— Тех, что вынесли на улицу, вновь начало трясти, — продолжал полковник. — Они вопят, как сумасшедшие. Становится все хуже и хуже! Что делать не знаю! Несколько машин с гражданскими остановились у больницы. Сейчас такой огласке все предастся, что секретной операцией это назвать будет уже нельзя.
— Что? — обернулся Борщ. — Без паники! Гражданских не пускать!
— Так точно! У некоторых носовое кровотечение началось, — продолжал полковник Олещук. — А у других обострилась боль. Вы слышите, как они кричат?
Из коридора продолжали раздаваться крики. Ужасные вопли, отражаясь от голого потолка и кафельного пола, многократно усиливались. Становилось невыносимо. Главный начинал нервничать.
— Что будем делать генерал-майор?
— Полковник, займитесь солдатами! Я пока думаю… — вновь развернувшись к бритоголовому.
Из разбитых окон доносились стоны военных. Ужасные крики наполняли двор ужасом. Главный замер в размышлениях, последний раз взвешивая все происходящее. Он хотел все это остановить, он прекрасно понимал, что выход был только один. Но, следовать ему Борщ не хотел. Он пытался найти альтернативу, но у него ничего не получалось. И это злило его.
— Видит Бог, мы не хотели жертв, — наконец сказал главный, приставив дуло пистолета ко лбу Анатолия. — Ты дурак!
Раненный улыбался.
— Вы хороши человек, генерал-майор Борщ, но служите не тем людям.
— Я служу государство.
— Уже нет, они используют Вас, генерал-майор Борщ.
— Что?
— Давай! Иначе они все погинут!
— Ты хочешь смерти? — сказал мужчина с пистолетом. — Ты действительно этого хочешь? Ты настолько глуп?
— Хочу, — выдыхая. — Да, возможно глуп. Нажимайте! — дыхание было неравномерным, Анатолия переполнял страх.
— Черт! — оскалился военный. — Я не хочу этого! Я не хочу это делать! Приказ был взять тебя живьем! Мы работаем без жертв.
— Все меняется, генерал-майор Борщ.
— Ты ведь боишься смерти.
— Боюсь, но не отступлю! ДАВАЙ! — что есть сил, прокричал он. — ДЕЛАЙ СВОЕ ДЕЛО! ДЕЛАЙ ЭТО! — зажмурившись.
— Черт меня дери! — оскалился главный, нажимая на курок.
Прозвучал выстрел, и кровь окропила стену. Мужчина упал бездыханно в лужу своей собственной крови, с улыбкой на лице.
— Черт тебя подери, дурак! — выдохнул военный. — Черт тебя подери, Анатолий!
На улице стало тихо. Из разбитых окон стало доноситься вечернее пение цикад с комариным писком.
Анна в ужасе наблюдала за происходящим. Она хотела подбежать, но ее держали. Она ничего не могла сказать. По лицу бежали новые слезы. Дрожь по всему телу гуляла волнами, чередуясь с учащенным сердцебиением. Голова становилась ватной.
Комната стала светлеть, черный туман полностью рассеялся. Из небольшой комнаты вышел главный.
— Анна Николаевна, — обратился генерал-майор.
— Ч… что? — дернулась она. — Что еще? — вытирая слезы.
— Отпустите ее, — сказал Борщ. — Запомните, здесь никто не умирал на самом деле.
Анна вспоминала тот день, прокручивая каждое слово, каждый миг, каждую секунду в своей голове. Слезы заливали ее лицо и все рабочее место.
Профессор вновь поднялась со стула и подошла к шкафу. Потянув носом, она выдвинула ящик достала документ с жирным заголовком „О неразглашении государственной тайны“. Ее взгляд пал на последние строки документа: „…подвергнется тюремному заключению.“.
— Кто они такие? — вздыхая. — Компания миротворцев, — сказала женщина, рассматривая печать КМ.
Оскалившись, она с ненавистью швырнула документ обратно в шкаф и села за рабочий стол. Николаевна перевела свой взор обратно к дисплею. В окне входящих сообщений мелькало уже три сообщения от Владислава, периодичностью каждые пять минут: „Ты где?“, „Ты ушла?“, „Ты еще тут?“.
Она хотела рассказать Владиславу все, что было у нее на душе. Но этого сделать женщина никак не могла.
В тот момент в ее голове вертелись слова Анатолия, как заезженная пластинка: „до поры до времени“ и „скиталец синей птицы“.
— Фу! — вздохнула она.
Вскочив со стула, Черевко подошла к зеркалу.
— Да же не смей, что-то говорить! — сказала она сама себе в отражении. — Он хороший!
— Они все одинаковые, — оскалилось отражение. — Итог всегда один: горечь и слезы. Ты помнишь, как хотела напиться снотворного? Помнишь? Ты сама виновата!
— Этого не было! В чем я виновата?
— Значит, это было в твоих мечтах?
— В чем я виновата?
— Это твое тело, ты и повинна в нем!
— Ты не права. И он не такой, — отходя от зеркала. — Хватит!
Женщина подошла к окну и бросила взгляд на горизонт, стараясь хоть как-то отвлечься. Ее сердце еще колотилось от воспоминаний. А воображаемое второе я, сейчас совершенно не поддерживало ее. Казалось, что за эти годы оно начало жить своей жизнью. И с каждым разом общаться со своим вторым Я, ей становилось все сложнее и сложнее. Ей нужно было общество настоящих людей. Но развод 2016 года сильно пошатнул ее веру в мужчин, и в себя. Хотя она хотела совершенно обратного.
Она не любила мужских прикосновений, даже просто касаться мужчин. Ей было крайне не комфортно, когда кто-то ее брал за руку. После Ильи что-то сломалось в ней.
— Папочка, был бы ты рядом, — с тревогой в голосе вздохнула Анна. — Ты бы дал мне дельный совет…
Тем временем в Варшаве. Владислав распрямил спину.
— Я так понял, ты там очень занята. Надеюсь, что все у тебя нормально, — проговаривая, набрал он на клавиатуре. — Анна, прости, но мне уже пора, — и отправил сообщение.
— Извини, Владислав, — наконец появился текст красного цвета. — У меня тут были люди, я не могла тебе написать. Потом еще начальство появилось. Разговор затянулся. Еще спишемся. Удачи! И до следующей связи!
— До связи, — Владислав отправил сообщение.
Доктор приподнялся из-за стола.
— Красивая женщина, — вспоминая Анну в Цюрихе. — Ее волосы, глаза, ух, — подумал Владислав, собирая вещи. — Ах да, лекция, пора!