Мистер Монк летит на Гавайи

2. Мистер Монк узнает новости

Каждый вторник днем Монк ходит на сеанс к своему психиатру доктору Крогеру. Я знаю об этом уже более года, но все же как-то вылетело у меня из головы, что очередной сеанс приходится на последний день перед моим отъездом, и в последний момент пришлось впопыхах везти его в офис доктора Крогера.

Вот тогда я и придумала такую злую и совершенную схему, что удивилась, как она мне раньше в голову не пришла. Я решила рассказать Монку о своей поездке, когда мы пойдем в кабинет Крогера; таким образом, вся тяжесть кризиса Монка ляжет на плечи психиатра, в то время как я наслаждаюсь чашечкой кофе, листая свежий номер Эсквайра в зале ожидания.

Получилась настолько блестящая схема, что кто-нибудь, смотрящий на события в ретроспективе, особенно Монк, подумает, будто я с самого начала планировала поступить таким образом. Неважно, когда я это придумала. Важно, что придумала.

Я припарковала свой Чероки на Джексон-стрит в Пасифик Хайтс, и мы начали спускаться по крутому склону к офису доктора Крогера в новом двухэтажном здании из бетона и стекла, в аэродинамичном обтекаемом модерновом стиле, плохо гармонирующем с рядами величественных викторианских зданий.

Небо было безоблачным, ослепительно синим, прохладный ветерок дул с Тихого океана сквозь деревья Пресидио, неся запах морской соли и сосен. Впереди виднелся район Марина, мост Золотые Ворота и через залив лесистые холмы графства Марин.

Мы находились на полпути вниз по кварталу, когда я сказала Монку, что на следующий день на неделю уезжаю в Кауаи в качестве подружки невесты на свадьбу лучшей подруги.

Монк заморгал, но в остальном его выражение лица не изменилось.

— Ты не можешь уехать, — сказал он. Я заметила, что он все еще ограничивает дыхание.

— Почему нет?

— Потому что у тебя не предусмотрен отпуск.

— Очень даже предусмотрен, — заявила я. — И я его до сих пор не использовала.

— Потому что его нет, — возразил Монк. — Я думал, ты в курсе, что у тебя полная занятость.

— Полная занятость вовсе не обозначает все время, — сказала я. — Все имеют право на отдых.

— Работа на меня и есть отдых.

— Не обижайтесь, мистер Монк, но это не так.

— Я же веселый парень, не так ли?

— Да, конечно, — подтвердила я. — Но у меня есть жизнь за пределами моей работы.

— Я думаю, нет, — ввернул Монк между вздохами. — Значит, мы пришли к согласию. Ты остаешься.

— Мистер Монк, я собираюсь на Гавайи, даже если Вы меня уволите, — твердо произнесла я. — Кэндис — моя лучшая подруга с детства. Она была со мной в день моей свадьбы. Она была рядом в день рождения Джули. И она была рядом, когда Митча убили в Косово. Я собираюсь присутствовать на свадьбе ради нее.

Монк несчастно взглянул на меня:

— Но кто останется здесь со мной?

— Я связалась с агентством временных кадров, они пришлют человека.

Он испустил еще один глубокий скрипучий вздох, затем всосал полные легкие воздуха. Ситуация начинала действовать мне на нервы.

— Мы не в больнице, мистер Монк. Вам больше нет необходимости ограничивать дыхание.

— Я и не ограничиваю.

— Тогда что Вы делаете?

— У меня инсульт, — сказал Монк и стал падать на меня. Я схватила его под руку, открыла дверь здания доктора Крогера и потащила его в пустой зал ожидания.

Доктор Крогер тут же вышел из своего кабинета, несомненно, тоже обеспокоенный спектаклем Монка.

Психиатр Монка — изящный мужчина в хорошей форме, лет пятидесяти, из тех, кто не пытается скрыть свой возраст, гордясь тем, как выглядит в свои годы. Я обнаружила, что присутствие доктора естественным образом успокаивает, но могу представить, как оно может раздражать, если бы пришлось жить с ним. У меня появился соблазн сотворить ужасные вещи, чтобы раздразнить его и утвердить собственный рассудок. Может, я сумасшедшая?

— Что случилось, Эдриан? — спросил доктор Крогер нежным голосом, принимая другую руку Монка и помогая подвести его к креслу в кабинете.

— Массивная. Сердечная. Атака, — проговорил Монк, рухнув в кресло перед окном, выходившее на огороженный высокой стеной двор с булькающим фонтаном.

— А мне послышалось, Вы сказали инсульт, — произнесла я.

— И инсульт, — простонал Монк. — Я чувствую, как все мои внутренние органы отказывают один за другим.

Доктор Крогер отвернулся от Монка и сосредоточил на мне проницательный взгляд психиатра:

— Что произошло, мисс Тигер?

— Я сообщила мистеру Монку, что завтра уезжаю из города на неделю, — ответила я, задумавшись: загар доктора Крогера от солнца, из салона или баллончика?

— Я вижу, — сказал он, щурясь в мои глаза. — И Вы поведали новость ему только что, прямо перед моей дверью.

Знаю, о чем он думал — нет, намекал — и мне было все равно. Я полагаю, что за улаживание таких дел и ситуаций ему и платят. И он, должно быть, любил свою работу, иначе вряд ли бы выбрал профессию психиатра.

Поэтому я кивнула и улыбнулась.

— Да, Вы правильно поняли, — сказала я. — У Вас есть свежий номер Эсквайра?

Больше всего на сеансах Монка мне нравилось, что доктор Крогер подписан на широкий спектр журналов, и я могла листать те, которые обычно не покупала.

В течении следующих сорока пяти минут я просмотрела Максим, Джентльменский Ежеквартальник, Журнал Для Него, и узнала, что у всех женщин есть «секретная кнопка», прикосновение к которой вызывает множественные оргазмы. Также обнаружила, что существует направление пикапа, перед которым ни одна женщина не сможет устоять. Это не совсем направление, а небольшая история, полная мощных психологических триггеров, зажигающих в подсознании женщины инстинктивную необходимость немедленно совокупиться.

Все, что вам нужно сделать — рассказать ей об этой удивительной поездке на американских горках, как она начнется с медленного, устойчивого подъема, который сделает все мышцы вашего тела напряженными от волнения и ожидания.

И что спуск под уклон с невероятного пика, где вы балансируете на дразнящем моменте перед нырком через край, захватывает ваше дыхание. Вы в жизни не чувствовали ничего более волнительного и будете потрясены, услышав себя кричащими с дикой энергией от каждого захватывающего дух изгиба.

А когда все закончится, все ваше тело будет покалывать, и вы сможете думать только о повторении этого снова… и снова.

Я отложила журнал в сторону и застыла на мгновение, ожидая почувствовать непреодолимое желание найти специальную кнопку у себя.

Я все еще ждала, когда Монк вышел из кабинета доктора Крогера. Он выглядел необычайно смиренным. Если поверить журналу, я сейчас должна сидеть с пеной у рта от неконтролируемой похоти из-за присутствия двух мужчин, которые могли меня взять.

— Все в порядке? — спросила я.

— Превосходно, — ответил Монк и прошел мимо меня за дверь. Я взглянула на доктора Крогера.

— Вы же не дали ему транквилизатор?

Он покачал головой:

— Эдриан просто понял ситуацию.

— Он понял?!

— Он сейчас находится в эмоционально хорошем месте.

— Как Вы думаете, надолго он останется там?

— Эдриан знает, как связаться со мной, если окажется в состоянии кризиса.

— Каждый день — это кризис. Мистер Монк не мог заснуть после просмотра «39 шагов» Альфреда Хичкока по телевизору. Он весь следующий день провел в переговорах по телефону со студией, пытаясь убедить их прибавить еще один шаг в название.

— Не волнуйтесь за Эдриана. С ним все будет в порядке, — он улыбнулся и похлопал меня по спине. — Желаю Вам хорошо провести отпуск!

Монк жил в многоквартирном доме на Пайн, в нескольких кварталах к югу от офиса доктора Крогера, среди напоминающей родной дом прилегающей территории, лишенной природного обаяния и широких масштабов за пределами доступности, как в остальной части города.

Так как он жил недалеко, то не стал ждать, пока я отвезу его домой. Вместо этого пренебрежительно махнул на меня и начал грустный подъем к себе.

Прекрасно, — подумала я. — Поступайте как знаете. Идите домой. Будьте раздражительным ребенком. Меня не волнует.

Но, по правде, мне было не все равно. Я чувствовала глубокий укол вины и в душе проклинала себя за жесткость. Я отказывалась чувствовать вину из-за необходимости небольшого отдыха для себя и для поддержки лучшей подруги в день свадьбы.

Почему я все равно ощущала себя виноватой? Я сотрудница Монка и его друг, но не более. Я не ответственна за него.

Я не взяла с собой дочь, и она не расстроилась. Джули радовалась за меня и Кэндис, и хотя она мечтала посетить Гавайи, но боялась отстать по школьной программе. И была еще причина, почему она не против моей поездки.

— Мы все время вместе, мам, — произнесла Джули с такой усталостью, которую способен передать лишь загруженный подросток. — Я люблю тебя, но иногда тебя слишком много. Мне нужен перерыв.

Уверена, в этом есть доля правды. Эй, я тоже когда-то была ребенком! Я знаю, что она чувствовала. И еще кое-что. Она с нетерпением ждала недели, проведенной с бабушкой. Мало того, что моя мама позволит Джули поздно ложиться и есть все, что ни пожелает, так они еще устроят совместные походы по магазинам. Мама редко попадает в Сан-Франциско и ведет пресловутую политику открытой чековой книжки для единственной внучки. Уверена, вернувшись, я обнаружу новый гардероб в комнате Джули. А возможно и пони.

Если моя двенадцатилетняя дочь может справиться с моим отсутствием, то и Эдриан Монк сумеет. Он взрослый мужчина. Выживет и без Натали, бегающей вокруг, чтобы вручать ему дезинфицирующие салфетки.

Что ж, выжить-то он сможет, а вот функционировать?

Разумеется, сказала я себе. Он функционировал долгое время, прежде чем встретил меня.

Конечно, это были другие времена, как мне объяснил Стоттлмайер.

Хотя у Монка всегда были обсессивно-компульсивные тенденции, когда-то он был в состоянии их контролировать настолько, что получил работу в Полицейском Управлении Сан-Франциско и проделал карьеру от патрульного до детектива по расследованию убийств.

Но затем его жену Труди, независимого журналиста, убили, взорвав бомбу в ее машине. Она являлась самым стабилизирующим фактором в его жизни. Без нее он потерялся. Горе, в сочетании с неспособностью найти убийцу жены, съедало Монка. Фобии и одержимости заполонили всю его жизнь. Расстройство стоило ему значка, который был ему дорог и почти также жизненно необходим для психической устойчивости, как и Труди.

У меня нет навязчивых тенденций, но я понимаю, что потеря супруга так может разорвать душу на куски, что и представить трудно. Когда Митч умер, меня спасла только дочь. Я полностью погрузилась в то, что стала единственным родителем. Это знание, эта сосредоточенность держали меня на плаву, когда ураганные ветры поглощающего горя угрожали унести меня вдаль.

А Монка спасли двое: Стоттлмайер, периодически подбрасывающий работу консультанта, и нанятая по настоянию доктора Крогера на полный рабочий день медсестра, помогавшая ему вернуться в мир.

Через несколько лет в один прекрасный день медсестра внезапно переехала в Нью-Джерси, и снова вышла замуж за бывшего мужа. Монк к тому времени достаточно оправился; настолько, что больше не нуждался в медицинском работнике, но помощь ему все еще требовалась.

И в тот момент он встретил меня, но это совсем другая история.

Я не делала для него ничего особенного, что не смог бы сделать другой человек, обладающий большим терпением. Или чего сам Монк не смог бы, обрати он на это внимание.

Я убеждена, что Монку больше не нужен помощник; ему просто нравилось, что есть с кем поговорить, и кому разбираться с жизненными мелочами, отвлекающими его от любимого дела — раскрытия убийств.

Действительно ли я подпорчу ему жизнь, оставив на недельку?

Нет, я успокоила себя, конечно, нет. Он же не оставался один на белом свете. У него были доктор Крогер и капитан Стоттлмайер, а еще временный работник, к которому можно обратиться.

Этого более чем достаточно.

По крайней мере, я так надеялась.

И верила, что чувство вины недолго будет беспокоить меня, желая сполна насладиться поездкой.