Голос судьи:

– Вопросы Свидетелю задает обвинитель, прокурор Бишоп.

– Спасибо, Ваша честь. Приступаю. Свидетель, фиксируйте время и место.

– Двадцать восьмое июля две тысячи пятьдесят третьего года, восемнадцать часов тринадцать минут по Гринвичу. Кабинет номер одиннадцать-тринадцать в здании «Ханзор-сити».

– Находится ли в кабинете Лоуренс Кайсер, совладелец компании «Кайсер и Хешем»?

– Да, – сказал Логан.

Сосредоточившись на показаниях, он наконец перестал видеть то, о чем свидетельствовал, – парадокс квантового восприятия, описанный четверть века назад уравнениями Ковнера, тогда же оспоренный теоретиками из Принстона, а затем многократно подтвержденный экспериментально с участием профессиональных Свидетелей.

Слишком большой массив информации даже для квантового компьютера – потому после сеанса и происходила перезагрузка. Если Свидетель ограничивал себя наблюдением общего плана – как только что Логан наблюдал вход в здание, – он не мог дать конкретных показаний ни о людях, ни о деталях интерьера, он и внешний фон воспринимал, как расплывчатую картинку, будто полуслепец, вышедший из дома без очков. В полном квантовом режиме Свидетель ощущал все, что происходило в выбранном для наблюдений участке пространства-времени, мог ответить на любой вопрос о происходившем, но при этом зрительные, слуховые и прочие каналы, связывавшие человека с окружающим миром, были заблокированы сильнейшим потоком информации, и Свидетелю казалось (до сих пор не удалось установить – это ему только казалось или происходило на самом деле), что он ослеп и оглох, переставал чувствовать свое тело, и из реального мира воспринимал лишь вопросы прокурора или адвоката, да и то лишь потому, что их слова ему транслировала в мозг компьютерная система, в разработке которой, кстати говоря, Логан сам принимал участие.

Вопросы следовало задавать предельно конкретные, чтобы направить внимание Свидетеля на нужный объект в нужное время.

– Находится ли в кабинете совладелец компании Эдвард Хешем?

Обвиняемый.

– Нет, – сказал Логан. Он не ощущал присутствия в комнате кого бы то ни было, кроме Кайсера. Если прокурор задаст правильный вопрос, Логан сумеет сказать, что именно делал Кайсер, где в кабинете находился и чем занимался.

– Сидит ли Кайсер за столом?

Прокурор осторожно продвигался к цели. Конечно, он получил от экспертов-криминалистов достаточно информации, чтобы и без Свидетеля знать, был ли изначально Кайсер один. Контрольные вопросы. Что ж, разумно.

– Да, – сказал Логан.

– Открыто ли окно, выходящее на сторону фасада?

Ответ на этот вопрос прокурор тоже наверняка знал, и Логан сообщил коротко:

– Нет, окно закрыто.

– Продвиньтесь, пожалуйста, во времени к моменту, когда в кабинет вошел второй человек.

Тоже разумно. Кайсер мог просидеть за столом час и два – для расследования это время интереса не представляло, а внимание Свидетеля в режиме ожидания могло рассеяться согласно экспоненциальной формуле Давида – небольшая потеря в описательной структуре, на самом деле, но для суда даже этот недостаток информации мог оказаться критическим.

– Восемнадцать часов тридцать две минуты.

Логан мог сказать, кто именно вошел, но не имел права, согласно судебной процедуре, проявлять инициативу.

– Опишите вошедшего.

Логан не видел вошедшего, но мог детально его описать, ответы приходили на ум вроде сами по себе, хотя на самом деле были результатом обработки квантовым компьютером мозга реальной информации, полученной с помощью физического процесса бесконтактного наблюдения.

– Рост пять футов семь дюймов. Волосы рыжеватые, цвет семьдесят шестой по цветовой шкале Деббинса, нос немного приплюснутый, форма тридцать один по шкале Старрона. Белая рубашка, без пиджака, серые брюки, цвет восемнадцать, туфли черные фирмы «Морган». Без галстука, ворот рубашки расстегнут. На левой щеке около губы небольшой шрам, почти незаметный, один дюйм и две линии. На запястье правой руки татуировка в виде сердечка.

– Свидетель, – произнес прокурор, – дал четкое описание обвиняемого Эдварда Хешема.

– Зафиксировано. – Голос судьи. – Продолжайте.

– Опишите действия вошедшего.

Получив указание, Логан перестал воспринимать Хешема, как человеческую личность. В комнате присутствовало нечто, чьи физические характеристики сознанием не воспринимались, и это нечто совершало действия, которые Логан мог адекватно описать, будучи ограничен только точностью используемых слов – этому искусству Свидетелей обучали на курсах семантики и лингвистики. Логан с благодарностью вспоминал профессора Хопкинса, заставлявшего молодого тогда Свидетеля запоминать множество слов, не входивших в повседневный словарь. Во время перекрестного допроса Свидетель ни в коем случае не должен задумываться о том, какое слово использовать для описания объекта или явления. Слово должно появиться в сознании само, должно отражать наблюдаемую реальность как самое лучшее зеркало, не искажающее ни толики смысла.

– Человек подходит к столу, за которым сидит Кайсер. Придвигает стул, садится. Подтягивает брюки. Касается большим пальцем правой руки предмета, лежащего на столе, ближе к человеку, чем к Кайсеру.

– Человек, – подал голос прокурор, – опознан и внесен в протокол, как Эдвард Хешем, обвиняемый. Прошу использовать данную идентификацию.

– Хешем, – повторил Логан, – касается предмета, лежащего на столе, сначала большим пальцем правой руки, а затем кладет на этот предмет ладонь.

– Опишите предмет.

– Это стандартная пластиковая папка размером восемь на двенадцать дюймов, светло-зеленого цвета номер девяносто шесть.

– Опишите поведение Кайсера.

– Кайсер наклоняется над столом, протягивает обе руки и также кладет их на зеленую папку.

– Кайсер и Хешем ведут диалог?

– Да.

Логан еще не слышал, о чем они говорили, поскольку такой вопрос не был задан, но воспринимал подсознанием и фиксировал информацию, чтобы вернуться к ней, не прибегая к процедуре смещения во времени в той же точке пространства. Квантовый принцип неопределенности давал о себе знать, и, если нужно было переместиться в прошлое на минуту-другую, пространственная фиксация тоже менялась, причем непредсказуемым образом. Ненамного – на несколько футов, но все равно приходилось заново определять положение в пространстве и возвращаться на место наблюдения.

– Диалог начался, когда Хешем открыл дверь кабинета.

– Воспроизведите.

Это просто. Повторить слова, уже зафиксированные в памяти, гораздо легче, чем находить свои, описывая реальность, воспринимаемую не зрением и слухом, а способом, который можно описать лишь квантово-механическими уравнениями.

– «Привет, Лоуренс!» – «Эд, садись, поговорим». – «Не хочу с тобой говорить. Материалы перед тобой, и ты их прочитал. Больше мне нечего сказать». – «Как это оказалось у тебя, Эд?» – «То есть, ты не отрицаешь, тебе лишь интересно, как я узнал?» – «Я не сказал, что…» – «Лоуренс, ты ограбил меня на шестнадцать миллионов». – «Ты сам не понимаешь, что…» – «Помолчи. Эти деньги должны быть на депозитном счету фирмы в четверг». – «Эд, давай без угроз». – «Это угроза? Всего лишь требование вернуть украденное». – «Не бросайся словами, которые…» – «Деньги должны быть на счету в четверг». – «Эд, мы здесь одни». – «Ты об этом позаботился, спасибо. Внешние камеры зафиксировали, как я вошел в кабинет, и должны зафиксировать, когда я выйду. Так что если со мной здесь что-нибудь случится…» – «Не говори чепухи, Эд, ты вообразил, что я собираюсь тебя убить?» – «Зачем тебе пистолет, Лоуренс? Если ты выстрелишь, то обеспечишь себе пожизненный срок, только и всего. Идентификация…» – «Эдвард, какая, к черту, идентификация! Если бы я хотел с тобой покончить, то уже сделал бы это и не разговаривал с тобой, ты, идиот…»

– Стоп. – Голос прокурора.

Логан, начавший произносить следующее слово, будто ударился лбом о бетонную стену. В ушах зазвенело, во лбу разгорелась, но сразу скукожилась и свернулась в точку резкая боль.

Оператор, конечно, обратил внимание на показания датчиков и подал знак прокурору. Тот смущенно кашлянул и пробормотал:

– Прошу прощения. Необходимы визуальные уточнения, если Ваша честь позволит.

– Пожалуйста. – Голос судьи.

– Обвинение запрашивает визуальную информацию, начиная со слов «Не говори чепухи, Эд».

– Вы готовы, доктор Бенфорд?

– Готов, Ваша честь. – Логан знал, что голос его звучит спокойно, но внутренне был напряжен – пришлось задействовать другой канал информации. В глазах опять возникли инерционные круги, через несколько секунд сменившиеся знанием.

– Начав произносить эту фразу, Кайсер протягивает правую руку к столу, открывает ящик – второй снизу – и достает предмет, похожий на пистолет.

– Точнее, пожалуйста.

Сосредоточиться.

– Пистолет марки «Глок», калибр девять миллиметров, номерной знак один семь четыре ка два дробь семь три.

– Номерной знак, – голос секретаря, – соответствует оружию, на которое Кайсер имел разрешение номер четыре семь один девять.

– Пистолет, – продолжал Логан, – Кайсер направляет не на Хешема, а выше и левее.

Похоже, Кайсер хотел только напугать компаньона. Свидетель не мог судить о намерениях, он лишь фиксировал происходившее, причем, по указанию запрашивающей информацию стороны, мог наблюдать событие в диапазонах, недоступных человеческому зрению или слуху, что делало свидетельские показания неоценимыми для расследования, и лишь четкие продуманные физиками предписания запрещали прокурорам и адвокатом использовать это свойство квантового наблюдателя чаше, чем это позволяли исследованные физиологические особенности мозга.

– Уточните, куда направлено оружие в руке Кайсера.

Пистолет описывал небольшие круги в направлении противоположной стены, на которой… приблизиться… на которой… Логан сопоставил информацию с реальным воспоминанием о посещении места преступления и произнес:

– Оружие направлено в сторону постера, висящего на стене слева от входной двери.

Уточнять Логан не стал, пока не было вопроса. Прокурор и так знал, что было изображено на постере.

Ощущение неизбежного падения в пропасть заставило Логана внутренне сжаться – ему показалось на мгновение, что он потерял равновесие и не сможет удержаться на краю. Постер… Что-то было в нем и в позе Кайсера, в сказанным им словах, что-то такое… Что?

Постер был репродукцией с картины Кардони «Ревнивец», написанной в 2028 году, почти одновременно с другой картиной – «Лето в Равенне», сделавшей этого художника знаменитым. Логан, конечно, видел этот постер, когда посетил с Шелдоном место преступления. Этот постер и два других, висевших на дальней от окон стене. На одном была репродукция картины Дали «Мягкие часы», на другом – «Крик» Мунка. Логан запомнил изображения, не придав им значения. Он и не должен был проявлять свое отношение к чему бы то ни было. Только посмотреть и запомнить – это облегчало оператору наведение Свидетеля на нужную точку в пространстве.

«Ревнивец» изображал мужчину, потрясенного, видимо, сообщением, которое он только что прочитал на экране монитора. Монитор стоял на столе так, что экранное поле было зрителю не видно – о том, что там происходило, можно было судить лишь по реакции мужчины, приподнявшегося в кресле. Одну руку он поднес ко рту, пытаясь сдержать крик, а другой опирался о стол, и видно было, как побелели костяшки его пальцев.

Бишоп должен был изменить вводные данные, чтобы Свидетель переключил внимание на Хешема. Прокурор должен был задать вопрос, иначе Логан не мог… Или мог?

Лет около двадцати назад на семинаре возникла дискуссия: может ли наблюдатель фиксировать не отдельные фрагменты реальности, следуя указаниям оператора, а всю реальность – причем по собственной воле. Теоретически этому не было препятствий, уравнения Шредингера допускали такие решения. Практика, однако, как всегда, не поспевала за теорией, и направление внимания Свидетеля все еще определялось заданными вопросами. Юристов такое положение дел вполне устраивало.

Хотя вопрос все еще не был задан, Логан проследил за взглядом Хешема. Тот смотрел не на картину Кардони (она висела за его спиной), а на «Крик» Мунка, если судить по направлению его взгляда. Но там, напротив окна, висел сейчас другой постер. Фотография. Женщина в бикини на пляже – золотой песок (цвет семьдесят шесть, механически отметил Логан), море цвета девяносто два…

– Эмма.

Кто назвал имя?

Логан заставил себя сосредоточиться настолько, чтобы непривычным для него и очень утомительным образом воспринимать не только изображение (поблекшее из-за того, что часть внимания переключилась на восприятие звука), но и сказанные в этой комнате слова.

– Эмма, – произнес Кайсер, Логан понял это отчетливо, сопоставив звук с движением губ. Пистолет Кайсер держал так, будто собирался его опустить, но раздумывал и в любую секунду мог выстрелить в стену или в картину… или в Хешема, понявшего, что ему придется сделать то, чего хочет компаньон, или…

Почему?

– Оставь Эмму в покое, – глухо произнес Хешем. – Оставь Эмму в покое, слышишь?

Кайсер еще немного опустил пистолет. Палец лежал на спусковом крючке. Хешем привстал на стуле, но смотрел не на оружие, направленное теперь ему в лоб, а на изображение жены, выставленное Кайсером напоказ и впоследствии – в автоматическом режиме, естественно, – сменившееся на «Крик».

Логан чувствовал, что достиг предела восприятия – слушать и одновременно видеть было для любого Свидетеля почти невыносимой мукой, ни прокурор, ни защита не требовали таких усилий, понимая, насколько это рискованно.

Логан ослабил зрительное восприятие, сейчас важнее было слышать, он перестал различать цвета, постер на стене предстал белесым пятном. Теперь он очень отчетливо слышал не только каждое слово, но воспринимал интонации, запоминал, стараясь не вникать в то, что уже начал произносить прокурор. Голос Бишопа доносился будто из-под толщи воды и звучал не только глухо, но почему-то с допплеровским смещением – низко, почти на пределе восприятия.

– Со-сре-до-точь-тесь… – тянул гулким басом прокурор. – Опи-ши-те по-ло-же-ни-е о-ру-жи-я от-но-си-тель-но…

К черту оружие. Он должен услышать…

– Дорогой Эдвард, – в голосе Кайсера звучала угроза, но гораздо явственнее Логан услышал в его словах печаль, будто Кайсеру не хотелось говорить то, что он вынужден был сказать. Логан ощущал столько невысказываемых нюансов в каждом слове, сколько (он был уверен в этом) невозможно передать с помощью речи.

– Дорогой Эдвард, – говорил Кайсер, и Логан слышал его дыхание, быстрое и поверхностное. Кайсер волновался, понимал, что другого шанса не представится – или он заставит Хешема подписать, или, выйдя из кабинета, компаньон позвонит в полицию. – У меня нет другого выхода. Ты подпишешь этот документ и будешь молчать…

– Но ты меня ограбил! – В голосе Хешема звучала не столько растерянность, сколько удивление. – Ты не можешь так поступить со мной! Убери оружие, черт возьми!

– Слушай меня. Вариантов у тебя нет. С твоей женой мы были любовниками пять лет. Ты не знал? И Эмма в курсе того, что я делал с фирмой.

– Нет!

– Да.

– Она не…

– Не знал? Ты и не должен был. Видишь фотографию? В Гонолулу мы были вдвоем, а ты думал…

– Эмма…

– Эмма, да. Повторяю: вариантов у тебя нет. Будешь делать все, что я скажу.

– Нет.

Возможно, Хешем хотел изобразить твердость, но Логан услышал лепет обезумевшего от горя ребенка.

– Подпишешь.

– Ты с ней…

– Да. Не двигайся, пока не скажу. Первое: мне нужна эта сделка, и я ее получу. Второе: если я ее не получу, а ты заявишь в полицию, твоя жена пойдет под суд за финансовые махинации вместе со мной.

– Эмма никогда не говорила…

– Она молодец. Я убедил ее в том, что ты ничего знать не должен. Это оказалось не трудно, знаешь ли.

– Ты и она?..

Странные интонации услышал Логан в голосе Хешема. Он никогда прежде не видел мужа Эммы и слышал его впервые. Но сейчас, будучи Свидетелем, осознавал такие нюансы в каждом произнесенном звуке, какие наверняка прошли бы мимо его внимания, будь он в обычном состоянии. «Ты и она», – произнес Хешем, и в этих словах Логан расслышал неожиданное понимание того, что между Кайсером и Эммой существовало что-то более серьезное, нежели любовная интрижка.

– На этот вопрос я отвечать не буду.

Если это был вопрос.

Хешем пытался вникнуть, осознать, решить, Логан боялся упустить хотя бы один звук или оттенок звука, а потому не выходил из слухового диапазона, не «видел» того, что происходило в кабинете, только ощущал краем не сознания даже, а шестого или десятого уровня восприятия, что пистолет по-прежнему направлен в лоб Хешема, а сам Хешем смотрит не на Кайсера, которого не желал видеть, а на постер – фотографию Эммы. Хешему хотелось кричать, но он знал, что никто его не услышит.

«На этот вопрос я отвечать не буду».

Логан попытался по интонации определить, было ли на самом деле что-то между этим… и Эммой. Кайсер мог блефовать, фотография – не доказательство, разве только для разгоряченного сознания Хешема. Логан хотел думать, что Эмма не могла…

Чей-то еще голос прорывался сквозь заблокированное подсознательное восприятие реальности. Логан знал, что это голос прокурора, задавшего вопрос и не получившего ответа. Вряд ли Бишоп проявлял беспокойство – в реальном мире прошло не больше секунды, но, если Логан не примет решение сейчас, скоро прокурор поймет, а оператор поймет еще раньше, что допрос выходит из-под контроля, Свидетель неадекватно воспринимает информацию, и заседание нужно прервать. Если Свидетель начнет перезагрузку, не закончив давать показания, тогда не только процесс придется начинать заново, причем в гораздо более худшей для обвинения ситуации, но и жизнь Свидетеля окажется под угрозой.

– Я не стану этого подписывать.

Какое мужество! Он не станет.

– Станешь, Эдвард. Хотя бы ради Эммы.

– При чем здесь Эмма…

Усталый голос человека, понимающего, что ему придется поступить так, как требует компаньон, которого он много лет называл другом. Логан не знал всего, а анализировать тонкие нюансы произнесенных слов и по ним делать вывод… он мог, да. Это скажется на длительности перезагрузки, но он мог…

Логан почувствовал, что больше не управляет собой. Странное, не знакомое прежде ощущение: будто он покинул собственное тело и медленно, как воздушный шарик, поднялся над собой, но не над собой, сидевшим в кресле Свидетеля в зале судебных заседаний, а над собой, стоявшим у стола Кайсера рядом с Хешемом в кабинете совладельца компании «Кайсер и Хешем». Зрение вернулось, будто включилось освещение, и…

Логан знал, конечно, об «экспериментах» по выходу человека из тела в состоянии клинической смерти. Как любой физик или биолог, знакомый с природой мозга, он понимал, или ему казалось, что понимал: «посмертные» впечатления, всегда заканчивавшиеся возвращением к жизни (как же иначе? мертвые не могут рассказать о своих видениях), были галлюцинациями, вызванными недостатком кислорода в клетках мозга. Он знал это, но теперь…

Теперь он об этом не задумывался. Только вспомнил.

Он «висел» в воздухе над столом и отчетливо видел побелевшее от ненависти лицо Хешема и внешне спокойное лицо Кайсера. Логан понимал, что Кайсер вот-вот утратит над собой контроль, и если Хешем сделает одно неверное движение, скажет одно неверное слово, Кайсер выстрелит – не потому, что ему так уж хотелось уничтожить компаньона физически, но потому, что оружие в руке было и для Кайсера ощущением новым, не испытанным. Кайсер хотел, чтобы Хешем струсил, он и так трус, ему достаточно сказать, что Эмма замешана, показать постер, и он подпишет все что угодно, а если пригрозить оружием, то вообще какие проблемы…

Кайсер не собирался стрелять, но сейчас не владел собой. Гнев нарастал и стал выше его чувства самоконтроля. Хешем этого не понимал. Он смотрел в черный зрачок, но думал не о том, что Кайсер нажмет на спуск, и жизнь прервется. Он думал об Эмме, которая его предала. Об Эмме, которая вела дела за его спиной. Может, и воображала, что – к его пользе. Если даже так, почему молчала? Да, у них в последние месяцы не было такого взаимопонимания, как в прежние годы, да, они даже вместе были в последний раз… когда? Он не мог вспомнить. Как же все плохо, и неужели Эмма на самом деле была с этим…

Логан чувствовал не мысли Хешема, а его душевное состояние, мысли возникали сами собой и, конечно, в его, Логана, голове, в его мозге, работавшем в режиме квантового компьютера и обрабатывавшем информацию, получаемую, как утверждала теория, не из этой вселенной, а из всех ветвей многомирия, где Хешем и Кайсер вели подобные разговоры, и где уже свершилось то, чему здесь еще предстояло свершиться. Точнее – свершилось уже и здесь, чему Логан, будучи Свидетелем, должен был дать точное, однозначное и недвусмысленное описание, чтобы прокурор смог четко сформулировать обвинение.

Краем сознания Логан воспринимал слова, которые произносил Бишоп, – не слухом, полностью сосредоточенным на том, что говорилось в кабинете, а именно краем сознания, вовлеченного в квантовые связи с мирами, где другой, но тот же прокурор, спрашивал у другого, но того же Свидетеля, что с ним происходит и почему он не отвечает на поставленные вопросы.

Прежде такого не случалось. Теоретически предполагалось, что и случиться не может. Свидетель, начавший давать показания, не способен решать самостоятельно, что сказать, а что утаить или исказить в показаниях в пользу той или другой стороны процесса. Свидетель – квантовая машина. А машина не может…

Логан так и полагал до момента, когда…

Что, черт возьми, происходило? В реальности не Кайсер убил Хешема, а наоборот – Кайсер убит, Хешем с места происшествия скрылся, не оставив улик.

– Подписывай, и закончим.

В голосе Кайсера звучало торжество. Он опустил пистолет и дулом подтолкнул к Хешему, все еще стоявшему в неудобной позе – он приподнялся, но не решался выпрямиться и был похож на вопросительный знак, – планшет с текстом документа, который Хешем должен был подписать.

Логан, будто многажды описанный в литературе дух, вышедший из тела, видел сверху текст на планшетке – стандартный, в вордовском формате. Кайсер подтолкнул к Хешему через стол палочку, с помощью которой тот мог поставить электронную подпись.

– Я жду.

У Хешема не было выбора. Логан ощущал состояние этого человека, мужа Эммы, слизняка, думавшего лишь о том, что Кайсер может случайно нажать на спуск.

С каких пор мы стали врагами? Мы… Логан поймал себя на том, что думает мыслями Хешема, ощущает то, что, возможно, чувствовал этот человек.

Эмма…

Логан не вспомнил, как открыл дверь и вошел в дом, где она его ждала. Это не было воспоминанием. Он вернулся в ту реальность, почувствовал запах ее волос, увидел ее глаза, впитал, как нектар, ее взгляд, он и сейчас не мог представить себе, что Эмма лишь играла, чтобы…

Я люблю тебя, – сказал Логан, и в глазах Эммы вспыхнул восторг, который невозможно ни с чем спутать.

Что я здесь делаю? – подумал Логан, глядя сверху на лысую макушку Хешема, на планшет с договором, на напряженную позу Кайсера.

Что я могу сделать?

Ничего. Свидетель лишь сообщает о явлениях и предметах, поддающихся квантовому наблюдению.

– Со-об-щи-те о…

Голос Бишопа, неузнаваемый, растянутый во времени. Логан понимал, что если сообщит о том, чему стал Свидетелем, Эмма окажется вовлечена в преступные действия этого подонка и…

Хешем не подписал договор, иначе Корин или Шелдон сообщили бы Логану об этой важной улике. Или не сообщили бы? Свидетель не должен знать всех обстоятельств дела. Свидетель должен иметь представление лишь о месте и времени события. Он не делает выводы, он только…

– Ну!

Как выстрелил.

Хешем так и остался в полусогнутом положении, когда протянул руку, чтобы взять палочку. Подпишет?

То, что произошло в следующую секунду, Логан воспринял не сознанием, а чем-то, во что превратилось сознание-подсознание-тело-весь-он-как-личность. Он увидел черный туннель и свет в его конце. Понял, что умирает. Услышал голоса, в которых узнал голос матери («Лог, пожалуйста, оставь стакан в покое!»), отца («Мне совсем не нравится, что ты собираешься стать физиком»), умершего в младенчестве брата (детский плач, но Логан легко понял все, что хотел, но не мог высказать, годовалый Джорди, когда его съедала болезнь).

Логан летел к яркому свету в конце туннеля, и голоса подгоняли его: «Скорее, ты можешь не успеть, ты должен сделать то…» Что он мог сделать на краю жизни, впитывая яркий и сладостный свет потустороннего… или иной вселенной, где он сейчас окажется…

Свет в конце туннеля распался на цвета, цвета соединились в материальный предмет, и, прежде чем узнав этот предмет, прежде чем поняв его назначение, Логан взял предмет в руки – так ему показалось, и он понимал, что на самом деле происходит квантовое соотнесение реальностей, он даже вспомнил семинар, на котором Донелли обосновывал такую возможность, а ему возражали и нашли множество аргументов «против» и ни одного «за».

Яркий свет в конце туннеля стал пистолетом – Логан просто забрал оружие из неподвижной руки Кайсера, будто отломил палец у гипсовой статуи. Увидел белое от ужаса и понимания конца лицо этого человека, услышал сдавленный возглас… чей? Хешема?.. направил оружие в лоб Кайсера, и пистолет выстрелил сам… то есть, видимо, Логан все-таки нажал на спуск, хотя и не понимал, как мог это сделать, будучи в состоянии квантовой запутанности и не являясь, в физическом смысле, человеком этой реальности.

Видеть он перестал сразу. На какое-то мгновение осталось слуховое восприятие, потрясенный голос Хешема:

– Господи!

И тихий, ускользающий стон Кайсера – возможно, он тоже видел сейчас черный туннель и свет в его конце. Он тоже ушел к свету, но, в отличие от Логана, без надежды вернуться.

А у Логана была такая надежда?

На короткое мгновение ускользавшее сознание возвратилось в вышедший из режима квантового компьютера мозг, и, прежде, чем погрузиться в черноту и безмолвие, Логан увидел раздраженное лицо прокурора.

– Что происходит? – требовательно спрашивал Бишоп. – В аппаратной! Что происходит со Свидетелем?

Я больше не Свидетель, – хотел сказать Логан. Он даже рот открыл, почувствовал, что вернулся, ощутил свои руки и ноги, зуд в левом ухе, жжение в затылке, там где его касались клеммы.

И – все.

Загрузка...