Мистер Критик

ГЛАВА 38

Было утро вторника, солнце все еще низко висело над восточными холмами. Пляж был почти пуст, только несколько серфингистов вытаскивали свои доски из воды. В воздухе ощущался запах соли и слабый запах гнилых водорослей. Вероника и Логан сидели на старом клетчатом покрывале, смотря, как в прибое играет Пони. Логан был в форме хаки, его рубашка и штаны почти того же цвета что и песок. Его пилотка лежала на их сумке-холодильнике, ботинки и носки аккуратно стояли рядом. В полдень он должен был вернуться на базу. Оттуда они отправляли его сначала через Норфолк, потом через Италию, а потом — финальный рывок — снова на «Труман», который был где-то в Аравийском море.

Остатки их завтрака заполняли покрывало вокруг — пластиковые трубки с фруктами, пирог с заварным кремом «Лотарингия», шоколадные круасаны и кружки с горячим кофе. Вероника едва поела, ковыряясь в еде, но Логан все попробовал и съел все за секунду.

— Реальная еда вот-вот останется в прошлом, — сказал он с полным ртом ананаса и черники. — Буду смаковать, пока могу.

Они смотрели, как Пони лает и убегает от прибоя, ее тело извивалось от радости. Она почти в два раза увеличилась в размере с тех пор как они ее взяли. Теперь она была слишком большой, чтобы сидеть у Логана на коленях. Это не останавливало ее от попыток, у Вероники было как минимум три фото собаки, неловко лежащей на нем. Теперь одна из них стояла заставкой на рабочем столе.

— Как я буду воспитывать Пони без тебя? — спросила она. — Ты знаешь, что случается со щенками, у которых нет рядом сильной мужской фигуры. Она вырастет с папочкиными проблемами.

Это не должно было стать настоящим спором, она это отпустила в тот день, когда он отправил документы. Она запаковала все, что чувствовала — обиду, страх, горе — и заставила себя улыбаться и притворяться что все нормально. Он уезжает, нравится ей это или нет. Это не сделало бы ей чести, заводить ссору в день отъезда.

И они еще говорят, что Вероника Марс не знает когда отступить, подумала она с иронией. Что ж, у нее еще осталась куча ветряных мельниц, с которыми можно бороться. В течение нескольких недель с момента ее возвращения из Вегаса, она застряла, не в силах собрать ничего нового на Беллами. Она снова написала Бетани Роуз, спрашивая, рассматривала ли она вариант написать обращение в полицию, но та не ответила. Он послала еще письмо Тоне Ван, девушке чей телефон не обслуживался и умоляла ее позвонить с любой информацией. Вторая попытка.

Без еще одного свидетеля, который бы заявил, она ничего не могла сделать. Ничего кроме как наблюдать за Митчем Беллами и ждать, надеясь, что у них что-то получится до того, как он постарается навредить кому-то еще.

По крайней мере, Мак все еще следит за его счетами, так что мы узнаем, если он что-то попытается сделать. Это как-то успокаивало. И у меня всегда есть телефон Душистого Горошка — не то, чтобы я им воспользуюсь. Но она иногда об этом думала, вынимая бумажку из кошелька и рассматривая ее. Представляя не очень приятные условия, в которых она спокойно может позвонить очень крупному, очень деловому человеку, чтобы тот позаботился о том, что она не может решить в суде.

Между этим и приготовлениями Логана к отъезду, она чувствовала себя нехарактерно беспомощной. Она начала бегать по утрам, чтобы просто чем-то заняться. Она бегала у пляжа и вокруг района, стараясь утомить себя настолько, чтобы было все равно. Пока это не работало, но она начала бегать быстрее. И она начала следить за выборами. Она читала каждую статью, которую могла достать, про Маршу Лэнгдон, одержимая результатами опросов и прогнозируя модели голосования. На этой неделе она несколько раз помогла Киту с делами, чтобы освободить его для подготовки к суду. Это было несложно, но ждать так становилось проще.

Голоса военных жен на похоронах звучали в ее голове Греческим хором. Мы стараемся приглядывать друг за другом. Что ж, увидишь. Это ей не помогало. Она не хотела быть членом их клуба. Не хотела знать каково это, быть так далеко от единственного человека, которого она хотела видеть каждый день.

— Вероника.

Она вернулась в реальность и повернулась к Логану. Он наблюдал за океаном, его глаза сосредоточились на волнах, брови были слегка нахмурены.

— Ты же знаешь, что мы справимся, да? — спросил он.

Она хотела сказать да. Уверить его, оставить их утро простым. У нее было чувство, что так бы сделала Кэти и другие военные жены. Но она не могла заставить себя говорить.

— Что ж, это не обнадеживает, — пробормотал он, поворачиваясь чтобы посмотреть на нее.

Она прижала колени к груди.

— Логан, это все еще ново для меня. Эти все возвращения и уходы, круг из потерь тебя и твоего возвращения, чтобы только еще раз тебя потерять.

— Ты не теряешь меня, Вероника, — он пробежал руками по волосам. — Ты знаешь, я не оставляю тебя.

— Но ты и не остаешься.

Какое-то время они сидели в тишине. Плечи Вероники были напряжены, ее ногти впились в ладони. Когда Логан снова заговорил, его голос был тихим. Она подняла глаза, чтобы встретить его взгляд. Он был серьезным и грустным.

— Послушай, Вероника, я знаю что ты взбешена, что я уезжаю раньше, — она моргнула с удивлением. Он усмехнулся. — Прости, ты плохая актриса. А я вырос в семье плохих актеров, так что я разбираюсь. В любом случае, у тебя есть на это право. Я понимаю. Но дело не в тебе. Это убивает меня, оставлять тебя. Я это ненавижу. Но я должен, потому что я таков какой есть. Ты просто не понимаешь что эта работа для меня значит.

— Так расскажи.

Он провел рукой по лицу. Несколько долгих минут он собирался с мыслями.

— Тебя не было девять лет, так что ты увидела только то, что со мной стало. То, что было… давай просто скажем, что было плохо. Я довольно серьезно пил. И употреблял кое-что еще, довольно плохое, — он невесело рассмеялся. — Ты знаешь каково тут. Пока ты называешь это «тусовкой», все в порядке. Но все выходило из-под контроля. Даже Дик волновался, а это должно тебе кое-что сказать, — он покачал головой. — Кое-что я едва помню. Как однажды я пробрался в дом к женщине, думая что это дом Дика. Она нашла меня отрубившемся на диване. Мне повезло, что она не вызвала полицию. Но дело в том, что мне было плевать. Вот что было самое страшное.

Что-то сжалось вокруг сердца Вероники, как будто кто-то загонял в нее когти. Но она ничего не сказала.

— Все казалось бессмысленным и глупым. Я помню, как однажды утром я катался на доске и довольно долго сидел в океане. Я отгреб так далеко, как только смог, и волны были изумительные, но я не мог заставить себя подняться. Я подумал просто упасть с доски и дать себе дрейфовать. Посмотреть, могу ли я утонуть, не прикладывая к этому особых усилий, — он посмотрел в небо. — Полагаю, ничего шокирующего. Очередной голливудский бездельник, который не смог справится со своими проблемами.

Вероника резко вдохнула. Тогда она была в Стенфорде, стараясь забыть все, что оставила позади. Стараясь забыть Логана. Пока она жаловалась на бессонные ночи и высокопарную академическую прозу, он спокойно и мимоходом думал о том, чтобы покончить жизнь самоубийством.

Логан продолжил.

— Так продолжалось пару лет, хуже и хуже. И, Вероника, это бы убило меня. Без сомнения, это бы меня убило, если бы не доктор Голуэй. Не знаю, помнишь ли ты его, он был профессором истории в Херсте. Он появился в больнице после моего второго передоза. Тогда меня уже отчислили из Херста, но думаю, что почему-то я ему запомнился. Оказалось, он сам был летчиком. Он был тем, кто сказал мне, что я создан для этого. Он отправил меня на детоксикацию и программу восстановления и убедился, что я завязал. После он помог мне восстановиться в Херст, потом он устроил меня в военную школу.

Логан взял песок в ладонь и позволил ему стечь сквозь пальцы.

— После этого, для меня как будто вещи вернулись в фокус. В первый раз в моей жизни было то, что стоило усилий. Что-то с настоящей, знаешь, целью.

Он рассмеялся, смущенный собственной честностью.

— Прости… самый неудачный сценарий поступления на военную службу. Попытка номер два: я просто хотел крутой костюм летчика и шанс снизить превращения архитектурных сокровищ античного мира в дымящийся щебень.

— Вот теперь это мужчина, который завоевал мое сердце, — сказала Вероника, нежно поглаживая его спину.

— Слушай, ты давно меня знаешь, — сказал Логан, его тон снова стал настойчивым. — Я ходячее доказательство того, что можно быть полностью свободным — быть преданным и забытым всеми вокруг — но все-таки чувствовать себя бесполезным. Ты не можешь представить себе это чувство, Вероника, потому что ты и дня в своей жизни не была бесполезна. Но для меня это было чем-то вроде… откровения.

Он взял ее за руку и посмотрел на нее, не моргая.

— Так что пойми, пожалуйста, это не какое-то упрямое желание смерти. Это то, что спасло мне жизнь.

Ее зрение было мутным и она была удивлена, что по ее щекам бегут слезы. На секунду она не могла думать, не могла переварить, она могла только снова и снова повторять его слова. Утонуть, не прикладывая особых усилий. Второй передоз. Она чувствовала, как его руки сжали ее и она сжала их в ответ.

Теплый, мокрый меховой шар неожиданно в нее врезался. Пони бегала по их покрывалу, разбрасывая везде песок. Вероника указала пальцем на щенка.

— Сидеть, — сказала она.

Пони облизала ее палец, потом забегала вокруг них кругами. Вероника посмотрела на Логана.

— Видишь? Она уже не слушается. Это крик о помощи, — она быстро вытерла глаза и потрепала собаку по шее.

Потом она глубоко вздохнула.

— Принятие никогда не было моей сильной чертой. Но я стараюсь, Логан. Мне просто нужно время.

— Это я тебе могу дать, — сказал он. Он обнял ее за талию. — Я стал асом в ожидании.

— Кто знал, что это ты будешь терпеливым? — она уперлась своим лбом в его.

Они сидели так несколько минут, смотря друг другу в глаза. И в этом момент, ни прошлое, ни будущее не имело значения. Их окружали крики чаек и шум волн, щенок лег у ног Вероники и Вероника с Логаном были там, где и должны были — рядом, на краю мира.