Министерство особых происшествий

Глава 18, в которой мисс Браун выступает в роли актрисы и ломает весь спектакль

После пытки оперой Элизе было особенно приятно выйти из проклятой ложи и оказаться подальше от воплей, раздавав­шихся на сцене. У нее в голове не укладывалось, как Веллинг­тон может быть в восторге от подобной какофонии.

Однако весь дискомфорт, связанный со спектаклем, тут же улетучился, после того как она услышала слова наемной убий­цы. Гарри мертв. Для этой итальянской сволочи не имело значения, что он уже и так был полной развалиной в своем по­следнем убежище. Пока Гарри был жив, его выздоровление всегда оставалось в принципе возможным, независимо от то­го, насколько малыми были шансы спасти его от безумия. Ког­да она думала о том, что ей следовало бы забрать Гарри из Бед­лама и самой заботиться о его выздоровлении, ее начинали мучить угрызения совести. Учитывая ее собственные страхи и наличие брата, которого она оставила в Новой Зеландии, уход за Гарри стал бы для нее наслаждением. Возможно, это преследование заслонило от нее все остальное, и она вообще перестала понимать, зачем она здесь находится.

И тем не менее ей не следовало искать способ отомстить — пока что. Они должны следовать от одной зацепки к другой, как учил ее Гарри. Тогда и только тогда может наступить расплата.

А в цивилизованной атмосфере оперы нужно было продол­жать притворяться. Ситуация требовала от нее применить хи­трость, поэтому она не хлопнула дверью в ложу, к чему под­талкивал ее собственный импульсивный нрав. Элиза плотно закрыла за собой дверь, оставив Веллингтона разбираться со своей хитроумной штуковиной. Откуда, черт побери, он вооб­ще взял это изобретение? «Жестянщики» из арсенала очень бережно относились к своим игрушкам, а Букс определенно не был их близким приятелем. Еще одно детище самого Велли, как и архивная аналитическая машина? Очень странно.

С разгадкой этой маленькой тайны придется, однако, не­много подождать — нужно выследить этих негодяев. Честно сказать, следить за кем-то во время выхода в свет — далеко не лучший из возможных сценариев, но Элиза, как любой хо­роший оперативный агент, твердо знала, что представивши­мися возможностями нельзя разбрасываться. А такие возмож­ности появились, когда они обнаружили тех, кто уничтожил Гарри. Ей очень не хватало его в данный момент, она жалела, что его нет рядом и что ей не с кем поделиться.

«Нет, я не должна думать о Гарри. Не сейчас».

Сразу за порогом ложи Элиза сбросила атласные туфли на высоком каблуке и оставила их перед дверью. Веллингтон обя­зательно споткнется о них и заберет с собой. Ему это будет удоб­нее, а туфли обошлись ей в Париже в кругленькую сумму.

Она пробралась вниз по лестнице, прислушиваясь к гово­ру за дверью ложи под ними. Мимо, направляясь вверх, про­шел привратник и повернулся, шокированный видом ее босых ног; но ему слишком хорошо платили, чтобы задавать таким людям вопросы. Однако взгляд его задержался на ней чуть дольше, чем это диктовалось хорошими манерами. Когда они с Элизой встретились глазами, она шаловливо подмигнула мо­лодому человеку и продолжила свой путь вниз по лестнице.

Дверь в интересующую ее ложу распахнулась, и Элиза бы­стро прижалась к стене за изгибом лестницы; сердце бешено стучало в груди. Заставляя себя дышать спокойно, она пыта­лась понять, придется ли ей стремительно отступать наверх, или же люди из ложи будут уходить по коридору. Однако приближающихся шагов она не услышала. Выждав еще пару секунд, она бросила взгляд на лестницу внизу, а затем выглянула налево в коридор, который вел к выходу из театра. Там никого не было.

Быстро посмотрев направо, она успела заметить край мельк­нувших по ковру юбок. Было похоже, что эти конспираторы, выставляя напоказ влияние своего общества, все же не гнуша­лись при необходимости применять всякие хитрости и уловки. Судя по тому, что эта женщина только что убрала одного из своих же, уловки у них все время будут стоять во главе угла.

Элиза на мгновение опустила руки, чтобы ощупать снару­жи юбку: два компактных пистолета «дерринджер 1881 » бы­ли на месте, пристегнутые по одному на каждом бедре. В ка­кой-то момент она даже подумала, не задержать ли всю эту группу из Общества Феникса, — но она быстро поняла, что без поддержки это было глупо.

Мелькнула также мысль о реакции доктора Саунда на не­санкционированные действия в отношении членов высшего лондонского общества, и это сдержало ее обычную склонность к опрометчивым решениям. Жаль, не было рядом Веллингто­на, который смог бы по достоинству оценить ее выдержку.

«Нет, — решила она, — лучше всего будет опознать их, может быть, проследить за главным подозреваемым и выяс­нить, где он живет в Лондоне, посмотреть, с кем он встреча­ется, и, таким образом, очертить круг остальных конспира­торов». «Когда сомневаешься, — раздался в голове голос Гарри, — возвращайся к основам».

Но, если бы она по-настоящему возвратилась к основам, она бы не стала следить за этой сучкой. В руке бы оказался ее любимый стилет, и она уже отомстила бы за своего пропав­шего партнера и друга.

Чертовы театры все одинаковы — здесь все было так же, как в Ла Скала: полно всевозможных входов и выходов. Бег­лый взгляд вдоль коридора сообщил ей, что зрители в ложах полностью увлечены спектаклем — еще одно свидетельство вырождения аристократии, с ее точки зрения.

Краем глаза она заметила шевельнувшуюся тень. Она замер­ла, задержала дыхание и, выглянув, увидела, как итальянка заходит в дверь с надписью «Закулисные помещения». Пять секунд — это все, что она дала убийце Гарри, прежде чем про­скользнуть за ней за кулисы, взяв в каждую руку по клинку, которые чуть раньше уже мельком видел Веллингтон.

Музыка Верди окутала ее со всех сторон и едва не свалила с ног. Было чертовски трудно расслышать хоть что-нибудь за ревом оперы, а всеобщая суета, царившая за кулисами, отвлек­ла ее еще больше. Находясь настолько близко к театральному действу, Элиза уже никак не могла избежать всего этого, а му­зыка тем временем стала еще более неистовой, видимо, при­ближаясь к кульминации. Подсобные рабочие зорко, словно ястребы, следили за происходящим на сцене, готовые в любой момент опустить занавес. Впереди в ожидании своего выхода стояла группа актеров с оружием и маскировочной листвой де­ревьев в руках, готовясь присоединиться к остальной труппе на сцене в сплошной стене звуков музыки и пения. Опустив голо­ву пониже, Элиза изо всех сил старалась изображать из себя еще одну актрису — нелегкая задача, если принять во внима­ние ее вечернее платье и драгоценности на шее.

К счастью, здесь практически не было тех, кто мог бы выска­зать свое недовольство.

Вдруг чья-то рука крепко схватила ее за волосы и резко раз­вернула; из-за внезапности этого нападения оба ножа улетели куда-то в темноту. И это был не работник сцены: хватка была слишком уверенной и слишком профессиональной. Крутанув­шись на месте, Элиза сумела вырваться и оказалась нос к носу с изящной миниатюрной женщиной, которая была ниже ее по меньшей мере на голову. Красивое лицо с оливковой кожей в обрамлении волнистых темных волос улыбалось ей, но вовсе не приветливо. В глазах женщины горели угроза, вызов и гнев. Элиза до сих пор толком не видела убийцу из клиники доктора, но интуиция, личный опыт и то, как ее схватили за волосы, под­твердили догадку. Эта женщина относилась к типу дам, которые могли бы украсить любой салон Европы: привлекательная, умная и энергичная. Все это, да еще умение обращаться с динамитом, уничтожившим практику доктора Смита, превращало синьору Софию дель Морте в смертельную комбинацию разных качеств.

Хватка Софии, которую ненадолго успела почувствовать на себе Элиза, рассказала еще кое о чем: эта женщина не полага­лась исключительно на взрывчатку. «Что ж, очень хорошо, — отрешенно подумала Элиза. — В точности, как и я».

— Немного рановато покидать свои места, мадам. — В жи­вом исполнении акцент наемной убийцы оказался еще более очаровательным.

Вокруг них к выходу готовились актеры, между опорами и установленным оборудованием взад-вперед сновали работни­ки сцены. Основы, к которым постаралась вернуться Элиза, оказались слишком сложными.

— И для смертей в этой опере тоже еще рановато, — пя­тясь, огрызнулась она. Двинувшись спиной вперед в сторону лож, чтобы не возникало никаких сомнений в ее намерениях, Элиза подняла бровь. — Макбет не умрет еще минут пять, не меньше, София. — «Вот так, получи, стерва. Я даже знаю, как тебя зовут».

Когда убийца услышала из уст Элизы свое имя, улыбка ее стала тонкой и смертельной.

— Что, не настолько образованны, чтобы знать о проклятии шотландской оперы? — Она сделала острожный шаг вперед, а Элиза тут же отступила, сохраняя дистанцию. — Не повезло вам: произносить здесь имена — очень плохая примета. Но, су­дя по вашим манерам еще там, на Чаринг-Кросс, вы, вероятно, получаете удовольствие, искушая судьбу?

Как приятно, когда тебя узнают по твоим делам.

— Почему бы вам не выйти в фойе и не покончить там с ва­шим невезением?

— И пропустить грандиозный финал? — усмехнулась Эли­за. — Вздор.

Противница бросилась на нее. Она была быстра. Дьявольски быстра. Элиза почувствовала, как сильные руки схватились за модные пышные рукава ее платья, чтобы развернуть ее и швыр­нуть в хитросплетение блоков и веревок на краю сцены.

Потом останутся синяки, но этого было недостаточно, чтобы свалить Элизу с ног. Она оттолкнулась от стены и схватила на­емницу за руку. Теперь уже Элиза развернула ее лицом к себе, чтобы тут же грациозным движением нанести удар обратной сто­роной руки. Освещение за кулисами было слабое, но Элиза за­метила красные полосы, оставленные на коже убийцы ее коль­цами. «Первая кровь за мной», — с гордостью подумала она.

Однако по спине Элизы пробежал холодок, когда наемни­ца, почувствовав бегущую по щеке кровь, зло ухмыльнулась в ответ, после чего сама нанесла удар открытой рукой.

«Ее кольцо, — вдруг сообразила Элиза. — Черт побери, ее кольцо!»

Элиза перехватила ее руку, прежде чем та достигла цели, сжала запястье убийцы своими пальцами, а затем резко дер­нула ее впереди в сторону, не отпуская. Затем она быстро вы­вернула руку нападавшей назад и вверх, отчего пальцы Софии растопырились. Элиза сняла смертельное украшение с олив­кового пальца, избежав прикосновения к острым завитушкам, а потом, оттолкнув Софию, бросила ее на оснащение декора­ций: от этого удара туго натянутые пеньковые веревки, под­держивавшие крепость Макбета, затряслись.

Им обеим сейчас мешали их платья, хотя итальянка была одета намного проще, более компактно, без всяких оборок и кружев, которых было достаточно на зеленом вечернем на­ряде Элизы. Они осторожно кружили друг против друга, и Эли­за тем временем оценивающе рассматривала ее. Она стара­лась отогнать свои сомнения. До сих пор ей везло. В ходе схватки она поняла, что превосходит соперницу в силе, но на­выки у женщины были те же, что и у нее самой.

Из своей несколько пострадавшей прически Элиза с три­умфальной улыбкой извлекла стилет с рукояткой в форме пав­лина. Однако противница — с не менее экспрессивной улыб­кой — из своих изящно уложенных волос вынула два таких же длинных тонких лезвия.

Краем глаза Элиза заметила какое-то движение сбоку, но тень эта удалялась от них обеих. Может быть, работник сце­ны побежал звать на помощь? Времени у них немного, да Эли­за и не собиралась растягивать схватку. Пора опускать занавес для убийцы Гарри еще до того, как тот опустится для короля Шотландии.

Под шелест ткани наемница сделала грациозный выпад, на­правив оба клинка по широкой дуге, один в голову Элизе, дру­гой — ей в живот. Элиза блокировала атаку, отразив один удар толстым браслетом с брильянтами на своем правом запястье, перехватив при этом руку Софии, направленную ей в голову. Когда угроза была отведена в сторону, Элиза увидела перед собой открытого противника и нанесла колющий удар, но та уклонилась и от блока запястьем, и от прямого выпада.

Обе женщины замерли, внимательно изучая друг друга в по­исках ранений. Затем послышался звон упавшего металла, и обе посмотрели вниз.

Обломки лезвий валялись на полу, а там, где должны бы­ли, по идее, находиться их проткнутые насквозь почки, на одежде болтались сломанные рукоятки.

— Кто ваш портной? — хором задали они один и тот же вопрос.

Когда же ответа не последовало, они оттолкнули друг дру­га, отшвырнув в сторону бесполезное уже оружие. Сходство между ними бросалось в глаза и казалось Элизе поразитель­ным: любовь к взрывчатке, вкус к преследованию и пристра­стие к бронированному нижнему белью. Если бы София дель Морте не была бы тем, кем она являлась на самом деле, они могли бы стать подругами.

В тусклом свете за кулисами блеснула сталь второго ножа Софии. Элиза молча добавила в их общие интересы «скрытое оружие».

Нож сделал несколько выпадов, словно мангуст, пытающий­ся вцепиться в горло загнанной в угол кобре. После третьего выпада Элиза наконец-то воспользовалась преимуществом своего модного платья: с помощью большого пышного рукава ей удалось запутать оружие Софии в складках ткани. Наемни­ца отпрянула, но потеряла равновесие и упала вперед... .

...где ее уже ожидал кулак Элизы.

Еще один рывок рукавом, и снова София получила в нос. После третьего точного попадания Элиза впала в эйфорию от успеха и пропустила удар Софии — опущенной головой сни­зу в подбородок и по нижней губе. Убийца высвободила свой нож из складок ткани, но Элиза крепко схватила ее за запя­стье. Они продолжали бороться в полумраке за оставшееся оружие, перетягивая его к себе, словно две девочки, сражаю­щиеся за любимую игрушку. Локоть Элизы врезался Софии в челюсть, и нож, пролетев по воздуху, выскочил из-за кулис и пропал под ногами двигающегося Бирнамского леса, подби­равшегося к оглушительным высотам грандиозного финала оперы Верди.

Обе женщины ринулись за ним, Элиза дернула Софию за волосы, чтобы оттащить ее назад, но тут же сама потеряла равновесие, получив удар коленом по своему бронированно­му корсету. Элиза оттолкнулась от деревянного пола, обхва­тив итальянку обеими руками, и тихо выругалась, почувство­вав на лице теплый янтарный свет рампы.

Крики актеров и зрителей подтвердили ее худшие предпо­ложения: их потасовка переместилась в Бирнамский лес.

Элиза протолкнула Софию еще дальше на сцену и зарыча­ла, но уже не на свою противницу, а на жуткий хор вокруг них, который по-прежнему продолжал петь и плясать в финале падения Макбета. «Что ж, шоу действительно продолжает­ся», — подумала она, прищурившись и глядя на Софию.

Наемница стояла на ногах, фигура ее была подсвечена сза­ди огнями рампы, когда неожиданно — под крики зрителей, к которым теперь присоединились и исполнители на сцене, — юбки ее упали вниз. Нижнее белье итальянки вряд ли можно было назвать вполне пристойным, поскольку сделано оно бы­ло из кожи и замши. Элиза сразу же заметила очертания че­тырех небольших пистолетов, по два на каждом бедре. С боль­шой долей вероятности можно было предположить, что где-то здесь спрятаны еще и ножи.

Элиза бросилась к ней, но София, обретя новую свободу движений и развернувшись вокруг своей оси, нанесла расчет­ливый удар ногой, силу которого Элиза почувствовала даже через бронированный корсет. Она упала на пол, и рядом с ней оказался нож. Но пальцы ее даже не успели прикоснуться к нему, потому что новый удар ноги отбросил его далеко на другой конец сцены.

Раздавшийся крик ярости заставил Элизу быстро поднять го­лову и немедленно откатиться в сторону, уклонившись от обру­шившегося на нее удара копьем, которое София, по-видимому, отобрала у кого-то из актеров. В перекатывании, возможно, и не было особой необходимости, но нечто подобное Элизе все-таки нужно было предпринять. Впрочем, таким образом она узнала, что бутафорское оружие, хотя и опасное, явно не было рассчитано на то, чтобы бить им по твердой поверхности, на­пример, по сцене.

Услышав, как копье ударилось в пол и после этого раско­лолось, Элиза опять откатилась назад и нанесла удар ногой, вновь отправив Софию в Бирнамский лес. Поправив свои юб­ки и вскочив на ноги, Элиза избавила какого-то попавшегося под руку шотландца от его меча. Он в большей степени напо­минал дубинку, чем настоящий меч, но пока и такой сойдет.

Тут она услышала, что исполнитель арии Макдаффа стал запинаться. Оркестр, не теряя ритма, продолжал играть, а ак­тер двинулся к центру сцены — меч его подняла София. Ее довольная улыбка говорила, что этот меч был тяжелым и твер­дым — настоящее оружие, используемое для сценических схваток. Движения ее были театральными, зато само ору­жие — более чем подлинным, предназначенным для усиления правдоподобности драмы на сцене и на беду Элизе.

«Ну почему это обязательно должен быть “Макбет”? По­чему не “Фигаро”, “Севильский цирюльник” или, скажем, “1001 ночь”, в общем, что-нибудь с подушками?» — подумала Элиза, когда на ее голову обрушился удар меча. Она отрази­ла его, но ее дешевая бутафорская подделка при ударе рассы­палась. Впрочем, из-за мощного замаха и несбалансирован­ности меча с широким лезвием София сразу же потеряла равновесие.

— В следующий раз, приятель, — бросила Элиза актеру, у которого отобрала оружие, — возьми что-нибудь потяже­лее, как у того урода, третьего слева!

Мужской хор рассыпался, расступившись, словно воды Крас­ного моря, перед Софией, которая, сердито зарычав, подняла меч над плечом и ринулась вперед. Пригибаясь и уклоняясь, Элиза изо всех сил уворачивалась от ударов клинка. Каким образом этой женщине так чертовски повезло вписаться в роль в этой опере? Это оружие могло пронзить защитный корсет или просто снести ей голову, и тогда в финале на сце­не недостатка в крови не будет.

Многие из труппы бросились за кулисы позади Софии, но другие мужественно оставались на местах, продолжая петь и бросая тревожные взгляды на сражавшихся между ними двух женщин. Элиза обязательно по достоинству оценила бы та­кую преданность своему делу, если бы не была так озабочена тем, чтобы остаться в ходе этой схватки в живых.

— Черт побери! — вдруг воскликнула Элиза, перекрики­вая крутое крешендо оркестра.

К бедрам ее по-прежнему были пристегнуты пистолеты, стоит только поднять ткань. Протянуть руку, выхватить и при­целиться. Выстрелом она, по крайней мере, выбьет из сопер­ницы дух. Конечно, тут предпочтительнее выстрел в голову. Для этого ей нужно было только выбрать момент, когда Со­фия перестанет атаковать.

София сделала новый выпад, промахнулась и снова броси­лась вперед.

И в этот момент завопила леди Макбет. Причем прямо Эли­зе в ухо.

В профессионализме этой певице было не отказать. «Хоро­шие легкие», — подумала Элиза, когда сила звука буквально отбросила ее к краю сцены. Потеряв ориентацию от крика примадонны, громкой музыки и общей неразберихи, Элиза за­цепилась ногой за оборку своей юбки, и ее и без того не слиш­ком изящные перемещения закончились неуклюжим падени­ем. Позади нее три лампы рампы разлетелись вдребезги под ударом острого меча Софии.

И следующий удар этого меча должен был прийтись на шею Элизы, но тут кто-то остановил его. Элиза издала вздох облег­чения, заметив неожиданно появившийся меч Макбета.

Она всегда обожала этих шотландцев.

София уже приготовилась снести голову этому актеру, но тут уже Элиза отбросила ее назад ударом локтя в нос.

— Спасибо, приятель, — сказала Элиза, хватая меч глав­ного действующего лица. — Если доживу до конца этого спек­такля, с меня пиво!

Меч в ее руке показался ей несерьезно легким, да и сбалан­сирован он был не так, как ей того хотелось бы; но он, по крайней мере, был сделан из металла. Обе женщины пристально смотрели друг на друга поверх клинков своего оружия; выте­кающий из разбитых фонарей газ разъедал глаза и ноздри. Во­круг них самые азартные из актеров продолжали петь, хотя, видимо, и не на своих местах. Элиза и ее соперница расчисти­ли на сцене большой круг, перенеся шоу ближе к зрителю.

София подняла глаза на публику, словно только теперь со­образив, где она находится. Уголки ее губ выгнулись.

— Не люблю заниматься делом на людях, — крикнула она сквозь музыку, которая никак не желала умолкать. — И, чест­но говоря, дорогая, все прошло бы намного легче, будь мы в бриджах. Что если нам еще раз встретиться, одевшись бо­лее подходящим образом?

Элиза хотела уже бросить в ответ какую-нибудь остроум­ную реплику, тем временем пытаясь левой рукой добраться до своего пистолета, но тут вторая женщина просто отвернулась, словно они уже обо всем договорились. Одно биение сердца, какая-то секунда ушла на то, чтобы понять, что противник за­думал на самом деле: в руке у Софии теперь появился зажжен­ный факел, который она забрала у кого-то из хора.

Эта проклятая правдоподобность декораций грозила обер­нуться большой бедой.

Пламя факела затрепетало в воздухе, полетев в сторону разбитых газовых фонарей рампы. Черт возьми! Передней части сцены, плававшей в вытекавшем газе, не требовался ни­какой динамит, чтобы взорваться не хуже клиники доктора на Чаринг-Кросс; но поскольку произошло это намного ближе к Элизе, то и отбросило ее при этом намного дальше, чем удар­ной волной, повалившей тогда их с Веллингтоном на землю. Ее окатило жаром и отшвырнуло в оркестровую яму. Взрыв эхом разнесся по залу оперы, чему во многом способствовала прекрасная акустика.

Элиза, чье великолепное платье было порвано и покрыто копотью, обнаружила себя на руках у пары глубоко изумлен­ных виолончелистов, сидевших внизу со своими инструмента­ми. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, мучи­тельно соображая, как соблюсти должный этикет при выходе из такой ситуации. Наступившая после взрыва тишина была монументальной — и впервые за целый вечер вокруг никто не вопил. Музыканты оказались настоящими джентльменами и безмолвно помогли ей как-то прикрыть выгоревшие участ­ки на ее некогда ошеломительном вечернем платье.

Элиза осторожно выбралась из их неловких объятий и, по­качиваясь, встала на ноги. Кое-как поправив остатки приче­ски, она взглянула на свою ложу. Да, Веллингтон оставался на месте, и лицо его было белее итальянского мрамора. Ис­тинная правда: если по-настоящему шокировать человека, че­люсть у того действительно отвисает сама собой.

Элиза слегка помахала ему рукой; как раз в этот момент в зале раздались редкие разрозненные аплодисменты. Затем она обратилась к нему:

— Милый, пожалуйста, будь душкой и вызови нашу каре­ту. Думаю, что представление уже завершилось.