* * *

Они подъехали одновременно – Логан со стороны Оксфорда и Эмма со стороны Кембриджа. Машины на стоянке поставили рядом, вышли, хлопнули дверцами и оказались глаза в глаза, неизвестно где, неизвестно как и неизвестно почему. Причинно-следственные связи рассыпались, испарились, а в той реальности, где оказались Логан и Эмма, время исчезло, поскольку, как Логан был твердо уверен, время вообще создается человеческим сознанием, расставляющим события в нужной последовательности, и если не думать о времени, то его и не будет.

Они смотрели друг на друга, держали друг друга за руки, обнимали за плечи, гладили щеки. Может, все происходило не в такой последовательности, а в обратной, или одновременно, или не происходило вовсе, а только в воображении Логана, но воображаемое для него очень часто становилось реальнее реальности. Он поднес ладонь Эммы к губам и поцеловал, ощутив тонкий, почти неуловимый запах, который сразу узнал – это был запах его мамы, в детстве так пахло его пробуждение, ему пора было в школу, он лежал с закрытыми глазами и ждал, когда появится мамин запах, и на лоб ляжет ее теплая ладонь, такая, как сейчас у Эммы. После этого он, будто заряженный маминой энергией, вскакивал и за пять минут успевал умыться, почистить зубы, сделать зарядку и даже съесть половинку сэндвича – вторая доставалась коту Сэму, ждавшему своей порции с терпением Иова.

Когда оба пришли в себя и оказались способны воспринимать не собственный чувственный мир, а реальный, теплый, облачный, тихий, обыкновенный летний вечер, Эмма, все еще пребывавшая в объятиях Логана, удивленно огляделась и неловко высвободилась, уронив сумочку, которую умудрилась держать в руке, не выпустив даже тогда, когда Логан целовал ее ладони.

– Господи, – пробормотала она. – Что это было?

– Я думаю, – ответил Логан, подняв сумочку, – мы просто пытались понять друг друга. Знаете, как котята, они ведь сначала…

– Да-да, – сравнение с котятами Эмме, похоже, не понравилось, да и Логан подумал, что сказал не совсем то, что принято при таком пока поверхностном знакомстве.

– Знаете, Логан… Я правильно запомнила ваше имя?.. Знаете, мне сейчас показалось, что я маленькая девочка, лежу в кроватке и жду, когда придет папа и поцелует меня перед сном. Он всегда приходил в одно и то же время, после того как по телевизору заканчивались новости. Входил, гасил свет, и оставались только его запах и его ладони. Он поправлял на мне одеяло, наклонялся и целовал в лоб. Я ощущала его запах, это не сравнимо…

Она подумала, что слишком много говорит, и замолчала на середине фразы, Логан хотел спросить ее о матери, но сказал почему-то совсем другое:

– Мой отец никогда меня не целовал. Он считал, что мальчика нужно держать в строгости, иначе из него не вырастет настоящий мужчина. И знаете, Эмма, я до сих пор тоскую по отцовской ласке.

– У вас…

– Сын, и, надеюсь, он не был обделен… Он с женой далеко, в Индии. А у вас…

– Нет. Так сложилось.

Он хотел спросить… Сложилось не само собой, это было их обоюдное решение? Или, может… Но опять сказал совсем другое:

– Эмма, вы не будете против, если мы немного погуляем?

– Конечно! Я хотела предложить то же самое! Давно мечтала погулять вечером по парку, очень люблю поднимать опавшие листья.

– Которые не скоро будут…

– Неважно. Я умею подбирать их даже летом. Вспоминаю, как это было. Лишь бы идти по дорожке…

О чем они говорили, когда бродили сначала вокруг кафе, а потом вышли на тропинку, невидимую со стороны стоянки? Мир сконцентрировался в звуках ее голоса, а своего голоса Логан не слышал, хотя и говорил, говорил… о чем? Когда они вернулись к входу в кафе, ему казалось, что Эмма знает о нем столько, сколько и Кларе не известно, хотя жене он часто рассказывал о детстве, учебе в университете, работе с Квятом.

В кафе было шумно, играла музыка, танцевали, и Логан подумал, что выбрал не самое удачное место. Он даже не знал, хорошо ли здесь готовят. Как-то все не так происходило сегодня в его жизни, и он подумал о Кларе, сидевшей сейчас перед экранным полем. Она не скучала, Кларе никогда не было скучно, а если бы шоу ей не понравилось, она нашла бы массу других занятий. Скорее всего, она и не заглянула в его комнату, полагая, что, если муж не выходит, значит, у него есть на то основания. Они оба уважали право друг друга на приватность, так повелось с давних пор, когда Клара вошла в его комнату и застала мужа за странным занятием: он сидел в кресле, повернув его к стене, и внимательно разглядывал небольшую картинку, размером не больше почтовой открытки, на которой не было ничего, кроме цветных пятен. Логан не услышал, как она вошла, Клара постояла минуту, тихо вышла и никогда больше не спрашивала мужа, что он делает, когда сидит один в кабинете.

Логан вспомнил: это было через полгода после их свадьбы. Он лишь неделей раньше перезагрузился после трудного процесса, первого, в котором ему довелось участвовать. Еще не привыкнув к новому своему существованию, он часто (слишком часто, как понял позднее) уходил в себя, заново переживая и пытаясь вспомнить то, что вспоминать не следовало.

– Эмма, – сказал Логан со стеснением в голосе. – Если вам не очень хочется…

– Нет, – ответила она сразу. – Здесь шумно. Я знаю место потише. В Ройстоне.

– Поехали.

На двух машинах? Логану не хотелось расставаться с Эммой ни на секунду, слишком мало времени было сегодня в их распоряжении, чтобы тратить его на переезды. Похоже, Эмма подумала о том же, потому что покачала головой и посмотрела Логану в глаза, отчего у него перехватило дыхание, а дальше не происходило ничего, потому что мир странным образом растворился в ее взгляде.

Конечно, они никуда не поехали. Вернулись на тропинку, в наступившей темноте Логан по каким-то неощутимым признакам обнаружил стоявшую на отшибе деревянную скамью, они сели и долго разговаривали молча, держась за руки. Состояние, в котором пребывал Логан, он не мог определить никаким известным ему словом.

– Эмма, – сказал он, наконец.

– Логан, – повторила она.

Потом они все-таки поцеловались – видимо, наступил момент, когда это стало необходимо. Губы у Эммы были холодными, и Логан согревал их, как мог, но как же мало он мог…

Он оторвался от ее губ, и она вздохнула, как ему показалось, с облегчением, но не сказать того, что само хотелось сказаться, он не мог, хотя и понимал, что рано, не нужно сейчас говорить, все может закончиться, не начавшись:

– Я люблю тебя, Эмма.

Она провела ладонью по его щеке, приподнялась на цыпочки и поцеловала в лоб, будто не он был старше ее лет на двадцать, а она была его мамой и пришла пожелать сыну спокойной ночи. Ощущение внутреннего спокойствия оказалось таким ошеломляюще сильным, что он не услышал, а почувствовал:

– Я люблю тебя, Логан.

И все вернулось на свои места – в природе и в них самих. Определенность – в чем бы она ни заключалась – придает уверенность. Уверенность возвращает силы жить. И хочется говорить об обыденном, потому что только теперь, когда сказаны определяющие слова, обыденность становится необходимым элементом, и говорить о ней можно, не думая о том, что есть вещи более важные.

– Был сегодня у Лоусона, это ректор Королевского колледжа. Он предложил вести курс лекций по бесконтактным измерениям в физике.

– Очень современная тема, – для гуманитарного ума Эммы слова «бесконтактные измерения» были, скорее всего, просто обозначением темы, о которой время от времени упоминали в новостях.

– Мы увидимся завтра?

– Завтра трудный день. Не знаю, когда я теперь смогу…

– Муж? – вырвалось у него. Эмма ни слова не сказала о муже, Логан не спрашивал, он и о Кларе сказал только, что женат, есть сын.

– Да… То есть и муж тоже. В общем… Нет, завтра не получится.

– У тебя неприятности? – догадался Логан, вслушавшись, наконец, в интонации ее голоса.

– Нет… Может быть. Неважно.

Она прижала его ладони к своим щекам. Логан наклонился, чтобы поцеловать ее, но Эмма отстранилась. Что-то исчезло между ними, а что-то возникло, он не понимал – что, только чувствовал, что не должен ничего спрашивать: все, что Эмма сможет сказать, она скажет сама, иначе разрушится ощущение взаимного доверия. Он помолчал и сказал суховато, но так получилось:

– Я позвоню тебе послезавтра.

На этот раз он был уверен, что в голосе не было вопросительной интонации.

– Можно, я позвоню тебе сама? Или ты… твоя…

– Конечно, позвони!

Добавил, помолчав:

– Позвони часов в десять.

Послезавтра Клара в первой смене, а он до десяти поработает над программой семинаров. И будет свободен до обеда.

На прощание они поцеловались, едва коснувшись губами, – что-то все-таки исчезло в эти минуты в их зародившихся отношениях. Но что-то и возникло. Прочное, как был уверен Логан, и неустранимое. Послезавтра. Недолго ждать. Чуть меньше вечности.

Загрузка...