после чего серьезно произнес:
— Бедная тетка — она по-прежнему околачивается вокруг больницы. Как побитый щенок, который возвращается за новой трепкой. — Он грохнул кулаком по стойке, отчего все кружки подскочили в воздух. — И это неправильно. Совершенно неправильно, черт подери. Смит наговорил всем про нее жутких вещей, и теперь она как прокаженная'. Она заслуживает лучшего!
Вот с кем ей следовало бы побеседовать...
— Джентльмены, вы все заработали еще по одной. Благослови вас Господь, — сказала она, высыпая перед ними несколько монет. — А теперь прошу меня извинить, парни. Похоже, что Мэри нужно выговориться перед женщиной.
Она протолкалась к другому краю «Комбомбулы» и заказала два шерри. Зажав оба стакана в левой руке, она двинулась через толпу, пока не остановилась перед одиноким столиком, за которым сидела Мэри Гриссом. Мэри подняла на Элизу глаза, и эта впавшая в немилость медсестра и вправду показалась ей похожей на потерянного, сбитого с толку щенка.
— Так вот ты где, дорогая, — ласково сказала Элиза, ставя перед ней стакан с шерри. — Мне шепнули, что тебе это сейчас может оказаться очень кстати, — добавила она, кивнув в сторону компании санитаров.
Грязные пальцы нерешительно обхватили стакан.
— Спасибо, — прошелестела она, поднимая его к губам.
— Не беспокойся ни о чем — просто питаю слабость к женщинам, которых мужики выкинули на улицу.
Мэри встревоженно взглянула на нее.
— Вы это о чем?
Она изо всех сил старалась говорить с ист-эндским акцентом, но за неприглядной внешностью все равно чувствовалось образование. Кем бы Мэри Гриссом ни являлась в данный момент, когда-то она была совсем другой. Доктор Смит заставил ту Мэри Гриссом подчиниться себе, и теперь от нее остался только призрак женщины, когда-то помогавшей людям выздороветь.
Здесь Элизе нужно было выбрать другую тактику. Мэри была в Ист-Энде телом чужеродным. Отсутствие выпивки на ее столе подсказало Элизе, что та пришла сюда не для того, чтобы забыться. Она здесь пряталась.
Склонившись над маленьким шатким столиком, она впилась в Мэри взглядом ястреба.
— Я знаю, что этот мерзавец Смит поспособствовал тому, чтобы ты попала в черный список, и таким образом лишил тебя единственной честной работы, которую ты могла получить, работы, которая должна быть твоей. В свете его безвременной кончины, а также того, что какие-то его дела подпортили тебе репутацию, у меня есть основания полагать, что ты знаешь нечто такое, за что тебя могут убить.
— Но кто... — Нижняя губа Мэри предательски задрожала. Она часто заморгала, но одна слезинка все-таки сорвалась с ее ресниц; наконец она спросила: — Кто вы такая?
Элиза приготовилась ответить, но тут внимание ее привлек стук распахнувшейся двери. Она бы расхохоталась над этими двумя «представителями рабочего класса», если бы не видела их насквозь. Когда один из них указал на Мэри, Элиза заметила на его руке кольцо, не сочетавшееся с его довольно простой одеждой.
Сердце в ее груди учащенно забилось, и она взяла Мэри за руку.
— В данный момент я твоя лучшая подруга, а также твой единственный шанс выбраться отсюда живой. — Элиза нагнулась вперед; взгляд ее голубых глаз был жестким и настойчивым. — Ты мне веришь?
Было безумием задавать такие вопросы, но в подобные моменты многие вещи висят на волоске.
Рот Мэри сам собой открылся, но, будь она человеком робким, она никогда не стала бы медсестрой. Зубы ее сжались, и она кивнула:
—Да... думаю, да.
— Тогда оставайся рядом со мной, и — что бы ни происходило дальше — никуда не беги.
— Пока вы мне этого сами не скажете?
— Именно, — ровным голосом произнесла Элиза, поворачиваясь лицом навстречу новым посетителям. — Если решишь смотаться отсюда, их человек снаружи обязательно тебя достанет. Это ясно?
— Да, мисс.
— Я не шучу, — настаивала Элиза. — Что бы. Ни. Произошло.
Мэри быстро опустошила свой стакан с шерри, а Элиза пожалела, что у нее нет времени, чтобы взять еще по одной порции.
Мужчины смотрели через столик, не отрывая глаз от Мэри Гриссом, даже после того как Элиза поприветствовала их, бодро крикнув:
— Привет, ребята!
— Отвали, шлюха, — прошипел один из них. — Нам нужно перекинуться парой слов с мисс Мэри.
Элиза подвинулась на своем стуле. Ногам ее была нужна надежная опора.
— У вас что, друг заболел?
— Можно сказать и так, — проворчал другой. — И ему требуется внимание.
— Мне очень жаль, парни, — сказала Элиза, усиливая свой ист-эндский акцент, — но наша добрая медсестра сегодня не работает. Улавливаете?
Тот, что стоял поближе к ним, нахмурился и наклонился вперед, остановившись в нескольких дюймах от Элизы.
— Если хочешь, чтобы твое симпатичное личико порезали, как гуся на рождественском столе, — не вопрос, оставайся.
Элиза взглянула через плечо.
Мэри понимающе кивнула, повторив одними губами:
— Что бы. Ни. Произошло.
— Шла бы ты отсюда, — вновь заговорил первый головорез. Элиза повернулась к нему и часто заморгала от зловонного запаха, вырвавшегося из его рта, когда тот добавил: — А если ты с первого раза не поняла, я повторю, сонная кобыла: отвали.
В ответ она только ухмыльнулась, и в этот момент ее рука в перчатке резко выдвинулась вперед, а одетая в медь ладонь схватила мужчину за яйца. Под тихий шелест крутящихся шестеренок и шипение гидравлики бронированные пальцы Элизы сжались.
Мужчина даже крикнуть не мог, у него перехватило дыхание.
—Дружище, — сказала Элиза, не отпуская первого бандита, но обращаясь при этом ко второму, спокойным голосом, словно беседуя за чашкой чая, — если ты не хочешь, чтобы твой приятель всю жизнь пел сопрано в церковном хоре, я предлагаю вам обоим...
Но тот вдруг сильно дунул в свисток, издав пронзительный звук, почище, чем звук свистка любого полицейского. В двери ворвались еще два увальня, оба с головы до ног одетые во все черное; они посмотрели в их сторону и двинулись к ним, расталкивая посетителей и не особенно заботясь о том, куда те упадут.
Перчатка Элизы отпустила первого головореза, и тот снова задышал, судорожно открывая рот. Но всего лишь после его второго вдоха медный кулак врезался ему в челюсть. На мгновение тот завис в воздухе и вялым движением протянул руки к Элизе. Прежде чем он упал, она успела схватить его за руку и снять с пальца кольцо.
— Спасибо, приятель, — усмехнулась она. — Мой партнер все приставал ко мне, требуя, чтобы я достала улики. Может быть, это его успокоит.
Первый убийца, упав, подмял под себя напарника, но прибывшая подмога — а эти парни были гораздо мощнее тех, что лежали на полу, — уже практически прорвалась через толпу и теперь подбиралась к ней. «Двое, — подумала она. — Кто бы ни были эти люди, они определенно очень хотят смерти Мэри».
Вновь прибывшие бандиты, очевидно, не заметили сразу перчатку Элизы, и первый из них очень пожалел об этом, получив мощный удар-кулаком в нос. Но второй мужчина, однако, уклонился от ее хука и сам сильно наотмашь ударил ее. После его второго удара Элиза врезалась в толпу посетителей паба.
Голова ее кружилась, все перед глазами плыло, как в тумане. «Не смей отключаться, Браун, — приказала она себе.
Не так уж долго ты сидела без дела, чтобы забыть, как держать удар. Соберись!» Первой вернулась резкость изображения, а затем она услышала крик. Она увидела, как Мэри отскочила назад от потянувшегося к ней убийцы. Проклятье!
Но рука головореза внезапно оказалась зажатой в глыбах мышц. Элиза раньше думала, что только члены ее национальной команды по регби обладают подобной скоростью и могут произвести столь мастерский захват. Какой позор, что это англичанин!
— Так это ты толкнул мисс Эмму?! — проревел Буфорд, заламывая руку убийцы назад. Если его конечность при этом сломалась (а судя по углу, под которым та выгнулась, вполне могла), то за шумом толпы хруста никто не услышал. — А она же должна стать судьей на нашем конкурсе усов!
Бандит врезался в другую компанию посетителей, которой очень не понравилось, что их пиво расплескалось из-за какого-то парня, одетого, как гробовщик. Теперь оба человека из подкрепления скрылись под градом апперкотов и ударов по почкам. У Элизы появилась возможность переключить свое внимание на первую пару: один все еще лежал без сознания, зато второй уже встал на ноги. Она не стала вытаскивать нож или пистолет. Элиза щелкнула переключателем на своей одетой в металл руке и, почувствовав, как в районе бицепса зажужжали шестеренки механизма, одним плавным движением выстрелила из plures ornamentum.
Из руки вылетели тяжелые шары бола. Длинная веревка с прикрепленными к ней шарами захлестнула ноги мужчины, крепко связав их вместе. Рассыпая проклятья, он споткнулся и рухнул на руки Джосайи и Сета. Те тут же поставили его обратно на ноги, но затем подняли в воздух двойным апперкотом.
Толпа в «Клятве», наслаждавшаяся этим представлением с потасовкой, ревом восторга отреагировала на то, как последний из бандитов, закатив глаза, свалился на пол. Элиза чувствовала, как в висках пульсирует кровь; инстинкт бойца гнал ее вперед, чтобы продолжить схватку. Однако подготовка агента министерства взяла верх. «Хватай Мэри и воспользуйся самым удобным путем для бегства».
Но едва она снова повернулась к своему столику, как ее обхватила пара сильных рук. В этих объятиях, очень напоминавших медвежьи, весь воздух из ее легких вышел, а ребрам, готовым треснуть, стало жарко. Медь перчатки больно врезалась в корсет, а перед глазами Элизы стали вспыхивать звезды.
— Не знаю, сучка, кто ты такая, — просипел прямо ей в ухо злобный голос: возможно, она действительно выжала все соки из его мужского достоинства, — но сегодня вечером ты действительно помешала мне сделать свою работу!
Звук удара затылком ему в нос получился таким оглушительным, что перекрыл даже шум потасовки. Человеку нее за спиной взвыл и немного ослабил хватку, а Элиза тут же со всей силы наступила ему на ногу. Последовавший за этим удар в живот локтем, покрытым медью, позволил ей развернуться и хлестко врезать ему в челюсть. То, как он красиво рухнул на пол, понравилось даже Элизе.
Затем Элиза повернулась к Мэри, и та вежливо помахала ей рукой. Она в точности выполнила то, что ей было сказано.
— А теперь бежим? — с тревогой в голосе спросила она.
— Теперь, дорогая, действительно бежим, — сказала Элиза, поднимая Мэри со стула и увлекая ее за собой в толпу.
«Комбомбула» гудела и жужжала, складываясь, чтобы защитить себя. Элиза понятия не имела, каким образом машина сообразила, что идет драка, но она вновь высоко оценила это изобретение Сумасшедшего Мак-Тая. Когда две женщины добрались до выхода, в воздух уже полетели кружки и стулья.
— Подожди! — Элиза высунула голову на улицу и огляделась по сторонам. Вокруг никого не было. — Буфорд! — крикнула она назад в дерущуюся толпу.
Санитар только что в очередной раз отправил на пол одного из людей в черном, когда услышал голос Элизы. Он бодро помахал ей рукой и показал на распростертое тело убийцы. Казалось, он гордился своей сноровкой в кулачном бою.
— Я отдаю свой голос Сету!
Тот часто заморгал, показал на Сета, а затем вопросительно склонил голову набок.
— Из-за цвета! — крикнула Элиза и, пожав плечами, добавила: — Мне всегда нравились рыжие.
Она усмехнулась, глядя, как головорез, которому врезал Буфорд, с трудом пытается снова встать на ноги. На этот раз санитар помог ему подняться, а затем снова уложил его. Потом он снова помог тому встать и опять отправил его на пол.
— Ох, дорогая, — сказала Элиза Мэри, открывая дверь, — похоже, Буфорд расстроился из-за моего решения.
Оказавшись на относительно спокойной улице, Элиза потянула Мэри за собой и нырнула с ней в первый попавшийся дверной проем. Прижав палец к ее губам, она затолкала медсестру в тень, а сама еще раз внимательно оглядела переулок и улицу. Они находились в безопасности, но только на данный момент. До надежного убежища ее квартиры было очень и очень далеко.
Убрав палец, Элиза улыбнулась и похлопала женщину по руке.
— Я с радостью готова выслушать все, что ты можешь рассказать мне о докторе Смите и его гнусных выходках, которые он творил в клинике на Эшфилд-стрит.
Руки Мэри дрожали, но взгляд ее был твердым и спокойным. Неплохо для беспомощной женщины, которая только что чудом избежала неминуемой гибели.
— Все, что вы хотите.
Элиза испытывала к ней теплые чувства. Попавшая в подчинение к помыкавшим ею могущественным людям, потерявшая свою работу, преследуемая и все же готовая поведать ей свою историю... Отвага в ее взгляде вызывала восхищение, но, кто бы ни послал этих людей, которые сейчас валялись в бессознательном состоянии на полу паба (за исключением одного, на котором сгонял свою злость Буфорд), весьма маловероятно, что на «Клятве лжеца» они остановятся. Сейчас для медсестры Мэри Гриссом опасность представлял весь Лондон, а может быть — и вся Англия.
В голове Элизы начал созревать план.
— Мэри, — бодро сказала она, — что вам известно о тропических болезнях?