Cod. 158. Фриних Аравийский. Инструменты риторики.

Переводчик: Агностик

Прочитал «Инструменты риторики» Фриниха Аравийского[371] в тридцати шести книгах. Она содержит собрание слов и статей, некоторые из которых изящно изложены и расположены в необычной манере, по увеличению полноты элементов.[372] Многие из них можно найти в собрании Элладия, но там они разбросаны по всему огромному труду, здесь же они собраны вместе. Цель Фриниха в том, чтобы создать список особых слов, в то время как Элладий, будучи просто лексикографом, добавил их к общему материалу и включил в прочие.

Писатель процветал в период правления Марка Аврелия и его сына Коммода, которому этот труд посвящен и надписан: «Фриних приветствует Коммода Цезаря». В предисловии он призывает Коммода стремиться к знанию, в то же время расхваливая свою работу, о которой говорит, что уже написал тридцать семь книг и посвятил их императору, и обещает написать еще столько же, если, конечно, будет жив. Как мы уже сказали, мы прочитали только тридцать шесть книг, содержащие слова от первой до последней буквы алфавита.

Несмотря на утверждение, что труд посвящен императору, он, кажется, подписал отдельные книги разным лицам. Таким образом, первая, вторая и третья книги предпосланы некому Аристоклу[373], с надеждой, что может послужить для него развлечением и источником отдохновения в его день рождения; четвертая — некому Юлиану, соотечественнику и другу. Автор подбавляет, что сначала намеревался посвятить весь труд Аристоклу, но когда императорским указом был назначен членом сената в Риме, он решил взамен принять Юлиана как своего друга, объединить с ним труды и принять его услуги в качестве судьи и критика своего сочинения. Несмотря на это обещание он посвящает пятую книгу своему другу-ученому по имени Менодор, которые ранее осудил его за отсутствие надлежащего рассмотрения изменения формы слов. Автор говорит, что данную книгу написал по просьбе Менодора, и оправдывает промедление ее завершения тем, что страдал болезненным мочеиспусканием, общим недугом стариков, долгой и серьезной душевной скорбью, кровотечением желудка, и рядом других болезней. Если, однако, он восстановит свое здоровье, то обещает завершить данный заказ, и полагает, что ему хватит хорошего вкуса и сил на изучение любого другого труда своего друга, еще не предложенного. Тем не менее, шестую книгу он опять посвящает другому лицу — Тиберию; седьмую другому Менофилу, который по его словам является непревзойденным ученым и предоставил целые отрывки в иллюстрацию материала шестой книги, и убедил его отобрать многие из этих слов в его сочинение. Восьмая книга опять посвящена Юлиану, которого автор просит быть снисходительным в исправлении каких-либо недостаточно хороших предложений, приводя в оправдание свою болезнь. Девятая подписана Руфину, он говорит, что Аристокл первый побудил его начать книгу, но что Руфин ответственен за ее завершение, потому что увидев весь оставшийся материал, он признал его полезность и одобрил продолжение трудов. Десятую книгу он опять посвящает Аристоклу, затем Менодору, о котором говорит, что он только что натолкнулся на речи Аристида[374], который процветал в это время, и восторженно высказался о них. Он также говорит, что критик Маркиан, презирая Платона и Демосфена, выражает свое предпочтение перед всем остальным к письмам римлянина Брута[375], и провозглашает его образцом совершенства стиля. Автор говорит, что привел это замечание не потому, что одобряет такое суждение, но чтобы предотвратить чье-либо удивление, если некоторые думают, что слава этого человека меньше, чем у Аристида, несмотря на великолепное красноречие; ибо Аристид также, как и другие люди, отличившиеся в обучении, преодолевал тех, кто завидовал его достижениям. Одиннадцатая книга также посвящена Менодору; из остальных — мы не хотим навлечь на себя обвинение в пустословии — одна Регинию, другая Аристоклу, следующая — Басилиду из Милета, софисту, о котором он говорит, что как только получил передышку от болезни, он написал эту книгу для него, и умоляет его исправить ошибки, которые мог допустить в связи с болезнью. Все остальные книги до самого конца, которые мы прочитали, посвящены Менофилу.

Труд этот, несомненно, будет полезен честолюбивым авторам и ораторам. Составитель говорит, что он разделил собранные им слова на те, что пригодны для красноречия, для письменного сочинения, и устной беседы, для насмешливого, презрительного и любовного стилей. Лучшими образцами, нормой и стандартом чистого и безупречного аттического языка автором рассматриваются Платон, Демосфен и другие девять аттических ораторов, Фукидид, Ксенофонт, Эсхин[376], сын Лисания-сократика, Критий[377], сын Каллаэсхрия, и Антисфен[378], который своим двумя речами восхвалял Кира и Одиссея; авторы комедии, Аристофан и его группа, где они используют аттицизм; трагики, Эсхил громогласный, Эсхил сладкозвучный, и многомудрый Еврипид. Предпочитая их всем другим авторам, ораторам и поэтам, он снова ставит на первое того, кого (как он говорит) сам Мом[379] не стал бы порицать, даже если легендарный корикийский бог[380] стал бы корчить ему рожи; это Платон, Демосфен и Эсхин, сын Лисания из-за превосходства его семи диалогов, которые, как некоторые считают, не были написаны им самим, но приписываются Сократу. Таков этот материал.

Писатель показывает большую ученость, но многословен и чрезмерно зануден. Ибо труд, не упуская ничего важного, можно сократить раз в пять, тогда как автор, по причине неуместного употребления слов, скатился к неуправляемой длине, и тогда как, собирая материал по изяществу и красоте стиля, он не сумел перевести свои наставления в примеры.

Загрузка...