Мир в пузыре. Том I: Иллюзия реальности

Глава 4. Полилог (часть 3)

— Зеленый лес, лес полный папоротника. Я же рассказывал тебе об этом. Они видят все тот же сон, все время один и тот же сон.

— Да, да, — поддержала Анна. — Он…

— Коллеги! — на выдохе крикнул Альфред, обрывая Черевко. — Ну, вы что, ребята, смеетесь надо мной?!

— Во время выступления я не стал рассказывать обо всех тонкостях эксперимента и его фактах, потому что они еще незадокументированы. Так вот, как я выяснил, существуют избранные люди…

— Да погоди ты! — выдохнул Гибитц.

— Альфред! Ну что за манера перебивать нас? Дай же мне рассказать все, будь человеком!

— Ох, — произнес глава, вновь на выдохе. — Ладно. Крути свою шарманку.

Владислав причмокнул губами с улыбкой на лице.

— Что, Владек?

— Да ничего. Ты как всегда. Не люблю, когда ты так говоришь. Ты слушать нас будешь? Или как обычно найдешь какие-то папки с бумагами и сделаешь вид, что очень занят.

— Что? Я так никогда не делал. Ты чего?

— Ладно, может быть и нет. Но, я замет в прошлый раз совершенно обратное.

— Ну, я действительно был занят.

— Просто уже начинает бесить это выражение с шарманкой.

— Ну, ладно, ладно тебе. Извини. Рассказывайте, только больше фактов, — развел руками Альфред. — Раз вы меня загнали сюда, рассказывай.

— Я выяснил вот что, — наконец продолжил доктор. — Существуют избранные. Избранные люди. Только они могут попадать в этот мир. Кто и как их выбрал — я пока не знаю. И это лишь теория. И…

— Этот мир? — удивился Гибитц, обрывая Лесневского. — Я заметил, ты пошел дальше, нежели раньше, — закрыв глаза, он покачал головой.

Тем временем профессор Черевко незаметно вытащила чистый лист бумаги из папки Лесневского. И начала писать что-то своей золотой ручкой. „От папы с любовью!“ — было выгравировано вдоль ручки по-русски.

— Мир снов, — улыбнулся Альфред. — Так ты его называешь? А может быть, параллельный мир?

— Зря ты так. Издеваешься опять?

— Разве я смеюсь или передразниваю тебя? Я лишь углубляюсь в суть.

Лесневский глубоко вздохнул.

— Ну, если копнуть глубже, то можно этот мир назвать Навью, — продолжил Владислав.

— Навью? А это что такое?

— Наши предки Славяне так называли мир снов, неявленный мир, то есть то, что не проявлено в этом мире Яви. Так, что можно назвать его Навью. Это звучит куда более солидно, чем просто мир снов.

— Навь, значит? — выдохнул Гибитц. — Это что-то новое. Ну-ну.

— Да, Альфред. Я точно не знаю, но факт в том, что наши пациенты видят во сне других людей. Вот профессор Черевко…

— Что? — приподняв голову, с растерянным выражением лица, сказала Анна. — Да! — произнеся уже более уверенно, убирая ручку в карман пиджака.

— Просмотрите эти рисунки, здесь двадцать один портрет тех людей, которых они видели во сне. Только внимательно.

— Лесневский, опять ты за эти рисунки! Теперь их у тебя больше, — в голосе главы была усталость.

Владислав открыл одну серую папку, внутри оказалась еще одна, черного цвета.

— Извините, сейчас, — доктор не переставал копаться в бумагах. — Ах, да вот. Итак. Конечно, изображения не очень похожи на реальных людей, их все же рисовали люди без художественного образования. В состоянии сомнамбулизма. Однако, профессор Черевко, гляньте, быть может, кто-то из ваших есть на этих рисунках?

Доктор Лесневский передал папку в руки Анны. Она опустила голову и стала перебирать листы.

— Только внимательно, я Вас прошу, Анна, это очень важно, очень важно, смотрите внимательно.

— Ладно, ладно, — отмахивалась Черевко. — Я что, маленькая!

— Извините, понял, — растерянно произнес Владислав.

После молчаливого наблюдения Гибитц встал из-за стола и потянул плечами.

— Да-а! — произнес он.

— Альфред.

— Да некоторые уже пожелтели со временем, — зевая, сказал глава. — Твои рисунки, — после небольшой паузы, он продолжил. — Интересен, конечно, результат. Может быть, ты успокоишься, наконец. И вернешься на землю.

— Да, да. Знаю, нужно их отсканировать и размножить.

— И на каждый столб приклеить!

— Ну, чего ты такой?

— Да я всегда такой. Я устал. Я постоянно нахожусь в ответственном положении. Через меня столько претендентов проходит с невероятными теориями и идеями. Паро доходит до абсурда. Дел по горло, а мы обсуждаем Навь. Мне, как твоему другу, конечно интересно, что тебя так привлекло в этом деле и чем все это закончится. А главный вопрос — это когда? Завтра мне еще отдуваться перед критиками. Не все выступления прошли так, как планировалось на сегодня. А их суммарное мнение влияет на решение мэра о финансировании нашего симпозиума в следующем году. Потому Моран в некоторой степени наш спаситель. Я сейчас ищу источники дополнительного финансирования. Важно понимать, что город финансирует не содержание Нобелевской комиссию на время симпозиума, а лишь сам симпозиум, его размах, масштабы и съестную часть. Гостиница для делегатов оплачивается так же дополнительно из другого бюджета. Бюджеты и бюрократические тонкости, очень много ответственности и обязанностей. К тому же еще освещение в прессе и во всех СМИ.

— Понимаю.

— Да ничего ты не понимаешь, — потягивался Гибитц. — Я устал сидеть все эти часы на симпозиуме. Устал! А тут еще это.

— А твои заместители?

— Если хочешь все сделать хорошо, сделай это сам!

— Понимаю.

— Ай! — отмахнулся Гибитц. — Извини, Владек. Резкий я. Извини. Очень раздражителен в последнее время.

— По-моему последние несколько лет ты всегда такой. Может тебе стоит…

— Что? — обрывая друга. — Владек, что мне стоит? Бросить работу?

— Нет, конечно.

— Эх, Владек, прости, я не со зла. Наверно нужно хорошо выспаться и принять немного виски.

— Ты всегда был прямолинеен. С такими людьми легче общаться. Ты меня тоже извини за доклад.