«Эта по-настоящему грандиозная карета стоит денег, заплаченных за ее аренду», — думала Элиза, ожидая Веллингтона перед мужским клубом. Внутри было тепло, удобно, и даже она время от времени чувствовала себя здесь настоящей леди. Это полностью противоречило всем социальным нормам — даме заезжать за джентльменом, чтобы вместе отправиться в оперу; однако она уже давно привыкла работать за рамками ограничений общественной морали.
Элиза поправила на себе ожерелье из бриллиантов с изумрудами. Правое запястье оттягивал тяжелый браслет, отделанный такими же драгоценными камнями, а длинные темные волосы удерживались великолепной заколкой, украшенной россыпью самоцветов в форме павлина, — эту великолепную безделушку, параллельно служившую очень удобным в обращении стилетом, она привезла из Персии. Элиза с нетерпением ждала, какое впечатление произведет ее наряд на мистера Веллингтона Букса, когда она снимет свой плащ.
Легок на помине, он как раз в этот момент появился из-за угла и прямиком направился к карете, хотя поступь его нельзя было назвать легкой, поскольку перед собой он тащил большой ящик странной формы.
Элиза сама распахнула дверь кареты, прежде чем это успел сделать извозчик.
— Вы случайно ничего не перепутали насчет конечной точки нашей экскурсии? Это представление в опере, и я не собиралась помогать вам с переездом на новую квартиру.
Он засунул непонятный предмет в карету; теперь Элиза увидела, что тот был шириной с его грудь и толщиной с ее юбки.
— Я прекрасно осведомлен о пункте нашего назначения, мисс Браун. Но вот эта штука, — заявил он, похлопывая по деревянному ящику, — существенно облегчит нашу небольшую миссию сегодня вечером.
— Господи, Букс! — В мерцающем свете газового фонаря она заметила мазки грязи на его лице, пальто и галстуке — впрочем, умело подобранном и с идеально завязанным узлом; все это необходимо было поправить. — Минуточку, милейший, сейчас уже поедем, — крикнула она кучеру, после чего выскочила из кареты и сразу же принялась чистить и всячески суетиться вокруг Веллингтона. — Выглядите очаровательно, только немножко взъерошены. Вы, часом, не вздремнули в своем вечернем костюме?
Шутка показалась ему более плоской, чем ее обычные подколки. Когда же они оба оказались внутри кареты и та тронулась с места, Элиза слегка склонила голову набок и внимательно посмотрела на него.
— Велли?
— Пустяки, — довольно резко ответил он. — В Лондоне полно бандитов, и джентльмен всегда должен быть начеку.
Она хлопнула его по колену.
— Боюсь, вам следовало бы справляться с этим получше.
Он обиженно поджал губы, но потом все-таки выпалил:
— Скажем так: Господь сегодня не внял моим просьбам.
Карета накренилась, а Элиза замерла, переваривая эту не слишком приятную информацию. Она не любила ошибаться.
— Они напали на меня на улице, — сказал Веллингтон, глядя в окно, а затем с возмущением добавил: — И при этом они назвали меня по имени!
Элиза сжала зубы.
— Выходит, чаепитие у Безумного Шляпника[12] продолжается. И они ведь не остановятся, Веллингтон.
Он поправил свой галстук на шее и неожиданно жестким взглядом посмотрел на Элизу.
— Я прекрасно знаю это, мисс Браун, однако мы не можем рассказать обо всем директору. Иначе его подозрения в отношении нас только усилятся.
Это была горькая правда, и Элиза откинулась на спинку сидения, не в состоянии подобрать какой-нибудь содержательный ответ. Поэтому молчание показалось ей самой подходящей реакцией.
Но длилось оно недолго, поскольку глаза Веллингтона остановились на ее ожерелье.
— Черт возьми, а это у вас откуда?
Элиза немного отклонилась назад, чтобы камни, лежавшие на изгибе ее груди, смогли поймать пробивавшийся через окна отсвет тусклых уличных фонарей.
— Красиво, правда?
— Это вы о чем?
Нет, бедолаге положительно необходимо чаще бывать в обществе.
— Я говорю о своем ожерелье, Велли.
По его шокированному выражению лица она могла только догадываться о том, какими нечестивыми способами она раздобыла эти драгоценности в его воображении. Не стоит его мучить. Она успокаивающе положила ладонь в шелковой перчатке ему на руку.
— Один благодарный шейх был просто счастлив подарить мне это.
Она с удовлетворением отметила его замешательство и смущение. Веллингтон неопределенно хмыкнул и снова стал разглядывать пробегающие мимо улицы.
—Думаю, окончание этой истории мне знать не обязательно.
— Вот и хорошо, — снисходительно ответила она.
Склонив голову набок, она оценивала его готовность войти под освященные временем своды Лондонской оперы. Самой Элизе больше подошел бы мюзик-холл, но она должна была признать, что одеваться ей нравилось, — видимо, это было у них с архивариусом общее. Безупречно облаченный в весьма изящный вечерний наряд, Веллингтон Букс превзошел ее ожидания и очень поднялся в ее глазах. В самом деле, он выглядел очень стильно. Ее окончательная оценка прозвучала коротко:
— Вы на уровне.
— Что ж, благодарю.
После этих слов наступила долгая пауза. Большую часть пути до Друри-Лейн[13] они просидели в молчании. Элиза разглядывала странного вида чемодан, по которому тихонько барабанили его пальцы, а Веллингтон уставился в окно, старательно игнорируя ее любопытные взгляды. Чем ближе они подъезжали к месту назначения, тем яснее на губах Веллингтона вырисовывалась самодовольная улыбка.
Казалось, что весь цвет лондонского высшего общества сегодня вечером пришел на оперу Верди «Макбет». Веллингтон первым вышел из кареты и помог спуститься Элизе — что было весьма кстати, поскольку ей уже давно не приходилось носить на себе столько одежды. Выражение ее лица во многом отражало обычное возбуждение зрителей перед представлением, но где-то в глубине души Элиза побаивалась того, что приготовил ей сегодняшний вечер. Черт, как же она ненавидела оперу! Однако ставки были сделаны, так что теперь ей следовало принять соответствующий внешний вид, откуда и появилась эта выжидающая улыбка на ее лице.
Когда она повернула голову в сторону Веллингтона, ей хотелось, чтобы ее благодарная улыбка выглядела искренне. Труднее всего ей было притворяться в тот момент, когда Веллингтон взвалил странный чемодан на плечо и вышел с ним из кареты. Зря она надеялась, что он оставит его там. Чемодан определенно не гармонировал с его вечерним одеянием, что наверняка привлечет внимание. По его напряженной позе можно было заключить, что штука эта тяжелая, но будь она проклята, если спросит у него, что это такое.
Несмотря на свою неловкость, Веллингтон все же заставил ее улыбнуться, предложив ей руку. В его решимости соблюсти все приличия чувствовалось очаровательное рыцарское благородство.
Они поднялись по ступенькам к парадному входу в потоке других хорошо одетых людей. Букс задел несколько человек своим подозрительным ящиком, но так горячо извинялся — как, впрочем, и пострадавшие, — что на это никто особого внимания не обратил.
Оказавшись под теплыми лучами газового освещения, Элиза сняла свой плащ и перебросила его через руку, тогда как на другой руке у нее висели смехотворно крошечная вечерняя сумочка и яркий веер. У всех вокруг перехватило дыхание — именно на такую реакцию она и рассчитывала. Надо сказать, что, готовясь к вечеру, она некоторое время обдумывала, не одеться ли ей во все красное, но, как бы ей ни нравился этот цвет, он привлек бы к ней внимание совсем другого толка. Ее платье насыщенного зеленого цвета сразу же было замечено, и именно так, как ей того хотелось. Рукава были по-модному пышными, но располагались низко, изысканно открывая ее плечи. Платье делало фигуру по-змеиному гибкой и изящной и имело достаточно большое декольте, чтобы демонстрировать ее драгоценности. Веллингтон был не единственным, кто уставился на нее, — она чувствовала на себе множество восхищенных взглядов. В министерстве Элиза не могла пользоваться этим своим оружием, зато теперь она хотя бы убедилась, что еще обладает им.
Обернувшись к архивариусу, она слегка склонила голову.
— Что-то не так, дорогой Веллингтон?
— Н-нет... — Он закашлялся. — Вовсе нет, мисс Браун.
Она подняла свой веер и, ткнув им в него, громким шепотом произнесла:
— Считаю, что в данной конкретной ситуации, находясь под прикрытием, вам следует обращаться ко мне «дорогая», «любимая» или на худой конец «Элиза».
—Думаю, у меня должно получиться последнее. — Лицо его стало жестче, хотя румянец еще исчез не полностью. Затем он выдавил из себя: — Дорогая Элиза.
— Очень хорошо, — сказала она и, пристроившись к нему сбоку, направила его к гардеробу.
Взяв у Элизы плащ, молодой гардеробщик непонимающе воззрился на чемодан Веллингтона. Он старался быть предельно вежливым и не хотел задавать вопрос напрямую. Однако все-таки пришлось.
— Сэр, вы планируете взять это с собой в зал?
Лицо архивариуса стало скорбно-суровым.
— Мне ужасно жаль, но я просто вынужден. Распоряжение моего врача.
— Именно поэтому мы взяли места в ложе, — подхватила намек Элиза и стала развивать мысль дальше. — Мой муж должен расположиться с комфортом. — Короткая вспышка обворожительной улыбки, небольшой наклон фигуры, в выгодном свете открывший грудь и украшавшие ее драгоценности, — и молодой человек растаял.
— Ну что ж, я полагаю, что по медицинским соображениям мы можем сделать для вас исключение. — Он выдал Веллингтону небольшую желтую карточку. — Предъявите это распорядителю зала. — Затем он склонился вперед и приглушенным голосом добавил: — Некоторые зрители настаивают на том, чтобы проводить с собой собак, так что, думаю, в вашем случае все обойдется.
— Очень хитро, Веллингтон Букс, — пробормотала Элиза, когда они шли через главное фойе. Ее по-настоящему впечатлили его актерские способности. В ответ он бросил на нее весьма самодовольный взгляд.
Вручив на входе свои законные билеты, — а также не вполне законный пропуск, — Элиза и Веллингтон попали в знаменитый зал Лондонской оперы. Театр этот, открытый всего год назад, привлекал толпы восторженных зрителей не только как место вечерних развлечений. Люди шли сюда, чтобы их видели. Никто не торопился на свои места. Посетители бродили по зданию, восхищаясь его внутренней отделкой, или же останавливались поболтать и посплетничать со знакомыми. Интерьер был оформлен весьма изысканно: сплошь спиральные линии, все выдержано в пурпурных и золотых тонах. Подпираемые снизу полуобнаженными статуями богинь ложи, которых с каждой стороны было по шесть, располагались по две в три ряда. В некоторых из них на видном месте был выставлен герб семьи, платившей непомерные деньги за привилегию иметь в опере свою постоянную ложу.
— Вы видите это? — прошипел Веллингтон, положив ей руку на талию, чтобы направить ее.
—Да, да, — так же тихо ответила она.
С левой стороны в среднем ряду, на центральной ложе, сияя и блестя в свете громадной театральной люстры, красовался нарисованный золотом знак феникса. В данный момент эта ложа была пуста.
— А знаете, — тихонько прошептала Элиза, — для тайного общества они что-то не слишком прячутся.
— Высокомерие — великое дело, а нам их знаки понятны только потому, что мы их искали. Но есть одна сложность: нам необходимо оказаться в ложе, которая находится над этой. — Веллингтон многозначительно похлопал рукой по своему ящику.
— Так уж и необходимо?
— Абсолютно. — Решительное выражение его лица полностью исключало любую возможность дальнейших дискуссий. Что бы ни находилось у него в ящике, он был в этом совершенно уверен.
— Ну, что ж. — Элиза распахнула свой веер и развернулась, чтобы уйти и сделать невозможное реальностью... как обычно.
—Дорогая. — Архивариус притянул ее за руку к себе. — Возвращайся побыстрее, — сказал он для обтекавшей их толпы, однако затем прошептал в самое ухо: — И прошу вас, не убивайте никого.
Мило рассмеявшись, Элиза отошла от него. «Он действительно меня совсем не знает — Гарри уже точно бы понял, насколько далеко я могу зайти». Пробираясь через толпу, она печально вздохнула. Все это было довольно несложно: встать на входе в ложи, билеты в одной руке, носовой платок — в другой, и сделать скорбное лицо. Пришлось, правда, побеспокоить непричастных к делу людей, прежде чем она нашла тех, кого искала.
Высокий мужчина в элегантном вечернем костюме и его миниатюрная жена в ярко-синем платье учтиво остановились, когда Элиза вежливо спросила:
— Извините, пожалуйста, у вас места случайно не в ложе номер пять?
Элиза протянула им свои билеты, и губа ее расчетливо задрожала.
— Я прошу прощения, но не могли бы вы поменяться с нами местами?
Джентльмен опустил глаза на ее руку.
— Но это ведь...
И в этот момент вступили в ход актерские уловки Элизы. Обернувшись, она беспомощным жестом показала в сторону Веллингтона, стоявшего в толпе и казавшегося абсолютно потерянным в окружении незнакомых ему людей.
— Я знаю, что это замечательные места, но мой муж... — Она всхлипнула. — В общем, у него совершенно ужасный нрав, а я должна была взять билеты в ложу номер пять. — Элиза устремила на них умоляющий взгляд. — Он у меня очень привередливый.
Мужчина посмотрел на Элизу, потом на Веллингтона, взгляд его слегка затуманился, и он спросил:
— Привередливый? Что-то я вас, милая леди, не вполне пони...
Элиза шумно вздохнула и замотала головой.
— Нет, нет. Все в порядке. Просто я должна была попробовать... — Голос ее сорвался. Она почувствовала, как по щекам покатились слезы, и голосом, полным страха и внутреннего содрогания, добавила: — Это только моя вина, и я должна сама нести ответственность за свои ошибки. Благодарю вас.
— Генри, дорогой, — вмешалась его жена, — я уверена, что из ложи этой славной дамы нам все будет прекрасно видно.
— О, мадам, вы так добры ко мне, — ответила Элиза, сжав губы, словно с трудом сдерживая рыдания, — но нет, я оказалась несостоятельна как жена и должна ответить за свои промахи.
Супруги разом вздрогнули. Женщина осторожно взяла Элизу за руку.
— Дорогая, не расстраивайтесь, это всего лишь места в опере.
— Да, но он такой... — Она запнулась и после возникшей очень неловкой паузы вытерла щеку тыльной стороной ладони, добавив: — Такой настойчивый. Но нет, довольно, все в порядке. Я уверена, что и так получу удовольствие от сегодняшнего спектакля. А это будет мне уроком на будущее.
Супруги сочувственно вздохнули. Элиза поднесла к лицу носовой платок, и с губ ее сорвалось сдавленное рыдание, благо тонкая кружевная ткань скрывала коварную улыбку. Элиза обожала свою работу на задании в полевых условиях.
— Отдай ей билеты, Генри, — настойчиво сказала жена.
Плечи мужчины протестующее опустились, но он быстро сдался и протянул билеты Элизе.
Та уже хотела уходить, когда женщина поймала ее за руку.
— Дорогая, я хочу, чтобы вы взяли вот это. Пожалуйста. Я настоятельно прошу вас принять мое приглашение и посетить наше собрание на следующей неделе.
На карточке, которую она сунула Элизе, было написано:
Клэпемский комитет
за избирательные права для женщин
Фелисити Хартуэлл
Эшберн-Гроув, 7
— Надеюсь встретить вас там, — сказала Фелисити, слегка стиснув ей руку.
Элизе очень хотелось в ответ расхохотаться, но вместо этого она робко и нерешительно выдавила:
— Благодарю вас.
Она могла бы разыграть их и по-другому, но и этот способ оказался забавным. Издав долгий и шумный вздох удовлетворения, Элиза направилась к Веллингтону, неся в руке билеты.
— Все в порядке, дорогая? — спросил он, с подозрением стреляя глазами по сторонам.
Вместо ответа она лишь слегка склонила голову набок, а затем шепнула ему на ухо:
— Их тела никогда не будут найдены.
Он хотел было расспросить у Элизы, как ей удалось это сделать, но тут Фелисити Хартуэлл из Клэпемского комитета отделилась от своего мужа и, подойдя к ним, больно ударила Веллингтона веером по руке.
— Жестокий, — выпалила она достаточно громко, чтобы ее могли услышать и другие посетители оперы.
Веллингтон непонимающе воззрился на пожилую пару, потом перевел глаза на Элизу, которая почему-то смотрела на него со странным испугом.
Как только они ушли, испуганное выражение на лице Элизы сменилось озорным.
Вывод напрашивался сам собой, и он только обиженно засопел.
— Так что, может быть, пойдем на свои места?
Элиза сладко улыбнулась.
— Минутку, милый, — сказала она и развернула его лицом к ложе, на которой был нарисован герб Общества Феникса. — Сейчас прибудут наши друзья, и мне бы очень хотелось на них взглянуть, хотя бы мельком.
— Что ж, ладно, — кивнул он, отводя глаза в сторону. — Только прошу вас, не затягивайте с этим.
Смеясь и игриво касаясь его плеча, она умудрялась незаметно следить за всеми прибывающими гостями.
— Двое мужчин; один из них пожилой, второму где-то под тридцать или чуть больше. Две женщины. Одна пожилая, одета очень элегантно, вторая — средних лет. — Хихикнув, она добавила: — Вторая женщина одета в темно-синее платье, и на ней столько бриллиантов, что хватило бы на целого слона.
— Интересно, удастся ли ей сохранить их до конца вечера, — фыркнул в ответ Веллингтон, уводя Элизу за руку ко входу в их ложу, — учитывая, насколько вы сами любите хорошие камни.
— Ох, мой дорогой Веллингтон, за кого вы меня принимаете? — Она вздохнула и вежливо засмеялась. — Я всего лишь агент на службе ее величества.
— И убранство ваших апартаментов демонстрирует все преимущества вашей службы.
— Вы таким образом пытаетесь критиковать мой изысканный стиль жизни?
— Просто я наблюдательный, — усмехнулся он.
Позволяя ему увлечь себя через толпу, она распахнула веер.
— А знаете, глядя на нас со стороны, я могла бы побиться об заклад, что мы с вами действительно муж и жена.
— Трудно представить себе большую несуразицу, — сказал Веллингтон, положив руку ей на талию, — чем быть женатым на ходячем арсенале. Вы, моя дорогая мисс Браун, являетесь мощным живым доводом в пользу холостяцкой жизни.
К большому ее сожалению, они как раз подошли к распорядителю зала, и Элиза не успела ответить на эту колкость. Когда служитель раскрыл перед ними дверь, она проскользнула вперед со всей смиренностью образцовой английской жены.
Когда дверь за ними захлопнулась, Веллингтон поставил чемодан позади своего кресла, расправил полы фрака и сел. Взгляд его был устремлен на сцену.
— Я слышал, что эта постановка просто великолепна.
Она сверкнула на него глазами, но толку от этого не было никакого, потому что он даже не посмотрел в ее сторону.
— Надеюсь, у вас есть Достойное объяснение тому, что мы расположились над предметом нашей охоты? Потому что обычная практика в таких случаях предполагает нахождение в прямой видимости.
— Я в курсе, — мягко ответил он.
— Значит, вы сознательно действуете вопреки рекомендациям министерства? — Она поймала себя на мысли, что разговаривает тоном сварливой торговки, и это ей не понравилось.
— Получается, что так.
Корсет Элизы позволял ей сидеть только прямо и никак иначе. Если бы она могла, она бы сейчас развалилась в своем кресле и уставилась на него.
Черт побери, а теперь начал играть оркестр.
— Итак, что мы будем делать? — Голос ее показался недовольным даже ей самой.
— Сейчас, — с явным удивлением ответил Букс, — мы будем ждать.
— Ага. — Свет в зале стал гаснуть. — Очаровательно.
Ничего очаровательного тут не было, и она это четко понимала. В конце концов, это же была опера.