Млечный Путь, 2012 № 01 (1)

Почти все столики были заняты. Когда Лог вошел, Эммы еще не было, и он вернулся на стоянку, чтобы встретить ее, когда она приедет. Сказать… Как все глупо и нелепо складывается.

Телефон воззвал слишком, как ему показалось, громко, будто старался перекричать мысли Логана, которые, возможно, были слышны на другом конце города.

Эмма не включила изображение.

– Лог, – голос звучал напряженно, или Логану это только показалось? – Извини, что я… Ты мог бы приехать? Я дома и не могу сейчас уйти.

Он не должен соглашаться. Это неправильно.

– А… муж?

Он знал, где сейчас ее муж. Конечно, она дома одна. Ей одиноко и страшно. Она бродит по квартире, где совсем недавно жил с ней человек, который… но его еще не осудили… может, он вообще невиновен…

Если Эмма уже знает (и всегда знала?), кто такой Логан, если узнала его при первой встрече… Его фотографии время от времени появлялись в прессе. Закон запрещает фотографировать Свидетелей, брать у них интервью, производить видеосъемку. Но сколько раз журналисты умудрялись, не нарушая закон (бывало, что нарушали, и издание выплачивало огромные штрафы – но увеличение тиража оправдывало издержки), публиковать снимки и видеоролики, на которых Логана можно было отождествить. И если Эмма…

– Мужа нет дома. – Голос был бесцветным, или у Логана притупилось восприятие?

– Он может…

– Лог. – Теперь в голосе Эммы он расслышал отчетливые признаки паники. – Пожалуйста. Приезжай.

На экранном поле телефона высветилась карта Ройстона с указанием маршрута. Машина довезет его, он и пальцем о палец не ударит.

– Сейчас буду, – сказал Логан.

Эмма жила в красивом двухэтажном домике, построенном, скорее всего, в восьмидесятых годах прошлого века. Дом был окружен садом и невысокой изгородью из вьющихся растений. Ворота открылись, когда Логан подъехал, машина вползла во двор и остановилась на подъездной дорожке. Дверь в дом была приоткрыта, приглашая войти, что Логан и сделал, сомневаясь и надеясь… на что? В прихожей свет не горел, в полутьме он не мог разобрать, куда двигаться, и рассердился на Эмму за ненужную таинственность, за легкомыслие, и на себя рассердился – надо было повернуться и уйти…

Он повернулся, и легкие ладони легли ему на плечи, запах духов выветрил из сознания все сомнения, а губы Эммы оказались такими мягкими, теплыми и знакомыми, что не поцеловать их было невозможно.

Он обнимал Эмму и чувствовал, как посторонние мысли растворяются в ощущении радости, которого он не испытывал много лет.

Сколько это продолжалось? Полумрак в прихожей сменился темнотой наступившего вечера, а потом, возможно, настала ночь, время тоже растворилось в ощущении радости, такой чистой, что прочие чувства перестали существовать. Перестали существовать звуки – возможно, звонил телефон, а может, это ему показалось. Перестали существовать запахи, он больше не чувствовал аромата ее духов, и это не показалось ему странным – точнее, он подумал об этом только тогда, когда запах вновь появился, время принялось отсчитывать секунды биениями его сердца, и он понял, что они с Эммой не стоят посреди прихожей, а находятся совсем в другом месте, лежат на чем-то мягком, ворсистом и теплом, и что-то уже между ними произошло, хотя он и не мог осознать, что именно.